Колыбель для кошки

      Утро следующего дня торжественно ознаменовалось прекрасной солнечной погодой. Конец июня выдался на редкость жарким, так что температура занимала достаточно высокую планку с раннего утра. Выходя из дома за полтора часа до начала рабочего дня, Бакуго, повесив чёрный пиджак на руку, думал лишь о том, что ему следует сказать его новому знакомому при встрече.       Потратив несколько часов на размышления о том, что произошло в цветочной лавке утром, Бакуго, проходив как в тумане весь оставшийся день, пришёл к выводу о том, что его внезапно обострившийся интерес к сыну хозяйки магазина — это лишь наваждение, вызванное долгим отсутствием у Катсуки практики в отношениях. Он был более чем уверен в том, что сегодня к нему вернётся его прежнее безучастное безразличие, так что даже не потрудился рассказать о случившемся своей матери.       Врачи уверили парня в том, что для поддержания контакта больного с внешним миром, ему следует слышать голос близких ему людей, поэтому Кастуки докладывал матери практически обо всём, что происходило с ним в течение дня.       Когда Бакуго сел в машину, его настроение заметно улучшилось. Он был действительно рад тому, что ему не придётся быть зависимым от каких-то чувств по отношению к другому человеку, так что Катсуки тут же спрогнозировал себе удачный день...       ...Который закончился как только его ушей коснулся знакомый звон маленького колокольчика, жившего на стеклянной двери цветочной лавки.       Боже, только не снова.       Мидория стоял перед стойкой с кассовым аппаратом, прислонившись к ней бёдрами, а его руки покорно лежали на груди, так что, увидев юношу, первое о чём подумал Бакуго было то, что он ждал именно его. Его опасения подтвердились, как только Изуку, слегка вздрогнув от внезапно ожившего колокольчика, тепло улыбнулся, приветствуя постоянного клиента.       Аритмия, о существовании у себя которой Бакуго даже не подозревал до вчерашнего дня, тут же дала о себе знать, и его сердце заколотилось с новой силой, отчего тот даже на секунду опешил, не зная, чего теперь ждать от самого себя. — Доброе утро, — вопреки немым мольбам Катсуки ничего нахрен не говорить, сказал Мидория, убирая руки за спину, по-прежнему легко улыбаясь. — Было, — тихо буркнул Катсуки, закрывая дверь за своей спиной так, словно не знал, что она закроется сама, если он сделает один единственный шаг вперёд.       Приближаться к темноволосому юноше почему-то совсем не хотелось, и в то же время хотелось так сильно, что Бакуго решил просто постоять на месте, пока его внутренняя школьница не определится, чего же ей всё-таки хочется больше. Тогда же Катсуки подумалось, что если бы Изуку знал его характер получше, он бы точно сравнил его с колючим кактусом, который нарочно никого не подпускает к себе. Блондин тяжело выдохнул, чувствуя, как яростно пылают его щёки. Оставалось лишь молиться о том, чтобы Изуку этого не заметил, или хотя бы любезно проигнорировал.       Мидория же, тщательно подбирая слова, чтобы начать диалог, вспомнил реплику своей матери о том, что, по факту, Катсуки ничего не скрывает, и стоит лишь озвучить интересующие его вопросы, чтобы получить на них ответы. Решив довериться интуиции, Изуку деликатно кашлянул и посмотрел в чуть прищуренные алые глаза, взгляд которых изучающе пробегался по ассортименту товара, представленному у витрины и на полках. — Полагаю, вы за пионами и гортензиями? — издалека начал Мидория и медленно направился в сторону Катсуки, сцепив руки в замок за спиной. — Д-да, — не глядя на парня, ответил Бакуго, надеясь, что румянец всё же сойдёт с его лица, однако, когда блондин решился поднять взгляд, Мидория стоял так близко, что Катсуки чуть было не вскрикнул, но сдержался и тяжело запыхтел, что выглядело так забавно, что Изуку почти засмеялся.       Мидория остановился рядом с вазой с белыми пионами, раскрывшиеся рассыпчатые бутоны которые смотрели на него, слегка склонив головы от собственного веса, и лишь выбрав цветы взглядом, Изуку смог украдкой посмотреть на пыхтящего рядом с ним блондина.       