Only Love Can Hurt Like This

Flashback Солнце почти склонилось к закату, небо окрасилось всевозможными оттенками пурпурного и темно-синего цвета, поверхность воды окрашена оранжево-красными лучами, небольшой ветерок равномерно колышет море, как и пряди черных волос. Вокруг тишина и умиротворение. Это то, что любит Юнги: вдохнуть поглубже соленый воздух и откинуть скачущие, как на американских горках, тревожные мысли. Неподалеку он улавливает взглядом пробежавшего большого краба, который смешно перебирал своими клешнями, и улыбается, возможно, впервые за неделю. – Кажется, я даже завидую тебе, – произносит он в тишину, обращаясь к крабу, который прячется в воду. – Ты, по крайней мере, можешь спрятаться. Он не хотел приезжать сюда, в Гуджин, и оставаться в Сеуле не хотел, все давит тяжелым грузом стоит только зайти в родной дом. Но сегодня особенный день. Не для него, ему уже давно плевать, что творится, для всей деревни, и Намджун, как важный в его жизни человек, попросил приехать и провести с ними время. С “ними” это еще и с Тэхёном, которого Мин на дух не переносит, и его вечного дружка Пак Чимина. Он и вправду рад, что Намджун влюбился и счастлив, но ради всего святого, только не в это сеульское чудо. Юнги стоит только на Тэхёна посмотреть, и ненависть сама льется из его груди. Мин ненавидит всю эту романтику, его тошнит от этого. Возможно, это боязнь открыться человеку, из-за чего усугубляется психологический дискомфорт. А возможно от резкого скачка прихода настроения, потому что все уже заколебало, и агрессия–лишь защитный механизм. Как бы там ни было, ему уже плевать, поэтому он выкуривает сигарету и идет на встречу с другом возле пирса, надеясь, что оставшийся вечер пройдет без происшествий. – У тебя все хорошо? – Намджун как всегда сама доброта, общительный и энергичный, искренне теплый. Подставит плечо, даже если не просишь. Покорный и скромный. И Юнги только нужно благодарить судьбу, что их свела. – Я волнуюсь за тебя. – Ты спрашиваешь это каждую неделю, – он благодарит судьбу, просто язык его – это клубок негатива. – Я в порядке, – если не обращать внимания на то, что его словно волки гложут. – Давай по пиву, пока мы ждем твоего засранца. Я плачу. – Он не… – Да-да, я знаю. Они успевают выпить даже по два пива, и честно, Юнги уже хочется просто уйти от этой метушни, и остаться в тишине, но вечер только начинается, с Намджуном они видятся и так редко, уйти будет слишком грубо, поэтому он пересиливает себя и остается. Но кто-то уж слишком заставляет себя ждать, отчего Юнги наблюдает, как его друг немного напрягается, как и он, но просто от злости. – То, что ты смотришь на часы каждую секунду, ничего не изменит. – Тэхён должен быть с минуту на минуту. Надеюсь, ничего не случилось. – Блять, – стонет Юнги, выдыхая накопившийся воздух. – Может, ему часы подаришь, чтобы он знал, что старших неуважительно заставлять себя ждать. Может, это в Сеуле такое приемлемо, но не здесь! Мало того, что ты его пригласил… – Юнги! – повышает голос Намджун, предупреждая таким образом, чтобы он прекратил, а после смягчая голос, просит: – Дай ему шанс! Ты его не знаешь. Он очень добрый. – “Добрый” – не значит, что он не сможет сделать больно, – хмыкает Юнги, скрещивая руки на груди, опираясь об кирпичное здание, где они остановились, чтобы дождаться младшего. – Просто не понимаю, что ты в нем нашел! Он же как пропасть со своим сеульским акцентом. Намджун косит взгляд на на друга, но тот фыркает, показывая, что его и так не запугать, хоть и Намджун ему ничего и не сделает. Они знают и дружат друг с другом очень долго. – Можешь косить сколько хочешь, но он мне все равно не нравится. – Тебе он и не должен нравиться. Он нравится мне, а твое дело как моего друга просто быть с ним хоть немного милым. И я надеюсь ты с этим