limb

Ch.9. Memories

«Забыть боль так трудно — но еще труднее помнить хорошее. Счастье не оставляет шрамов. Мирные времена ничему нас не учат.»

Чак Паланик «Дневник»

      За статуэтку Джисон выручил три миллиона вон и поспешил зайти в бар до его открытия. Оставил на столе у босса конверт с двумя миллионами, остальное придержав для побега. Осматриваясь по сторонам, он иной дорогой спешил к своему дому, в руке сжимая большую заначку. Зайдя в дом, наконец, смог спокойно выдохнуть, рухнув на пол. Чувство стыда и собственного ничтожества захватывало его с головой. Что же будет с ним на том свете, если он не может, не прихватив грехов, расплатиться со старыми? Выдыхает, понимая, что нельзя терять ни секунды, и собирает вещи, хаотично забрасывая все в старую сумку. У Хана совершенно нет никакого плана, он думает, что все решит, когда приедет на вокзал, вспоминая объявления и задумываясь, какое из направлений лучше выбрать.       Мысленно растворяясь в фантазиях, он чуть не падает, когда слышит громкий стук в дверь, окончательно прощаясь с жизнью. За ним пришли коллекторы, видимо поняв, что он их кинул. Появилась резко сумма, которую он не мог отдать все это время, а перед этим его еще и обчистила старая подруга — странностей полно. Бежать некуда, и парень осматривается по сторонам, застегивая сумку. Бежит на балкон, прикидывая, сможет ли выжить после падения с десятого этажа, если подставит под голову мягкую «подушку»? Когда дверь за спиной открывается, размышлять уже поздно, и он пытается перелезть через перекладину, осознавая, что быстрая смерть куда легче медленной, полной пыток и боли.       — Джисон! Какого хера, черт возьми?! — ловит его за шиворот в последний момент Минхо, взволнованно прижимая к себе. — В чем дело?! — Джисон прижимается к его груди, загнанно дыша, когда понимает, что это не его сердце так сумасшедше пытается выпрыгнуть из груди — Ли испугался за него.       — Я… Прости, — сглатывает, смачивая пересохшее горло, и ответно сжимает ткань на спине мужчины, не в силах больше нормально стоять. — Прости меня, Минхо. Я-я не мог по-другому.       — Мог, — грозно отвечает Ли. — Сколько раз тебе повторять? Что-то нужно — попроси.       — Мне… мне стыдно… — Минхо приятно чужое откровение, а потому он позволяет себе немного расслабиться, особенно осознавая, как выглядят сейчас вдвоем. Не особо понимает, чем было вызвано волнение: испугался ли за самого парня или все же проблем на работе?       — А воровать не стыдно? — усмехаясь, наконец отпускает его, заглядывая в омраченное лицо. Джисон виновато тупит глаза в пол, все еще не в силах выпустить из рук чужую одежду. Мужчина думает о его состоянии, пытается прочитать чужие мысли и подкрасться случайно к кромкам души. — Как думаешь, что будет с тобой после смерти?       — Что за глупый вопрос? Я столько дерьма сделал, что уж точно не рай, — горько усмехается, плетясь к себе в комнату и усаживаясь на матрас. Поджигает сигарету, чувствуя, что сейчас будет разговор не из приятных, словно мама ругает за оплошность.       — Какое у тебя видение загробной жизни? — осторожно спрашивает Ли, усаживаясь напротив него на пол. Ему в действительности интересно узнать, как парень смотрит на свое уже скорое будущее.       — Стой! Тут грязно… — неловко хватает его под локоть Хан, приглашая сесть рядом, где более чисто. — Не знаю, наверное, рай и ад, как у всех.       — Что, если я скажу тебе, что там чуть запутаннее система? — заходит издалека.       — Я тебе не поверю. Ни у кого нет доказательств, как там все обстоит. Но мама всегда грозила мне адом, когда я приносил двойки или обзывался на одноклассников, которые не хотели со мной дружить, — улыбается воспоминаниям парень. — Но мне интересна твоя картина мира. Поделишься? — ловит чужой взгляд на тлеющей сигарете и интуитивно протягивает ее к чужим губам. Ли ведь так тоже делал, почему ему нельзя? Он отвечает, делая скорую затяжку и на выдохе произносит.       — Есть три состояния: так называемые рай и ад, конечно же, но многие забывают про то, что, можно сказать, находится между — лимб.       — Лимб? — кривится в недоверии Хан.       — Лимб. Что-то вроде тюрьмы для тяжелых и злых душ. Однако иногда туда попадают и войны, то есть сильные души, которые способны выдержать тысячи испытаний не только для собственного искупления, но и для помощи другим. Нередко лимб также называют местом ожидания. Каждой душе, попавшей в лимб, дается определенный срок для очищения. По истечении этого времени душа либо переходит в более суровое состояние, похожее на ад, либо исцеляется и перерождается. То есть, по сути, лимб является местом временного пребывания, а не вечной обителью.       Джисон смотрел на него, как на психа, пытаясь понять, как он это все придумал. Однако его теория показалась ему интересной, но все еще звучала бредово. Он все кивал и кивал, пока слова лились из Минхо, надеясь, что они отложат разговор о воровстве на еще хотя бы пару минуточек.       — А, что тогда в твоем понимании «рай»?       — Рай — это что-то наподобие кокона. Там исцеляются оставшиеся из жизни чувства. Все буквально стирают из ДНК души, и по окончании она просто попадает в другое тело и проходит новые испытания. Как замкнутый круг: рождение, жизнь, смерть, исцеление, и по новой.       — Вау, — Хану и правда было сложно подобрать нужные слова. — Ты сам все это придумал? Это секта какая-то? Стой… ты поэтому меня преследуешь?! — глаза на пол-лица, полны удивления, но он смеется, заставляя и Ли подхватить этот смех.       — Нет-нет, никакой секты. Как ты и сказал, лишь моя картина мира, — когда тема для разговора закончилась, возникло неловкое молчание, прервать которое Джисон не решался. — Куда ты собирался? — Хан глазами ищет сумку, лишь сейчас понимая, что испуганно отпустил ее вниз перед неудавшимся падением.       — Черт, мои вещи! — оборачивается вновь на Минхо, испуганно шепча себе под нос. — Я хотел уехать…       — Пойдем, — встает, раскрывая перед ним ладонь, и Джисон осознанно вкладывает в нее свою, всецело доверяя судьбе. Выходя на улицу, Ли уточняет: — Какое-то место назначения? К кому-то из родственников? — пока Хан находит в засохших кустах сумку, он болезненно прикусывает губу, размышляя над вопросом.       — У меня никого нет, — слабость, рассказать о которой безумно сложно, но он продолжает рисковать. — Я не знаю, куда бы я поехал… Думал, решу на вокзале.       — Тогда… предпочтения? — Хан качает отрицательно головой, совсем не понимая, что тот планирует у себя в голове. — Отлично, тогда до меня и в путь.       — М? — Джисон глупо хлопает ресницами, но Минхо больше не отвечает, целенаправленно идя в сторону своего дома.

…

      Уже ночь, и Джисон безумно выдохся за, казалось бы, недолгие часы поездки. Моральное состояние было знатно опущено, когда Ли брал на себя все траты, осознавая, что тех оставшихся грошей не хватило бы и на половину пути. Минхо развлекал его разговорами, незаметно залезая под первые слои души, те, что не так сложно показать. Узнавал о его школьных годах, о матери и других родственниках. Хан не знал причины оборванных с ними отношений, однако догадывался, когда в более осознанном возрасте стало интересно посчитать, во сколько лет его родили. Матери было всего семнадцать, когда она принесла в подоле, и для семьи, чье социальное положение превыше всего остального, проще было отказаться от дочери и внука, нежели взять на себя хоть малейшую ответственность.       Джисон пытался создать уклон в сторону Минхо, но узнать о мужчине было невероятно сложно, особенно когда тот каждый раз так или иначе уводил тему разговора обратно на него. Парню было все еще стыдно, поэтому он пытался хоть как-то тому отплатить, поддерживая разговоры, касающиеся непосредственно его, даже несмотря на то, что было не особо приятно.       