Мидория решительно не понимал схему поведения юноши, — Катсуки не выглядел неуверенным в себе человеком, но, почему-то, сейчас он изо всех сил старался как можно незаметнее сдвинуться подальше, чтобы хотя бы не касаться брюнета своим локтем, и от этого в голове Изуку появлялось только больше вопросов.       В голове же Бакуго творилось чёрт-те что — все его мысли были заняты тем, что пытались доказать ему, что он подвергся какому-то сильнейшему наваждению, а сердце упорно продолжало бить тревогу, призывая парня прикоснуться к симпатичному продавцу хотя бы нечаянно.       Когда Катсуки собрался с силами чтобы что-то сказать, Изуку, взяв в руки нужное количество цветов обоих видов, направился в сторону стойки, так что Бакуго лишь поспешно закрыл рот, отводя взгляд в пол. — Так что, человек, которому предназначался букет, был рад, получив его? — спросил Изуку, даже не предполагая, как поведёт себя блондин и станет ли он вообще идти с ним на контакт.       Взглянув на заинтересованного юношу, который разложил перед собой нужные инструменты, Бакуго перевёл взгляд в пол и нахмурился, заметно помрачнев. В ту же секунду во рту Изуку резко пересохло, — быть не может, что ответ на его первый и пока что единственный вопрос будет связан с чем-то трагичным, во что ему не следовало совать свой любопытный нос. — Да, — прежде, чем Мидория начал молиться всем возможным богам, ответил Катсуки, а затем неспешно подошёл ближе, так что теперь единственным препятствием между юношами была лишь широкая стойка с цветами и прочими ингредиентами для хорошего букета.       Изуку облегчённо выдохнул, тепло улыбнувшись, и мысленно обрадовался своей первой маленькой победе — Бакуго всё-таки ответил на вопрос, да ещё и подошёл к нему ближе, чем на пять метров. Катсуки же, спрятав руки в карманы выглаженных чёрных брюк, изо всех сил старался расслабиться, чтобы наконец подумать о том, что происходит с его разумом, телом и чёртовой жизнью.       В цветочной лавке снова повисла тишина, которую нарушал только лёгкий джаз, тянущийся из колонок под потолком подобно нуге. Изуку ловко складывал цветы вместе, поочерёдно выбирая их и очищая от мешающих композиции листьев, а Катсуки заинтересованно наблюдал за его работой, утонув в собственных мыслях. Бакуго думал о том, что его выдуманное наваждение, как ни крути, оказывалось реальной влюблённостью, — Мидория был по-настоящему симпатичным юношей и совершенно точно походил на цветок, который манил к себе сильнейшей светлой аурой.       Подумав об этом, Катсуки устало вздохнул, прижимая к глазам большой и указательный пальцы, а затем лениво огляделся. — Мидории-сан сегодня нет? — не понимая, зачем он вообще пытается начать разговор, спросил Катсуки, вновь глядя на брюнета сверху вниз. — Она занята с поставкой цветов, — словно на автомате ответил Мидория, а затем вдруг поднял глаза, посмотрев на парня. — Мы заключили контракт с одним поставщиком, он обещал нам портландские розы с большой скидкой. Очень надеюсь, что ей удастся с ним договориться, потому что, по словам наших партнёров, он не из тех, с кем легко навести контакт... — Твоя мать — мировая женщина, — тут же ответил Бакуго, растрепав светлые волосы на затылке. — Я более чем уверен, что всё будет хорошо. — В этом я не сомневаюсь, Бакуго-сан, — Мидория негромко засмеялся, завязывая нежно-персиковую ленту вокруг стеблей цветов и оценивая получившийся результат.       Бакуго повёл плечом, едва заметно нахмурившись, а затем, немного замявшись, переступил с ноги на ногу. Слышать свою фамилию из уст этого парня было совсем неплохо, даже очень, но это, всё же, доставляло определённый дискомфорт и возводило их начавшееся взаимодействие в чётко размеченные рамки. Кроме того, хотелось, всё же, услышать и второй вариант. И блондин, рвано выдохнув, решает рискнуть. — Можно просто Катсуки, — негромко говорит Бакуго, намеренно не глядя на то, как Изуку изумлённо поднимает большие изумрудные глаза и смотрит так, словно точно уверен в том, что ослышался. — Мы ведь... так и не познакомились толком.       