Дорога сновидений

      Это было похоже на тонущий корабль. И он, и я смирились с тем, что скоро всё исчезнет. Исчезнут и детские игры, и цветы под водой, и откровенные разговоры, и ощущение того, что ты можешь преподнести ему свою душу, и он сохранит её, как самое дорогое сокровище. А вместе со всем этим исчезнет и последняя нить, связывающая меня с безмятежным детством, когда мир казался бесконечным и наполненным чудесами, а жить безмятежной и ясной, как летнее небо.       Он становился прозрачнее, постепенно забывал о наших приключениях, и мне было странно и грустно это видеть. Но я не отворачивалась. На этот раз я встречу горе лицом к лицу. Как Хенрику пришлось встретиться со смертью в далёком детстве. Как Дереку пришлось встретиться с истинным, несовершенным обликом отца.       — Больше не гуляешь по сновидениям? — тихо спросил Икар, — Тебе надо практиковаться.       — Как я могу бросить тебя? — спросила я, — Я останусь с тобой до тех пор, пока ты не исчезнешь.       — Давай, навести кого-нибудь, — сказал он, — Кого ты хочешь?       — Хочу увидеть, что снится Ребекке, — вздохнула я, поняв, что спорить с ним бесполезно, — Всё-таки подруга детства.       Передо мной возникло её лицо. Большие щёки и торчащие, как у кролика, резцы. Мы подружились с ней на продлёнке, когда отбились от общей группы и стали играть вдвоём. А потом и вовсе стали убегать и гулять по городу, воображая себя взрослыми. Как-то пусто на душе стало при мысли о том, что этого больше не вернуть. Наши пути разойдутся, после школы мы будем поздравлять друг друга с праздниками и видеться несколько раз в год, но больше той близости не будет. Иногда люди вырастают из друзей детства, как вырастают из вещей.       Ветер подхватил меня и понёс. Неужто ветер перемен, как из песни? Я раскинула руки, закрыв глаза. А снизу остался слабеющий Икар.       Очнулась я уже стоя на краю балкона. Открывался вид на долину, тонущую в облаках. Я оперлась руками о перила. Волосы растрепались, лучи тусклого солнца приятно согревали плечи.       — Пойду за красками. Ты ведь никуда не убежишь, милая?       — Не убегу, как я могу?       Шаги приближались. частый стук каблучков и размеренное шаркание. Я обернулась. Ребекка блаженно улыбалась, поднимая подол старинного платья, её вел под руку Джей в белом фраке и цилиндре.       — О, Наоми? Ты тоже здесь учишься? — обрадовалась она.       Я вяло кивнула. Джей подмигнул и оставил нас.       — Это был учитель? — спросила я.       — Да! Правда, душка? Он мне так нравится… Прекрасный человек. Сейчас мы будем раскрашивать облака. Присоединяйся, будет весело!       Не дожидаясь ответа, она схватила меня за запястье и повела вглубь просторного зала. На другом конце нас ждал Джей, размахивая кисточками и красками.       — Это особые краски! — объяснила Ребекка, — Мы будем делать закат. Нам досталась какой-то горный район в Азии.       Мы подошли к выступу. Я нервно сглотнула, увидев пустоту перед собой. А Ребекке, похоже, вовсе не было страшно. Ещё бы: рядом с Джеем-то! Мы взялись за руки и шагнули вниз.       Я в первый раз летела во сне. Хотя, это было по сути как летать наяву, ибо сейчас было почти осознанное сновидение. Я чувствовала небывалую свободу и влагу розовых облаков. Сзади летел Джей, его фрак развевался, как крылья. Ребекка смотрела на него и блаженно улыбалась, глядя на него преданными глазами. А он улыбался ей. И мне захотелось, чтобы они так улыбались и наяву, пусть и без школы, где учат рисованию закатов.       — Пора, — сказал Джей.       Мы встали на облака. Джей провел кисточкой. Расползлась нежно-розовая полоса, делая облако похожим на сладкую вату.       — Я тоже хочу! — захлопала в ладоши Ребекка.       Она взяла кисточку и принялась красить соседнее облако. Оно было кроваво-алым, с переливами и нежно соприкасающимися оттенками. Её цвет, встретившись с розовым, дал чудесное сочетание.       — Прямо как мы, — сказал Джей, нахлобучив на неё свой цилиндр.       Солнце сверкнуло между их приближающимися лицами. Я взяла кисточку и принялась красить горизонт. Алый, розовый, багряный, оранжевый. После парочка присоединилась ко мне. Закат вышел нежным, как будто из детской картинки, и в то же время мрачно-красным, как будто кричащим. Странное сочетание, но очень красивое. Такие закаты соединяют сердца.       — Понравилось? — спросил Джей.       — Ещё бы, — страстно выдохнула Ребекка, — Это цвета счастья.       — Надо же? Такого определения я ещё не встречал.       — А разве не очевидно? Дерзкий красный, робкий розовый. Счастье — сплошное противоречие. Счастье неуловимо и в то же время у тебя под носом. Оно так кратковременно, но пока оно с тобой, оно кажется вечным. И его так легко пропустить, не заметить за повседневной суетой.       — Вот и твой очередной урок. До встречи на новой лекции, Ребекка.       Они кивнули друг другу. Джей раскинул руки и упал, проделав дыру в облаке. Я подбежала к её краю и посмотрела вниз. Он стремительно летел, как сокол, с жадным видом всматриваясь вниз, а потом исчез среди крон деревьев.

