Колыбель для кошки

      Когда Бакуго осторожно приоткрывает глаза, луч утреннего солнца только-только начинает медленно ползти по краю белоснежной подушки, ещё даже не греет, просто дразнит, намереваясь метко попасть в глаза, чтобы юноша наконец проснулся и начал очередной день по привычному сценарию.       Нехотя поднявшись с подушки, что продолжала манить к себе теплом его собственного тела, парень безэмоционально отметил, что в очередной раз проснулся до будильника, который в последнее время стал чуть ли не самой бесполезной вещью в доме. Тяжело выдохнув, Катсуки спрятал лицо в горячих ладонях, мысленно пытаясь вспомнить схему своих действий на сегодняшний день.       Жизнь Бакуго Катсуки всегда казалась ему неимоверно скучной. Каждый день — как предыдущий — всегда проходил по отточенному, выведенному за несколько лет расписанию, а если вдруг что-то шло не по плану, на место предыдущего действия всегда вставало эквивалентное ему новое. Излюбленный тренажёрный зал на перекрёстке закрыли на ремонт? Ничего страшного, значит сегодня перед сном будет пробежка по парку, пока его не найдёт вариант тренажёрки получше. Закончилась очередная книга? Ничего, это лишь значит, что пора начинать новую.       Для юноши с таким характером, как у Катсуки, подобная жизнь была невыносима, однако любая другая завела бы его в гроб за считанные сутки. Обладая поистине уникальным, совершенно взрывным характером, Бакуго пришлось научиться контролировать его, ведь все, кто запросто справлялись с этой нелёгкой работкой, исчезли из его жизни как по взмаху волшебной палочки.       И сегодняшний день прошёл бы так же обычно, как и все предшествующие, если бы не две цифры, угрюмо смотрящие на парня снизу вверх из небольшого отрывного календаря, стоящего на кухонном столе и медленно дожидающегося своей кончины, которая была ближе к нему с каждым днём.       Двадцать шестое июня — день, когда жизнь Бакуго Кастуки перевернулась с ног на голову.       Известие о трагедии, которая жесточайшим образом отняла у него мать, застала парня, когда он находился в компании университетских приятелей. Ещё никогда в жизни Кастуки так не кричал на людях от скорби, паники и невыносимой внутренней боли. Апоплектическая кома — имя того, кто раскрошил жизнь Бакуго так, что едва ли он теперь вспомнит, как в действительности жил раньше.       С тех пор Бакуго ещё ни разу не пропустил часы посещения в отделении реанимации и интенсивной терапии. Каждый божий день вот уже пять лет Кастуки приходит в белоснежную палату, ставит букет белоснежных пионов и гортензий на стерильный белоснежный стол и прикасается горячими пальцами к белоснежным щекам осунувшейся женщины.       Такова жизнь Бакуго Кастуки в его неполные двадцать четыре года. Долгие два года близкого общения с личным психотерапевтом наложили на него ощутимый отпечаток и теперь от прежнего Катсуки остался лишь его нечёткий образ, который, как некоторым кажется, до сих пор призрачно бродит за ним по пятам.       Катсуки останавливается посреди кухни на долю секунды, замирая всем телом, словно вот-вот произойдёт то, что исцелит его, вернёт мальчишку, который жил в нём ещё несколько лет назад, но в очередной раз ничего не происходит, и парень слегка опускает плечи, прикрывая глаза от невыносимой усталости.       В конечном счёте, жизнь в полном одиночестве может иметь свои плюсы. Например, выглаживать белые рубашки, как оказалось, совсем несложно, хотя в детстве парень считал это чем-то поистине сверхъестественным, наблюдая за ловкими движениями рук матери, вооружённых шипящим утюгом.       