limb

Ch.4. Time

«Ты думаешь: "Ну, ладно, я все понимаю, я готов к худшему", но все равно цепляешься за надежду. Это-то и есть самое поганое. Это тебя и убивает.»      

Стивен Кинг «Страна радости»

      Минхо раскрывает зонт и идет по ранее определенному адресу, желая узнать, где и в каких условиях живет парень. Старается определить, какой дорогой ходит, все еще пытаясь разобрать его мыслительный уклад. Уже понимает, что тот старается избегать толп и скоплений людей, однако полностью нелюдимых дорог не находит. Идет, словно наступая на следы его шагов, замечая, что многоквартирный дом выглядит довольно прилично. Заходит в подъезд и поднимается на нужный этаж, все еще не совсем понимая, как тот, по сути, без денег живет в таких неплохих условиях. Достает ключи, что легко открывают любой замок, и проходит внутрь, чувствуя себя уже не так удивленно, как раньше. Квартира практически пуста, обои везде потерты и содраны, а запах стоит просто ужаснейший, словно прорвало канализацию. Минхо проходит дальше, замечая в большой комнате одинокий матрас со скомканной на нем простыней, по всей видимости, именно ей парень и укрывался в ночи. Смотрит на окна, замечая, что они немного отходят от рамы, создавая неприятный сквозняк. Видит пятилитровую банку, наполненную до краев деньгами, и чуть присвистывает, еще не замечая, что там лишь мелкие купюры. Рядом с матрасом разбросана труха от наркотической травы, которую просто-напросто нечем убрать, как и пыль, что толстым слоем лежит на всей поверхности. Идет в ванную комнату и до боли кусает губу, замечая повсюду небольшие алые капли. На раковине одинокая зубная щетка, которой, кажется, пользуются дольше, чем советуют стоматологи. Чуть порванный короткий шланг, которым, видимо, и моется парень, валяется на потрескавшемся кафеле. Под раковиной выглядывает прозрачный пакет, потому Ли садится на корточки, осторожно доставая его, и видит пару невскрытых шприцов, а рядом — единственную ампулу, где, кажется, осталось всего пара капель. Опечаленно вздыхает, в действительности расстраиваясь, отчего — непонятно. Он еще не успел проникнуться историей Джисона, ведь ее, по сути, и не было. Минхо из тех, кто очень эмпатичен к ближнему, легко начинает сочувствовать и сопереживать, однако пока Хан кажется ему лишь капризным ребенком, который самостоятельно погрузил себя в такую жизнь. Может же по-другому, но не делает? Или все же имеется какая-то проблема?       Он пробыл в его квартире достаточно долго, перебрал все его книги, коих, на удивление, было много. Холодильник абсолютно пуст, а плиты и вовсе нет, как и чайника, что, по правде говоря, насторожило Минхо, задумавшегося о правильности адреса. Может, Джисон живет где-то в другом месте? Вряд ли, ведь следы пребывания парня в ней были свежими, а значит, с его образом жизни полный беспорядок. Беспорядок в квартире, в его образе жизни и, как следствие, в голове. Когда он так сильно погряз во всем этом, когда запутался? Ли только предстоит это выяснить, а сейчас он направляется к себе домой, понимая, что Хан совсем скоро уже будет дома.       Идя через небольшой тоннель, он слышит тихие писки и кряхтение, почему-то заставляющие остановиться и прислушаться. Встает прямо за входом в углубляющуюся часть и присматривается. Совершенно не боится, однако переживает за парня, чьи перчатки в свете слабого фонаря бросаются первыми в глаза.       — Какого черта ты решил, что можешь кинуть нас, когда вздумается, а? — громила безжалостно пинает Джисона в живот тяжелым ботинком, а тот ежится, не имея возможности разлепить зажмуренных глаз. Однако, Ли замечает у одного из них синяк, видимо, парень все же успел хоть немного постоять за себя.       — Я… я не… — ему не дают договорить, когда вновь бьют, но уже по почкам. Зря, они и так практически умерли внутри парня, так еще и повреждение их вызывает у него ужаснейшую режущую боль внутри. Кажется, проще потерять сознание и не чувствовать этого, но Хан упорно старается встать и защититься, чтобы не стало еще хуже. Но это невозможно, когда двое мужчин буквально стиснули его с двух сторон, даже не давая возможности перестать напрягать тело, чтобы было не так больно.       — Отошли, — спокойно проходит внутрь Минхо, больше не в силах терпеть столь ужасных издевательств.       — Блять, ты, — закатывает устало глаза Джисон, совершенно не желая сейчас видеть мужчину. — Уйди отсюда.       — Что за сахарная вата? — Ли вмиг понимает, что выглядит он не особо устрашающе, как могло бы быть в его рабочем, но не трусит, да и с чего бы? Проходит и поочередно прикасается к предплечьям бандитов, говоря им пойти домой.       — Не стоит разводить тут шумиху. Там за углом полицейский наряд, — кивает им, стараясь произвести правильное впечатление именно на Джисона.       Тот смотрит на все с опасением, ведь Минхо сейчас достанется, а он всего лишь хотел ему помочь. Одного парнишку, который благородно хотел ему помочь пару лет назад, прирезали, потому будет жаль потерять человека, который кормил его сегодня супом. Но когда он видит, как его знакомые расступаются и словно под гипнозом идут известной лишь им дорогой, он чуть расслабляется, чувствуя во рту кровь. Начинает кашлять, и Ли пользуется этим, чтобы у того не возникло каких-либо вопросов.       — Хей, порядок? — осматривает внешние повреждения и касается плеча, вновь бессознательно забирая боль.       — Да… да, ты пришел и как рукой сняло, — усмехается он, все еще чувствуя покалывание в пояснице. — Что ты здесь забыл? — чуть приходя в себя, в голову начинают лезть не самые приятные мысли и догадки. — Ты следил за мной? Ч-что тебе от меня нужно, Минхо? — пытается осторожно встать, а Ли машинально хочет дать ему руку, но вовремя одергивает себя. Джисон прижимается спиной к бетонной стене и всматривается в его лицо, пытаясь увидеть ложь.       — Я мимо шел, услышал, что кого-то бьют, решил помочь, — по сути, даже честно.       — Вранье, — вцепляется в чужой воротник и Минхо автоматически поднимает голову выше, чтобы тот не коснулся кожи. — Что ты от меня хочешь? — тот все же осторожно пытается убрать его кулак от себя, но Джисон словно пугаясь, за эту же руку разворачивает его лицом к стене, заламывая. — Ты хочешь переспать со мной?       — Это предложение? — усмехается Ли, хотя в таком положении это не совсем разумно. Если бы не он, то Хан бы сейчас еле живой валялся, но тот, не осознавая всего, лишь грубит и вновь применяет силу.       — Идиот, — сильнее впирает его собой, а сам отхаркивается кровью, когда чувствует легкий спазм в желудке. — Отвечай. Ты за этим постоянно приходишь, водишь меня поесть, следишь?       — Я не следил, — строго начинает Минхо. И ведь мог бы легко выбраться из его цепких рук, но не хочет, ведь тот чувствует себя так более безопасно. — И нет… это все настолько пустое. В чем смысл секса без чувств?       — Тогда для чего? — продолжает Джисон, все еще не особо доверяя ему.       — Подружиться хочу, — выдает лучшее из всего, что так безбожно роилось в голове Ли, а Хан торопеет, вмиг ослабляя хватку на его руках.       — Ч-чего? Зачем тебе это? Бред, — толкает его так, что тот носом ударяется о стену, и, качая головой, отбегает в сторону дома.       — Безнадежный. Какой же безнадежный придурок, — держит свой нос, чувствуя неприятный запах металла, режущий обоняние изнутри. — Как же ты меня достал, Хан Джисон! — кричит ему вслед, но тот уже вряд ли услышит, несясь со всех ног в свое укромное место — квартиру.       — Что за чудак, господи боже, — выдыхает, как только оказывается в мнимой безопасности, спускаясь на пол, и тяжело дышит. Вдруг пугается от запаха, что стоит в квартире. Запах цветущей сирени, что буквально окутывает его нос. Он смотрит по сторонам, думая, что Ли все же пошел за ним, но он совершенно один в собственной квартире, тогда откуда? — Чертов Ли Минхо, я весь провонял! — нюхает свою куртку, но она практически не пахнет. Запах настолько въелся в легкие, в ноздри? — Агрх, — скидывает с себя всю одежду, вновь начиная чесаться. Замечает новые гематомы на животе, видит в отражении зеркала яркие синяки на пояснице. — Подружиться он хочет. С кем? Со мной? С чего бы? Я придурок, коих поискать только, — закатывает глаза, злясь скорее на самого себя, нежели на мужчину. — Зачем со мной дружить? — умывая холодной водой лицо, смотрит на свое отражение, замечая небольшие ссадины на скулах. Опуская взгляд, видит пакетик, что припрятан на черный день, и наклоняется, думая, что оставлял его не совсем в таком положении. Берет в руки и зачем-то подносит к лицу, за полметра ощущая тот же запах, что почему-то окутал всю квартиру. — Это же не влюбленность? Фу, Джисон, — одергивает сам себя, понимая, что такие чувства ему нельзя испытывать — запретил себе еще несколько лет назад. Качает головой, снова пряча кулек внутрь.       