Брюнет молча ошеломлённо смотрит на Катсуки, ожидая, что тот или повторит сказанное, или, что более вероятно, скажет ему забыть о том, что тот только что сказал. Однако ничего из этого не происходит, и Изуку осторожно кладёт букет на стойку перед собой. — Мидория Изуку, — брюнет с готовностью протягивает ладонь, вытянув руку почти до конца, так что кончики длинных тонких пальцев, буквально полностью заклеенных пластырями, практически касаются галстука Катсуки, и взгляды алых и изумрудных глаз снова сталкиваются, замирая. — Можно просто Изуку. — Бакуго Катсуки, — Бакуго не заставляет себя ждать, осторожно поднимая руку и тут же сцепляя её с холодной ладонью брюнета. — Можно просто Катсуки.       Руки Изуку холодные, и Бакуго с его вечно разгорячённым телом практически обжигается этим холодом, а затем сжимает его ладонь крепче, принимая этот холод как дар, как нечто ценное и дорогое, что и сам Изуку, пусть и неосознанно, но хранит в себе. — Приятно познакомиться, — произносит Мидория, вновь тепло улыбаясь, и в то же мгновение Катсуки переводит свой взгляд на Изуку и грустно усмехается, вслушиваясь в английскую лениво-расслабленную речь Билли Холлидей, подмечая про себя и бесконечно сильно надеясь на то, что на самом деле всё это не просто так:       «И я начинаю молиться: «Господь, пусть дольше это продлится».*

***

— Я просто понятия не имею, что творю, — честно признался Катсуки, спрятав лицо в ладонях. — С тех пор, как ты здесь, я, кажется, разучился чувствовать что-либо, кроме вечного беспокойства.       Бакуго прекрасно знает, что никто не ответит на его слова, но также он знает, что они наверняка будут услышаны. Первое время Катсуки стеснялся говорить с мамой, считал, что разговор с человеком, который не может тебе ответить, совершенно не имеет смысла, но каждый раз одёргивал себя за подобные мысли. Если это поможет её состоянию, он готов говорить без умолку хоть круглые сутки, главное, чтобы это возымело должный эффект. — Это ни в коем случае не твоя вина, — тут же добавляет парень чуть громче обычного, словно почувствовав на себе её пристальный непонимающий взгляд. — То, что случилось... разве кто-то может быть подготовлен к такому? Нет, конечно нет.       Катсуки снова замолкает, пытаясь вывести поток мыслей в то русло, от которого отклонился в сторону вечности. Тяжело вздыхает, закрывает глаза, слегка прижимает к ним пальцы.       Тут же вспоминается холод рук Изуку. — Всё так странно, — произносит Катсуки в пустоту, даже не обращаясь к матери, и слегка обнимает себя руками, откидываясь к жёсткой спинке белого стула, стоящего рядом с кроватью. — Я не знаю о нём практически ничего, но это чувство странного комфорта рядом с ним... бред какой-то. У него такие ледяные руки.       Блондин вдруг подскакивает на ноги и делает несколько шагов к окну, на подоконнике которого рядом с вчерашним стоит сегодняшний белоснежный букет. Тут же Катсуки замечает, что вчерашняя атласная лента отличается от сегодняшней, — та скорее розовая, а эта больше оранжевая. Незначительный факт тут же врезается в память, словно с силой вбитая под ноготь иголка. — Как бы я хотел получить совет от тебя, — тихо произносит Бакуго и опускает голову, опершись о подоконник руками, а затем поднимает взгляд на кровать матери, всё ещё надеясь на то, что она сейчас окликнет его и прижмёт к себе, спрятав от всех проблем в своих объятиях.       Этого, конечно, не происходит, и Бакуго отходит от подоконника, на автомате поправляя белый халат, накинутый на плечи. — Он спрашивал о том, понравился ли тебе вчерашний букет, — вдруг говорит Бакуго, остановившись рядом с дверью и через плечо обернувшись к женщине, без движения лежащей на кровати. — Он так старался, делая его. Я сказал, что да. Очень надеюсь, что я оказался прав.       Парень стоит рядом с выходом из палаты ещё несколько секунд, а затем, кинув последний взгляд на бледное лицо матери, грустно улыбается и уходит, аккуратно прикрыв дверь.