справишься. – Блять, – отзывается Юнги, когда видит как к ним подходит весь раскрасневшийся Тэхён. – Извините, я опоздал, – подбегает он, немного сгибаясь, чтобы отдышаться от бега. – Извините, я должен был помочь с чисткой фасоли, поэтому и задержался. Но я принес вам молока, – он вытягивает руку вперед с пакетом маленьких баночек с шоколадным молоком, чтобы так извиниться за опоздание. – Идем? Там, наверное, Чимин уже ждет. – Спасибо, Тэхён, – Намджун улыбается и тянется ладонью к его волосам, взлахмачивая их, это уже привычка, от которой он не может избавиться, ему нравится дотрагиваться до Тэхёна и смотреть как он мило смущается. Намджун берет баночку и вторую протягивает Юнги, что хмыкает носом. – Мне что, десять? Пошли уже. Они спешат на ежегодный весенний традиционный фестиваль фонарей. В этот день разворачивается настоящий праздник с танцами, играми, песнями и викторинами, и для самых настоящих поклонников чудес, главное действие фестиваля – мероприятие под названием “Загадай желание”. Тэхён первый же рвется купить маленький фонарик, чтобы написать свое желание, аж язык прикусывает, и уверенно строчит на бумажке, как и Чимин рядом. Намджун с милой улыбкой смотрит на своего медвежонка, и, подумав, пишет: “Как бы не было тяжело и сложно, не волнуйся. Потому что я желаю быть всегда рядом с тобой, Тэхён-и”. И свернув, бросает в середину фонарика, чтобы после отпустить в море. – Ты не будешь? – Намджун имеет в виду “писать”, обращаясь к Юнги, подавая тому ручку. – Нет. Это глупо, – запихивает руки в карманы, чтобы наверняка дать понять, что он не собирается этим заниматься. – Ты слишком скептический. – А вы слишком глупы. – Я закончил, – радостно щебечет Тэхён, подходя к ним с Чимином. Юнги хмыкает, одаривая Тэхёна раздраженным взглядом и, развернувшись, идет прямо, чтобы купить что-то попить и присесть на лавку. Конечно же он мечтает о сигарете и чем-то покрепче из выпивки, чем какой-то сок с витаминами. Он с утра не в настроении, чтобы веселиться, но дома оставаться было невозможно. Он не знает, как его уговаривают принять участие в дурацкой игре “Найди предмет по нарисованной карте” – она проходит в лесу около гор, для участия нужно разбиться на рандомные группы по два человека, победители получают сертификаты на сладости и некую сумму денег. Вот в чем он не нуждается, так это в деньгах, как и в сертификате на какие-то непонятные конфеты, потому что может себе позволить это все не напрягаясь. Но идея побыть почти в тишине, подальше от этой суеты, кажется Мину хорошей, если бы не одно “но”. – Кажется, мы заблудились, – вот такая судьба выпала на голову Юнги. Судьба совсем его не любит, иначе он бы не вытянул из кувшина имя “Ким Тэхён”, чтобы быть с ним в паре, да еще и заблудился в горному лесу. – Вместо того, чтобы трепаться, лучше бы на карту смотрел, – Тэхён только тихо выдыхает, не роняя ни слова на колкость Юнги. – Пойдем, похоже, надо сюда. Юнги знал, или верил в то, что как только зачитал его имя, проблемы появятся сами собой. И он не ошибся. Они уже двадцать минут не могут найти выход, потому что тому умнику показалось, что идти “туда” вглубь леса – правильное решение. Но, как оказалось, Тэхен держал карту вверх ногами. Юнги как мог старался не обзывать его. Вслух. – Ай… И этот звонкий надтреснутый голос, который тоже подразумевает “проблему” точно не от радости. Вокруг камни да деревья, которые своей тенью от лунного света только больше злят, как и зудящие комары. А они потерялись без мобильников, потому что какой-то кретин придумал, что с ними будет неинтересно. – Еще этого не хватало, – он оборачивается на Тэхёна, держащегося за лодыжку, которую, кажется, подвернул, судя по тяжелому ноющему стону и тому, как держится за нее. А еще эти слезы на глазах. – Пиздец, – раздражительно говорит Юнги. – Сильно