Доплыв на пароме, Ли вновь взял сумки и, сойдя первым, подал руку Джисону, ни на миг не сводя глаз с его состояния. Остров Уллындо встретил их несколькими фонариками вдали и прекрасным звуком водяной глади. Скалы можно было заметить даже в ночи, столь громоздкими по сравнению с небольшим ростом парня они казались. Холодный ветер дул с побережья. Если, добираясь на транспорте, они были внутри, то теперь ощутить всю ночную прохладу природы было не сложно.       — Мы добрались раньше, чем я думал, — обеспокоенно говорит Минхо. — Нужно подождать еще пару часов.       — Подождать? Чего? — кутается сильнее в куртке парень так, что видны лишь его уставшие глаза из-под капюшона.       — Тетушка еще спит скорее всего, — поджимает губы Ли, вспоминая про покрывало в чемоданчике и, поставив его прямо на землю, быстро достает и укутывает парня.       — Т-тебе не холодно? — удивляется Джисон.       — Нет, нормально. Пойдем сядем, — заприметил скамейку недалеко от них.       Усевшись, их внимание привлекло отражение лунного месяца в едва заметных волнах. Красиво переливаясь серебристым цветом, оно неизбежно притягивало взгляд Хана, действительно поверившего, что он сейчас во сне. У него правда все хорошо? Или все же что-то не так? Он отдал долги, мучившие его долгое время. Закончил с продажей наркотиков. И вот наконец видит долгожданное море, находясь на маленьком острове в не самой плохой компании.       Минхо снова достает сигареты, ведь ранее курить было некогда, и замечает на себе взгляд Хана, сидящего, как капуста, завернутый в несколько теплых слоев. Он понимает, что тот хочет, но ждет, когда он научится использовать свой голос по назначению. Затяжка за затяжкой, но парень все еще молчит, не сводя пытливого взгляда с мужчины, и Ли это начинает порядком раздражать.       — Если чего-то хочешь — попроси, — все начинается именно с таких мелочей. Минхо по-настоящему хочет, чтобы он научился, чтобы не боялся.       — М-можно.? — неловко все же бурчит парень. Ли достает новую и, вновь прикурив, вставляет ее меж чужих губ, всего на долю секунды останавливая на них взгляд. Но этого, кажется, вполне достаточно, чтобы дыхание сбилось у обоих. Хан неосознанно приоткрывает рот, касаясь нижней губой чужой перчатки, и зрачки начинают дрожать. Вдохнуть невозможно, отвести взгляд тем более. Он буквально замер, боясь того, что может вот-вот произойти, но еще больше переживая о том, что этого не случится. Минхо интуитивно приближается, ведомый непонятно откуда взявшимся интересом. Запахи друг друга смешиваются в воздухе, так правильно заполняя атмосферу вокруг. Упавшая сигарета осталась незамеченной, ведь оба сейчас были увлечены лишь видом, открывающимся через призму розовых очков.       — Ребятки, а вы чевой это тут расселись? — раздается голос старушки за их спиной, и Ли переключается на чужой лоб, замечая свисающую с капюшона ворсинку, и смущенно показывает Джисону во избежание каких-либо недомолвок. Вмиг поворачивается, подбегая к женщине и забирая тяжелые ведра с рыбой.       — Ой, здравствуйте, тетушка! А вы чего не спите в такую рань? — спрашивает Минхо, поворачиваясь к Джисону и кивая ему в сторону дома.       — Так ведь сейчас самый улов! Только это секрет, — шепчет она на ухо Ли. — Если местные мужики узнают, всю малину мне испортят, — недовольно цокает она. — У меня лучшие продажи в этом сезоне, и рыбки много. Сейчас как приготовлю, м-м, накормлю вас досыта! — Минхо улыбается ей, осторожно кивая в сторону парня, плетущегося с сумками за спиной.       — Вот его откормите, пожалуйста. Мы к вам надолго.       Джисон не слышит, о чем говорят Минхо с бабушкой, и совершенно не понимает, как они узнали друг друга, особенно в такой темноте. Идет следом, еле передвигая замерзшие ноги. Домик женщины окутан уютом, а потому он более чем доволен. Однако в голове все еще стоит вопрос, когда мужчина успел обо всем договориться? Внутри светло и тепло, он кидает на пол вещи, блаженно выдыхая уже согретый воздух. Ли посмеивается, оборачиваясь на него, и Хан краснеет, абсолютно точно осознавая, что то, что произошло пятью минутами ранее, лишь его плод воображения.       — Вы устали, поди? Комната готова, можете поспать, пока я разберусь с рыбой и приготовлю поесть, — она хлопает по плечу мужчину, тепло улыбаясь. — Джисони, не стесняйся ты так, ну! Меня зовут Нам Дон Соль, — Хан кивает ей, благодаря за кров, и все же идет проверить их общую с Минхо комнату.       Она небольшая, квадратов тринадцать от силы. Светлый деревянный шкаф занимает большую часть пространства. На полу два спальника, на вид довольно мягкие и удобные, так что парень более чем доволен, тем более что прямо из окна он может любоваться рассветом и морским пейзажем.       Джисон наскоро переодевается, укладываясь на свое место, и смотрит на край видимого неба, что из синего уже потихоньку окрашивается в красный. В тепле так морит, что веки уставшие и такие тяжелые после сегодняшнего приключения сами собой закрываются, давая парню заслуженный отдых.       Когда Минхо заходит в комнату, старается вести себя как можно тише, чтобы ни в коем случае не потревожить его сон. Садится поодаль, чтобы не мешать, но не сводит глаз с беспокойного даже во сне лица. Лишь сейчас позволяет себе вернуться в тот момент, задаваясь самыми банальными вопросами. Почему? Зачем? Как? Неужели он что-то испытывает к нему? Нет, он ведь должен что-то чувствовать внутри, ведь так? Но кроме жалости и в некоторых моментах отвращения ничего вспомнить сейчас не может.       В момент слабости, когда нервы достигают предела, он срывается в личном чате с Сынмином, обещая, что устроит ему настоящий прием по возвращении из небольшого отпуска. Между строк не забывает и поинтересоваться его состоянием, но все же большая часть полна детских ругательств и угроз. Тот так бездумно нагрузил его доверчивый мозг ненужной информацией, что теперь не отвертеться. Хочет ли того или нет, желание узнать парня уже касается не только работы. Возник личный интерес, смешивать который с делом очень и очень нехорошо.       И в какой момент мужчина начал замечать приятные черты лица парня? Волосы хоть местами и с проплешинами, кажутся довольно мягкими и слегка завиваются на затылке. Родинка на щеке, еще одна на шее и третья на ключице заставляют трепетно рассматривать внешний облик Джисона. Каждый раз замечает все новую деталь, записывая куда-то глубоко в подсознание. Неправильно все это, запретно, но от этого лишь сильнее манит, заставляя буквально задыхаться от собственной беспомощности.       Он привычно ложится в свой спальник, подкладывая мягкую подушку под голову, и опять бессильно тонет во взгляде на Хана. Пытается себя убедить в том, что тот совершенно обычный, ничем не приметный, и ведь так и есть на самом деле, так почему же? Джисон не первый и далеко не последний, с кем работает Ли, но только лишь он смог разжечь в нем интерес. Пройдет ли все это, когда он узнает его историю? Хотелось бы верить, что да, иначе проблем не оберешься, начиная с самых мелких в виде угрызений совести, а заканчивая кошмарными наказаниями, что в действительности хуже смерти.       Размышляя о конце жизни, Минхо всегда с упоением завидует людям, что их жизнь когда-то оборвется. Такая глупость эта вечная жизнь, и совершенно не понимает всеобщую увлеченность мифическими существами, вампирами и тому подобным. Хотя они ведь не знают, каково это на самом деле, не было возможности испытать, а потому и живут в своих сладких фантазиях. На деле это ведь ежедневный день сурка, не дающий ничего нового. Однако Ли может изредка развлечь себя работой, но начинать одно и то же каждый раз тоже уже надоело. Часто люди неинтересные, словно серая масса, ни капли не привлекательные разуму. Сериалы и вкусности, конечно, радуют, но и они бывают уже начинают мозолить глаза, прося небольшую передышку, чтобы после вновь почувствовать их чуть горьковатый вкус.       