Приготовить завтрак, кстати, можно гораздо быстрее, чем за два часа, и это юноша выяснил чуть ли не на вторую неделю внезапно начавшейся самостоятельной жизни. Уборка тоже не составляет особого труда, если ты заранее кладёшь все вещи на их законные места и не разбрасываешь одежду где попало. Готовка, уборка, стирка — сам того не осознавая, Бакуго полностью приспособился к самостоятельной жизни и единственное, что по-прежнему поднимало его среди ночи, придя в кошмарном сне, это огромная зияющая пустота в сердце, заполнить которую с каждым днём становилось всё труднее.       Слова «смирение» никогда не было в лексиконе блондина, пока тот был шебутным подростком. Даже поступив в авторитетный университет, Бакуго был чуть ли не единственным первокурсником, который не готов был мириться буквально ни с чем, что предлагалось ему в качестве непреложных правил, из-за чего часто страдал не только он сам и все вокруг, но и устав университета. Катсуки мог бы с гордостью сказать, что за первый год университетской жизни, благодаря нему устав правил был дополнен несколькими очень весомыми из числа тех, которых там раньше не было, так как они были вроде как «само собой разумеющимися». К концу первого курса одногруппники парня с нетерпением ждали его новых выходок, которые попали бы в университетский устав как правки с припиской «если вы Бакуго Катсуки, то вам ни при каких обстоятельствах нельзя-».       Трагедия выжала из Бакуго буквально всё, что было так любо и дорого каждому, кто был с ним в более, чем близких отношениях.       С отличием закончив экономический факультет ЮЭЙ, Бакуго, отчасти благодаря связям в университете, достаточно быстро нашёл себе неплохую работу в офисе одной фирмы, удобно расположившемся в небоскрёбе в центре Токио. И теперь он был обычным взрослым с обычной жизнью и обычными потребностями, но необычной болью в душе.       Собираясь на работу, Катсуки надел строгий чёрный костюм и ловко затянул такой же черный галстук под воротником белоснежной выглаженной рубашки, с лёгкой ухмылкой подмечая, что если всё продолжится в том же духе, то лет через десять этот галстук станет тем, кто заберёт его жизнь в одинокой двушке в центре Токио.       Но если в отточенном расписании Катсуки один элемент мог с лёгкостью замениться другим, ежедневное посещение палаты матери он пропустить не мог. И сейчас, ровно за полтора часа до начала его рабочего дня, Бакуго вышел из дома, немедленно направившись на парковку, где его покорно ждал небольшой серебристый Ниссан Ноут, кредит за который Катсуки начал выплачивать полгода назад.       Цветочная лавка с незамысловатым названием «Мидори» находилась на пересечении двух улиц, одна из которых сворачивала в центр, а другая вела в восточную часть Токио. За те пять лет, что Бакуго является постоянным клиентом этого магазина, ему удалось неплохо подружиться с хозяйкой — невысокой женщиной в летах с тёмно-зелёными волосами, зачастую убранными в невысокий хвост, и тёплым взглядом изумрудных глаз. Когда блондин зачастил к ней в лавку, женщина, приложив немалые усилия чтобы выяснить причину, по которой он с завидной регулярностью посещает такое нестандартное для него место, немедленно внесла парня в список постоянных клиентов, делая большую скидку для него каждый последующий раз.       Вопреки собственным ожиданиям, Бакуго не воспринял этот жест как проявление жалости или сочувствия и лишь поблагодарил хозяйку за понимание. Было ли дело в том, что он так ушёл в себя, что просто не понял этого, или же намеренно проигнорировал, но совершенно точно было то, что прежний Бакуго никогда не принял бы подобного рода помощь, находясь в здравом уме.       Возможно, в этом и заключается суть взросления — не обращая внимания на свои принципы, выбирать то, что действительно нужно, а не то, чего хочется в данный момент. И если всё так, Бакуго Катсуки действительно стал взрослым.       И, боже мой, как же это грустно.       Катсуки садится на водительское сидение своего Ниссана и оперативно его заводит, поглядывая на время, а затем его взгляд падает на жёлтый бумажный стикер, прикреплённый к панели автомобиля, надпись на котором показывает лишь двузначное число «30», — напоминание о ежемесячном платеже по кредиту.       