limb

Ch.8. Ask for it

«Что может дать один человек другому, кроме капли тепла? И что может быть больше этого?»

Эрих Мария Ремарк «Триумфальная арка»

      Джисон, окутанный теплом одеяла, витает в самых красивых фиолетовых снах, так близко ощущая полюбившийся аромат. Впервые так яро не хочется выходить из сна, не чувствуя ни боли, ни тревоги, лишь полное умиротворение и крохотное, ускользающее из-под пальцев счастье. Солнце совсем яркое, что не вяжется с осенним сезоном, полным только дождей и серых туч. Лучи настойчиво проникают в квартиру, заставляя Хана сильнее зажмуриться и спрятать глаза в чужом крепком, но расслабленном плече. Он бессознательно прижимается ближе, лишь сейчас резко задаваясь вопросом «А к кому?». Затаив дыхание, медленно открывает заспанные веки и видит перед собой мирно спящего Ли. Застывает на какое-то время, имея возможность рассматривать каждую деталь его лица, будучи незамеченным. У мужчины длинные ресницы, гладкая мягкая кожа, до которой очень уж хочется дотронуться, чуть красноватые пухлые губы. Парень не знает, что с ним сейчас происходит, но так хочется остаться в этом моменте подольше и просто смотреть.       Ненароком вспоминает вчерашний разговор, задумываясь, почему же Минхо не хочет жить? «Скука» кажется лишь отговоркой. Ему тяжело. Многим людям порой чего-то не хватает или же, наоборот, слишком много, что выдержать все это уже нет никаких сил. Мужчина кажется ему простым неизвестным пятном, скрывающим столько всего глубоко внутри себя. Он жалеет, что был с ним груб, что высказал недовольства, относящиеся лишь к самому себе. Тот не заслужил. Он столько собирался с мыслями и выдал то, что поистине мучило долгое время, а Джисон так некрасиво себя повел, скорее всего, лишь сильнее оттолкнув от себя Ли. Однако тот сейчас лежит на его постели, а не у себя дома. Принес его после вчерашнего домой и вновь не стал раздевать, наоборот, укутал в теплое покрывало, не забрав себе и краешка. Это уже о чем-то да говорит, а потому внутри так необходимо тепло и хорошо.       Хан, ведомый лишь сиюминутным соблазном, тянется к его лицу пальцами и резко пугается, когда видит дрожащие веки. Хватает из-за головы книгу и что есть силы бьет едва проснувшегося мужчину по лбу.       — Ай-с-с, — Минхо сразу же прислоняет ладонь к гудящему от боли месту и отстраняется.       — Какого черта здесь разлегся? Еще и в одежде, — лишь сейчас замечает младший. — Своего дома нет?!       — Я случайно… — Ли не открывает глаз, чувствуя скопление влаги. Он очень испугался, да еще и так сильно жжет, что даже уши закладывает. — Прости, я сейчас же уйду. Не хотел напугать, — быстро оправдывается он, вставая с пола.       Хан сидит и смотрит на это все, безумно испытывая стыд за то, что так импульсивно поступил. Вновь ударил, и как Минхо после всего этого его терпит? Капля с чужих глаз все же капает, и Джисону уже нечем дышать, захлебываясь в собственной совести.       — Хей… ты это… подожди, не уходи, — но Ли словно в бреду плетется к двери, попутно задевая стену и еще сильнее крехтя от боли. — Минхо! Прости, — останавливает его за локоть, заглядывая взволнованными глазами в его лицо. — Черт, прости, пожалуйста. Я… я не знаю, что на меня нашло, — мужчина хочет на него накричать, но волнение буквально читается на лице Джисона, так что он практически сразу остывает и кивает. — Сильно болит?       — Уже нет, — сглатывает едкие высказывания, стараясь вести себя подобающе поведению Хана.       — Мне очень жаль, хен, — он тянется рукой к чужой, все еще облаченной в перчатку, и убирает ее со лба, чтобы увидеть, как сильно тот пострадал. Оказывается, он задел его краем, из-за чего на лбу теперь царапина вместе с пока еще красноватой гематомой. — Ох… Пойдем умоешься? У меня даже ни аптечки, ни льда нет, — прикусывает нервно губу, а Ли не выдерживает и улыбается, замечая это. Делает новые пометки у себя в голове, наконец находя хоть какие-то плюсы в отношении парня. — Совсем пришибло? Чего лыбишься?       — Милый ты, — сам не верит, что сказал это, а потому быстро идет в сторону раковины, чтобы смыть выступивший румянец.       