Уже ночь, а он продолжает по десять раз перечитывать одну и ту же строчку, каждый раз отвлекаясь на собственные мысли. Он привык к отвратительному запаху сломанной канализации, уже не помня сколько времени прошло с того, как это случилось. Сейчас же вокруг не менее отвратительный запах цветов сирени, которые так или иначе заставляют его думать о Ли. Джисон снова сорвался на нем, хотя тот, по сути, спас его, защитил от амбалов, которых, как он уверен, послал за ним Кихун, подслушав разговор. Парень бы и рад закончить заниматься продажей наркотических средств, но вот чем это может закончиться. Для начала нужно погасить долг, который уже долгое время висит на нем. Осталось совсем немного, жалкие сто тысяч вон, которые, к сожалению, заработать сложнее, когда живешь лишь на чаевые. Хан безумно хочет сбежать, но быть должным кому-то невыносимо тяжко внутри, оттого желает поскорее расплатиться со всеми и уехать куда-нибудь далеко от Сеула, где будет тихо и спокойно.       Устало выдыхает, когда понимает, что смысла читать сегодня книгу никакого нет, ведь он даже не сдвинулся за час с первой страницы. Поэтому ложится на спину, вмиг чувствуя ноющую боль, и откуда она вновь взялась? Осталось потерпеть до пятницы, а там скажут, что с ним, и он начнет выстраивать план по собственному лечению, чтобы наконец не испытывать ежедневные жуткие боли.       Жить хочется невыносимо, потому что за свои двадцать он ничего толком не увидел. Все его прожитые годы пропитаны болью и людской ненавистью и жестокостью, оттого он так жаждет увидеть хорошие части этого мира, такие как: природу, диких животных и чудесные пейзажи вечернего побережья, на котором всегда мечтал поселиться.

…

      Жить более невыносимо, потому что вся эта обыденность порядком достала Минхо. Одно и то же каждый божий день, хочется уже уйти на покой, но не может. Он видел столько мерзости, столько войн и несчастий, столько боли в глазах ни в чем не повинных людей. А сколько пришлось пережить самому… Гребаная эмпатия, обычно не присущая таким, как он, заставляет буквально разваливаться на кусочки. Даже сейчас он лежит в собственной ванной и, играясь с уточками, размышляет о работе. О Джисоне в целом и о нем же по частям. Думает, что делать дальше, времени всегда неистово мало, и узнать о человеке за столь короткий срок безумно тяжело. Однако не так просты оставшиеся два-три месяца, человек перед смертью по-настоящему раскрывается, пытается все исправить, некоторые же — отомстить всем обидчикам, так как понимают, что наказания уже не будет, просто не успеют его применить, когда осталось всего несколько дней. Как же поступит Хан, когда уже в пятницу узнает, что ему осталось недолго? Обидчиков, как Ли понял, у него достаточно много, так станет ли он отыгрываться на них за все зло, что они ему причинили? Или закроется в себе еще больше? А может, и вовсе начнет наверстывать упущенное? Минхо все же надеется на последнее, надеется на благоразумие парня, однако с каждым днем, с каждой раскрытой каплей он все больше сомневается. Джисон неприятный, но видно, что покалеченный. Хотя сколько еще покалеченных от его рук ходит по свету? Ли усмехается, думая о том, что он один из них, до сих пор чувствуя боль в разбитом носу. Как некстати звонит телефон, а он только едва расслабился, наслаждаясь обильной пеной, достающей практически до его лба.       — Да, мистер Мин? — выдает устало, все еще разочарованный его дневным опозданием.       — Господин Мин, — отшучивается Сынмин, слыша тяжелый вздох на том конце провода. — В отделе небольшие трудности. Пошел слух, что эти придурки планируют бунт.       — Зачем им это? — не первый раз, поэтому Ли реагирует более спокойно.       — Хотят сокращений сроков, — говорит Ким.       — Ты прислал мне отчеты? — Минхо, кажется, совершенно не здесь, берет пальцами желтую уточку и прыгает ею по пенным волнам.       — Постараюсь в субботу доделать. Ты там как? Как свидание? — Ли вздыхает, слыша язвительность в его голосе.       — Какое к черту свидание? Поели, ничего важного не узнал. Болезнь у него прогрессирует, — молчит, обдумывая следующие слова. — Я… что я могу делать?       — Ли Минхо, я слышу нотки волнения в вашем голосе? — усмехается Сынмин.       — Идиот, — цокает Минхо, откидывая утку.       — Ну, в смысле, что ты можешь делать? Не знаю, как обычно… Просто узнаёшь все о нем… — Ли не дает ему договорить.       — Я ходил к нему домой, — честно выдает он.       — И? Как один из методов, почему нет? Это вроде не запрещено, — спокойно отвечает ему Ким.       — Еще забрал немного боли, — уже не так громко продолжает Минхо.       — Что, черт возьми? Ты касался его?! — не стесняясь, кричит он, оставляя старшего практически без ушей.       — Нет… нет, — успокаивает его. — Я через ткань. Но…       — Никаких «но», Минхо. Ты помнишь, что было в тот раз. Тебе нельзя, знаешь же, — он устало соглашается, кивая в пустоту. — Осторожнее с ним.       — Ты что-то знаешь? Что вообще успел накопать за время работы с ним?       — Пару гематом, — грубо выдает он. — Отвратительный парень, вечно хочет врезать. Прости, что дал его тебе, просто подумал, что ты справишься лучше, чем я. Тем более у тебя был долгий перерыв после предыдущего человека!       — Да хорошо-хорошо. Жду отчетов, на связи, — прощается с ним, желая просто расслабиться в уже чуть прохладной воде.       Ныряет с головой, практически не задерживая воздух в легких. Так желает просто раствориться, хочет буквально утонуть, но не получается. Понимает, что теряет сознание и спешит вынырнуть, ведь знает, что за глупостями всегда следуют еще большие проблемы. Дни на часах, что лежат на раковине, словно смотрят Минхо прямо в глаза, напоминая, что он действует не особо активно, тратя большую часть времени впустую. Но он же не должен быть пойман, потому и действует осторожно, приходя лишь вечером и лишь за кофе, постепенно, шаг за шагом открывая Джисона все глубже.       — Его привлекает перспектива вечной жизни… Да, что ты вообще знаешь об этом, идиот? Сумерки... боже, — выходит из ванной и ложится на широкую кровать, наконец, расслабляясь после тяжелого дня.              Смотря в потолок, думает о том, что Хану, скорее всего, так неудобно спать на стареньком матрасе, вспоминает и о сквозняке, решая заказать бригаду по починке окон — максимум, что может себе позволить.       Прошло уже полчаса, а он все думает о работе, думает, что делать завтра, ведь в пятницу что-то так или иначе между ними может поменяться — так было с каждым, кто узнавал о скорой смерти. Не все умирают от неизлечимых болезней, бывают сложные случаи и у людей, которые должны умереть от чужой руки. Все, кто умирает собственной смертью, будучи уже старыми, знают свою дальнейшую судьбу, за них не нужно решать, как за Джисона, который по-настоящему запутался, на помощь в определении загробной жизни таким, как он, приходят такие, как Минхо. Но так важно в этой профессии не ошибиться, о чем Ли уже не особо переживает, имея огромный опыт в данной сфере, ни разу не пожалел о своих решениях.       Надоело думать, он решает отвлечься, беря в руки пульт, и отчего-то именно сегодня тот день, чтобы не выбрать турецкие сериалы. Ищет намеренно «Сумерки», тяжело вздыхая, и, когда включает, заваливается на подушки и берет в руки любимое мороженое, внимательно наблюдая за сюжетом.       — Ну, Эдвард тоже хорош, — каждый раз проводит параллели с горячими турками. А когда на экране появляется доктор, то и вовсе в неверии качает головой и почти давится мороженым. — Карлайл, мать твою… Так выглядят люди, созданные божьими руками? — смотрит на зеркало на прикроватной тумбочке. — Я тоже так-то неплох. Только бы не чертов нос! — снова видит небольшую припухлость, злясь на младшего. Отворачивается к телевизору, решая пока больше не смотреть на свое отражение. — Ему все же сильнее досталось… Но я же даже не виноват ни в чем! У него и почки, должно быть, болят… А у меня нос! Но он же болеет, а у меня завтра уже все заживет… Придурок, Хан Джисон! И я придурок. Ненавижу свое гребаное слюнтяйство, — ругается буквально с воздухом, не имея возможности высказать все самому парню. Решает все же сосредоточиться на фильме, который почему-то кажется ему действительно интересным, хотя там и нет его любимых страстей и интриг. Все достаточно плавно и слегка депрессивно, но тем не менее хорошо. — О, Розали… знал я такую, — ухмыляется Ли, оценив ее по достоинству и ожидая большего раскрытия. Ночь проходит, незаметно переключая фильм за фильмом и желая узнать всю историю. Вот он сидит весь сопливый, растрогавшись концом и ведясь на ужаснейшую уловку режиссеров. А после без сил заваливается на постель, моментально вырубаясь, совершенно не чувствуя лучей солнца, что сегодня отчего-то слишком ярко светят.