***

      Наверняка теперь Изуку соврал бы, сказав, что у него нет совершенно никаких чувств к высокому хмурому парню в чёрном костюме, с которого он начинает каждое своё утро вот уже восемь дней подряд. Отточенные движения его рук сложно сделать медленными или нарочито неаккуратными — то заслуга опыта, ведь парень помогал своей матери не только находясь в цветочном магазине. Вся жизнь Изуку была наполнена запахом самых разных цветов сколько он себя помнил.       Именно поэтому Мидория так терялся, пытаясь построить с Бакуго адекватный диалог. Спустя пару дней бесполезной и очень уж короткой болтовни о погоде и цветах, Изуку вдруг понял, что интересующие его вопросы нельзя задавать в лоб незнакомому человеку, — необходимо узнать его так, чтобы тот смог доверить тебе правду, в какие бы оттенки чёрного она не была окрашена.       За счёт отточенных движений, Мидории удавалось собрать красивый букет меньше чем за десять минут, что сильно препятствовало размеренному развитию начинающегося диалога. У Изуку совершенно не было времени и это, по его мнению, была его самая большая проблема.       Говоря о чувствах, стоит упомянуть то, что Изуку был не из тех, кто легко влюбляется с первого взгляда, так что Мидория был свято уверен в том, что его чувства к Катсуки можно объяснить не более чем любопытством о том, как тот живёт, чем дышит и, что наиболее важно, кому именно предназначены цветы, которые Бакуго покупает у них каждый день.       Мидория шумно выдохнул, уже двадцать минут пытаясь составить хороший плейлист на небольшом ноутбуке, стоящем рядом с кассовым аппаратом, и в итоге растянулся на стойке, положив голову на руку, которую уже начинало покалывать от долгого пребывания в таком положении. В кладовке перманентно слышался шум разного рода, издаваемый предметами, которые двигала, переставляла и считала его мать, и Мидория кинул взгляд в правый нижний угол экрана компьютера. Круглый электронный циферблат сообщал о том, что время стремительно приближалось к обеду.       Парень выпрямился и потянулся, забавно кряхтя, а затем одёрнул футболку и отряхнул чёрные джинсы, смахивая с них обрезки обёрточной бумаги и листья цветов. — Схожу в кофейню и возьму нам что-нибудь перекусить, — сказал брюнет, заглянув в подсобку, в которой его мать увлечённо заносила в таблицу данные об ассортименте магазина. — Я не надолго. Справишься без меня? — Ну уж об этом можешь не переживать, — немного помолчав, ответила Инко, не отвлекаясь от планшета в своих руках. — Я же как-то справлялась все двадцать лет, что тебя здесь не было.       Мидория перевела достаточно ироничный взгляд на сына, который, немного подумав, пожал плечами и скрылся за дверью. Проверив наличие нескольких купюр в заднем кармане джинсов, Изуку завязал распущенный шнурок на спортивных кроссовках и выскочил из магазина, тут же вдыхая нагревшийся летний воздух полной грудью.       Не спеша направляясь в сторону кофейни, которая находилась в двух домах от их лавки, Изуку вспоминал разговор с Бакуго, случившийся утром. Катсуки говорил о том, что погода на следующей неделе заметно испортится, а на комментарий Изуку о том, что у него нет зонта, Бакуго радушно предложил одолжить свой, так как сам ездит на машине и не боится промокнуть, но Мидория резво отказался, объяснив это тем, что не хочет доставлять Катсуки неудобства. По сути, это была чистая правда — у Изуку действительно не было зонта и он действительно не хотел доставлять блондину лишние неудобства, однако брюнет благополучно скрыл тот факт, что куча зонтов есть у его матери, а зонт Катсуки может пригодиться ему непосредственно во время дождя.       