ушибся? – Болит. Не могу подняться, – и смотрит так, чтобы его пожалели, но Юнги не Намджун, он не собирается быть милым с Тэхёном. – Под ноги смотреть не учили, что ли? – Здесь темно! – защищается младший, шмыгая носом, пока Юнги закатывает глаза. – Идти сможешь? – Не уверен. – Прекрасно. Всегда мечтал застрять с тобой в темном лесу. Ахуеть. Так и знал, что какая-то хуйня произойдет, как только тебя увижу. Тэхён хмурит брови и не понимает почему к нему так относятся. Он ведь ничего Юнги не сделал. При приветствии мило улыбнулся, был вежлив, ведь это наилучший друг Намджуна, а его, кажется, не взлюбили с первый секунды. – Я не понимаю, почему ты меня ненавидишь? Я тебе ничего не сделал, – возмущается Тэхён, смотря на Юнги влажными глазами и тяжело дыша. – Я не специально повредил лодыжку! Почему ты так ко мне относишься? Юнги приседает около него на корточки и смотрит холодным взглядом с дерзкой ухмылкой в его глаза. Это правда. У него нет ни одной причины ненавидеть Тэхёна, как и сотни есть почему. Юнги ненавидит слабаков. Ненавидит Сеул. Ненавидит своего абоджи. Ненавидит эту жизнь. И ненавидит Тэхёна. Потому что смотря на него, он видит себя. Парня в закрытой клетке, что не может дышать, потому что родился на свет не у тех людей. Парня, за которого расписывают судьбу, потому что иначе он поступить не может. Ты каждый день просыпаешься со страхом, ненавистью, которая убивает тебя медленно. Дьявол кидает кости, пока ангелы закрывают глаза. Его молитвы никто не слышит. Грусть – лучшая подруга. Тэхён смелый, он смог убежать, а Юнги застрял. Но ненавидеть Тэхёна и сгонять на него злость проще, чем душить каждый раз себя. Юнги знает, эта слабость пагубная, она безвыходная, и она безжалостная. – Долго из себя строить невинного будешь? – О чем ты? – Тэхён снова хмурится, не понимая за что ему говорят такие слова. – Я не хочу, чтобы Намджун страдал. А он будет! Потому что тебе здесь не место! И ты сам знаешь, каждый раз оборачиваясь, боясь, что твоя доля тебя настигнет. Ты его не заслуживаешь, и только погубишь! Ты ведь знаешь, да? Не зря же сказали, что источник должен быть чистым, тогда и его низовья будут чисты. Тэхён не выдерживает оскорблений, слеза катится по щеке, и от глубоких эмоций, что захватили его ум, он замахивается и дает звонкую пощечину Юнги, который отворачивает лицо от силы удара, лишь прикусывая губу от злости, и сжимает кулаки, чтобы не замахнуться, так как и спасает голос сзади. – Вот вы где! Я не мог вас найти! – Намджун замечает напряжение между ними. Юнги привстает и отходит в сторону, чтобы Намджун присел около сидящего на земле Тэхёна, который по-прежнему держится за лодыжку, и громко дышит с красными и влажными глазами. – Тэхён, малыш, что случилось? – Я немного подвернул ногу. Извини, – Тэхён шмыгает носом и вытирает глаза, стараясь выдавить из себя улыбку. – Что… черт, – он обхватывает его лицо и без смущения целует в губы. – Все хорошо теперь. Сильно болит? Давай на спину. Сможешь? Я понесу тебя. – Прости… – Ты что, малыш. Не извиняйся. Я так переживал за тебя. Юнги исподлобья смотрит как Намджун осторожно и с любовью поднимает Тэхёна, обнимающего его за плечи, крепко, будто показывая Юнги, что он его не отпустит. А Юнги впервые задумывается, что наверное Тэхён сильнее его, потому что старается выбраться из гнилой семейки, а Юнги же просто застрял в трясине, погружаясь все глубже и глубже. Без шанса на спасение. Пока врач осматривает лодыжку Тэхёна, перевязывая ее бинтом и говоря, что это лишь небольшое растяжение, ничего серьезного, пару дней помазать мазью и будет как новый, Намджун выходит к Юнги, курящему за углом здания. – Что ты ему сказал, что он ударил тебя? – серьезно спрашивает Намджун, вставая напротив. – Значит, видел, – Юнги сплевывает, и выбрасывает окурок. Он