      …

      Джисон встает от громкого звонка в дверь, действительно пугаясь, ведь к нему не приходил никто и никогда, поэтому с опасением открывает дверь, видя рабочих с материалами.       — Ошиблись? — спрашивает Хан, чувствуя себя не уютно, понимая, что вышел в одном лишь белье.       — Проверка окон, — парень смотрит на них с недоверием.       — С чего вдруг? — не спешит впускать их в дом.       — Соседи жалуются, что старые уже совсем изжили себя, не закрываются до конца, — действительно, похоже на правду, потому Хан впускает их внутрь, давая осмотреть. Видит не особо воодушевленные лица и вспоминает, почему не зовет никого к себе, зная, что это не совсем приятное место для времяпровождения. Хотя и звать-то некого.       Джисон стоит сзади, пока двое мужчин проверяют окно и исправляют найденные проблемы. Смотрит невольно в телефон, понимая, что на электронном табло всего восемь утра.       Какого черта вообще?       Ему бы еще спать и спать, еще и органы все ноют после вчерашнего, давая о себе знать. Смотрит вниз, замечая красные капли на белье, и устало выдыхает, чуть смущаясь рабочих, что, скорее всего, тоже это заметили, но тактично промолчали. Надевает штаны и накидывает на усеянный синяками живот футболку. Ужасно хочется в туалет, понимая, что совершенно не может терпеть из-за недержания, но оставлять незнакомых людей одних — вариант еще хуже.       — Вы скоро? — грубо, да, но по-другому уже не выходит, понимая, что еще пару минут и он опозорится прямо при них.       — Да, уже заканчиваем, — они закручивают петли и еще пару секунд проверяют результат собственного труда и неспешно идут на выход.       — Спасибо большое, до свидания, — захлопывает резко за ними дверь, понимая, что до туалета не успел. И столь обессиленное это понимание. В двадцать лет уже не ребенок, чтобы мочиться в единственные домашние штаны. Еще и пол убрать нечем. Он истерично смеется, понимая, что кожа теперь еще больше начинает зудеть, и идет в ванную, привычно сползая на пол, так отвратительно больно. Возможности прикоснуться к себе нет, потому что острая боль пронзила половой орган, выпуская вместе с мочой и кровь. — Боже, ну что за херня? — кажется, надежды больше нет, но отчаянное желание искать в себе силы заставляет его терпеть все жизненные испытания, показывая самому себе, что может — и не такое переживал. Все изменится и обязательно станет лучше.       Выходя из ванной комнаты, берет телефон и вспоминает про номер, что любезно предложил ему Ли. Хочет узнать о стоимости мягкого свитера, в котором работать будет явно приятнее. Старая водолазка колючая и уже чуть потертая в некоторых местах, так как парень навязчиво чесался, не в силах остановиться. Оставляет сообщение и безумно желает отвлечься от произошедшего, прикуривая наскоро сделанный косяк, и, взяв в руки книгу, наконец, может ее нормально читать, наслаждаясь вымышленным миром, который поистине далек от реальности.             Рабочий день сегодня достаточно скучный, осталось всего десять минут до конца смены, а Минхо так и не заглянул, и Джисон не знает, радует его это или нет. Он делает себе кофе, понимая, что большая часть посетителей уже разошлась перед последним рабочим днем на этой неделе. Остались, конечно, еще бездельники, но они отрубились на своих столиках еще минут сорок назад. Надо бы их разбудить и выпроводить перед скорым закрытием, что парень в принципе и делает, убирая одновременно зал. Когда заканчивает, желает спокойно расслабиться и выпить чашечку кофе, пока никто его не беспокоит. Наливает себе лавандовый сироп и присаживается на стул, блаженно прикрывая глаза — устал, день не из лучших, однако, когда последний раз вообще было хорошо? Ловит себя на мысли, что мог вчера обидеть мужчину, и теперь же тот не хочет с ним не то, что общаться, даже видеться не желает — оно и к лучшему, — думает Хан, когда бархатный голос вновь заставляет его проснуться.       — Можно мне карамельный латте? — осторожно спрашивает Ли.              — Уже закрыты, — отвечает ему Хан, стараясь подавить улыбку.       — Еще три минуты, — смотрит на время Минхо, не желая принимать, что прошел весь этот путь зря.       — Успеешь выпить за тридцать секунд? — все же подходит к кофемашине, вставая к нему спиной, и позволяет себе улыбнуться.       — Я очень постараюсь, — повторяет улыбку мужчина, лишь чувствуя ее.       — Приятного, — ставит перед ним чашку, замечая чуть красные пятна под его глазами и, взяв в руки свой напиток, садится рядом. — Все хорошо?       — М? Ты про нос или… — Джисон лишь сейчас вспоминает, как приложил его лицом о стену, чувствуя небольшой укол совести. И что у них за отношения?       — Прости за нос, — сглатывает, когда видит, как мужчина кивает, принимая извинения. — Т-ты плакал? — все же решается задать интересующий вопрос. Минхо удивленно поворачивается в его сторону, машинально проводя по щекам прохладными пальцами, и Джисон лишь сейчас замечает кожаные перчатки.       — Я… за ночь пересмотрел «Сумерки» и весь день спал, — сглатывает, нервничая не пойми почему, но смотрит на сдержанную усмешку младшего, приподнимая в удивлении брови. — Что?       — Из-за меня? — улыбается, отчего-то действуя свободнее обычного.       — Видимо так. Хотел лучше понять тебя, — старается быть честным, однако, понимает, что на сто процентов не выйдет — всегда будет недосказанность.       — Меня? А себя ты давно понял? — разговор сам плетется в молоке ночного кофе, а сладкий сироп лишь сглаживает углы.       — В каком смысле? — не понимает Минхо.       — Прежде чем понять кого-то, нужно понять себя, хен, — у мужчины странно теплеет внутри, слыша уважительное ласковое обращение. Явно осознает, что начали они не с того, хотя медленно, но верно все же приходят к необходимому.       — И как это сделать? — интересуется Ли.       — Я сам только ищу способ. Думаю, что ты вряд ли сможешь меня по-настоящему понять, ведь даже я сам до сих пор не сделал этого. Слишком сложно, да и неинтересно, — он как-то грустно опускает голову, уже совершенно не желая пить кофе. Но, как говорил старший: в приятной компании не замечаешь неприятных деталей внешнего мира.       — Мне интересно. Вот, когда просто — да, скучновато. А в трудностях можно покопаться.       — На словах-то, конечно. А когда доходит до этого, то все первым же делом смываются, не желая тратить ни свои жизненные силы, ни нырять в остаток чужих, — Минхо лишь кивает, абсолютно соглашаясь с ним. Но он не все, ему интересно и убегать, в принципе, тоже не собирается, особенно пока не закончит работу.       — Я тогда попробую пока понять себя, а ты готовься к завтрашнему осмотру, — поворачивает к нему голову, улыбаясь уголком губ.       — Точно, — понимает, что нужно будет встать чуть раньше, чтобы привести себя хоть немного в порядок. Смотрит на телефон, на который так и не пришло ответное уведомление от вязальщика, думая про себя, что к лучшему, ведь сейчас совершенно на мели. — Тогда до завтра, — прощается с ним, уже желая скорее добраться до дома.       — До завтра, — оставляет чашку и в несколько раз больше обычного чаевых, и кланяется, сразу же удаляясь.       Джисон чувствует живой интерес к этому мужчине, который кажется ему столь необычным, хотя, по сути, та же серая масса, что и остальные, но выделяется, и дело совершенно не в одежде.       Считая деньги, ахает от удивления, прикидывая, на что мог бы их потратить. Вариантов немного: долг, свитер, обезболивающее, трава — тоже иногда помогает унять ноющую боль в организме, однако она же калечит его еще сильнее. Решает пока припрятать и не забивать этим голову, понимая, что завтра станет яснее. Минхо не беден, что с какой-то стороны все же привлекает его, а темные углы души все отчетливее кричат воспользоваться им, но Джисон пока наотрез отказывается, оставаясь на стороне совести.       Выходя из бара, прикуривает новый косяк, желая едва ли расслабиться, ведь с этим уже немного помог Ли. Осознает, что ждал его и не смел закрываться до последней секунды. Ловит себя на мысли, что был бы все же опечален, если тот неожиданно пропал, и даже сейчас было бы приятно помолчать в его компании. Неосознанно обходит здание, надеясь увидеть его, но, увы, пусто. Вдыхает дым, мысленно ударяя себя по щекам, запрещая проникаться людьми — не заслуживают. Все как один отвратительны и недостойны и капли его к ним доверия. Ни один наряд в мире не сможет скрыть истинное нутро.       Завтра снова будет людно — конец рабочей недели, а значит, нужно вновь готовить себя к худшему. Поскорее бы уволиться и жить уже спокойно, искренне улыбаясь окружающему миру. Внутри так тесно, а хотелось бы уже разобрать хлам да расставить все по полочкам, чтобы стало проще, легче, но не выходит — все еще гнетет. Казалось бы, уже пережил, уже прошло, да и вовсе словно было не с ним, тогда почему до сих пор так невыносимо больно, когда задумываешься об этом? Иногда даже кажется, будто физическая боль стократ меньше моральной, но Хан отбрасывает это, считая чем-то невозможным. Все у нас в голове, а значит, нужно просто сосредоточиться на другом, том, что поистине приносит радость, но где бы найти такое? Тяжелые наркотики умело манипулировали им, давая кратковременное счастье и подсаживая на себя все сильнее с каждой принятой дозой. Однако после было так отвратительно, что даже скучая по эффекту, что они давали, Джисон одергивает себя от идеи начать снова, и так теперь проблем выше крыши, а может ведь стать еще хуже.       Новый день начинается с тяжелого подъема, в комнате стало на несколько градусов теплее, отчего парень спит теперь крепче. Но будильник упрямо продолжает звенеть прямо под ухом, не давая и шанса остаться в царстве морфея.       — Амх, — выключает будильник и пытается потянуться, но тело так сильно ноет, заставляя поморщиться и оставить любые попытки размяться.       Идет в ванную, начиная приводить себя в порядок. Одежды, к сожалению, нормальной нет, но хотя бы сам должен быть чистым. Думая об этом, решает проверить телефон на предмет сообщений и улыбается, когда видит новое. А после улыбка так скоро исчезает с его лица, осознавая, что благодаря Минхо у него есть стопроцентная скидка, позволяющая заказать все, что ему нужно. Опять же вспоминает поговорку о бесплатном сыре, не особо веря в собственную удачу. Но все же пишет и о свитере, и о шапке с шарфом на скорую зиму, понимая, что если вновь вляпается в дерьмо, то это лишь очередной жизненный урок, без которого никак. Хан привык жить так, словно плывет по течению реки. Все происходит именно так, как нужно в первую очередь ему. Зачем? Возможно, он поймет это позже, а пока и сам каждый раз спрашивает себя об этом.       Взглянув на время, он разочарованно вздыхает, наскоро надевает одежду и выбегает в сторону поликлиники. Навигатор ест большую часть интернета, потому парень старается запомнить каждую улочку и добирается быстрым шагом туда самостоятельно. Здание не выглядит заброшенным или отпугивающим, наоборот, кажется, что это какая-то частная больница, очень даже презентабельная.       Он осторожно заходит, замечая, как опрятно выглядят остальные посетители, чуть смущаясь и зажимаясь. Первым желанием было пойти обратно домой, надеясь избежать пытливых взглядов зевак, однако он довольно самодостаточный, чтобы действовать столь необдуманно. Ему выпал шанс узнать о своем здоровье бесплатно, так почему бы им не воспользоваться? Он отдает купон медсестре, которая наскоро вбивает в компьютер все нужные данные Джисона и распечатывает ему несколько страниц пошагового пути по врачам. Советует первым делом сдать анализы, чтобы их успели проверить в течение нескольких часов, а после идти уже по самим докторам в порядке очереди.       Хан неловко осматривается, прикидывая, где находится тот или иной кабинет, и идет к месту забора крови. На удивление, людей не так уж и много, потому его очередь слишком быстро наступает. Он садится в кресло и неуверенно держит край рукава, ожидая, когда его попросят поднять. Иглы вызывают лишь одни ассоциации, заставляющие судорожно потеть, отчаянно желая, чтобы там было вещество, способное увести его в мир иллюзий и временного покоя.       Женщина видит его реакцию и чутко просит приподнять рукав его водолазки, сразу же замечая множество пятен и шрамы на сгибе локтя. Смотрит с сожалением и пониманием, заставляя его отвернуться, чтобы не видеть, не вспоминать. Джисон практически не чувствует, уши сильно заложило, а тело настолько напряглось, боясь повторения прошлого, что он, словно каменный, сидит, опасаясь хоть как-то пошевелиться.       — Держи, — она быстро прячет все медицинские предметы и отдает ему шоколадный батончик из кармана халата, тепло улыбаясь. — Ты еще так молод, мне очень жаль, — Хан кивает, не особо осознавая, о чем та говорит, и, забирая упаковку, кивает, удаляясь из кабинета.       Проходит несколько часов, и парень ужасно вымотался за это время, уже несколько раз выходил на улицу, желая уйти домой, но лишь закуривал сигарету и смотрел на мимо проходящих людей. За все часы ему ничего путного так и не сказали, все еще ожидая конечных результатов анализов, которые должны прийти в течение получаса. Времени до работы еще достаточно, однако он все же хотел бы отдохнуть перед ней, чувствуя, как затекли от постоянного хождения ноги. Возвращаясь в теплое пространство, разваливается на мягком диване, пользуясь моментом полностью, ведь когда ему еще выпадет шанс так яро наслаждаться удобством? Залезает в рюкзак, надеясь найти что-то интересное, что сможет отвлечь его от настигающего в скуке сна, и случайно натыкается на книгу, что подарил ему Ли. Он совершенно забыл о ней и сейчас так ласково проводит пальцами по потертой обложке, собирая всю радость первого впечатления. Открывает и чуть принюхивается, стараясь сделать это не особо заметно для остальных, на него и так уже странно косятся, еще больше усугублять положение не хотелось бы. Первая страница самая важная, способная заинтересовать парня, потому он с нескрываемым любопытством вчитывается, впитывая в себя каждую букву, что содержит в себе столько самых разных чувств, что не наполниться ими невозможно.       