Размышляя на тему зонтов и неудобств, Изуку кинул взгляд в голубое небо, на котором не было ни малейшего признака на плохую погоду. Кто знает, сколько бы лишних домов Мидория прошёл в таком положении, если бы велосипедист, промчавшийся в нескольких сантиметрах от его плеча, не привёл его в чувства, слегка напугав, и только тогда парень заметил, что кофейня, в которую он шёл, осталась позади.       Решив не возвращаться, Изуку пошёл вперёд, тут же перестроив свой маршрут и отметив целью другое заведение похожего типа, находящееся чуть дальше по дороге, ведущей в самый центр Токио.       Добравшись до места назначения, Мидория окинул его мимолётным взглядом и тут же проник внутрь, лавируя между выходящими из кофейни девушками, а затем занял очередь у одной из касс. Единожды обновив ленту твиттера, Изуку сам не заметил, как его очередь подошла, и теперь перед ним стоял лишь один человек, заказ которого вот-вот должен был быть готов.       Не успел посетитель перед ним отойти, как неожиданно чья-то горячая ладонь тут же опустилась на плечо брюнета, из-за чего он вздрогнул и резко обернулся, ожидая всего, что угодно, кроме чуть прищуренных алых глаз, смотрящих на него сверху вниз. — Уже второй раз за день видимся, — прокомментировал сложившуюся ситуацию Катсуки, едва заметно усмехаясь, и тут же убрал ладонь с плеча Изуку, отчего тот даже немного расстроился, хотя сам толком не понял почему. — Катсуки-кун! — воскликнул Мидория, радостно глядя на чуть смутившегося парня, прежде чем его следующую фразу оборвал бариста, поинтересовавшийся тем, что брюнет хочет заказать. — Эспрессо без добавок, пожалуйста, — прежде чем Мидория нашёлся с ответом, сказал Бакуго, на что Изуку лишь ухмыльнулся, словно наперёд зная, что парень закажет в первую очередь. — И?...       Катсуки опустил взгляд алых глаз, вопросительно глядя на Изуку, отчего тот немного смутился, только сейчас осознавая, что его новый знакомый собирается оплатить кофе за них двоих. — Катсуки-кун, не стоит, прошу, это... — начал было негромко просить Мидория, пытаясь смотреть в глаза блондина, но тот тут же перевёл взгляд в меню с напитками. — И лавандовый латте, — закончил Бакуго, протягивая кассиру купюру. — Сделаем, — принимая из рук посетителя деньги, ответил темноволосый юноша с пирсингом в носу, и легко улыбнулся, отходя от кассы, пока та печатала чек. — Зачем? — слегка обиженно и даже непонимающе спросил Изуку, смущённо глядя на Катсуки, который также отвёл глаза, словно заинтересовавшись чем-то на витрине. — Я ведь теперь буду чувствовать себя в долгу...       Мидория не хотел врать и, несмотря на то, что подобный жест был безумно приятен ему, парень всё же не до конца понимал происхождение и направление этого намерения, что только сильнее смущало и заставляло больше думать о том, что же всё-таки творится в этой странной блондинистой голове.       Катсуки же, казалось, и вовсе не понимал, что происходит, как и все последние восемь дней его жизни. Увидев знакомые растрёпанные тёмные волосы в толпе, Бакуго словно отключил разум, решив немедленно дать о себе знать. Ему хотелось лишний раз прикоснуться к Изуку, почувствовать, что он действительно настоящий, а не очередной сон, который под конец превратится в жуткий кошмар, от каких Бакуго бежит каждый раз, чтобы проснутся в холодном поту посреди ночи.       Катсуки вновь ущипнул себя за внутреннюю часть кисти, чтобы убедиться в том, что он всё ещё в сознании. Платить за кофе парня, которого знаешь всего неделю, при том, что он, фактически, был против, — если это не глупо, ударьте его, потому что мнение Бакуго в этом плане явно расходится с чьим бы то ни было ещё.       