Дорога сновидений

      Я убиралась на пыльных антресолях. Сырость и ветхость дышала мне в лицо, вываливались тетради с пожелтевшими страницами, кривые поделки и мягкие игрушки. На пол полетела кипа листов, кружась в воздухе, как осенние листья. Мне не надо было смотреть на них, чтобы знать, что там изображено. Это моя личная сокровищница, хранилище воспоминаний о ярких и солнечных снах с моим сказочным другом. Вот мы двое шагаем по планетам среди звёзд по следам Маленького принца, вот мы сидим на пижме, свесив ноги, а над нашими головами летают бабочки с узорчатыми крыльями. Вот мы сидим на склоне, поросшем цветами, среди летающих семян одуванчика, на его пальцах сидит белокрылая голубка. Вот мы скользим на льду, в котором отражается северное сияние. под толстой коркой видны горящие глаза тюленей и косяки рыб, следующие за нами. Вот мы танцуем на сверкающем поле в белокаменном павильоне без стен. Колонны опутали цветущие лозы, мягко падает лунный свет, заставляя всё вокруг сиять. Да, если бы я подучилась рисовать, то могла соперничать даже с Джеем.       Заперевшись в чулане, я достала подвеску. На полу расцвели призрачные цветы и всё вокруг осветили звёзды. Повеяло тёплым ветром, дующим откуда-то с моря, зажурчала вода. Где-то вдали засмеялись двое беззаботных детей, плывущих сквозь пространство сновидений.       Я снова почувствовала, как в носу защипало, губы задрожали, а в груди больно кольнуло. Чтобы не разреветься, я убрала подвеску и ушла в свою комнату. Провалялась в кровати, вспоминая ночи, проведённые с Икаром. Прокручивала в голове его последние слова, поцелуй с привкусом крови и прощание. А потом боль так приелась, стала такой надоедливой, что я не выдержала, вскочила и побежала на работу раньше времени.       — Ага, школу опять прогуливаешь, да? — налетел на меня сзади Дерек и стиснул.       — Отпусти, — прохрипела я, — Задушишь.       — Уж лучше я, чем если бы это сделала за меня Лягушка, — хохотнул парень, — Сегодня она объясняла некоторые моменты в тесте. А если конкретней, то задания с параметрами.       — Ничего, учебник почитаю, — угрюмо ответила я, наконец вырвавшись из его цепких рук, — Дай на работу пойти.       — А я опять цветы у тебя иду покупать, — подмигнул он, — Так что нам по пути. Не отвертишься, детка!       Я закатила глаза. Вдвоём мы вошли в магазин. У кассы спорили миссис Лин и Хенрик. Мы с Дереком изумлённо переглянулись. Они нас даже не заметили, только продолжили спорить. кажется, речь шла о поставщиках и том, что они хотят расторгнуть договор. Обозлённые друг на друга, они разошлись. Миссис Лин вышла за дверь, громко хлопнув ей, а Хенрик плюхнулся на стул.       — Наоми? — наконец заметил он меня, — Ты чего так рано?       — Можно сделать заказ? — похабно улыбнулся Дерек.       — Я тебя умоляю, только без глупостей, — прошипела я.       — Всё будет нормуль, — оттянул меня за щёку он, — Короче, мне нужен большой букет из ста роз.       — Вот это щедрость, — присвистнул Хенрик, — И кто эта счастливица?       — Мы с девушкой помирились, — выразительно посмотрел на меня Хенрик, — Вот, еду теперь к ней. Поедем к кинотеатр на открытом воздухе.       — У тебя машина есть? — удивилась я.       — У отчима свистну, — махнул рукой Дерек.       В общем, через минуту Дерек ушел довольный с охапкой роз, упаковонной в целлофан. Зато на смену ему пришел Джей. Весь взмокший, с сумкой на перевес и мольбертом за спиной.       — Какие-нибудь простые цветы, — сказал он, — Которые бы напоминали об ушедшем лете.       Я кинулась собирать букет, Хенрик молча за мной наблюдал.       — Да, — кивнул Джей, — То, что мне нужно. Ты настоящий художник, Наоми.       — Не ты один мне это говоришь, — заметила я.       — Потому что это правда, — невозмутимо ответил он.       Получив букет и расплатившись, он не поспешил уйти, а остался, впившись в меня взглядом. Я решила завязать беседу. Не каждый день от Джея услышишь столько слов.       — Мне нравится твоя «Старая сказочница», — сказала я, — Она кажется знакомой. Будто доброй старушкой из детства, которая собирала детвору в округе у костра и читала старые-старые истории. Ты такого эффекта хотел добиться?       — Когда я был маленьким, — охотно начал рассказывать он, — то мама мне купила сборник норвежских сказок. Я с упоением читал их вечерами. Мне почему-то казалось, что читать их нужно только вечером, в свете фонаря. И я представлял, что их рассказывает именно эта женщина. Она знает очень много сказок, потому что прожила сотню лет и исходила весь север пешком. И когда она останавливалась в какой-нибудь лачужке или юрте, то хозяева рассказывали ей те истории, что знали.       — У меня тоже был сборник норвежских сказок, — пробормотала я, — Только родители его продали на базаре.       Джей начал рыться в сумке. Потом знакомую книгу в кожаном переплёте и с желтыми страницами. Я зажмурилась, а потом снова посмотрела на книгу, будучи не в силах поверить своим глазам.       — Где ты её купил? — прошептала я.       — На базаре.       Джей осторожно вложил её в мои руки.       — Это твоя книга, — мягко сказал он, — А если они твоя, то она обязательно вернется к тебе.       — Как тесен мир, — пробормотала я, — Чудеса, да и только.       Я открыла книгу, с нежностью глядя на мелкие буквы, некоторые из которых почти стёрлись, на иллюстрации, как будто выведенные дрожащей детской рукой. От сказок веяло пылью, ветхостью и севером.       — Всё началось с этой книги, — пробормотала я, прижимая её к сердцу.       — У меня тоже, — признался Джей, — Сначала я рисовал иллюстрации к сказкам. Те картинки, что представялись у меня в голове. Нет… Я их видел. Отчетливо видел и юрты, и белых медведей, и снежные ночи, и небесных духов, и злых колдунов и ожерельями из клыков, и круглолицых шаманок, и рисунки черным на стене юрты или ледяной пещеры. Я без конца рисовал, потому что думал, что моё мастерство не сможет передать всё увиденное, а ведь так хотелось.       — Странно… — задумчиво сказала я, — Люди связаны невидимыми нитями. Даже незнакомцы. Даже совсем незначительные. Все судьбы переплетены причудливым узором. Но как же красив этот узор…       Хенрик смотрел на нас грустными глазами. Зелёные, большие, кошачьи.       — Ладно, вижу, кое-кому есть что сказать, — спохватился Джей, — Не буду мешать. Он покинул магазин, на прощание помахав рукой.       — Я вспомнил, где я тебя видел, — потупил взор Хенрик, — Мы тогда были детьми. Помнишь полузаброшенный пляж? На нём всегда валялся мусор, хотя мы этого не замечали. В общем, тогда был ветер, и у тебя унесло шляпу прямо в море. Ты погналась за ней и сама не заметила, как заплыла на глубину. Тебя сбило волной и понесло куда-то.       Я слегка покраснела. Да, было такое. Это была моя любимая шляпа. Её подарила мне бабушка. Так и не поймала.       — Я рванул тебя спасти, но замер у самой воды. Испугался, что сам утону. Хотя я видел, что эта шляпа была тебе дорога.       — Ты прав, — сказала я, — Её мне подарила покойная бабушка.       — Ну вот… — ещё больше сник Хенрик, — Тебя вытащила спасательница. Ты насквозь промокла и дрожала. А я дал тебе свою рубашку.       — Которая мне была как кардиган, — расхохоталась я.       — Да мне тоже великовата была, — улыбнулся вслед за мной Хенрик, — Хотя я был долговязым. Да и сейчас не лучше.       — Мы её в итоге пустили на тряпки, — смутилась я, — Я хотела её тебе отдать, но не знала, где найти.       — Ну вот, нашла, — усмехнулся Хенрик.       — Спасибо, — кивнула я.       — Тебе спасибо, — кротко потупил взгляд Хенрик, — С тех пор, как ты пришла, мне почему-то стало легче. Наконец оторвался от цветов и старых альбомов и начал интересоваться жизнью.       Я вдруг кое-что вспомнила.       — Если эта гавайская рубаха твоя… — посмотрела на Хенрика я, — То мы с тобой и до злополучной шляпы встречались. На том же пляже. Точно… Мы строили замок из песка. Строили как можно ближе к кромке берега, чтобы там поселились русалки.       — Да, ты тогда действительно верила в это, и это выглядело так мило, что я не хотел тебя расстраивать, — засмеялся Хенрик, — Я в детстве со многими играл, но не помнил ни их имён, ни где они живут. Одноразовые друзья, одноразовые планы на будущее.       — Так ты мне врал? — обиженно спросила я, — Вот ведь…       — Извини, — виновато развёл руками Хенрик, — Я тогда даже в Санту не верил.       — Что значит «не верил»?! Он живет на Северном полюсе! — обиделась я.       — Ты милая, — улыбнулся он, — Похожа на мою маму. Кстати, пока мы проболтали, твоя смена закончилась. Не хочешь пройтись в сторону того пляжа?       