не хочет ссориться с другом, но кажется тьма поглощает его глубже и глубже, и резкий сарказм и колкие слова выходят наружу. Он подходит ближе, говоря в глаза Намджуну: – Правду. Такое тебя устроит?! Намджун с секунду молчит, сжимая губы, обдумывая слова. Юнги его друг, и то, что сейчас происходит в семье Юнги – тяжело, и он готов помочь. Помощь, которую принимает Юнги: выкурить вместе сигарету молча, чтобы разделить боль на двоих, или выпить алкоголь. Но он не позволит так относиться к его парню. – Ты мой друг, Юнги, я знаю, что тебе сейчас тяжело и я стараюсь помочь тебе, ты же знаешь это, я всегда на твоей стороне, но ты каждый раз отталкиваешь… Ну и пусть, я все равно буду рядом, но не позволю встать между ним и мной. Я люблю его. Пойми. – Мне никто не сможет помочь, Намджун, – Юнги хрипло хмыкает, накидывает капюшон на голову и, запихав руки в спортивку, продолжает смотреть прямо в глаза. – Смотри, потом мне не плачься, – и уходит, слегка затрагивая его плечом. Фестиваль завершается грандиозным салютом, украшающим ночное небо миллионами разноцветных огней, а на душе все равно погано. Не нужно было так отвечать Намджуну, ведь он действительно один из лучших друзей, искренне хочет помочь, не нужно было так поступать с Тэхёном. Но прошлого уже не изменить. Он думает о многом и одновременно ни о чем, покупает этот бредовый оранжевый фонарик, пишет, хоть и не верит, смеясь в душе над собой, но хуже же не будет. “Подари мне спасение”. И ставит на воду, чтобы посмотреть как он отплывает, унося его мечту, его мольбу, его желание, призрачную надежду. Он останавливается возле дома, всего несколько шагов чтобы войти внутрь, но стоит ступить шаг, как триггерные воспоминания всплывают в голове. Юнги закуривает еще одну сигарету, наблюдая и думая, как можно иметь такой большой роскошный дом со всеми удобствами, с ровным зеленым газоном, с насаженными японскими соснами, и быть таким несчастным. И когда же его такая беззаботная жизнь превратилась в это унылое драматичное кино? Он прикрывает глаза, вспоминая, возможно, шанс на другую жизнь, или просто попытку что-то сделать, оберечь, защитить. – Давай сбежим. Ты и я. От него. А ведь ему всего было четырнадцать лет, но он уже хотел убежать из этого дома. Точнее от своего абоджи, изменившегося до такой неузнаваемости, что начал распускать руки в насилии к той, кого Юнги любит больше всего в жизни. – И что мы будем делать? – Я найду работу. Я нас прокормлю. – Ты думаешь, я позволю тебе работать, забить на учебу, на свое будущее, потому что твой абоджи, когда напьется поднимает на меня руку? Нет, Юнги. Ты важнее, чем просто убежать и жить в нищете. Я там была. Там нет ничего хорошего. Тем более он найдет нас, и заберет тебя у меня. Этому я не позволю случиться! – А ты думаешь, что я тебя брошу этому уроду и поеду учиться в Сеул? – У тебя нет выхода, Юнги. Ты должен его слушаться и уважать, иначе он погубит тебя. А после и меня. – Даже если он… –Даже если он самый гнусный человек в мире, он все еще твой абоджи! Не думай обо мне! Я справлюсь! – Я его ненавижу. – Юнги, милый мой. Посмотри на меня. Ты выучишься, найдешь перспективную работу и я буду самой счастливой оммой на всей земле, потому что буду знать, что ты не будешь зависеть от него и будешь в безопасности! И тогда я уйду от него. – И я куплю тебе дом, чтобы ты была подальше от него. Обещаю. – Обещаю, – смеется хрипловато он со своих слов, выдыхая сигаретный дым и бросая бычок под ноги. Юнги поднимает голову вверх, смотря за белыми крошечными светилами на небе. Яркость незнакомых звезд, наблюдающих за жизнью людей. За его. Вырваться из когтей зверя не так легко. Но он почти у причала. Еще два года учебы, он найдет перспективную работу, накопит деньги и свалит от него подальше, и вытащит омму из его капкана. Если бы