Кажется, ещё пара секунд и Катсуки поглотит разрастающаяся в геометрической прогрессии паника. То, что с ним происходит нельзя назвать чем-то нормальным, скорее всё совсем наоборот, и вот уже второй раз его жизнь меняет свои полюса, становясь с ног на голову, или же возвращаясь с головы на ноги, пробыв в такой позе последние пять лет. Хорошо, если так, но, может быть, Бакуго уже лежит в психушке и разговаривает со стенами, думая, что всё у него налаживается?       Парень снова щиплет себя за покрасневшую кожу, вмятины от ногтей на которой остались с прошлого раза, а его глаз слегка дёргается, реагируя на боль в другой части тела. Блондин уже открывает рот, чтобы извиниться перед Мидорией, который невольно стал жертвой сходящего с ума от собственной боли клерка, как тот вдруг дёргает парня за рукав белой рубашки, заставляя посмотреть в его лицо. — Спасибо.       Бакуго смотрит непонимающе, словно не услышал или не разобрал слова, и у Изуку сжимается сердце, когда он замечает с какой силой блондин впивается в свою руку ногтями. Мидория понимает — этому парню чертовски сильно нужна помощь, — и, не отпуская ткани рубашки, слегка тянет на себя, отчего Катсуки приходится оторвать ногти от своей руки и обратить внимание на бариста, протягивающего им стаканы с кофе.       Мидория неспешно отходит от кассы и, по-прежнему схватившись за рукав Бакуго, как за спасательный круг, идёт дальше, ведя парня вслед за собой. Изуку занимает двухместный столик у стены рядом с огромным книжным шкафом и молча указывает на одно из мест Катсуки, чтобы тот, хочет он того или нет, сел за стол.       Кинув мимолётный взгляд на брюнета, который в данный момент выглядел крайне беспокойно, блондин опустился в мягкое кресло, предварительно поставив на стол свой кофе. Мидория тут же сел напротив, отодвинув стаканы с напитками так, словно сейчас кофе не имел буквально никакого смысла, и слегка наклонился вперёд, упираясь в стол локтями, чтобы создать более интимную для важного разговора обстановку. — Ты страдаешь, Катсуки-кун, — констатирует Мидория, даже не пытаясь подобрать слова помягче, чтобы суть его речи точно дошла до парня в полностью фильтрованном виде. — Я хочу помочь тебе. Не могу смотреть на то, как ты изводишь себя. Прошу тебя, расскажи мне, что тебя мучает. Можешь ударить меня, когда всё это закончится, но, прошу тебя, расскажи мне.       Бакуго откидывается на спинку кресла и хмурится, тяжёлым взглядом сверля дырку в лице сидящего напротив парня, а Изуку чувствует, как его ладони начинают неизбежно потеть. Брюнет, кажется, точно уверен в том, что Катсуки воспользуется его радушным предложением и выбьет из него всё дерьмо при первом же удобном случае, чтобы тот впредь не задавал такие интимные вопросы на восьмой день знакомства. Мидория нервно проглатывает слюну, пока блондин продолжает молчать, но не отводит решительный взгляд изумрудных глаз, намереваясь стоять на своём до конца.       Катсуки тяжело выдыхает спёртый воздух и тут же делает новый глубокий вдох, закрывая глаза. Он решительно не понимает, сон это, реальность, или очередной кошмар, поэтому слегка приоткрывает рот, а затем и глаза, но Изуку по-прежнему смотрит в упор.       Проходит ещё несколько секунд, прежде чем Мидория окончательно жалеет о том, что решил идти вперёд, вместо того, чтобы развернуться и пойти в привычное место, и брюнет уже готов просить у Катсуки прощения и говорить о том, чтобы он забыл это недоразумение желательно навсегда. Подобный шаг откидывает их в их развивающихся взаимоотношениях на несколько шагов назад друг от друга, и Изуку закусывает нижнюю губу, понимая, что именно он всё испортил. — Пять лет назад я был первокурсником на экономическом факультете в ЮЭЙ, — Бакуго говорит негромко, по-прежнему расслабленно откинувшись в мягкую спинку большого кресла, а Мидория вздрагивает, не ожидая, что парень всё же решит что-либо сказать. — Мне так сильно нравилась учёба в университете, что я не гнушался подстраивать её под себя ещё больше.       