Когда Бакуго добирается до цветочной лавки, часы показывают ровно девять утра. Завидев недалеко от магазина свободное место на парковке, парень ловко нырнул в него, тут же заглушив двигатель. — Добро пожаловать! — не успел Бакуго зайти внутрь магазина, как молодой голос, раздавшийся откуда-то из-за прилавка, тут же оповестил клиента о своём присутствии.       Катсуки раздраженно обернулся, пребывая явно не в том настроении, чтобы устраивать знакомства с новенькими продавцами излюбленной цветочной лавки, и тут же нахмурился, взглядом ища невысокую хозяйку магазина, которая, по обычаю своему, должна была встречать его чуть ли не на пороге.       Несколько секунд спустя из-за прилавка, полностью заставленного цветочными горшками разных оттенков и размеров, в которых удобно умещались такие же разношерстные по своим видам растения, появился невысокий юноша с большим фиолетовым горшком в руках. Он приветливо улыбнулся, даже не попытавшись отвести взгляд от алых глаз Катсуки, и закрыл изумрудные глаза, склонив голову набок, а Бакуго неожиданно для себя понял, что уже несколько секунд не моргая пялится на новенького в тёмном свитере, который продолжает стоять, ожидая, когда блондин в дорогом строгом костюме соизволит озвучить цель своего визита. — Бакуго! — в тот самый момент, когда Кастуки, казалось, отошёл от минутного помутнения, которое, по всей видимости, произошло с ним именно из-за того, что он не был готов к присутствию в магазине кого-то ещё, дверь, удобно расположенная за кассой, открылась, и из подсобки выглянула слегка растрёпанная голова той, кого Бакуго и ожидал встретить в первую очередь. — Я как раз ждала тебя.       Решив не заставлять парня ждать, невысокая женщина с тёмно-зелёными волосами вышла из кладовки, а, подойдя к блондину ближе, тут же едва заметно поклонилась, выказывая уважение. — Добрый день, — заторможено ответил Катсуки словно на автомате, прилагая при этом немалое усилие, чтобы наконец отвести взгляд от стоящего неподалёку парня, который, кажется, усердно искал место для горшка в его руках. — Изуку, будь добр, собери букет из гортензий и белых пионов для господина Бакуго и пробей скидку, там рядом с кассой листок, — оборачиваясь к парню у кассы, сказала женщина и вновь обратила взгляд на клиента, намереваясь задать привычный вопрос, однако впервые Катсуки решил говорить первым. — Вы, что же, уже и стажёров нанимаете? — нарочито громко поинтересовался парень, намеренно отворачиваясь и принимаясь разглядывать большие бутоны красных роз, стоящих в вазе на полу, и незаметно для женщины бросил взгляд на слишком уж счастливого продавца за кассой, чтобы увидеть его реакцию.       Вопреки ожиданиям Бакуго, юноша лишь едва заметно ухмыльнулся, а затем вдруг внезапно посмотрел в сторону Кастуки, так что их взгляды на момент встретились, прежде чем парень снова не опустил глаза на разложенные перед ним цветы, но этого момента хватило, чтобы Бакуго вдруг прошиб пот.       Женщина обернулась, через плечо посмотрев на то, как юноша справляется с доверенной ему работой, и, когда парень наконец заметил её взгляд, тепло улыбнулась, снова оборачиваясь к блондину. — Ну, не всем выпадает такое счастье, — лукаво ответила хозяйка цветочной лавки, и теперь Бакуго смог беспрепятственно бросить в сторону молодого человека за стойкой изучающий взгляд. — И чем же он это заслужил? — почему-то именно в тот момент Катсуки казалось, что одно его неодобрительное слово, и парнишка тут же окажется на улице, а Бакуго сейчас этого ой как хотелось, потому что при одном взгляде на него как-то странно потеют руки и ещё более странно учащается сердцебиение, что, в общем-то, совсем ненормально и нетипично для подобной ситуации. — Ох, мне посчастливилось родить его двадцать один год назад, — как бы между прочим сообщила женщина, словно отмахиваясь, и заливисто рассмеялась, отчего зеленоглазый юноша слегка покраснел, прекрасно слыша весь разговор, но, тем не менее, не отвлекаясь от работы.       