Джисон остается на месте, переваривая услышанное. Он только что шарахнул его книгой, а тот назвал его милым? Или ему это причудилось? Встряхивает головой, понимая, что все было реальным, а потому ответно краснеет, моментально задыхаясь, ведь желает поспорить. Никакой он не милый. Он серьезный, строгий, местами упрямый, но никак не милый. Это слово действительно чуждо, однако заставляет смущенно улыбнуться, не в силах себя более контролировать.       — Чудак.       — Я-то? Ну разве что совсем чуть-чуть, — ухмыляется Ли, выходя из ванной.       Джисону неловко не только лишь из-за удара, он ненавидит, когда кто-то посторонний приходит в его дом. Здесь не убрано, воняет, повсюду разбросаны табак и окурки. Угостить нечем, отопления нет, ванная комната убогая, совершенно не оправдывающая свое название. Однако Минхо это совсем не интересует, он смотрит на Хана, а не на беспорядок вокруг. И младший безмерно благодарен ему. Может, все же дать ему шанс?       — Ты все еще хочешь подружиться? — неслышно спрашивает он.       — М? — пугается Ли такого вопроса, одновременно безумно радуясь внутри. — Конечно.       — Я скоро умру, — напоминает о сказанном вчера.       — Буду рад составить тебе компанию, — горько усмехается Минхо, а Джисон подхватывает, опуская взгляд на пол.       — Если планируешь сегодня приходить, то лучше раньше… — сквозь ком в горле говорит он. Мужчина понимает, о чем тот говорит, предупреждает, что задержится из-за «начальства».       — Ты же понимаешь, что не обязан это делать? — Ли грустно, по-настоящему грустно, что в действительности пугает, красным флагом мельтеша перед носом. Любые чувства мешают работе, сколько раз ему наказывали, чтобы он с холодной головой подходил к обязанностям.       — С чего ты взял, что у меня есть выбор? — смеется прямо ему в лицо Хан.       — У всех есть выбор, — говорит Минхо, сразу же вспоминая столько случаев, когда у людей совершенно его не было. Но сейчас перед Джисоном столько возможностей, проблема в том, что он о них не знает. А если бы знал, воспользовался бы?       — Ха… Да что ты. Ну, скажи тогда, что мне сделать? — с надменным лицом приближается к нему.       — А что бы ты сделал, если мог? — сглатывает, смотря сверху вниз на него, боясь оттолкнуть, потому осторожен. Джисон молчит, не зная ответа. Му Так сделал слишком много, чтобы его ненависть к нему была оправдана, а потому в голову лезут не самые приятные мысли.       — Убил бы, — серьезно отвечает ему Хан, смотря прямо в глаза, и Ли верит. — Столько людей пострадало от его алчных рук… Разочарован? — вновь тот же вопрос, на который все тот же ответ.       — Я тебя понимаю, — продолжает Минхо, надеясь, что таким способом все же сможет больше разговорить парня. Джисон отчего-то пугается, вглядываясь в чужие зрачки, чтобы подловить на лжи, но вновь пусто.       — Курить хочу, — отворачивается, ища новую пачку, но не находит. Мужчина достает из кармана и протягивает ему, неловко переминаясь с ноги на ногу. И что с ним сегодня такое? — Спасибо, — забирает, мигом поджигая и вдыхая необходимый ему дым табака.       Проходит мимо него, закрывая дверь в туалет. Хочется спрятаться, но боль вновь и вновь возвращается, предсказывая скорую кончину. Ли словно забирает ее, когда находится рядом, — это так или иначе вызывает зависимость от его присутствия. Закончив, он смотрит на себя в зеркало, думая, что делать дальше, как общаться, если уже чувствует к нему больше, чем может позволить? В Минхо нет романтического к нему интереса — он уверен. Иначе кто бы продолжил с человеком общение, зная, что он спит с богатым боссом за деньги? Кто бы хотел иметь друга, который живет в свинарнике? И главный вопрос: для чего им общаться, если осталось всего ничего? Ли прерывает его раздумья, облокачиваясь на закрытую дверь и аккуратно расспрашивая.       — Ты делаешь это, чтобы оплатить долг?       — Какое тебе до этого дело? — грубит, не желая вовлекать его во все это.       — Может, я мог бы помочь… — уже прямо предлагает, но Хан не привык рассчитывать на других.       — Нет. Займись своей жизнью, — смотрит на себя в зеркало, замечая пару новых пятен на шее, когда оттягивает ворот водолазки.       Стало тихо, Джисон спустя минут пять все же выходит из комнаты проверить, почему Минхо не слышно, но вовсе не обнаруживает его в доме. Опять обидел его, нагрубил, перед этим нехило зарядив по лицу.       