Когда Ли вновь ощущает пустоту внутри, задумываясь о сущем, он позволяет себе снять перчатку и дотрагивается до родинки на шее, что заприметил ранее. Палец обжигает, но не так, что нельзя вытерпеть, а потому осторожно пробует кожу на ощупь. Чуть шероховатая и местами сухая, повсюду кровоподтеки от царапин, что оставил на себе Джисон, не имея уже возможности стерпеть неприятный зуд. Отдает крохи своей силы, замечая, как расслабляется напряженное лицо парня — становится лучше. Царапины затягиваются прямо на его глазах, но от болячек избавиться невозможно, это предвестник смерти, что будет сопутствовать Хану до последнего вздоха. Болевые ощущения совсем скоро тоже будет невозможно унять даже на жалкие пару минут, — Минхо отчетливо это знает. Взгляд вновь касается чужих сероватых губ, совершенно обезвоженных и потрескавшихся. Ли нисколько это не отталкивает, ведь видел куда хуже. В этом есть свои прикрасы. Тело мужчины идеально вдоль и поперек, показывая его неживую натуру, а вот Джисона, напротив, полно истязаний и неровностей, шрамов и боли, во всей красе демонстрируя жизнь.       Минхо не впервой испытывать желание заботиться о ком-то, он следует ему, совершенно не жалея. Ненависть, озлобленность — одни из самых ничтожных чувств в мире, подначившие развязать множество войн и устроить столько бессмысленных ссор. Он уверен, что все должно идти от сердца, понимание и принятие — качества, что присущи каждому в мире человеку, но некоторые просто не научились ими пользоваться, выбрав то, что полегче. Да и самому зачастую проще психануть, захлопнув за собой дверь, но в этом нет правды — она в теплых чувствах, не горячих или холодных, а именно теплых.       Он закрывает глаза, позволяя себе, наконец, расслабиться, перестав постоянно думать о чужом самочувствии и оставшемся времени. Во сне ненароком придвигается ближе, то ли согреться, то ли согреть другого. Но тело действует отдельно от разума, ведомое совершенно новым чувством. Ладони окутал прохладный воздух от сквозняка, ползущего по полу, помогая скорее впитать в кожу липкую влагу, чтобы те тоже смогли отдохнуть.       Джисон, кажется, проспал вечность, прежде чем наконец открыл глаза. За окном уже темно, а рядом все еще пусто. Рядом с Ли всегда почему-то так спокойно спит, сны, что долгое время не посещали его, вновь радуют своими красками и мимолетной радостью. Тело совершенно не ломит и не чешется, словно он просто привык к этим ощущениям, но нет же — все в полном порядке. Может, болезнь ему просто причудилась? Вряд ли, пятна все еще покрывают его медово-серую кожу. Вмиг хочется закрыться, потому он тянется за толстовкой, только через пару секунд замечая, что она чужая. Неужели в гардеробе Минхо есть такие приглушенные тона, как темно-синий? Он оглядывается, присматриваясь к чужому чемодану, и видит также пару черных вещей, усмехаясь про себя.       — Все-таки в цветном он мне больше нравится, — прикусывает губу и выходит из комнаты.       Картина, что открывается перед ним, такая домашняя и столь нереальная, будто он все еще спит. Минхо сидит посреди кухни и нарезает в большой тазик капусту для кимчи, весь вымазанный по локоть, но такой усердный в своем важном деле. Бабуля бегает по пространству, ища нужные специи, и добавляет все в гущу, ни капли не жалея.       — Ну же, сынок, опусти руки ниже, — она хватает его за тыльные стороны ладоней, погружая их ко дну, чтобы тот тщательно промазал соусом каждый лист. Зависть внутри Джисона вмиг вспыхивает слабым желтоватым огоньком, когда он понимает, что лишь ему одному запрещено касаться его рук. И почему же? Он так ему противен? Нет же… лицо, казалось бы, самая уязвимая часть, но допущенная к его прикосновениям. Так в чем же дело?       — О! — замечает его наконец Ли. — Выспался? — Хан кивает, осматривая пространство.       — Чем могу помочь? — осторожно спрашивает, стараясь не попадаться под ноги суетливо мельтешащей женщине.       — Помни капустку, Джисони, — показывает в сторону Минхо, отвлекаясь всего на долю секунды.       — Нет, не нужно. Ты голодный, весь день проспал. Там рыба осталась, подогрей себе, — кивает на холодильник мужчина. Но Хан, словно ребенок, у которого отобрали игрушку, садится напротив него, закатывая рукава, и вот-вот хочет погрузить свои руки в гущу, чтобы понять, почему Ли так избегает соприкосновения. — Джисон, — угрожающе строго произносит Минхо, за мгновение поменявшись в лице. — Я же просил тебя.       — Почему? — нервно кусает щеку, все еще норовя залезть внутрь.       Он безнадежен.       — Уф-ф… — выдыхает мужчина. — Я разве должен объяснять? Просто выполни одну мою просьбу, — смягчается, стараясь все же держать себя в руках. Данная поездка должна изменить отношения между ними в лучшую сторону, а не испортить их окончательно.       — Ладно, — уводит взгляд в сторону, вновь ругая себя за импульсивность. — Но тогда и ты сделай кое-что для меня…       — Все, что угодно, — улыбается краешком губ Ли.       — Вы болтать пришли? Займитесь делом! Я уже старенькая, поясница так и тянет, а вы совсем не помогаете, — наводит драму вмешавшаяся в их разговор женщина.       — Ну что вы, тетушка! Я мну, вкладываюсь на все сто. Это Джисон меня отвлекает, — по-ребячески усмехается Минхо, оставляя виноватым парня.       — Ах ты, — удивляется Хан, подрываясь с места под звуки цоканья госпожи Нам и заливистого смеха Ли. Но не может долго держать каменное, рассерженное лицо, все же поддаваясь такому приятному звуку.       Поздним вечером, когда бабушка легла спать, Джисон сидит на крыльце и курит, посматривая вдаль на открывающийся пейзаж темного моря. Ли подходит сзади, принося с собой подушку.       — Ты спать здесь будешь? — усмехается парень.       — Подложи под себя, не нужно сидеть на холодном, — Хан, не ожидая заботы, неловко мнется и поднимается, принимая в действительности необходимую помощь. — Так что ты хотел попросить у меня? — скромно улыбается, пытаясь подавить ухмылку, и смотрит на него украдкой.       — Прогуляешься со мной? — Ли кивает, вставая с места, и подает руку, вновь облаченную в перчатку. — Не сейчас, сил нет, — укладывает голову на деревянный заборчик, прикрывая глаза.       — Не выспался? — интересуется мужчина.              — В том-то и дело, что выспался. Просто… мне впервые никуда не нужно, и это так здорово, — усмехается Джисон. — Но это ведь тоже когда-то закончится. Меня найдут, где угодно найдут… — он не прекращает улыбаться, однако Минхо видит, как грустят его глаза, отражающие ночное звездное небо.       — Пока ты со мной, никто не посмеет тебе навредить, — и вновь его слова звучат так грандиозно, заставляя самого покраснеть после откровения. Хотя Хан не впечатлен, смеется прямо ему в лицо, не скрывая истинной реакции.       — Хочешь сказать, ты всемогущий? Если они захотят, их ничто не остановит, — опускает неловко глаза, точно что-то припоминая. — Разве что мой труп.       Минхо видит, как скоро меняется его лицо, знает, когда человеку больно. Джисон явно что-то вспомнил, а потому стоит его хоть немного разговорить. Времени действительно с каждым днем все меньше, а со стремительно прогрессирующей болезнью ситуация только ухудшается.       — Ты кого-то потерял из-за этих бандитов? — он не осознает, как приближается к парню, взволнованно разглядывая его лицо. Минхо не ожидает, что заданный вопрос окажется настолько правильным. Джисон мгновенно приподнимает на него свои озлобленные глаза, а дыхание и подавно становится более загнанным, словно вот-вот и он закипит от эмоций внутри. — Прости. Я сказал что-то не так?       Хан вновь и вновь возвращается в тот самый роковой день, когда жизнь разделилась на до и после. Глаза, красные от ярости, начинают предательски слезиться, и он поддается влиянию своего нутра, хватая Ли за ворот и неприятно сдавливая его горло.       — Что ты знаешь, черт возьми? — голова Минхо заливается бордовым цветом, когда дышать уже практически невозможно, но он не сдается — терпит, желая посмотреть, до какой точки тот сможет дойти. Отрицательно качает головой, отвечая на вопрос. — Тогда какого хрена ты всегда попадаешь в цель? Не смей об этом говорить. Никогда, — отбрасывает его, уходя восвояси, пока мужчина хаотично глотает воздух и откашливается.       