***

      — Значит, школа, где учат рисованию закатов? Да, очень похоже на настоящего художника. Видимо, твоя подруга это чувствует. А может, в душе она такая же.       — Никогда не знала об этой её стороне. Хотя, она всё мечтала рисовать мангу. Такую, чтобы была и драма, и чудеса, и детская наивность, и ощущение сказки и странной теплоты, разливающейся в груди. Одни чудеса происходят вокруг.       — Кто знает, может, именно из-за тебя они и происходят?       — Глупости какие-то ты говоришь, — нервно рассмеялась я, — Я обычная девочка. Я злюсь, я иногда вру, я совершаю глупости, я много раз сначала делаю, потом думаю. Просто каждый человек — это чудо. Самое большое чудо на свете. Человек высаживает деревья, человек спасает выброшенных на берег китов, человек останавливает войны, человек рождает миры на страницах книг или на полотне, и именно человек заставляет трепетать сердца своими песнями.       — Но ведь люди совершают зло.       — И люди совершают добро. Животное не может сделать выбор между добром и злом. А человек может.       — Всё-таки ты удивительный человек. И если хорошенько подумать, то ты знаешь ответ на мой главный вопрос.       Я протянула к нему дрожащую руку. Дотронулась до его лица сквозь вуаль. Мокро. Я подняла её края вверх. Медленно, плавно, осторожно, дрожащей рукой. Он не сопротивлялся, а просто молча ожидал. Что-то в глубине моей души воспротивилось, не желая того, чтобы тайна открылась.       Пусть он и дальше останется тем милым Икаром, что веселил меня и вытирал мои слёзы.       — Нет, — решила я про себя, — Я должна это узнать, иначе всю жизнь буду мучиться.       Приоткрытые губы, блестящая полоска слёз, ямка, которая пролегла между носом и верхней губой, тонкая переносица и глаза, в которых зелёное сливалось с голубым. Я вскрикнула и испуганно отшатнулась от него, сжимая в руках оторванную вуаль. Это было лицо Хенрика.       — Нет, — прошептала я, — Я не верю.       — Кто же я? — улыбнулся он.       — Ты… Хенрик? Значит… Ты умираешь и наяву?       — И да, и нет. В какой-то степени я альтер-эго Хенрика. То, каким он был в детстве. Таким же простым, наивным фантазёром. Но после того, как он увидел смерть и сломавшегося отца, он решил распрощаться с детством, отречься от него. Какие чудеса, если ни врачи, ни кто-либо другой не смог спасти его мать? Если даже его отец, который был человеком невероятной моральной силы, сломался и стал вести такой образ жизни, который всегда презирал?       — Его сознание раздвоилось?       — В какой-то степени да. Он решил, что мир жесток и несовершенен и это надо принять. Решил, что одними чудесами тут не обойдёшься. Спрятался в своём цветочном коконе, но я ведь часть его. Только во снах он был счастлив. Только во снах он был ребёнком, который ещё не познал боль. Потому что сны возвращают первозданный облик.       — А причём тут я? Почему ты… он… снитесь мне? Или это я вам снюсь?       — Вспомни свои слова о связи. Ты связана с ним. Эта связь родилась ещё тогда, когда вы строили песочные замки. А может, она была всегда? Родственные души, похожие, как две капли воды. Только он сломался, раскололся, а ты осталось целой. Ты была одинокой среди толпы, а он был одинок во всех смыслах. Твоё одиночество было врождённым, а его приобретенным. Вы как два кусочка паззла, потому и цепляетесь друг за друга.       — Наверное, это ещё и потому, что я сноходица?       — Да и он в какой-то степени сноходец. Подобное тянет к подобному. Редко когда люди так связаны. Тебе очень повезло. Береги эту связь.       — Ха… Это ведь тоже чудо… Ещё какое чудо.       Крупные слёзы закапали у меня из глаз.       — С одной стороны, я не хочу, чтобы он страдал. Я желаю ему отпустить прошлое и жить настоящим. Заново научиться радоваться и быть счастливым. Но для этого придётся потерять тебя.       — Я снова буду частью его. В какой-то степени, мы будем всегда вместе.       — Но это будешь уже не ты…       — А какая разница? Ты ведь любишь не мою вуаль.       Мы обнялись.       — А в тот раз я пришла к нему… Ну, когда это был действительно он.       — А тут всё очень просто: он напился до полусмерти, видел пьяные сны, а я валялся тут и страдал.       Я рассмеялась сквозь рыдания.       — Как это глупо!       — Ещё бы не глупо. И ведь некому, кроме его тётки, пожурить его. Хоть ты о нём позаботься… Ладно?       Я посмотрела в его лицо. Провела руками по его щекам. Он стал таким прозрачным, что я увидела сквозь него звёздное небо.       — Значит, ты его душа… Действительно, настоящий и в то же время нет.       — Не совсем душа. Скорее, его осколок. Но очень важный. Тот, который не стоит терять.       Я его поцеловала в последний раз. Мы прощались, со слезами, смехом, с нежностью и болью. Я знала, что так будет лучше, и знала, что должна отпустить его. Но когда я теряла его, то теряла своё детство. И в какой-то степени я прощалась со всеми чудесами.       — Прощай, душа.       — Прощай.       Он ослепительно улыбнулся. Всё растаяло с первым рассветным лучом, а я проснулась с подвеской, прижимаемой к груди. Вскочила, принялась рыться в шкафу. Нашла сундук, заперла там подвеску и положила на самый дальний ящик. Когда буду скучать по тем волшебным снам, то достану её.       Я вышла из дома. Решила прогуляться возле озера. Подставила лицо порывам ветра, несущегося с океана. В воде плескались уточки. Шляпа заслоняла меня от солнца, платье развевалось. Стало легко на душе и совсем чуть-чуть грустно.       Внезапно я увидела сгорбленного Хенрика, сидящего на скамейке. Он опустил голову, рассеянно что-то чертил палкой по земле. Я села рядом с ним.       — Сегодня я ходил к могиле матери, — едва слышно прошелестел он, — Посмотрел на её фотографию. Там она выглядела такой счастливой. Я знал эту улыбку: в последние минуты она не сходила с её лица. Когда на глазах выступили слёзы, сквозь их пелену я увидел её силуэт. Она всё так же улыбалась. «Небо такое красивое», — сказала. Я всё понял. И стало легче.       — Тогда ты отпустил её?       — Я отпустил её ещё утром. Когда проснулся, у меня было ощущение, что я обрёл потерянную часть себя. С тех пор, как она умерла, мне казалось, что я был пустой оболочкой. Нет, я ходил, дышал, ел, смеялся и злился. Мне нравилось возиться с цветами. Но я чувствовал пустоту внутри себя. Но потом появилась ты. И появилось какое-то противоречие… Как будто что-то не так. И как будто я тебя где-то встречал, и не один раз. Что-то из детства, того самого, с играми, собиранием ягод и беготнёй под дождём. Что-то тёплое, родное… Пустоту разрезала боль. Я тогда понял, что всё ещё жив, и меня это напугало. Я напился, чтобы обрести то тупое равнодушие. А потом сам себе стал противен. А сегодня утром я почувствовал ту самую радость.       — Хорошо, что ты отпустил её. Нельзя вечно жить прошлым.       — Вот и я это понял. Пришел, чтобы попрощаться.       Он наконец поднял голову.       — Я вспоминал все эти игры с тобой, все эти разговоры. Ты говорила о повседневных вещах так, будто это было чудом. Ты из тех людей, которые кажутся старыми друзьями. Даже если толком и не знаком. Жаль, что такие не так часто встречаются.       — Да ну… Ты преувеличиваешь. Я обычная девочка.       — Да спроси у своих одноклассников, они наверняка подтвердят!       — Они скажут, что я просто стрёмная девченка, которая мелет всякую чушь. Ты слишком любишь меня.       — Что правда, то правда.       — Что?       — Что?       Мы посмотрели друг на друга. Я — ошеломлённо. Он — нежно.       — Что ты только что сказал?..       — Что я люблю тебя.       У меня отвисла челюсть. Потом я истерически расхохоталась.       — Вот уж не думала неделю назад, когда тайно смотрела на твою спину, что ты признаешься мне в любви!       — Ха-ха, жизнь полна всяких странностей.       — За это я её и люблю.       — Глядя на тебя, начинаю и я.       Он весело посмотрел на меня.       — Ну так что, будешь любить нищего продавца цветов, у которого нет ни друзей, ни семьи?       — Спрашиваешь!       — Я счастлив… Я так счастлив, что поймал журавля с неба.       Он обнял меня. Я положила голову на его плечо. Солнце поднималось на горизонте, словно вылезая из воды, вдоволь искупавшись. От Хенрика веяло цветами и мёдом. Как от Икара.