Дорога сновидений

      — Наоми, просыпайся.       Мама трясла меня за плечо. Я приоткрыла один глаз и с удивлением заметила, что она как-то постарела. Сгорбленная, уставшая и беззащитная мама.       — Что такое? — хрипло спросила я.       — Только что звонил дедушка. Твоя бабушка умерла.       Обычно, когда сломлены, бегут к любимым. Я бежала от любимых. Одна, одна под дождём. Не смотрите на меня, не говорите со мной, сделайте вид, что меня нет. Обычно в фильмах в этот момент идёт дождь. Но сегодня выглянуло солнце и ветер разогнал тучи. Стоял ясный летний денек. Как будто это самый обычный город на свете. И тогда я подумала, что не в городе дело, а во мне. Я буду одинока и в Лос Анжелесе, и в Сеуле, и в Токио, и в Париже. Чем больше толпа, чем теснее ко мне прижимаются, тем острее я ощущаю своё одиночество.       Ноги меня сами привели на озеро. На берегу стояла скамейка с крышей. В воде плескались утки, и лебеди чинно плавали, вытянув изящные шеи. Вдали виднелся его дом — изящный, крохотный и чистый, с изгородью и ветвистыми деревьями, на ветвях которых болтались импровизированные качели.       Ни я, ни она не жалели об уходе. Так почему мне больно? И почему, когда я уезжала на лето, я плакала, глядя на родителей, машущих мне на остановке рукой, хотя знала, что вернусь?       — Любуешься?       Рядом со мной сел Хенрик. Он достал буханку хлеба и принялся отрывать куски, бросая их птицам. Они тут же склевывали смешно хлопая крыльями.       — Почему я не люблю прощаться? — невольно спросила я.       — А кто любит? — развёл руками Хенрик, — Хотя, это смотря с кем… Ты вот с кем прощаешься?       — С бабушкой.       В глазах Хенрика отражалось небо. Они вновь стали влажными, но он их уже не прятал.       — Терять любимых всегда больно, — промормотал он, — Даже если это их выбор.       Больше я ничего сказать не смогла. Как бы ни хотелось. И как бы ни хотелось узнать о нём побольше, я не могу. Он живёт в своём мире, частью которого я вряд ли буду.       — Наверное, ты сегодня не пойдёшь оформлять договор?       — Пойду, — буркнула я, шмыгнув носом.       Мы поднялись и пошли вместе на работу. Там уже хлопотала миссис Лин. Мы по-быстрому оформили договор и я села напротив Хенрика, что-то записывающего в тетради. Он опер щеку о руку и смотрел вниз, часто моргая. Под глазами были небольшие тёмные круги, свидетельствующие о бессонных ночах.       — Ты же во вторую смену работаешь, — сказал он, не поднимая головы, — Иди в школу.       — Не хочу, — сказала я.       — Наоми, пожалуйста, иди в школу, — уже более раздраженно сказал Хенрик, — Ты понимаешь, что из-за прогула у тебя проблемы будут?       Я закатила глаза и поднялась. Хенрик продолжил что-то строчить у себя в блокноте. Сегодня он не возился с цветами.       Перед тем, как закрыть дверь, я ещё раз оглянулась. Хенрик был таким бледным на фоне этих цветов. Вздохнув, я закрыла дверь, прозвенев колокольчиком.       — Наша Наоми решила стать бунтаркой? — ехидно спросила Ребекка, нависая надо мной.       — А чего тебя в школе не было, действительно, — присоединилась Лия, — Уж вряд ли с друзьями гуляла, потому что у тебя нет.       — Почему нет? — фыркнул Дерек, — Очень даже есть. Продавец в цветочном магазине.       — Откуда ты знаешь? — сощурилась Ребекка.       О, нет. Нетнетнетнетнетнетнетнетнетнет       — А я её видел, — фыркнул он, — Болтали друг с дружкой, как двое влюблённых.       — Ай-ай-ай, — ухмыльнулась Ребекка, — Прогуливаем уроки ради взрослого мужика? И как тебе только не стыдно? Бунтарочка ты наша.       — Как шлюха себя ведёшь, — скривилась Лия, — Не позорься, окей?       Прозвенел звонок. Пришла учительница. Она сделала вид, что я не прогуляла её урок. А вот одноклассники не забыли. Целый урок они перешептывались, толкая друг друга и глядя на меня. Я едва выдержала до конца уроков.       В рекреации убрали картины. Обнажилась голая стена. Светло-желтая и скучная. Затылок обжигало чьим-то учащённым дыханием. Я обернулась и встретилась взглядом с Джеем.       — Обидно, да? — спросила я.       Он молча смотрел на меня. Такое кукольное лицо и круглые глазки.       — И ради чего было стараться? Чтобы картина повисела тут несколько дней, никем не замечаемая…       Он не отвечал. Это во сне он разговорчивый, наяву из него и слова не вытянишь. Я уже и забыла, как звучит его голос.       — Как же мне это надоело! — неожиданно для самой себя вспылила я, — Ты хоть когда-нибудь говоришь?! Сидишь весь такой загадочный, бесишь!       Я топнула ногой, развернулась и убежала. Впереди меня шли Ребекка, Лия и Роза. Кажется, они собирались в ателье снять мерки. Ребекка не оборачивалась. Волосы были аккуратно подстрижены. Я горько вздохнула, поняв, что потеряла и её.       Они сели на скамейку на автобусной остановке, болтая ногами. Я прошла мимо них и чувствовала на себе их прожигающие взгляды и перекрестные шепотки. Деревья цвели по бокам, роняя белые цветы на пыльный асфальт. На ступеньках сидели подростки и ели сдобы. Где-то играло «лимонное дерево». Солнце действительно согревало, выманивая из зарослей травы и листьев деревьев насекомых. Чувствовалось лето, сухое и знойное, полное радостной скуки и посиделок с друзьями. Но всё проходило мимо меня. Или я проходила мимо?       Зашла в магазин. Хенрика там уже не было, а миссис Лин сидела снаружи, опять раскуривая кубинскую сигару. Поэтому я, скучая, сидела у кассы и безостановочно пялилась на прохожих, каждый раз ожидая, что кто-нибудь из них войдёт сюда. Но до конца моей смены не было посетителей.       — Ничего, бывает, — проворчала миссис Лин, — Магазин на грани закрытия. Ты села на тонущий корабль, детка.       С тяжелым сердцем я вернулась домой и легла спать, не поужинав.       Икар снова был здесь, сидел на коленях, трогая цветы. Я отсторожно подошла к нему.       — Могу ли я пробраться в сон Хенрика? — спросила я.       — Попробуй, — вяло согласился он.       Я подумала о нём. Представила его лицо, его волосы, в которых затерялся солнечный свет, его глаза цвета васильков и летнего неба, пальцы, переплетающие нити, его голос и смех. Но не почувствовала ни дуновения ветра, ни запаха цветов. Когда я открыла глаза, то увидела, что стою по-прежнему рядом с Икаром. Преприняла ещё одну попытку. И ещё. И ещё.       Я зарычала и закатила глаза.       — И тут мне нет входа! — в исступлении воскликнула я, — Сколько можно?! Хватит с меня тайн и загадок!       Икар изумленно взглянул на меня.       — Ну и пусть живет в своём мире, — кипятилась я, — Пусть останется в одиночестве, ибо никто не захочет возиться с тараканами в его голове! Ненавижу!       Икар подошел ко мне и тронул за плечо. Это немного меня успокоило.       — Я такая дура. Сколько я на него пялилась? Почти год. Проходила мимо витрины, смотрела на его спину и вздыхала. И всё, что я о нём знала — это то, что он работает в цветочном магазине! Тогда почему… Почему меня к нему так тянуло? И почему каждый раз при взгляде на него у меня возникало чувство, что я его давно знаю? В любом случае… Это неважно. Неважно… Мне надоело гоняться на миражом.       Я посмотрела на Икара.       — Ты ведь рядом, — сказала я, — Плевать, что ненастоящий. Мне и снов достаточно. Икар закрыл руками мне глаза и поцеловал. Я чувствовала мягкость его вуали, горячее дыхание, запах ромашки и тепло его тела. Странный это был поцелуй, с едва уловимым оттенком грусти. Как корзинка с ягодами. Как фруктовый чай.       — Надо было мне назваться Амуром, — сказал он, отстраняя меня и прижимая к себе, — А тебе — Психеей.       — Психея — это душа, — вспомнила я, — Этот миф — аллегория на душу, ищущую любовь, которую она потеряла по своей вине.       — Тогда, я надеюсь на то, что ты не повторишь её ошибку, — сказал он, — Иначе тебе придётся идти к востоку от луна и к западу от солнца.       Мы так простояли какое-то время, замеревшие и утихшие, боявшись вспугнуть это умиротворение. И он казался удивительно тёплым и живым, настоящим… Быть может, он и впрямь живой, настоящий? Но, наверное, мы живем в разных концах земли. Возможно, нас разделяют океаны и часовые пояса. И только во сне мы можем прикоснуться друг к другу.       — А вдруг ты настоящий? — затаив надежду, спросила я.       — А ты как думаешь? — лукаво спросил он.       — Дай хоть подсказку! — взмолилась я.       — Ответ прячется между да и нет…