Катсуки не смотрит на Изуку, продолжая раскрывать себя перед заинтересованным взглядом мятно-зелёных глаз так, словно медленно снимает с себя одежду, смущённо отведя глаза на любой другой предмет. — Любой, кто знал меня тогда, подтвердит, что это правда, — Бакуго немного ёрзает в кресле, словно ёжась от внезапного холода, а Изуку неосознанно наклоняется ещё ближе, чтобы не пропустить ни единого слова. — Мы жили так шумно и весело, что я даже не сразу понял, что всё это оборвалось в одно мгновение. Честно говоря, раньше я понятия не имел о том, что такое кома и о многообразии её разновидностей.       Мидория невольно вздрогнул, тут же обеспокоенно посмотрев на юношу, и склонил голову набок, не смея перебивать его. — Останься я в тот день дома, этого не случилось бы, — Бакуго говорит ещё тише, отчего Мидории приходится полностью отключиться от внешнего мира, всецело отдавая своё внимание блондину. — Но мы хотели большего. Мы хотели всё.       Катсуки наклоняется вперёд и вдруг пристально смотрит в зелёные глаза усталым, замученным, но решительным взглядом, словно с силой втискивая в голову Изуку свои слова. — Я был пьян в стельку, когда ей стало плохо, — упавшим голосом продолжает Катсуки, глядя в лицо испуганного Мидории. — Я знаю, что ты скажешь: «В том нет твоей вины», и прочее. Каждый из вас говорит мне одно и то же. Даже если причиной всему стал не я, я виноват в том, что не был рядом. Я был с друзьями, я пил и веселился, пока она отчаянно цеплялась за телефон, чтобы вызвать скорую, теряя сознание. Если бы я был там, я...       Бакуго, кажется, вот-вот вскочит на ноги и начнёт расхаживать по залу кофейни, дёргая себя за торчащие во все стороны волосы, или, что вероятнее, снова вопьётся себе в руку ногтями, раздирая её до крови, и Мидория неожиданно даже для себя кладёт ладонь на руку Катсуки, тут же переплетая их пальцы. Блондин неловко вздрагивает, чуть краснея, но собирает в себе все силы, чтобы оставить кисть на месте. Руки Изуку чуть теплее, чем были при их первом прикосновении, и это почему-то даже радует. — Моя мать не должна была оказаться в такой ситуации, — заканчивает Бакуго, решая не продолжать дальше. — Кто угодно, но только не она. — Я сожалею, — произносит Изуку, помолчав несколько секунд, и лишь сильнее сжимает горячую руку Бакуго, словно давая ему понять, что они оба настоящие. — Честно говоря, я ожидал нечто подобное. Только не думал, что пострадавшим окажется твоя мама. Думал, скорее, что невеста.       Губы Бакуго трогает едва заметная усмешка, прежде чем парень позволяет себе несильно сжать ладонь Мидории, молча отвечая на его жест, и блондин машинально трёт шею, чувствуя колоссальную неловкость от того, что всё-таки выложил все карты на стол. — Извини за это, — борясь с смущением, говорит Бакуго, нехотя убирая руку из нежных объятий Изуку, и прячет их под столом, глядя на остывающий чёрный кофе. — Ты хотел знать, почему я прихожу к вам за цветами каждый день? Теперь ты знаешь. В этом нет ничего интересного или необычного. Я просто бесконечно сильно виноват перед ней и я понятия не имею, как искупить свою вину.       