это было в реальной жизни все так легко как в мыслях. Его приводят в себя звук колес, и голоса, доносящиеся из дорогих автомобилей, богатые зазнавшиеся кретины с молодыми девушками и среди них его абоджи: белая рубашка расстегнутая сверху, пьяный вид, и с ним рядом девушка, в дорогом красном платье с большим вырезом в зоне декольте, прижимается как пиявка. Юнги сжимает кулаки и смотрит жгучим и полным ненависти взглядом, когда к нему подходит абоджи, шлепает игриво с довольной улыбкой женщину по заду и говорит идти в дом с другими и не ждать его. Вот его состоятельная и влиятельная семейка. Омма, что влюбилась и вышла замуж за богатенького сынка, получившего в наследство бизнес по изготовлению рисового вина. Парень оказался самым настоящим подонком и манипулятором. А людьми легко манипулировать, если знать их слабые места. А он знал. Потому что это не было сложно. У матери одно слабое место – ее ребенок, как и у ребенка – его мать. И вот ими крутят как марионетками, куклами на веревочках, потому что играть жизнями людей это весело. А его славный абоджи, кажется, родился подонком, он помешан на играх, как и на текущем рекой алкоголе, на незаконных веществах, только эту темную сторону видят не все. Он еще тот игрок. Как кажется и все они. Просто сцепили зубы в тишине, а за пределами дома – самая любящая и благополучная семья в деревне. – Юнги, сын мой! – радостным пьяным голосом кричит Мин-старший, раскрывая руки для объятий. Эти руки, как прикосновение нечистой силы, забирающее весь твой свет. – Омма в доме, ты что творишь! – он дергает абоджи за руку, выплевывая злость в лицо. – Имей хоть каплю уважения к ней! – О, а это мой сынок! – кричит он мужчинам, что только заливисто смеются, кивают и заходят в дом. – Это мой Юнги, – хмыкает он, больше говоря, конечно, для себя, строя это представление, потому что по-другому он не может, не хочет. – Вы посмотрите только каким красавчиком стал! Явился! – абоджи тянет руку к его лицу, и Юнги резко отшатывается. – Убери от меня руки. – Ну же, выпей с абоджи! А-а! – тянет он долго с противной улыбкой. – Ты недоволен, что без красавицы? Так ты не переживай, и тебе девушку найдем! Чего ты злишься? Это улыбка искусственная, Юнги знает, что за ней кроется жестокость, но кажется, он больше ничего не чувствует, ни страха, ни боли. – Она в доме, а ты приводишь всяких шалав и напиваешься как свинья! – Юнги шипит от резкой пощечины, слегка повернув лицо от удара и сжав зубы. Тут же абоджи двумя ладонями обхватывает его лицо, заставляя смотреть на себя. – Малыш мой. Да я имею уважение! Она купается в моих деньгах! Как и ты! Так что вам еще убогим нужно? Свободу хотите?! – смеется он в лицо сыну, а Юнги кривится. – Завтра ей подарю новое украшение. Так что не расстраивайся! А ты что пожелаешь? – Эй, Хван Мин! Ходи! – с порога кричит полный мужчина с сигарой во рту. – Мы тебя уже заждались! – Уже иду! – бросает он мужчине и снова поворачивается к Юнги. – Ты, сынок, кажется, свое место забыл, – улыбается он криво сыну в лицо, легко похлопывая по щеке, пока второй мужчина заходит обратно в дом, и тихо нагибаясь шепчет ему на ухо: – Так что закрой свой рот и делай то, что я скажу, или она пострадает. Понял меня, щенок?! Юнги его ненавидит. Иногда ему кажется, что он бы так и направил нож в его спину, и смотрел бы, как эта свинья истекает кровью и просит о пощаде. Видеть насилие, будучи еще ребенком, заливаться слезами и просить пощадить. Он столько раз видел, как абоджи поднимает руку на омму, когда выпьет, если ему что-то не понравится в ответе, что запомнил, что лучше молчать и выполнять его слова. Юнги и сам не раз получал, подставляясь. В голове и не сосчитаешь, сколько раз он думал спрятать нож. Возможно, сегодня этот день? Он уже достаточно взрослый, чтобы не бояться сделать