limb

Ch.5. Lilac field

«В жизни каждого человека бывают минуты, когда для него как будто бы рушится мир. Это называется отчаянием. Душа в этот час полна падающих звезд.»

Виктор Гюго «Человек, который смеется»

      — Я опоздал, да? — Джисон поднимает глаза на мужчину, замечая, что тот словно потерянный котенок, жмется от холода.       — Да нет, попроси тебе сделают кофе, — отмахивается он, а внутри все отчаянно просит согреть Ли. Зачем?       — Пойдем суп поедим, — предлагает он, понимая, что сейчас лучшее время, чтобы разговорить парня.       — В такую рань? — недоверчиво спрашивает, а сам неосознанно придвигается ближе, будто может поделиться с ним собственным теплом. Голова уже слегка кружится, и он не совсем здраво мыслит, потому приобнимает того одной рукой, чем невольно отпугивает Минхо.       — Ты чего? — смотрит на него удивленно старший, замечая, что в руке не простая сигарета и уже по привычке переводит тему. — Голоден же.       — Там открыто? — уточняет Джисон, зная, что сейчас готов согласиться на любую авантюру. Ли думает, понимая, что они в самом оживленном районе Сеула, а значит скорее всего ресторан открыт. Меняет их местами, теперь самостоятельно приобнимая Хана за плечи, и идет в нужную им сторону. Парень совершенно расслабляется в его руках, осторожно укладывая голову ему на плечо.       — Как дела? — он решает воспользоваться положением и откопать какую-нибудь интересную информацию на него.       — Паршиво, — отвечает ему Джисон, совершенно не думая о том, как они выглядят вместе.       — В чем дело? — будто не догадывается.       — Голодный, — с приходом мужчины, Хан хоть немного начал улыбаться, что несомненно пугало самого Минхо. Почему у того такая реакция на него? Слова Сынмина до сих пор не выходят из головы, доставляя все больше проблем.       — Хорошо, — не давит, понимая, что самые откровенные слова выливаются по собственной воле, а не под дулом пистолета.       Подходят к ресторану и убеждаются, что тот работает круглосуточно. Минхо про себя думает, что это довольно опасно — работать такому приличному заведению ночью, да еще и в достаточно опасном районе. Хоть полиции здесь по выходным предостаточно, зная, как незаинтересованно те работают, создается о них не самое хорошее впечатление.       Как и ожидалось, внутри пусто, потому они проходят в ту же отдаленную комнату, располагаясь на подушках. Джисона все сильнее клонит в сон, особенно чувствуя невероятное тепло после уличной прохлады. Но голод сильнее, он управляет его еще чуть бодрым сознанием. Не следовало курить траву перед тем, как куда-то идти, но он же не знал — обычно делает это, когда остается один, и после его ждут лишь дом и постель. Старается вести себя прилично, не отдавая полностью отчет собственным действиям, но Ли видит этот слабый контроль над собой, что заставляет его грустно усмехнуться, вновь подмечая все те же минусы в отношении парня.       Хан заказывает и не выдерживает более вести себя аккуратно, откидывается на пол, подкладывая под голову подушку, и смотрит на светлую лампочку в середине маленькой люстры. Минхо молчит, видит, как дрожат чужие губы в желании что-то сказать, но не торопит, не напирает — ждет. Замечает, как собираются брови на переносице, видимо, чувствуя тоску. Ли не трогает — даже убийцы плачут, даже террористы страдают — не показатель.       — Почему у нас не могло быть такой люстры? — спрашивает он, невесомо трогая воздух. Минхо думает спросить ли что-то уточняющее или подождать еще. Упустить момент проще простого, а ему это совершенно не нужно.       — Люстры? — Хан, поджав губу, кивает ему в ответ, ничего более не добавляя. Закрывает ладонями лицо, чувствуя, как мимика плывет, искривляя истинное лицо. — Попей воды, — наливает в стакан, переставляя на его часть. Джисон все же поднимается, коленом задевая невысокий стол, опрокидывая на себя всю жидкость. Смотрит с минуту на свои теперь уже мокрые джинсы и встает, направляясь в уборную. — Джисон! — тот не отвечает, уже желая собственноручно прикончить себя за неосторожность, за неряшливость и глупость. По-настоящему ощущает себя недалеким, понимая, что сейчас, как нормальные люди, мог учиться на первом курсе, общаться с друзьями и совершенно не переживать о будущем, ведь хоть куда-то обязательно бы устроился. Но нет, у него нет ничего: ни школьного образования, ни знаний, ни денег. Теперь и жизни, по сути, нет.       