Хан закрывает лицо руками, сползая на пол. Тошно от самого себя. Хочется в спокойное детство, где он совершенно не знал о будущих тяготах. О том, какие жестокие бывают люди, забирая порой их худшие качества во время формирования личности в среде. Вспомнить себя в средней школе, он ведь никогда не был таким. Был веселым, жизнерадостным парнишкой, который никогда бы и не подумал поднять на обидчика руку. Таким его сделала жизнь и не самые лучшие ее условия.       «Убил бы»… Серьезно? Он правда это сказал? Парень расстроен тем, что в действительности мог отпугнуть этим Ли. Однако, что бы тот сделал, если бы Хан его о чем-то попросил? Быть должным кому-то невыносимо, он в этом бреду уже не первый год, каждый раз оглядываясь по дороге домой, чтобы за ним не следили коллекторы — парни жестокие, не посмотрят ни на слезы, ни на захлебывание в собственной крови.       Оставшись наедине, Джисон всецело ощущает одиночество, вновь желая почувствовать присутствие Минхо, хотя бы молчаливое. Наконец вернулся, но вдруг опять пропадет? Будет тоскливо, но ему не впервой оставаться лишь с самим собой. Все его покидают: мама, Нана, Барам, и Ли коснется та же участь, а потому он не хочет зацикливаться на его присутствии, зная, как быстро привязывается к людям.       Уже вечер, Хан в ванной с застывшими слезами готовится ко встрече с кошмаром, надеясь, что хоть немного облегчит скорую боль. Все тело зудит и горит, он не в силах нормально прикасаться к собственной коже.       Закуривая косяк, он смотрит с балкона вдаль, на белоснежный двор. Сегодня выпал первый снег — выглядит завораживающе, но холодно. Минхо оставил у него свою шапку, поэтому Джисон заранее положил ее к себе в рюкзак, надеясь все же встретить его ночью.       Так хотелось надеть новые вещи, но разум подсказывал, что ничего хорошего с ними после сегодняшнего не будет. Джисон снова и снова гладит пальцами ткань, фантомно представляя другого человека. Все еще не может выбросить из головы их перепалку, боясь, что и правда задел мужчину, который хотел ему помочь. Минхо не заслуживал такого к себе отношения. Хан столько раз превысил лимит дозволенного, что уже просто кажется, что Ли — мазохист, который все терпит и каждый раз прощает.       В баре сегодня пустовато, но Джисону же лучше, однако так хотелось нагрузить свой мозг перед тем, что его ждет впереди. Теперь же мысли так или иначе кружат вокруг мерзкого босса, напоминая неприятные картинки из прошлого. Не столь страшно делать это в очередной раз, но так мерзко после осознавать, что все это — не твое тело, а чья-то игрушка для удовольствий. Хан уже давно не прикасался к себе, ведь каждый раз испытывает отвратительную неприязнь к своему телу. Возбуждения и желания не испытывал ровно до вчерашнего момента, когда Ли двигался в танце, посвященном лишь ему одному. Парень все еще не понимает, как это произошло и каким образом все это объяснить хотя бы себе. Но старается не корить себя, уверенный в том, что на это есть веская причина. По крайней мере, внешний вид мужчины.              Минхо, как Джисон и просил, приходит рано, неловко усаживаясь за барную стойку. Хан не замечает его, занятый заменой закончившихся бутылок спиртного. Ли жмется, не решаясь что-либо сказать. Думал обо всем, что между ними произошло, уничижая себя за неосмотрительность. До сих пор переживает по поводу того, что уснул с ним в одной постели — никогда раньше такого не допускал, так в чем же дело? Так еще и проблема в том, что ему понравилось — сны были одни из самых теплых в его жизни. Он смущенно откашливается, прежде чем заявить о своем присутствии.       — Можно… пина-коладу? — вспоминает, как тот предлагал напиток в день их знакомства. Джисон, витающий в своих мыслях, на автомате делает коктейль и, когда поворачивается, замирает на месте, смотря сначала на Минхо, а потом на напиток, который тот выбрал.       — А как же кофе? — сглатывает, не решаясь отдать.       — Сегодня хочется чего погорячее, — улыбается Ли, смотря на коктейль и не понимая, почему тот все еще его не отдает. — В чем проблема?       — Нет… ничего, — кладет бокал рядом с ним и вновь отворачивается. В голове суматоха, не может нормально сконцентрироваться хоть на одной мысли.       Минхо не отвлекает парня от дел, сидит в телефоне, листая новостную ленту и проверяя электронную почту. На удивление, после его последнего посещения работы там совершенно тихо, что, несомненно, радует. Появляться там так чуждо разуму, дома куда комфортнее, но обязанности не вычеркнешь, не уволишься, как бы ни хотелось.       Он крутит в руке холодный бокал, рассматривая, как кокосовая стружка плавает в роме. Абсолютно вышедший из реальности, он практически не замечает, как сзади него прилегает мужская фигура, бесстыдно распускающая руки. Ли усмехается, когда одну из ягодиц нежно сжимают. Запах отвратительнейшего табака, смешанного с виски, вызывает тошноту. Мужчина наклоняется к его уху, шепча всякие непристойности, и, ни капли не боясь окружения, облизывает его мочку.       — Не много ли вы себе позволяете, господин Чхве Му Так? — спрашивает, удивленный чужой наглостью, Минхо.       — Я помню тебя. Мы, кажется, в прошлый раз не закончили, — ухмыляется он, развратно поглаживая чужое бедро. Ли не шевелится, замечая, как после его слов обернулся Джисон.       Хан борется сейчас с собственной совестью, думая, что босс мог бы переключиться на Минхо, и тогда он мог бы избежать уготовленной участи. Но старший этого не заслужил, он лишь жертва обстоятельств — оказался не в том месте, не в то время.       — Да что вы… Не припоминаю, — саркастично отвечает Минхо, даже не поворачиваясь в его сторону — вонь из его рта ощущается всеми органами чувств.       — Так я тебе напомню, — рука, совершенно не стесняясь, поднимается и накрывает его пах, и Му Так уже буквально позволяет себе тереться о него сзади.       Джисон замечает, как каменеет челюсть Ли, чувствуя жалость, неприязнь и… ревность? Сам не совсем понимает, откуда возникло это чувство где-то на подкорках сознания, но чувствует его отчетливо, однако в гораздо меньшей степени, чем остальные. Срывается, обходя рабочее место, и хватает Чхве за ворот рубашки, уводя в его кабинет.       — Терри! — кричит напоследок охраннику, чтобы тот подменил его на время.       Закрывает за собой дверь и кидает начальника на красный блядский диван, на котором побывало человек больше, чем на Таймс-сквер. Сглатывает, совершенно не зная, что делать дальше. Им двигали лучшие чувства, но, оказавшись лицом к лицу с собственным страхом, одной смелости уже недостаточно. Он снимает джинсы, чувствуя, как дрожат руки, а мужчина напротив лишь довольно ухмыляется и причмокивает, расстегивая собственную ширинку.       Немного потерпеть и снова все забыть.       Минхо сидит две минуты, пять, десять, все сильнее нервничая. Терри не сводит с него взгляда, в упор разглядывая чужое лицо. Видит, как тот рвется пойти следом, но не решается. Порвал уже сотню салфеток, стараясь утихомирить звон в ушах. Вмешиваться в жизнь людей — один из главных запретов, каждый раз доставляющий Ли столько совестных мук, когда он может, но не делает. Если бы Джисон попросил — другое дело, ведь тогда он сам бы изменил свою судьбу, и мужчина просто ей подчинился. Но вновь и вновь Хан сам выбирает, казалось бы, то, что для него лучше. Однако каким образом изнасилование, не подходящее под категорию «лучше», может быть собственным выбором?       Мужчина не выдерживает и резко встает со своего места, направляясь к кабинету, но Терри, опережая его, укладывает головой наземь, не давая пошевелиться. Держит крепко, но аккуратно, стараясь не доставить болевых ощущений.       — Пусти, если хочешь жить, — плюется Минхо, замечая, как небольшое число посетителей обернулись на них.       — Не нужно вам туда, Господин, — осторожно говорит охранник, все еще удерживая того на месте.       — Я сам решу, куда мне надо, — продолжает. И ведь мог его спокойно откинуть, но тогда нарушил бы первое небесное правило.       — Господин, — Терри замолкает, и Ли практически не дышит, понимая, что Джисон вышел.       — Боже, что здесь произошло? Терри, в чем дело? — наклоняется к Ли, помогая подняться.       — Все в порядке, — Хан и сам все понимает, когда видит, что они находятся у лестницы. Минхо обеспокоенно осматривает парня, сразу же замечая бросающийся в глаза бордовый отпечаток тяжелой ладони на щеке и кровоподтеки вокруг. Губы покусанные, все в крови и глаза на мокром месте. Джисон избегает прямого взгляда, но Ли не выдерживает и хватает его за руку, ведя в подсобное помещение за вещами.       — Куда? — голос дрожит, хочется обессиленно разрыдаться, но он продолжает сдерживаться. Минхо хотел вмешаться? Защитить? Но зачем?       — Одевайся, — он осип, но старается быть нежным, невзирая на монстра внутри. Мужчина выходит в коридор, ожидая, пока тот соберется, и видит Му Така, который как раз идет в его сторону.       — Я не понял, что за самоуправство? Куда собрался? — кричит он в приоткрытую дверь, когда Ли, обещавший самому себе не срываться, за горло что есть силы прижимает того к противоположной стене. В глазах то ли алое пламя, то ли кровь, заставляющая задыхающегося мужчину еще больше сжаться от страха. Минхо, ни капли не жалея ублюдка, усиливает хватку на его шее, смотря, как закатываются чужие глаза.       — Его больше для тебя не существует, усек? Приблизишься — убью, — слова отнюдь не шутка, абсолютно серьезен, болезненно воспринимая подобные темы. Он отбрасывает его от себя, когда выходит Джисон и идет за ним следом, испуганно оборачиваясь на судорожно глотающего воздух босса.       Когда выходят на улицу, Ли не стесняется взять его за руку и ведет в известном лишь ему одному направлении. Хан молчит, боясь сказать что-либо.       — Хочешь кушать? — заботливо спрашивает его Минхо, сводя брови на переносице и вновь натыкается на следы побоев. — Конечно, хочешь, — отвечает сам себе сквозь ком в горле, чувствуя отвратительнейшую боль внутри.       — Хен, спасибо, — неслышно говорит Джисон.       — Да блять… Было бы за что, — опустошенно выдыхает, только сейчас замечая, в каком быстром темпе они идут. — Черт, тебе, наверное, тяжело, — пока Хан соображает, он подхватывает его под колени и спину и несет на руках к дому, который уже кажется таким близким. Парень приоткрывает рот, словно рыбка, желая возразить, но не выходит, и он лишь смущенно прикрывает губы холодными пальцами.       Заводя его к себе в квартиру, Минхо не может думать ни о чем, кроме произошедшего. Ему так жаль, однако то, как Джисон держится, не давая себе слабину, вновь наводит его на единственную мысль — отправить в Лимб. Он все еще избегает, думая, что принимать решение так рано неправильно, а потому отсеивает любые мысли, касающиеся приговора.       — Смотри, здесь ванная, — Хан разувается и проходит вслед за ним. Квартира такая светлая и аккуратная, столько вещей вокруг — выглядит такой живой в сравнении с его. — Бомбочки, гели для душа, — показывает на любые принадлежности, которые могут понадобиться.       — Уточки, — усмехается парень, рассматривая одну из них.       — Д-да… уточки, — глупо улыбается Минхо, взъерошивая волосы на затылке. — Можешь делать все, что вздумается, хорошо? Дверь закрывается изнутри, я не войду, — словно в бреду перечисляет Ли. Хан лишь кивает, стараясь успокоить мужчину, что словно переживает больше него. — И вещи… — осматривается по сторонам, уходя в свою комнату и доставая домашние вещи, относит ему. — Вот, можешь надеть их.       — Спасибо, — так странно принимать от кого-то помощь, но Джисон ведется, позволяет поухаживать за ним, словно находясь во сне.       Закрывает дверь, вновь оставаясь наедине со своими мыслями. Снимает одежду и набирает теплую воду — так странно снова чувствовать ее. Залезает внутрь, обнимая колени руками, и закрывает глаза. Согреваясь в тишине воды, он ощущает себя словно в безопасном коконе. Каждая частичка тела болит, напоминая о произошедшем, но он старается сосредоточиться лишь на хорошем. Забота Ли похожа на материнскую, что громкой сиреной отдается в ушах, напоминая о том, что нельзя привязываться. Все рано или поздно заканчивается. Слезы сами собой текут по щекам, солью щипая мелкие раны. Так хочется обо всем забыть, вернуться в свои шестнадцать и остановить маму. Сказать ей, что все будет хорошо, предложить ей переехать в тихое место, где никто не будет их беспокоить. Избежать всей боли. Вспоминая, через что ему пришлось пройти, он испытывает еще большую жалость, думая о том, сколько еще может выдержать человек? Если бы только можно было все изменить. Он закрывает влажной рукой рот, чтобы Минхо ни в коем случае не услышал его слабости. Не при нем, не вот так.       