это? Юнги сбрасывает плохие мысли подальше. Потому что его омма терпит не для этого, чтобы он стал убийцей. Еще подростком, он приходил домой после школы, наблюдая за частыми пьянками с незнакомыми людьми и незаконными веществами, и Юнги просто тошнило каждый раз. Он убегал подальше к морю, от проблем, от шумихи, запивал свои боль, злость и грусть в полном одиночестве вглядываясь в белые крапинки на черном небе, а возвращался уже глубокой ночью, когда омма курила сигарету с влажными глазами и отстраненным взглядом, сидя на террасе. Он подходил, садился на колени, утыкался головой в ее ладонь, закрывая глаза и получая нежность, а омма грустно тихо улыбалась и зарывалась в его волосы, успокаивая. – Не пей так много. Ты еще слишком юн. – Я не поеду в Сеул на учебу. Я не брошу тебя здесь одну. – Ты должен мой мальчик. Ты должен. Он это и сделал. Поступил туда, куда и хотел абоджи, забивая на свою мечту, а он ведь так любил проторчать целый день у дерева, интересуясь мебелью, резьбой, вдыхая его запах, успокаиваясь, но даже об этом пришлось забыть. И дажев Сеуле, далеко от деревни, абоджи надолго не оставлял его без присмотра. Держал при себе, контролируя и самого сына, и каждую вону. Пусть сейчас Юнги может в любую минуту сесть в автомобиль и укатить в Сеул, в свою подаренную абоджи квартиру, от которой тошнит, все же он будет в тишине, одиноко упиваться виски в полутемной, почти что пустой квартире, но он не может, потому что он ей нужен как никогда. Улыбнуться нежной улыбкой, и просто посидеть рядом, держа за руку, говоря, что он рядом, и им осталось еще немного потерпеть, поиграть эти роли, пока за ними так внимательно следят, а после он воплотить их шанс на спасение. Юнги ненавидит свою жизнь. И кажется, только один Бог знает, почему он еще не прыгнул с моста. Сеул великий, Сеул шумный и Юнги, кажется, все больше ненавидел лицемерных богатых людей, ненавидел развлекаться, ненавидел деньги, эту пустоту и гниль, а особенно в этом местеParadise Casino Walkerhill, где частым гостем был его абоджи. Большие освещенные залы, игровые столы для карточных игр или игр в кости, азартные развлечения, сопровождаемые наличными ставками или фишками, и зависимыми богатыми, опасными людьми, что любят удачу, а не поражение. И как бы Юнги старался не находиться в таких местах, у него не было выбора. – Может, уйдем уже? – Ну же! Будь хоть раз благодарным! Познакомлю тебя с влиятельными людьми и научу играть в покер! Проведём время немного вместе, как сын и аппа! – Юнги убивало это постоянное наблюдение беззаботных богатых людей в казино, которые поклоняются деньгам и играм. – Будь послушным. Ты же мой первенец. Все мое будет твоим! Как только ты дойдешь до ума. Но не переживай, это я сделаю! Он так и желал из Юнги слепить свою копию, чтобы он стал жестче, таким же ехидным и меркантильным человеком, что погрязает в этом мире и будет думать только о финансах и материальных вещах.Абоджи уже достаточно пьян, а Юнги выпил только пару рюмок, чтобы контролировать себя и понимать суть игры, на которую ему плевать. – Ты уже пьян и проиграл много денег. Поедем лучше домой. Пожалуйста. – Нет, давай еще сделаем ставку. Не будь же таким занудой! – Это твой сын? – Юнги слышит сзади уверенный голос и оборачивается на мужчину в черном костюме и со шрамом на правом глазу. На его пальцах было множество массивных колец, а сам он ехидно улыбался, от чего Юнги передернуло внутри. – Да, мой Мин Юнги. Будущее моей компании. – Я Ли Хван, друг твоего абоджи. Юнги делает уважительный поклон, который больше показатель хороших манер, чем уважения, но в этом мире нужно играть по правилам, особенно перед такими опасными людьми, как этот тип. Об этом можно судить хотя бы по охранникам за его спиной. – Хорошей тебе игры, Мин Юнги, – подмигивает он ему и