Он опускается на колени рядом с унитазом, и так хочется опустошить все внутренности, но больше уже некуда. Опять он в той же кабинке, опять один. Так отвратительно чувствовать себя неважно, так тоскливо понимать, что совсем скоро тебя не будет. Парень стучится головой о кабинку, вновь желая чувствовать только физическую боль, но она столь заглушена моральной, что даже зуд более не осязаем. Глаза на мокром месте, но на большее его не хватает. Что это? Жалость к себе? Или, скорее, ненависть?       — Джисон… — кабинка, к несчастью, открыта и Ли садится в проеме, с сожалением смотря на загнанного в тупик парнишку. — Поделишься?       — Нет, — упрямо мотает головой, не желая становиться кому-либо обузой. Действует скорее неосознанно, притягивая того за свитер ближе к себе, и обнимает так крепко, словно это его последний шанс спастись, а может, так оно и есть в действительности. Их щеки случайно соприкасаются, а Минхо чувствует необъятный мерзкий жар, распространяющийся легкой вуалью по всему телу, он сглатывает, но не смеет отстраняться, самому давно не хватало чужого тепла, хотя и понимает, что ни о какой близости сейчас речи быть не может — Хан просто переживает, ища минутной поддержки в другом. — Мы не можем дружить.       — Почему? — спрашивает также неслышно, обдавая чужую шею теплым дыханием.       — Потому что я скоро умру.       — Потому что ты скоро умрешь?       Оба подумали об одном и том же, но произнести не решались уже по разным причинам, болезненно теряясь в сознании.       Минхо был таким чутким и внимательным по отношению к младшему, если не знать истинной причины его мнимой заботы. Джисон волей-неволей чувствовал легкую симпатию, надеясь, что все же добро еще существует и, может, перед смертью его решили утешить в виде ангела, что так трепетно согревал его действительно замерзшую душу. Он ни на миг не отпустил его из объятий, когда Хан практически залез на него, боясь потерять последнее, что хоть немного радовало его за эти крохотные дни.       Все же, отстранившись, Джисон заметил, что брюки практически высохли, задавшись вопросом, сколько времени они так просидели друг с другом. Заметил, как покраснел Ли, машинально подавшись ладонью, чтобы измерить температуру, но тот как-то резко встал, отходя от двери, словно освобождал ему путь.       Когда они вернулись, увидели, что блюда уже принесли, поэтому сразу принялись есть, утоляя голод обоих. Минхо почему-то было неловко более смотреть на парня, потому он не сводил глаз с собственной тарелки, которая, как назло, слишком быстро опустела. Джисон же совершенно не торопился, по-настоящему расслабившись в его компании, но заметил, как тот не совсем привычно ведет себя сегодня, и решил признаться:       — Ты самый странный человек из всех, что я встречал до сих пор, — усмехнувшись, сказал младший, едва ли не ослепляя собеседника своей хоть слегка кривоватой, но все еще чудесной улыбкой.       — А ты самый серьезный из тех, кого удалось повстречать мне, — отразил его улыбку, немного скромновато, но не менее прекрасно.       Доев, Минхо вышел из комнаты, оставив Джисона наедине с самим собой. Парень опять и опять рассматривал интерьер заведения, чувствуя себя более чем уютно. Светлые цвета повсюду ни капли не давили на глаз, наоборот, лишь согревали и дарили ощущение безопасности. Люстра все еще вызывала не самые приятные ощущения, а также дала понимание, что, сняв, заменив домашнюю, боль не стереть — она будет с ним всегда, напоминая о случившемся.       Ли вернулся с классическим соджу в руке и двумя маленькими стопками, поставив одну напротив чуть ошеломленного Джисона.       — Я-я не пью, — сглотнул, резко опомнившись, чем это всегда заканчивалось. Машинально сжался, прикрывая руками бедра, что заставило Минхо так или иначе прочитать язык его тела.       — Обещаю, что не трону тебя.       Какого?       — Ты что-то знаешь? — осторожно, но совершенно не скрывая своего испуга, спросил младший, видя, как тот наперекор ему все же наливает ему немного жидкости.       — А ты мне что-то рассказывал, чтобы я знал? — ответил вопросом, но в то же время прямо.       — Но имя же ты мое откуда-то узнал, — остатки сознания не подводили хотя бы сейчас, за что Хан был безмерно благодарен своей голове.       — Как там его… Муд… Му Так? Он же назвал твое имя при мне, забыл, что ли? — отвратительнейшая манипуляция, но единственное, что все еще может спасти его и так шаткую репутацию перед Джисоном.       — А про наркотики как узнал? — сглатывает, все еще не до конца веря его словам.       — Так ты не особо-то и скрывался. Успел заметить, пока ты обслуживал других, — Хан отмахнулся, чуть понижая бдительность. Все же взял стопку и, отвернувшись в сторону, одним глотком осушил его. — Сладко?       — Чертовски, — Минхо понимающе кивнул, опустошая уже свою.       — Тяжело? — парень отрицательно покачал головой, чем необычайно удивил Ли. Он надеялся, что тот раскиснет моментально или же, наоборот, ожесточится, но не происходило ни того, ни другого — стойкий. Подлил еще порцию, и Джисон, наплевав на все правила этикета, выпил первым, даже не дожидаясь, пока нальет себе Минхо. Вновь поставил перед ним стопку, ожидая, что тот снова ее наполнит, однако тот не спешил, закончив сначала с собой. — А так и не скажешь.       — Правда, все нормально, хен, — язык потихоньку заплетался, говорил медленнее обычного, что не ушло от чуткого слуха Ли вместе с приятным обращением.       — Постоянно косишься на люстру. Может, выключить свет? Оставить только лампы по углам? — аккуратно спросил, стараясь не давить. Мысли крутились либо рядом с неприятными воспоминаниями, либо с болью в глазах от воздействия веществ — Минхо так и не понял, с чем именно.       — Будет странно сидеть вдвоем с приглушенным светом, не думаешь? — парень с каждой выпитой рюмкой алкоголя вел себя более раскрепощенно, откровенно ухмыляясь мужчине.       — Мне без разницы, — честно сказал мужчина, дабы тот даже не рассчитывал на какую-либо возможность сблизиться с ним.       — Вообще… если выключить ее, она и правда перестанет привлекать внимание, — Ли понял без просьбы, потянувшись к выключателю и утихомирив беспокойство Хана. — Спасибо.       — Что все же не так? — язык развязывался, и Минхо это чувствовал, начиная уже более открыто напирать. Джисон, прежде чем вновь проронить хоть слово, осушил еще пару стопок и вновь развалился на полу.       — Ненавижу люстры, — смотрел на слабо освещенную, выключенную посреди потолка вещицу, тяжело сглатывая. События прошлого даже спустя столько лет так явно отражались в его глазах. — Ляг рядом, — Ли скривился, совершенно не желая с ним ничего иметь, но, чувствуя слова, что так вырывались из беспокойно вздымающейся груди, все же пересилил себя и прилег недалеко от его левой руки. — Что ты видишь?       — Потолок, люстру, узоры, — честно ответил ему старший, поворачивая голову и разглядывая сухие дрожащие глаза собеседника. — А ты? — действует серьезнее обычного, рискуя потерять все то, что накопил за эти дни.       — А я… ха, — горько усмехнулся, думая, стоит ли говорить дальше. Поворачивает голову, замечая, как проницательно смотрит на него Минхо и все же отвечает: — Маму.       В Ли что-то предательски ломается, а сожаление захлестывает изнутри — ужасно ненавидит это чувство более чем что-либо на свете. Именно сочувствие заставляет его быть мягкосердечным, но в его-то годы с таким запасом опыта нельзя быть слабохарактерным, нужно решать все жестко здесь и сейчас, но не такой он по природе своей.       — М-маму? — знает, как люди порой бывают привязаны к родным, оттого немного теряется в словах. А Джисон отворачивается, вновь разглядывая в слабом освещении предмет.       — Она повесилась, когда мне было шестнадцать, — в груди что-то мгновенно теряется, доверяясь кому-то еще. Не привык к открытости, но не следит за тем, что говорит. Минхо не знает, что сказать, хотя и был готов к тому, что тот примерно это и скажет, но, услышав вживую, сердце болезненно сжимается. Он неосознанно берет его за руку, лишь сейчас облегченно вспоминая, что он в перчатке. Тот через несколько мгновений согревающе и крепко сжимает в ответ, тем самым благодаря за молчаливую поддержку. Ему не нужны слова, ему нужно тепло. — Я нашел ее, когда вернулся со школы. Ха… я тогда, наконец, получил пятерку по математике, думал, обрадую ее, — губы жмутся, а мимика неестественная под воздействием травы и алкоголя искажается. — Дома до сих пор висит та люстра, на которой все и произошло. Кривая, с разбитыми лампами. Но я никак не могу ее снять, да и не в ней дело-то, — он закрывает рот, не желая больше говорить. Вновь поворачивается к Ли и смотрит прямо в его слегка влажные усталые глаза, прикрывая свои и кладя лоб ему на плечо. Руку ни на миг не отпускает, словно питаясь его энергией — в его присутствии чудесным образом всегда становится лучше, терпимее, теплее.       Лавандовое поле. Джисон бежит по нему, совершенно не глядя под ноги. Голова идет кругом от резкого вездесущего запаха фиолетовых цветов. Он совершенно один, что ни капли его не тяготит, напротив, наконец чувствуется долгожданная свобода и радость. Он бежит, поднимаясь на невысокий холм, и ложится на его верхушку. Смотря на чистое голубое небо, запах вокруг, кажется, больше его не смущает. Он срывает ближайший к себе цветок и видит, как сиюминутно меняются его лепестки, становясь чуть светлее и шире, подносит к лицу, растворяясь в приятном аромате. Срывает ещё и ещё, наблюдая за чудом природы — такое может только присниться. А как иначе объяснить превращение горькой лаванды в сладковатую сирень? Однако чем больше парень срывает цветов, тем приятнее становится атмосфера вокруг. Он укладывается в омут цветков, вдыхая уже более свежий, лёгкий и отчего-то согревающий воздух, наслаждаясь крохотными моментами жизни.       Когда вновь открывает глаза, замечает, что Минхо уже не рядом, он сидит на своем месте, не сводя с него глаз. Неприятно смущает такая внимательность с его стороны. И когда он успел отсесть?       — Доброе утро, — улыбается краешком губ Ли.       — Доброе, — на автомате отвечает Хан, а после осознает. — Стоп… Я уснул что ли?!       — Угу, — чуть сдерживая усмешку, отвечает Минхо. — Чуть больше часа поспал. Я не стал будить, подумал, что ты устал после работы, — Джисон благодарно кивнул, внутренне избивая себя по щекам.       Какого черта вообще, идиот?!       Я никогда не засыпал при других… Так почему?       Должно быть много выпил.       Он испуганно спускает руку к брюкам, провоцируя взгляд старшего проследить за его действиями. Любопытно. Что он пытается обнаружить?       — Что-то не так? — все же решается задать вопрос, заставая парня врасплох.       — А? М… нет, просто… — сглатывает, так как неловко спрашивать сейчас что-либо. — Между нами.?       — Ничего не было, — смотрит удивленно Ли, что со стороны смахивает на осуждение, видя его нахмуренные брови.       — П-прости, — он встает, чувствуя сильное головокружение, и пытается разобрать в пространстве, где его вещи. — Что я тебе должен? — не замечает под ногами рюкзак и, запинаясь о него, летит практически в стену. Минхо молча сидит и смотрит, чуть усмехаясь с чужой нелепости.       — Перепил? — спрашивает первое, что приходит в голову, а после видит, как тот неловко держится за низ живота, иногда чуть поглаживая поясницу, и все же встает, позволяя опереться на себя.       — Что ты… — мужчина помогает ему дойти до туалетной кабинки, чтобы тот не упал где-нибудь на кафель и не разбил себе чего. Выглядит парень отстойно, обильно потея и бледнея с каждой минутой все сильнее. Ли наблюдал за ним все это время, замечая, как сходит румянец с его нездоровой кожи, однако предпринимать ничего не собирался — не в его полномочиях. Но когда тот в сознании, то почему бы не помочь, если это сыграет на руку в планах по расположению к себе.       — Ширинку сам расстегнешь? — не спешил закрывать дверь, смотря как заметно дрожит парень.       — М? Мгм, и-иди, — ужасно стыдно перед едва ли знакомым мужчиной. — Уйди, Минхо! — не хватало еще вновь срываться на нем, но в действительности чертова ширинка совершенно не поддавалась его рукам, а обмочиться, как совсем недавно, на людях было подобно смерти. — Б-бля-ять, с-с, — втягивает воздух через зубы, ругаясь себе под нос, кажется, еще немного, и он просто разорвет эту чертову одежду и ненароком поломает унитаз. Ярость буквально застилала взгляд, когда Минхо, подойдя сзади, одним движением расстегнул вещь и сразу же закрыл за собой дверь.       — Не торопись. Я буду здесь, когда ты закончишь, — сказал он, отходя к раковинам, чтобы умыться. Почувствовал жужжание телефона в заднем кармане, сразу же принимая трубку. — Да, Ким?       — Ого! Не думал, что ты в такую рань возьмешь трубку, — удивляется на том конце провода друг.       — Тогда зачем звонишь? — устало спрашивает его Минхо.       — По работе я отправил отчеты, и там, кхм… небольшие проблемы, — Ли закатывает глаза, делая заметку в своей голове о том, чтобы не забыть просмотреть всю эту волокиту. Смотрит в сторону кабинки и слышит болезненные стоны, приглушенные, по всей видимости, ладонью. Минхо корит себя за то, что все-таки дал ему алкоголь, осознавая, какую реакцию это оказало на почки и мочеполовую систему в целом.       — Понял, ладно. Посмотрю, как буду дома, — хочет уже завершить звонок, но его останавливают.       — А? Ты на работе, что ли? — спрашивает мужчина. — Так давай я зайду?       — На работе, но не той, — спокойно отвечает, предвосхищая вопросы. — Позже все обсудим, давай, — и скидывает трубку.       Ощущает вину, понимая, что именно он надавил на Хана, когда тот отказывался от алкоголя, и, хоть впоследствии именно сам решил выпить, да еще и с таким удовольствием налегал, с плеч Минхо так просто это уже не снять. Он кладет на раковину перчатки, что снял для того, чтобы ополоснуть руки, и идет к кабинке, совершенно не представляя, что будет делать дальше. Но когда слышит шум упавшего тела, моментально врывается, видя парня, что лежит на кафеле едва в сознании. Моментально подносит руку к его плечу, чтобы унять боль, но тот из последних сил перехватывает своей обнаженной ладонью — фатальная ошибка, из-за которой глаза Ли вмиг окрашиваются в красный.       — Не нужно мне помогать, я сам… всегда сам, — неслышно произносит младший, чувствуя, как слипаются уставшие веки под тяжестью головокружения.       — Гхм, — Минхо ужасно больно, все тело нарочно болит, не давая сдвинуться с места. — Ожоги… черт, — он загнанно дышит, опираясь на стену и практически нависая над Джисоном, что еле моргает, совершенно не понимая, что происходит со старшим. Органы словно плавятся, а тело чувствует прикосновения раскаленной кочерги сразу всеми участками кожи. Глаза ненавистно слезятся, заставляя вмиг пожалеть обо всем. Гнусная жалостливость — говорили же не помогать, тот в любом случае скоро умрет. — У тебя есть ожоги? — спрашивает, кривясь, но Хан, лишь слегка сводя брови на переносице, закрывает глаза.       Когда открывает, чувствует себя не так уж и плохо, голова ясная, а поясница совершенно не дает о себе знать. С такой легкостью он не просыпался уже довольно долгое время, поэтому наконец блаженно улыбается, чувствуя на лице теплые лучи солнца, пробирающиеся из окна. Резко осознает, что он дома, мгновенно подрываясь со своего места, осматривается, замечая пакеты, стоящие у стены. Открыв их, ахает от удивления, видя множество пачек не самой дешевой лапши и других продуктов.       — Н-но у меня же нет… — проходит на кухню, замечая несколько пятилитровых бутылок воды и новый чайник. Ненароком ощущает холод от отсутствия отопления, чего не чувствовал ранее, и в голове происходит щелчок — он возвращается в комнату, замечая на матрасе теплое покрывало, которым и был все это время укрыт. В глазах замирают слезы, не понимая, откуда тут все это взялось, и в то же мгновение он вспоминает, что завтракал сегодня с Минхо, но что же случилось потом? Он отключился тогда… Ли принес его сюда? — Как же стыдно… — отворачивается, замечая банку с деньгами и решает на случай пересчитать, боясь, что тот мог взять оттуда. — Сто, сто пятнадцать, сто… Ахж, черт, — считает плохо, но усердно, записывая на бумажку получившееся число спустя каждые три купюры, совершенно не держа в памяти названное секунду назад. — Вроде все то же самое, — резко выскакивает в коридор, вспоминая, что даже не убрался после того случая, замечая, что половицы еще слегка мокрые, а у двери стоит швабра. — Господи, — закрывает рот руками, сползая на корточки. — Как же неловко. Зачем он все это сделал? И где теперь его искать? Нужно извиниться…       Он заваривает лапшу и проводит остаток дня за книгами, согреваясь в теплом одеяле, намертво пропахшем сиренью и едва заметными нотками меда, которые подчеркнул для себя Джисон, долгое время упираясь носом в ткань — неосознанно, но так необходимо. Читает его книгу, зачем-то ища банальные намеки и уверяя сердце, что тот дал ее неспроста. Может, хотел что-то сказать, но не решался? Книга о любви, что не совсем под стать характеру Ли, однако, если смотреть лишь на его внешний вид, то можно сказать, что тот очень наивен и простодушен, что на самом деле не так. Хотелось бы в нем покопаться, узнать лучше, снять пару слоев и заглянуть под кожу. Кажется, что мужчину совершенно ничто не беспокоит и не волнует, однако, когда Хану плохо, тот всегда вовремя и по-настоящему заботится. Это все не так важно, учитывая, что младшему осталось не так долго ходить в этом бренном мире, но отчего-то сердце так отчаянно просит согреться хотя бы напоследок, но мозг упрямо не дает разрешения, зовя все это глупой затеей. Ни Джисону, ни Минхо, по сути, это не нужно. Поиграться? Отвратительно даже думать о таком, мужчина не заслуживает к себе такого отношения, по крайней мере, Хан уверен в этом сейчас, но он совершенно не знает человека, кто так свято добр к нему. Не бывает такой щедрости по собственному желанию.       Резкое воспоминание о том, как тот кряхтел над ним, словно его острой проволокой сжимали со всех сторон, встает перед глазами, и Джисон нервно мельтешит волосы на голове, беспокоясь о состоянии Ли.       — Ожоги? Он говорил про них, но откуда… Откуда мог знать? — он смотрит на свое тело, скрытое под одеялом, с отвращением. — Надеюсь, хоть не смотрел, — сглатывает с опаской. Не хотелось бы, чтобы кто-то его таким видел, чтобы касался. Минхо не переодевал его, за что Хан ему безмерно благодарен, ведь это было бы как минимум неэтично раздевать едва знакомого человека, а как максимум парню даже страшно представить.       Часы тикают, и он вновь останавливается на времени, замечая, который раз 22:22, усмехаясь себе под нос. Это что-то должно значить? Бред, просто пора выходить. Все еще удивляется, что за весь день совершенно не чувствовал себя плохо. Собирается на работу с едва заметной улыбкой, но внутри так и распирает, желая увидеть Ли, который так тихо заботился о нем уже который раз.       Но тот не приходит ни сегодня, ни завтра, ни через неделю.       Джисон думает, что тот все же разочаровался, решил не иметь с ним дела, что, безусловно, к лучшему, особенно когда маленькая льдинка с его сердца невольно растаяла, чуть согрев и остальные, ближайшие к ней. Люди одинаковые, но Минхо не худший из них, честно говоря, он вообще не сделал ему ничего плохого, лишь позаботился и немного поднял настроение, скрасив привычные будни. Спустя время болезнь вновь настигла, но все еще не тех масштабов, что были ранее: едва покалывает в пояснице и зудит кожа.