Выходя из душа по прошествии пары часов, он как-то неловко жмется у стены в свободных вещах Ли. Минхо отрывается от экрана телевизора, подрываясь с кровати, и зовет его за стол, где разложены заказанные из их ресторанчика блюда. Отодвигает стул, приглашая занять место, и раскладывает приборы, доставая контейнеры.       — Суп, мясо, кимчи, — Джисону непривычно такое отношение к нему, он старается сместить внимание с себя на что-либо вокруг. Осматривает квартиру, замечая хороший ремонт, большую кровать, оборудованную кухню — все то, чего не хватало именно ему. Останавливается глазами на телевизоре, улыбаясь. — Включить? — предлагает Ли, следивший за его взглядом.       — Ну, включи, — выдает скомканный смешок.       Так и проходят часы за просмотром любимых Минхо турецких страстей. Хан погружается в эту атмосферу с головой, по-настоящему начиная следить за жизнью вымышленных персонажей. Все время что-то ест, ведь Ли не прекращает его угощать. В его доме очень тепло и так необходимо пахнет сиреневыми цветами, приятно окутывая не столько легкие, сколько уязвимый разум.       Единственное, что так или иначе смущает Джисона, — перчатки на руках мужчины, которые он не снимает все это время. И у него дома он уснул точно так же, в перчатках и куртке. Сейчас же он одет в домашнее, однако создается впечатление, что ему жарко в свитере и штанах с носками. Хан в футболке и совсем не чувствует прохлады, так почему же Минхо такой закрытый?       Когда Ли решает отсесть от него подальше, откинувшись на подушки, замечает багровые пятна на чужой спине. Светлая футболка так или иначе украшена мелкими следами, и Минхо не сводит с них глаз, чувствуя легкое скопление влаги в уголках собственных глаз.       — М-могу я… — не решается ему предложить, думая, что тот все же откажет.       — М? — поворачивается к нему с улыбкой Джисон, и сердце мужчины замирает. Как же так, он пережил столько боли и все равно продолжает улыбаться? Может быть, Ли сам себе всё придумал, и страх произошедшего был только в его голове? Нет же. Видит даже сквозь притворное счастье крупицы страданий, из которых состоит парень.       — Твоя спина, — Хан поджимает губы, заминаясь на месте, и все же решает уйти обратно в ванную. Смотрит на себя сквозь зеркало, теряя возможность нормально дышать. Ноющая боль была вызвана царапинами, о которых он даже подумать не мог. Болит все тело, и обратить внимание еще и на это — выше его сил.       — Есть аптечка? — так сложно произнести сейчас что-либо, вновь ощущая отвратительный стыд внутри. Минхо уже стоит в дверях с ватой и дезинфицирующим средством, осторожно оставляя все это на стиральной машинке. — Черт, я… Вряд ли я дотянусь… Не мог бы ты? — шепотом просит его, а Ли только в радость ему помочь. Джисон мнет в руках края футболки, так отчаянно борясь с самим собой. — Скажешь хоть слово — и останешься без языка, — угрожает, и мужчина понимает и принимает, осторожно кивая.       Медленно снимает футболку и сжимает в руке, опираясь на раковину. Минхо видит мелкие, разбросанные по всему худощавому торсу ожоги и пятна, но не это повергает его в шок, совершенно не это. Встав сзади, его глазам открывается поистине устрашающее зрелище — выведенная, кажется, острой раскаленной кочергой метка на спине, указывающая на принадлежность тела японской мафии. Ли не раз встречал подобные, но уж точно не в таких масштабах. Размер ожога покрывает практически всю спину. Но кровь на футболке не от этого — полосы, следующие выбранному Му Таком пути, только сильнее исказили изуродованную кожу.       Минхо чувствует, как по щеке скатывается соленая дорожка, и испуганно смотрит в зеркало, находя в нем обозленные глаза Джисона, ненавидящего жалость всей своей душой. Ли скоро моргает, смахивая непрошенные слезы, и обрабатывает раны, ощущая, как его тошнит. Вновь человеческая жестокость заставляет его испытывать отвращение к этому миру, вновь хочется просто исчезнуть, чтобы не видеть всего зла, что так беспардонно наводит в мире все больший хаос.       