В ту же секунду Бакуго показалось, что было бы гораздо лучше, если бы он сам вовсе не рождался. Чувствуя, как стыд накрывает его с головой, парень попытался скрыть своё смущение за неловким кашлем. — Я прошу прощения, — подавленно отозвался Катсуки, стараясь как можно быстрее придумать тему, на которую можно переключиться, чтобы исчерпать неловкость ситуации, однако женщина, кажется, только больше развеселилась, глядя на зардевшиеся лица обоих молодых людей. — Изуку недавно выпустился из ЮЭЙ и тут же предложил помощь по магазину, пока ищет постоянную работу, — пояснила хозяйка лавки, легким движением руки указывая на своего сына. — Он работает со мной уже около недели, но раньше был только в ночное время, поэтому вам не довелось познакомиться лично, хотя я хотела это устроить. — Простите?.. — Катсуки вдруг нахмурился, смутившись ещё сильнее, но женщина утешительно потрепала его по плечу. — Благодаря Изуку у меня появилось немного свободного времени, так что я стараюсь проводить его с пользой, — попыталась объяснить мать юноши, по-прежнему тепло улыбаясь. — Думаю, скоро он будет здесь даже чаще, чем я. Так как ты у нас постоянный клиент, советую тебе подружиться с ним, ведь теперь букеты для тебя будет собирать именно он.       Катсуки вновь перевёл взгляд алых глаз на Изуку, однако тот решил обратить на него своё внимание в тот же момент, так что взгляды изумрудных и алых глаз снова столкнулись, на этот раз ненадолго задержавшись в таком состоянии. Катсуки первым сдался, раздражённо отведя взгляд куда-то в пол, на стоящие в высоких вазах свежие тюльпаны, и Изуку также опустил глаза.       Но не прошло и секунды, как Бакуго вновь посмотрел на парня исподтишка, на этот раз стараясь рассмотреть его как можно лучше.       Находясь в окружении белоснежных и нежно-розовых цветов, Изуку и сам напоминал собой цветок, — мягкие черты лица, растрёпанные тёмные волосы, практически незаметная улыбка на тонких губах, а также до дрожи в пальцах нежный взгляд, целиком и полностью отданный белым бутонам в его руках.       Катсуки было жутко непривычно ловить себя на подобных мыслях, но сейчас в этом человеке, казалось, было естественно абсолютно всё, даже грязноватые пластыри на пальцах, закрывающие мелкие порезы и проколы от шипов роз. И в тот момент, когда юноша наконец поднимает мятно-зелёные глаза, Бакуго кажется, что они внезапно загораются изумрудным светом, словно драгоценные камни, и в следующую секунду он по уши влюбляется, напрочь забывшись.       Каждой клеткой тела парень чувствует, как его щёки буквально нагреваются и краснеют, и снова отворачивается, пытаясь дышать глубоко и размеренно, чтобы согнать краску с лица. Катсуки чертовски напуган — он знает чувство влюблённости, он знает, что такое любовь, он знает, что ничего хорошего от этого не бывает, и у него есть чертовски убедительные доводы, чтобы стоять на своём.       Но, даже если предыдущий опыт Бакуго в отношениях был не самым волшебным, запоминающимся он точно стал, и, ну уж нет, после такого Катсуки предпочёл бы насовсем забыть о том, что у него вообще есть сердце. Но, чёрт возьми, химический процесс, который Изуку запустил в нём одним лишь своим обезоруживающим видом, теперь не остановить одним только сильным желанием, и Катсуки плавится, как фруктовый лёд на асфальте в летний солнцепёк, и, боже, как же это бесит. — Ваш букет, Бакуго-сан, — сквозь пелену из смущения и отрицания в разум Бакуго влетает уже знакомый чуть женственный, но вместе с тем достаточно бархатный голос новенького продавца в цветочной лавке, и Катсуки всё же решает подойти к кассовому аппарату, чтобы забрать свой заказ.       