Я охотно согласилась. Мы закрыли магазин и пошли по тёплой летней улице. Асфальт был чуть ли не раскалённым после дневного зноя, пахло кремом для загара и розами. И на руках Хенрика виднелись зачатки оливкового загара. Мне Ребекка неоднократно говорила, что бледная кожа — признак аристократизма, так что я ненавидела загорать и летом ходила с зонтом, потому что иначе кожа становилась бронзового цвета. Но теперь я подумала, что это очень красиво…       Стена. А за ней начинался мир чудес. Только надо было спуститься в тёмный тоннель. Как ни странно, там не воняло. Вот, уже шумит море, переливаясь эхом среди влажных стен.       — А он не изменился, — сказал Хенрик.       Его лицо преобразилось. В глазах отражалось море и чистое вечернее небо, волосы развевались назад, губы тронула лёгкая улыбка. Он как будто светился изнутри, как будто сейчас взлетит. Я бы даже сказала, как будто обрёл потерянную часть себя. Я сняла вьетнамки и побежала по берегу, погружая босые ноги в тёплую воду. Он последовал моему примеру.       — Кто-то назвал дельфинов ангелами моря, — невольно вспомнила я, вглядываясь в даль.       Солнце уже зашло. Летние ночи были наполнены романтикой и оттенками неуловимой грусти.       — В детстве я открывала окно и садилась на подоконник, — продолжила я, — И грустила… Только это было светлая грусть. Мечтательная. Я мечтала прогуляться по вечернему пляжу. Дышать солёным ветром, чувствовать щекотание пены, слышать шепот волн и всплеск воды от выпрыгнувшего дельфина.       — Я один раз его видел, — сказал Хенрик, — Когда гулял с мамой. Она любила гулять здесь одна. Потом с моим отцом. Потом со мной. Мы часто так гуляли с ней, как с тобой сейчас. Иногда молчали, чтобы почувствовать ночь. Впитывали каждый звук, каждый оттенок, каждый запах, каждое прикосновение. А иногда говорили о всяком. Например, о созвездиях. Или о китах. Или о пингвинах. Или о саваннах.       — Что с ней случилось?       — У неё нашли рак на поздней стадии. Нам предложили лечение, которое могло бы спасти её. Но оно было очень дорогим. А она сказала, что не боится умирать.       Он зашел дальше в воду, став ко мне спиной. Тёмная фигура на фоне перламутрового неба.       — А лечение не факт, что сработало бы. Это говорили даже врачи. И для этого нам бы пришлось много работать. Она сказала, что не хочет, чтобы мы тратились из-за неё. Что она будет зависеть от лекарств, как от наркотика, превратиться в лежащее безволосое несуразное нечто. Она насмотрелась на таких в больницах и хосписах. В глубине души она подозревала, что всё это будет зря.       Он тяжело вздохнул.       — Я думал, что она умирать будет страшно. Но нет. Она дердалась достойно до самого конца. В последний раз мы сходили всей семьей на пляж. Сидели тут, смотрели на закат, строили замки. А потом она просто легла на песок и умерла.       Я осторожно подошла к нему и обняла его сзади, прижимаясь к спине. От него пахло молоком и сушеными травами. Как от Икара.       — Ты её напоминаешь. Поэтому ты мне и понравилась, — тихо сказал он, — Странно, да? Она тоже была такой наивной. В фей не верила, но сказки любила. Моя тётя владела цветочным магазином, и мама всё свободное время проводила там. Помогала своей сестре с цветами. Я всё время просил её научить меня делать кашпо. А когда она учила, то я злился, что у меня ничего не получается.       — Когда бабушка уходила, я плакала, — сказала я. — Но я вспоминала заходящее солнце, запутавшееся в её волосах, ягодное лето и её готовность уйти, и мне становилось легче. И сейчас у меня такое ощущение, что она просто уехала и туда не доходит почта.       — И вот у меня оно стало иногда появляться.       Хенрик накрыл своей рукой мою руку. Я чувствовала биение его сердца. Быстрое-быстрое, взволнованное.       — Мы обязательно встретитесь, — сказала я, — И больше никогда не расстанетесь. Будете снова ходить по пустынному пляжу. И созвездия будут ближе, и дельфины будут плавать рядом с вами.       Хенрик промолчал. Но я видела, что ему стало легче.       Он обернулся и посмотрел за мою спину.       — Иногда я писал здесь на стене. Кто-то мне даже отвечал. Подписывался как Журавль В Руке.       — Ну здравствуй, Житель Пиона, — широко улыбнулась я.       — И правда чудеса, — рассмеялся Хенрик, — Начинаю думать, что ты права насчет связи людей.       — Всё-таки я была не такой одинокой, — блаженно прикрыла глаза я, — Я окружена чудесами.       Переписка была не такой длинной, я всего пять раз писала. Одним вечером я заметила на стене за моей спиной интересную надпись:

Где же вы, чудеса?

Житель Пиона

      Недолго думая, я приписала снизу:

Чудеса на связи. Чего желаете?

Журавль В Руке

      Я нашла эту переписку невероятно романтичной. Незнакомцы, попутчики, связанные лишь этим пляжем. Кто знает, узнаем ли мы друг друга?       Я даже помнила, где это было. Я побежала к тому месту. Если ещё не стёрлось…

Построй мне лестницу в небо.

Житель Пиона

Глупенький, всему своё время!

Журавль В Руке

Тогда какое ты чудо? Ты обманщик, шарлатан, а не чудо!

Житель Пиона

Чудеса скромны, как полевые цветы. Помни это, дитя!

Журавль В Руке

Да ну? А может, их вообще нет?

Житель Пиона

С кем же ты тогда сейчас разговариваешь?

Журавль В Руке.

      Его корявые буквы были небрежно написаны черным маркером. Мои — красным, аккуратно написаны, как будто в прописи. Я бережно провела по тексту рукой, как будто заново переживая жгучее любопытство, мучительное ожидание ответа и предвкушение, радость и улыбку до ушей, когда я наконец видела новые строки.       — Гляди-ка, сохранилось, — удивился Хенрик, стоящий за моей спиной.       — Я каждый день сюда приходила, — дрожащим голосом говорила я, — Ждала, когда ты ответишь. А потом перестала. Разозлилась и решила не приходить на этот пляж.       — Я не мог даже приблизиться к нему, потому что он напоминал мне о маме, — печально сказал Хенрик. — Я был ребенком, который не желал принимать смерть.       — Да… Теперь всё становится на свои места.       Он издал едва слышный смешок.       — Я целыми днями караулил тебя. Всё гадал, кто этот журавль. Усатый продавец мороженного? Пышная загорелая тётка? Очкарик, не отрывающийся от толстенной книжки? Забавно, что я не подумал на тебя. Хотя, я ведь и твоего имени не знал. Как-то не догадался спросить. Как и с остальными товарищами по играм.       — У меня тоже это вылетело из головы. Но теперь ты знаешь.       Мы одновременно прыснули. Где-то вдали послышался громкий всплеск.