Они оба замолкают, сидя друг перед другом ещё несколько долгих минут в тишине, прежде чем Изуку не кусает ноготь большого пальца, а затем переводит взгляд на Катсуки, но, как только тот прикладывает стаканчик к губам, делая глоток, снова отводит взгляд. — Я уверен, она думает иначе, — осторожно начал Мидория, по-прежнему слегка покусывая свой ноготь и не глядя на блондина. — Думаю, она была бы счастлива, если бы ты наконец стал счастливым.       Изуку поднимает глаза, и их взгляды снова сталкиваются, на этот раз задерживаясь друг на друге чуть дольше обычного.       Парни сидят в кофейне ещё некоторое время, наконец разговаривая на отвлечённые темы, а как только за спиной Бакуго закрывается стеклянная дверь с вывеской, указывающей на рабочие часы, Изуку снова хватает того за рукав и несильно тянет на себя, заставляя обернуться и посмотреть в его глаза. — Попробуешь? — с надеждой в голосе спрашивает Мидория, слегка взволнованно глядя в алые глаза стоящего в шаге от него юноши. — Аэро-пресс? — усмехается Бакуго, чуть приподнимая бровь и вспоминая контекст последнего разговора, а затем несколько раз уверенно кивает. — Безусловно. Я большой фанат кофе, уж поверь мне. — Нет же, — Изуку слегка хмурится, но так же улыбается, наконец чувствуя, что между ним и этим больше-не-таинственным парнем теперь гораздо меньше ощутимых всем телом препятствий. — Стать счастливым.       Секунду назад игривое выражение лица Бакуго вдруг снова становится серьёзным, но его взгляд теперь выражает лишь искреннее непонимание и совершенное нежелание лгать. Катсуки знает, кто действительно может помочь ему с его счастьем, но не решается сказать это вслух, по-прежнему слегка непонимающе глядя в глаза юноши, который продолжает стоять, схватившись за ткань его рубашки. — Д-да, — наконец говорит блондин, ненадолго отведя взгляд в сторону оживлённой улицы. — Скажи мне, что ты не лжёшь, — взгляд Мидории говорит сам за себя, — парень действительно желает добра несчастному новому другу, но он хочет, чтобы и Бакуго хотел для себя того же. — Это... не так просто, как кажется, Изуку, — Бакуго впервые называет этого паренька по имени, отчего у Мидории, кажется, коленки трясутся по-началу, и тут же отводит взгляд куда-то в голубое небо, на кроны высоких деревьев и виднеющиеся в вышине шпили небоскрёбов. — Я знаю, — тут же отвечает брюнет, намеренно делая шаг ближе к парню, отчего тот, опешив, хочет отступить назад, но Изуку крепко держит его за рукав, не позволяя этого сделать. — Я хочу, чтобы ты принял решение. Даю тебе немного времени подумать, всё-таки это очень важный шаг.       Мидория вдруг выпускает из стальной хватки ловких пальцев белоснежную ткань, но, вместо того, чтобы пойти наконец в противоположную сторону, он невыносимо медленно проводит подушечками пальцев по жилистой руке Бакуго вниз, отчего тот вдруг стискивает зубы, слишком ярко ощущая, как ткань рубашки под пальцами Изуку скользит по его коже. Очень хочется стыдливо одёрнуть руку и отвернуться, чтобы Мидория не заметил его румянец, но получается лишь рвано выдохнуть, ощущая на своей ладони чуть тёплые пальцы юноши. — Дай мне знак, когда решишь, — спокойно говорит брюнет, тут же делая два шага назад, словно только что не гладил чувствительную кожу запястья Катсуки и не просил дать ему слово, и Бакуго невольно начинает думать, что, возможно, для Изуку это действительно лишь игра, такое своеобразное проявление дружеских эмоций и чувств, и блондин отводит глаза, немного хмурясь.       Он очарован этим парнем так сильно, что, кажется, каждая минута выдержки рядом с ним превращается в чёртову вечность. Бакуго поднимает алые глаза, глядя в спину удаляющегося брюнета, а затем его взгляд невольно смещается ниже, и Катсуки вдруг закрывает лицо ладонями, стараясь отмахнуться от внезапных навязчивых мыслей.