Бакуго-сан.       Кастуки внезапно дёргается, словно замёрзнув, и женщина тут же говорит что-то о том, что мощность кондиционера нужно немедленно убавить, а через несколько секунд скрывается в комнате для персонала, оставляя молодых людей наедине. — С учётом скидки с вас три тысячи пятьсот семнадцать йен, — медленно произносит Мидория, глядя на табло кассового аппарата, и Бакуго заторможено кивает, доставая кошелёк и оплачивая свой заказ.       В руках Изуку всё ещё покоится большой букет из крупных пионов и нескольких гортензий, красиво обёрнутых в полупрозрачную плёнку с рюшами по краям, и только через несколько секунд Бакуго замечает, что парень протягивает букет ему, ожидая, что тот всё же соизволит принять его в свои руки.       Спохватившись, блондин тут же бережно берёт букет обеими руками, снова сталкиваясь взглядом с изумрудными глазами Мидории, и открывает рот, чтобы что-то сказать, но в тот же момент из подсобки выходит Инко с ящиком каких-то луковиц в руках. Обернувшись на шум, Изуку замечает в руках матери тяжёлый предмет и тут же подхватывает его, бесцеремонно забирая из её рук и строго глядя на неё сверху вниз. — Мама, я же просил тебя не таскать тяжести, если я здесь, — снисходительно произносит парень, поворачиваясь к матери полубоком, чтобы та не смогла выхватить у него ящик обратно. — Спасибо, — не дожидаясь, пока женщина найдётся с ответом, сказал Катсуки, уже находясь рядом со стеклянной дверью, ведущей из магазина на улицу.       Когда Изуку оглянулся, Катсуки смотрел прямо в его глаза, из-за чего брюнет немного смутился, догадавшись, что парень благодарил не столько его мать, сколько его самого. Женщина же лишь помахала ему рукой, и Катсуки скрылся за дверью, пока Мидория думал о том, что следует ответить. — Ты не говорила, что у тебя есть постоянные клиенты, покупающие цветы в розницу, — с лёгким упрёком сказал Изуку, поставив ящик с луковицами на пол рядом с прилавком. — Не говорила, — кивнула Инко, по-матерински отряхнув с одежды сына приставшую к ней грязь от ящика из кладовой. — Он ведь покупает цветы по оптовой цене. Поэтому и не говорила. — Кто он? — было видно, что Мидория заинтересовался таинственным покупателем и готов был выспрашивать о нём всё, о чём было известно его матери. — Интересно? — лукаво улыбнувшись, спросила Инко, и Изуку, покраснев от внезапного вопроса в лоб, слегка убавил свой пыл, отводя взгляд в сторону, из-за чего женщина с готовностью потёрла руки, словно выиграв пари. — Он выглядит таинственно, — буркнул Мидория, явно подыскивая более или менее убедительное оправдание себе и своему интересу в отношении только что ушедшей персоны. — Конечно мне будет интересно, кто он, если он скрывает информацию о себе... в этом же вся человеческая натура. — Пожалуй, так и есть, — немного помолчав, ответила хозяйка лавки, а затем снова скрылась в подсобке. — Но кто тебе сказал, что он что-то скрывает? Ты ведь даже ничего у него не спросил!       Изуку чертыхнулся, прекрасно понимая свой прокол, и слегка улыбнулся, также понимая, что мать просто раззадоривает его, поощряя интерес. Мидория чудесно осознавал, что женщина даже под пыткой не расскажет ему ровно ничего, что он не мог бы лично спросить у нового незнакомого знакомого, который, кстати говоря, приходит к ним каждый день. — На этот раз ты провела меня, — крикнул Изуку, улыбаясь, и вновь поднял ящик с луковицами, оглядываясь по сторонам в поисках лейки. — Хорошо, я спрошу у него в следующий раз. — То есть завтра? — Инко вновь выглянула из кладовой, кажется, только ради того, чтобы увидеть румянец на щеках сына.       Посмотрев на мать через плечо, Мидория едва заметно улыбнулся, умиляясь её желанию познакомить его с хмурым юношей, который каждый день покупает белые пионы и гортензии в их небольшой цветочной лавке.