Хану больно, он чуть слышно шипит, втягивая воздух сквозь зубы, и мужчина все замечает. Он незаметно снимает перчатки и ватой притрагивается к чувствительной коже, вмиг залечивая свежие царапины.       — Знаешь, иногда стоит лишь попросить, — говорит ему Минхо, теперь же еще больше желающий узнать его историю. Джисон не отвечает — нечего сказать, не о чем просить. Ли ведь не всемогущ, чтобы исполнить его любое желание.       Когда тот заканчивает, он хочет надеть футболку, но его останавливают, протягивая свежую. Хан благодарно кланяется и удаляется на балкон, чтобы покурить. Минхо нервничает, возникшее из ниоткуда желание отомстить обидчикам парня очень сильно бьет под дых, напоминая, чем все это может закончиться. Он устал терпеть невыносимое чувство несправедливости и бессилия, хотя и понимает, что он совсем не знает парня, которого привел к себе домой.       Он следует в комнату, хватая с постели покрывало, и заходит на балкон, укрывая им плечи Джисона.       — Заболеешь же, — стреляет у него сигарету, пристраиваясь рядом.       — Прекрати, Минхо. Хватит ко мне так относиться, — Ли смотрит на него удивленно, как бы спрашивая, что тот имеет в виду. — Я ведь могу и привыкнуть.       — Я поступаю именно так, как того требует ситуация, — говорит мужчина, не сводя глаз с темного уличного пространства. Пошел снег, и Джисон думает, что это даже романтично — встретить его вместе с таким человеком, как Ли. Перекидывается через перекладину, заставляя Минхо все же испуганно обратить на себя внимание. — Осторожнее, — Хан улыбается и тянется ладонью к чужой щеке, норовя ласково потрепать, но Ли уворачивается, теперь уже отпугивая парня. Грузно выдыхает, прежде чем снова податься его прикосновению.       — Такая нежная, — большим пальцем проходится по его коже, замечая, как под пальцами все сжимается. — Прости, тебе, наверное, противно… — он собирается уходить, когда его кисти рук перехватывают, прислоняя к своему лицу, невзирая на жар и табачный запах.       — Можешь касаться меня всего, но не трогай руки, — Джисон вновь обращает внимание на чужие ладони, скрытые под кожаной тканью перчаток, и кивает.       — Давай досмотрим серию, и я пойду, — предлагает Хан, дабы развенчать неловкость, возникшую между ними за считанные минуты.       Пойдешь?       И почему вдруг так не хочется расставаться? Переживает, что того могут перехватить по дороге домой и избить сильнее прежнего? Или внутренне понимает, что хочет остаться подольше. Он молча за сегодня узнал о Джисоне больше, чем за предыдущие недели вслух. Счет сравнялся, однако это еще далеко не конец.       Хан садится у подножья кровати на мягкий ковер, поглаживая беспокойными руками ворсинки, и смотрит совершенно глупый, но полюбившийся Минхо сериал. Его увлекает не столько сами интриги, сколько живое лицо Ли, испытывающее настоящие, ничем не поддельные эмоции, которые ранее заметить было нереально. Обычно еле живой смех, сухой сарказм и абсолютно бессмысленный флирт, но сейчас такой заметный спектр чувств, который взывает к самым потаенным уголкам его разума и сердца, наконец, разрешая посмотреть на мужчину с той самой стороны. Капля за каплей, щепотка за щепоткой, и Джисон уже чувствует симпатию, что вот-вот перешагнет на новый уровень, более опасный, выползти самостоятельно из которого будет практически невозможно и очень-очень больно.       Засматриваясь в экран, он неловко кладет голову на колено Минхо, сидящего на кровати рядом. Чувствует, как испуганно то напрягается, и хитро улыбается этому. Он пользуется моментом, получая от своих последних дней максимум. Далее происходит то, чего не ожидал даже сам Хан. Ли осторожно проводит по его волосам, замечая пока еще легкие проплешины в районе затылка и у левого виска. Старается не смущать и продолжает ласково успокаивать чужой беспорядочный разум своими движениями. По-доброму ухмыляется, когда замечает розоватый румянец на его щеках, проводя тыльной стороной пальцев уже по одной из них, заставляя парня заметно сглотнуть. Он возвращается к волосам и вновь следит за событиями в сериале.       Хан не замечает, как растворяется в неге необходимых душе прикосновений, и закрывает глаза, погружаясь в долгожданный сон, чувствуя себя согретым, сытым и нужным. Последнее очень странно отзывается в его разуме, однако хотелось бы верить в это хотя бы сейчас.       