уходит. – Давай, сделай ставку, – абоджи обращается к нему. – Не позорь меня перед влиятельными людьми! – и, нагибаясь, тихо шипит по-змеиному: – Или я сегодня ее так изобью, что мало не покажется! Юнги приходится сделать ставку, спрятав свою злость поглубже, чтобы не прочиталась на лице, и крупье за столом оповещает, что он побеждает, только радости это не приносит никакой. Он ненавидит это место, он ненавидит своего абоджи и этих людей. – Видишь! Ты счастливчик! Еще ставку! Это продолжалось долго, только не выигрыш. * Время шло, и он себя тешил тем, что становится ближе к цели. Но если не одна херня, так другая. Неделю он пробыл возле Намджуна, и черт, как же он ненавидел себя за то, что был прав. Тэхён ушел и оставил за собой разбитое сердце, а ему пришлось заклеивать пластырями. Одной тихой ночью ему было неспокойно, все буду катилось в пропасть, как песок сквозь пальцы, его ничего не интересовало, ни свидания с девушками, ни с парнями, только редкий перепих, чтобы выпустить свою энергию, ни посиделки с друзьями, которых он так и не смог завести, потому что рассказывать о себе не очень любил, да и характер становился все хуже. Он вертелся с одного бока на другой на своей большой кровати в Сеуле, и в таких случаях он звонил омме, чтобы услышать ее голос и убедиться, что все в порядке, но она не брала трубку, как и тот, кому он не хотел звонить – абоджи – тоже не отвечал. Поэтому, сорвавшись, он ехал с ветерком в Гуджин, только чтобы успокоить свои мысли, проверить, убедиться, что все хорошо, и что он просто себя накручивает. Только, к сожалению, он всегда знал, что интуиция его никогда не подводит. Маленькое предчувствие, маленький червячок, сеющий тревогу. Подъезжая к дому, Юнги видит две черных машины и заходит внутрь, чтобы ступить шаг в дом и почувствовать как его сердце заходится в диком трепете. – Омма, омма! Отпустите ее, кто вы… Крик будто в тишину. Никто не слышит. Никто не поможет. – Юнги, уходи не… – но ей не дают договорить, закрывают рот ладонью и заставляют сидеть тихо. Но он не собирается уходить, и оставлять ее на разтерзание этим бугаям, хоть и сам ничего сделать не может. К нему же сразу подбегают двое мужчин стоит ему сорваться к омме, бьют с силой в живот. От боли он сгибается, его заставляют упасть на колени, придерживая за плечи и поднимая голову, чтобы наблюдать, как омма в слезах и страхе сидит на диване, а около нее – трое мужчин в костюмах. Но даже официальный вид не скроет то, что они самые настоящие бандиты с татуировками на шее. – Кажется, мы уже знакомы с тобой, Мин Юнги, – говорит мужчина со шрамом, улыбаясь. Он стоит возле бара, спокойный, смакует виски и наслаждается своей властью. И Юнги вспоминает его в казино – Ли Хван, от которого веяло опасностью. Парень глотает воздух, стараясь вырваться из лап двух мужчин,но его держат, чтобы он сидел как покорная собака. – Сократим время на знакомство. – Что ты хочешь? – огрызается Юнги, сжимая челюсти и еле выдавливая из себя слова. Сердце ускоряет ритм, но он не позволяет страху утащить себя, с ненавистью смотря в глаза мужчины. – А ты смелый, – хмыкает Хван. – Отпустите его. Мы же не варвары какие-то, – он обращается к своим парням, те резко выполняют его указ. А Ли, откинув бока пиджака, усаживается на кожаное кресло, закидывая ногу на ногу, и въедается взглядом в Юнги. – Мы можем решить все хорошо, как цивилизованные люди, а можем… – он показывает головой на парня, стоящего рядом с оммой Юнги, который показывает из пиджака глок, и Юнги глотает тяжело слюну, смотря напуганным взглядом. – Думаю, твои глаза говорят за тебя. – Бери что хочешь, только разреши нам уйти. – Я бы тоже єтого хотел. Только твой папаша сбежал, оставшись моим должником. Деньги-деньги, – почти поет он глубоким тоном. – Ох это жадность… – наигранно произносит