Проходят, кажется, считанные минуты, как его отвлекает медсестра, заставляя идти на прием к последнему врачу уже с результатами на руках. Джисон опускает на распечатанные бумажки взгляд, понимая, что он все равно не разбирается в названиях, хотя в других колонках замечает пометки «выше нормы», «ниже нормы», которые не особо-то пугают, уже будучи готовым к тому, что анализы вряд ли были бы хорошими. Стучит в дверь и, когда дожидается положительного ответа, заходит, сразу же кланяясь, и передает все полученные бумаги мужчине, что лет на тридцать, если не больше, был старше его. Тот не особо разговорчив и молча про себя читает заключения своих коллег. Приподняв в слабом удивлении бровь, кивает, перелистывая страницу за страницей. А Джисон послушно ждет, совершенно не зная, чего ожидать. Нервно осматривает кабинет, чувствуя подкатывающий голод — действительно, одного батончика за весь день явно недостаточно.       — Чего не лечимся, молодой человек? — спустя пять минут все же прерывает молчание врач.       — М? Да… я первый раз на приеме. От чего хоть лечиться? — как-то чуть истерически улыбается Хан.       — Ну, уже даже не знаю. Тут лишь обезбол, да местечко на кладбище искать, — Джисон надеется, что тот просто шутит, потому что в груди мгновенно что-то трескается, заставляя глупо смаргивать наскоро появляющиеся слезы.       — Что Вы такое говорите…? — так надеется, что мужчина просто пошутил, но выглядит так серьезно, что, кажется, пора просто принять его следующие слова.       — Обратись ты года два назад, можно было бы прожить еще лет двадцать пять на лекарствах, но тут…       Джисон устало плетется домой, все еще слыша где-то в голове повторяющиеся слова об оставшихся моментах жизни. Месяц-два — не больше. С таким диагнозом, да еще и настолько запущенным, отягощенным сопутствующими болезнями, прожить дольше — просто чудо. Усмехается, понимая, какая все же коварная судьба. Только он планирует начать жить, как она самая обрывается, не давая вдохнуть ни глотка свежего воздуха. И на что он потратил двадцать лет своей жизни? Был ли хоть когда-то за эти годы счастлив и что он вообще успел сделать за этот, казалось бы, большой срок? И кто в этом виноват по итогу? Лишь он сам.       Приходит домой и, свернувшись клубочком, закрывает глаза, спокойно засыпая. Делать уже ничего не хочется, однако нужно закончить все неразрешенные дела, чтобы хоть уйти с грузом чуть полегче настоящего. Необходимо немного разгрузить загнанную в тупик душу и задуматься уже о следующей жизни, в которой, как он надеется, будет меньше испытаний и тревог.       Он так отчаянно желал почувствовать пустоту, даже не подозревая, насколько громкой она может быть. Так умело заполняет пространство вокруг, и даже шум в ночном баре не помогает отвлечься, слыша ее с каждой секундой лишь сильнее.       — Хей, щенок, — уже очередной раз пытается докричаться до него начальник, пока парень машинально готовит напиток за напитком, совершенно не осознавая реальности.       — М? — все же слышит он его, поворачиваясь с абсолютно опустошенным взглядом, еле сосредотачиваясь на мужчине.       — Виски, — неприязненно рассматривает то, как тот неторопливо разливает темно-оранжевую жидкость по стакану и передает ему. — Работай лучше. Совсем расслабился, — отхаркивается в пустой бокал неизвестной женщины и удаляется.       Джисон совершенно не понимает, что ему делать дальше, и каждое свое действие подвергает сомнению, постоянно спрашивая себя, а для чего все это? Хочется просто закрыться на оставшееся время в квартире и просто читать. Больше ни на что сил не хватает, но мать говорила не оставлять долгов, не уносить грехи в следующую жизнь, но так ли оно все на самом деле? Стоит ли того? Смотрит на время, едва ли радуясь, что совсем скоро конец смены и можно отдохнуть. Посетители сегодня гораздо спокойнее, словно чувствуют его настроение, а Хану же проще, когда его не трогают, когда не шпыняют. Но чего-то или кого-то все же не хватает. Того, кто любит припоздниться, кто не прочь попричитать о правильности жизни. С кем о скорой смерти было бы так хорошо сейчас поговорить.       Парень бессознательно гладит чуть ноющие руки, спрятанные за мягкой тканью перчаток, и прикрывает глаза, растворяясь в призрачной тишине, созданной самим собой. Думает о том, что нужно еще успеть сделать, однако, как выкроить время на что-то помимо работы? Хотелось бы успеть съездить к морю, в лес, подышать свежим воздухом, пока не стало совсем холодно.       Передав полномочия другому бармену, он идет собираться в каморку, обессиленно садясь на скамью и прикрывая ладонями лицо. Дышать тяжело, думать тоже, он просто трет свои глаза, совершенно сухие и безжизненные, желающие о спокойном сне. Оставаться в здании дольше не хочется, поэтому он собирает остатки сил и надевает куртку, практически выбегая через черный выход. На улице так темно, еще совершенно не утреннее небо украшено десятками ярких звезд, а вокруг пустота, такая тихая и безопасная. Джисон достает косяк, что, как он думает, может притупить его боль внутри, и поджигает, блаженно прикрывая глаза.       — Я опоздал, да?