На улице тьма, свет фонарей настолько блеклый, что приходится ориентироваться по звездам. Джисон упрямо идет к воде, желая просто выпустить пар.       — И я еще придумал себе чувства к нему. Смешно. Ублюдок, — пинает камешки под ногами, пытаясь понять, почему же Ли вызвал в нем подобные эмоции. Минхо такой непонятный, оттого и до боли раздражающий. Что он таит внутри себя? Откуда он столько знает? Про Нану никто не может знать, никто, кроме Хана. Тогда почему тот сразу спросил именно про это? — Агх! Привез меня сюда и денег впритык.       Он ложится на пустом пляже на камни, кажется, уже совсем не чувствуя холода. Закрывает глаза, вдыхая успокаивающий воздух глубоко в легкие, и думает о жизни, о годах, что успел прожить. Последние из них прошли так незаметно и так опустошенно, из-за чего парень каждый раз так сильно корит себя.       Мысли начинают копаться в подсознании, подбрасывая неприятные моменты из прошлого. Джисон хмурится, не желая думать в этом направлении, но самоуничижение, столь свойственное ему, не оставляет в покое, вмиг вспоминая лик матери, такой хрупкий и нежный. Она была словно тонкая ива, склоняющая свои ветви к земле. Сейчас Хан чувствует, что ее безумно жаль, однако в детстве, когда эгоцентризм так и плещет внутри, вокруг чужие проблемы не имеют как такого значения. А мамина вымученная улыбка всегда останется в памяти и будет резать черствое сердце тупым осколком, напоминая о чувстве вины.       Вновь осознает, где находится, пробуждая из закромов совесть, которая просит его быть более благодарным. Это все сделал для него Ли. Он украл у него статуэтку и даже не получил никакого наказания. Вернул все долги и сейчас лежит у столь желанного моря сытый и одетый. Минхо всегда заботится, а Джисон опять и опять бьет его не столько физически, сколько морально. Отвратительно. Человек к нему со всей душой, а он, боясь повторения все тех же ошибок, отталкивает его первым.       — Здесь холодно. Пойдем в дом, пока не заболел, — и вот опять. Горячих соленых капель так много в глазах, что они более не выдерживают и скатываются к вискам, кажется, впервые показывая Ли свою чувствительную сторону. — Пойдем, — повторяет мужчина, усаживаясь перед ним на корточки, и замечает, как слезы катятся по его щекам. Прикусывает нервно губу, переводя взгляд на темень и вновь возвращает обратно. — Давай вставай, я помогу дойти. Тебе больно?       Да хватит уже думать обо мне!       — Как же ты… как же ты меня достал, Минхо, — Ли удивляется его колким словам, однако все еще пытается понять, услышать, что на самом деле за ними скрывается. Но Джисон не дает ему подумать, когда буквально набрасывается сверху, вновь сжимая в руках ткань куртки. Трясет мужчину, выкрикивая различные ругательства. — Сколько, блять, можно? Отстань от меня. Мне не нужна забота, не нужны твои нюни и сопли. Я сам. Сам! Уяснил?       — Джисон… — пытается остановить сорвавшегося на эмоции парня. — Давай спокойно поговорим, — осторожен и пытается успокоить, но не тут-то было, своим благоразумием он лишь сильнее его разозлил, получив новый удар в скулу. И ладно удар, но голова, лежащая на камнях, так тяжело проехалась по одному из них, что в глазах на миг потемнело. Хан на мгновение и сам испугался, услышав тихий хруст, однако разозлился лишь сильнее, но уже хотя бы понимал, на кого. Он сам вечно все портил, все, к чему так или иначе прикасался, и прямо сейчас что есть силы стучит по чужой груди, все яростнее срываясь. — Да прекрати же ты наконец! — перехватывает чужие руки, используя уже нечеловеческую силу, чтобы тот очнулся от истерии. Джисон как вкопанный смотрит прямо ему в глаза, переключаясь с одного зрачка на другой, чувствуя стыд. — Поспи, — и тот отключается, падая прямо на него. Минхо откидывает его в сторону, наконец спокойно дыша и смеясь, думая о том, что они теперь будут делать после всего этого.