Спустя время Ли перекладывает его на вторую половину постели, именно сейчас жалея, что не прикупил диван. Умывшись, ложится рядом, размышляя о всяком, что беспокоит сейчас. Джисона словно маленького котенка хочется защитить, видно, что он, как загнанный в клетку, рычит на окружающих, боясь, что те навредят. Вспоминает и момент, когда тот проверял ширинку, проснувшись рядом с ним в ресторане. У него уже был такой опыт? Сколько всего тот пережил, что так не доверяет людям? Минхо не винит его за применение физической силы, однако не может исключить из виду, не имея возможности просто закрыть на это глаза. Все происходящее с ним, возле него, из-за него важно и впоследствии обязательно будет иметь результат. Хороший или нет — решать лишь Минхо.       Хан тихо сопит, складываясь калачиком, и двигается к краю постели. Ли не знает, что на него находит, когда он за талию придвигает его ближе к середине, ближе к себе, не в силах больше отпустить. Джисон помылся его гелем для душа и пахнет теперь медом, и Минхо ловит себя на мысли, что он принюхивается, вмиг осуждая и мысленно хлопая ладонями по щекам.       Ладони предательски потеют, доставляя дискомфорт, и он лишь на миг отпускает чужое туловище, быстро снимая перчатки с себя. Пожалеет — возможно, но терпеть это уже подобно пытке, все чешется и размокает, и он неосознанно вытирает одну из них о футболку Джисона, замечая чуть торчащие ребра. Заметил их еще, когда тот наклонялся над раковиной, но не придал значения, когда перед глазами была столь громадная отметина.       Ли понимает, что так лежать, особенно без спроса, подобно домогательству, и все же отворачивается в другую сторону, двигаясь ближе к своему краю. Хан не заслуживает такого к себе отношения, не после сегодняшнего. Все мысли так или иначе касаются его, а потому Минхо жмурится, считая овец, чтобы поскорее уснуть. С таким шумом долго не протянет. Как же сильно он ненавидит свою работу, столь отчаянно забирающую все эмоциональные силы. Когда наконец ему удается уснуть, начинает лаять соседская собака, к чему мужчина давно уже привык — не беспокоит, а вот Джисона — да.       Он открывает глаза, замечая за окном уже вставшее солнце. Приятно тянется, не привыкший к столь мягкому пробуждению. Подушка — совершенно новая вещь, дающая передышку для намертво затекшей шеи. Хан осторожно поворачивается, видя, как, съежившись, лежит Ли, накрывая голову подушкой, думает, что, скорее всего, собака тоже не дает спать.       В тишине и одиночестве возвращаются все события вчерашнего дня. Вспоминает последние слова Му Така о том, что он уже устал столько лет ждать возвращения долга и тело уже совершенно не впечатляет, а потому скинуть много не получится. Сглатывает, накрывая подушкой уже себя, и отчетливо ощущает запах мужчины. Он повсюду, добрался уже даже до головы. Хан уже напрочь зависим от него, чувствуя, как постоянно его мало, каждый раз нужно больше и больше. Скулит в подушку, пытаясь понять, что лучше: наркотическая или зависимость от запахов. И то, и другое доставляет уйму проблем. А потому он решает разорвать их связь, как сделал это однажды с наркотиками, поставив точку, обещая себе не возвращаться.       Встает с постели, осматриваясь по сторонам. На глаза попадаются пустые контейнеры из-под еды, взывающие к совести, но не сегодня, не выйдет. Он тихо открывает тумбочки и дверцы шкафа.       Где-то же должен быть сейф.       Роется в куртке, находя кошелек с мелкими купюрами, которые Ли носит исключительно для похода в бар. Попытки найти деньги тщетны, и он решает просто переодеться, спокойно уйдя к себе домой. Уже будучи полностью разочарованным предстоящим будущим, он замечает у телевизора небольшую статуэтку, кажется, сделанную из платины, — истерично усмехается, не надеясь на такое счастье, но когда видит знакомую 999 пробу, ахает от собственного везения. Прячет ее в карман, неслышно удаляясь из квартиры. Смотрит напоследок на широкую спину Ли, беззвучно извиняясь. Тот не заслужил такого к себе отношения, но зло порождает зло — этому его научили суровые годы выживания. Его предали, и он вынужден предать, хоть и самому от этого ужасно больно.