Один не делится на два

— Чего так уставился? — Натаниель выжидающе смотрит на Марка. Марк отводит взгляд. — Если хочешь что-либо спросить, спрашивай, я тебя не съем. Марк всё-равно смотрит на дверцу шкафа. Проходит мгновение, два… — Ты будешь спрашивать или нет? — неловкое молчание со стороны Марка потихоньку начинает нагнетать атмосферу. Вдох, выдох. Неразбериха в голове собирается в кучу. — Ты… Я знаю, что ты уже говорил мне о том, что ты не хочешь говорить о проколе в твоём ухе… Но я попытаюсь ещё раз, может ты всё-таки расскажешь мне о нём? Я ведь не расскажу никому, ты можешь мне доверять… — писатель переводит взгляд обратно на собеседника, а потом обратно. — Нет, я не хочу об этом говорить. — Натаниель встаёт со стула, забирает у Марка пустую кружку и ставит её в раковину. — Но почему? Я ведь не просто какой-то левый человек, проходящий мимо, я твой друг, в конце концов… — Марк отчаянно теребит цепочку джинс. — Я не хочу об этом говорить! Как же ты меня не понимаешь? — атмосфера накаляется снова, в этот раз уже не щадя никого. — Но… — Нет! Прекрати! Давай я буду вечно приставать к тебе с вопросом «а почему ты гей?» Тебе это понравится? Мне кажется, нет, вот и мне тоже не нравится это! Отвали уже от меня с этим вопросом! И если ты думал, что ты вечно будешь капать мне на мозг, я тебе расскажу об этом, но нет, дудки! Размечтался! А теперь уходи, я устал от тебя… Порой ты меня так бесишь… — художник в гневе смотрел на близкого друга, пальцы на его руках дрожали, глаза сверкали гневом, а голос… Его прекрасный мелодичный и сладкий, как патока голос, стал звучать абсолютно по-другому, срываясь на особо высоких тонах. — Знаешь… Клеродендрум в переводе имеет значение «первая любовь», а у меня сейчас складывается впечатление, что ты держишь в руках этот цветок и рвёшь его на части. Грубо отрываешь бутоны, разрываешь листья, а потом просто кидаешь его об пол. — слёзы наворачивались на глаза, но мальчики не плачут. Одним грубым движением руки Марк стирает солёную воду с лица, поворачивается и с высоко поднятой головой выходит из помещения. Через какое-то время хлопает дверь «Ну вот, я довёл его до слёз… опять… И что значили его слова? Эта его «первая любовь…» он любит меня?..» — колыхающийся туман перед глазами вмиг рассеялся, чувства смешанные с пониманием вылились наружу — «я своими же ногами топчу его любовь… А я ведь тоже люблю его… Никогда бы не сознался, но меня всё же заставили, чёрт. Теперь опять извиняться…» ***       Цветы, цветы, цветы… Кактусы… «Как Натаниель» Небольшие кустарники, хм, даже пальма есть… «А теперь уходи, я устал от тебя…» Марк яростно потряс головой, смысл сейчас расстраиваться? «А ведь он меня и не любит… Зря я ему это сказал…» Семена лаванды… Марк протягивает руку к стопке небольших пакетиков и берёт один. «А если так подумать, я любил его всегда… Ну, как всегда… скорее, сначала была просто дружба, потом очень тёплое дружеское отношение к этой колючке, а потом и вовсе… докатился…» Марк берёт с полки небольшой кактус и вертит его в руках. «Вот кинуть бы в него… Эх… Как вообще такого любить можно?» Так пусто на душе…       И вдруг кто-то резко врывается в раздумья писателя, сотрясая и руша весь тот небольшой мирок, который оный вокруг себя выстроил. — Привет! — чья-то рука с небольшим хлопком опускается на плечо Марка. — Кья! — писатель резко поворачивается, попадает рукой прямо по лицу собеседника и хватается рукой за сердце, увидев перед собой знакомое лицо. — Бить по лицу-то за что? — Эдриан с обиженным выражением лица держится за красноватую щёку. — Чёрт! Прости-прости-прости! — Марк заключает собеседника в свои объятия, пальцы сплетаются за спиной зелёноглазого. — Вот зачем ты меня напугал? Теперь щека болит, не пугай меня больше… — Марк подумал мгновение и добавил — Пожалуйста. — Хорошо, договорились. — Эдриан расцепляет руки Марка за своей спиной и плавным движением своих рук опускает их вниз. — Хм-м… — писатель пробежался глазами по другим полкам — Что ты делаешь один в магазине, причём садовом? — Да так, ничего особенного, просто мой отец переступил через своё гордое «я» и разрешил мне самому ходить по магазинам. А ты почему такой грустный? Один стоишь, кактусы рассматриваешь. — блондин берёт в руки суккулент, рассматривает пару секунд и ставит на место. — Да так, ничего особенного… — Марк поворачивается спиной к Эдриану и настойчиво смотрит на баночку удобрений, старательно моргая глазами. — Так, давай рассказывай. Натаниель? — судя по интонации зелёноглазого, спорить было бессмысленно. — Д-да… Я конечно понимаю, что у каждого могут быть секреты, но не до такой же степени… Да что же, чёрт возьми, с этим проколом?.. — Марк «ковыряет» плиточный пол носком ботинка. — С каким ещё проколом? — Эдриан вытянулся вперёд всем телом и через плечо собеседника заинтересованно уставился на баночку с удобрением, на которую так старательно смотрел Марк. — Просто… Просто я заметил, что Натаниель проколол мочку уха… Я спросил его об этом, он не захотел отвечать. Ещё через какое-то время я спросил его о нём ещё раз, а он ни с того, ни с сего вспылил… — писатель с досадой пнул носком ботинка валяющийся на полу пакетик семян. — Ну и что он тебе наговорил? — руки парня мягко опускаются на плечи Марка, молча выражая тихое сочувствие. — Да так, всякое… Я не хочу сейчас пересказывать всё тебе, так что… — глаза Эдриана выражают понимание, здесь можно помочь только так. — Ну и часто это у вас? — немного неловко… — Ага. Он бывает очень вспыльчив… — Марк переводит взгляд на собеседника, и тёплая, но полная печали улыбка озаряет его лицо. — Ладно, закрыли тему, пойдём, ты мне сейчас покажешь где здесь стеллаж с граблями и тому подобными инструментами, хорошо? — Эдриан поворачивается спиной к Марку и взмахом руки зовёт его за собой. — Конечно! — вмиг грусть в глазах писателя трансформируется в оживление, Марк со всех ног бежит к зелёноглазому. «Знаешь, Марк… Может я никогда не полюблю тебя, но я заставлю тебя влюбиться в меня. Я не позволю тебе страдать, мне кажется, что именно так должны поступать истинные друзья…»