прикрывая глаза, приставляя руку к сердцу. – Но как хорошо, что у него есть его сынок. – Нет, не трогайте его… – мать старается вырваться из рук охранников, но к ее голове приставляют пистолет и она замолкает. Юнги готов поклясться, что кровь в его жилах стынет. – Не трогайте ее! Я сделаю все, что вы хотите! Мужчина довольно улыбается и, хлопая в ладони, поднимается с места. – Я знал, что с тобой не будет проблем. Не зря же ты мне понравился. Ты не подумай, – подходит снова к бару и наливает себе новую порцию виски. – Мы не какие-то бессовестные бандиты. Я, можно сказать, такой себе ростовщик, что любит, порядок, и возвращает долг до последней воны, конечно же с процентами. И я очень серьезно подхожу к своим делам. Я даже дал тебе долгий срок! Кендо, – обращается он к своему подчиненному, чтобы тот открыл небольшой чемоданчик, и вытаскивает оттуда бумаги. – Ничего сложного. Поставь свою печать, и она будет жива, – он кивает на его омму. – Как и ты! Верни мне деньги своего абоджи и мы все заживем счастливо. Юнги показывают бумагу, где он должен поставить отпечаток, и он чуть не падает от суммы, которую должен его абоджи. – Возьми его бизнес! – предлагает Юнги. – Дом! – Ох, Юнги. Бизнес твой абоджи просрал еще три месяца тому, как и ваш дом. – Сукин сын, – вырывается у Юнги, но почему-то он даже не удивлен, что папаша кинул его на бабки, а сам, испугавшись, убежал, поджав хвост. Он знает, что у него нет выхода, и он уже продумывает план. Продать квартиру, машину, все дорогие вещи, но это все равно не покроет такой сумы. – Как ты понимаешь, полиция тебе просто помашет руками, так как покрывает нас. Тем более у меня подписан контракт! Поэтому будь умным парнем и поставь отпечаток. Иначе твоя сочная омма пройдется по очень-очень гнусным рукам. Юнги с дрожащей рукой, сердцем, что готово выпрыгнуть в любой момент, макает палец в чернила и ставит свой отпечаток, а на глазах оммы ее мир рушиться еще раз. – Прекрасно. Могу посоветовать не делать глупостей. И завтра же освободите дом! Ох, и да. Если понадобится работа, приходи, – он моргает одним глазом и бросает на пол визитку. Они уходят, оставляя за собой “пепел”. Удивительная у него жизнь, с одного кукловода перебрался к второму. Просто катается вверх-вниз на опасных качелях. Он падает на колени в опустошении, имеет ли смысл спрашивать у Бога где справедливость? Почему он должен страдать из-за других? И почему ему так пусто внутри? Кажется, от той усталости, что он нес на спине, не осталось ни страха ни боли. Омма сразу же подбегает к Юнги, обнимая его со всей силой. – Прости, мой мальчик, прости… Но Юнги ее не слушает, обнимает крепко-крепко, чтобы после вытереть слезы с ее щек, и смотрит как в последний раз. Ей потонуть в этом болоте снова он не даст, поэтому выпутывается из объятий, и резко срывается на второй этаж в ее комнату, и она за ним с плачем. – Что ты делаешь? – Уходи, – Юнги идет в гардеробную и вытаскивает дорожную сумку, и быстро собирает ее вещи, думая, что было бы самым удобным, а женщина стоит как каменная, в ужасе, прикрывает рот ладонью, не понимая, что происходит. – Я не позволю им что-то сделать с тобой. Уходи. Позвонишь мне как доберешься, но не говори мне где ты остановилась. – Юнги, нет… Это моя вина, я не брошу тебя одного. – Это не обсуждается. Я не смогу жить с мыслью, что не уберег тебя! Они знают, что ты мое слабое место, и будут меня тянуть каждый раз, как за ниточку. Пожалуйста. Уходи. – Нет, я не могу… – она падает на колени, и ее слезы катятся беспрерывно. – Это я должна тебя защитить, а не ты… – она корит себя, но Юнги ей не разрешает, присаживается к ней, прислоняет к себе, успокаивает, покачиваясь и закрывая глаза. Думал ли он, что это его конец? Кажется да, где-то в глубине душе, он знал, что эти азартные игры не закончатся хорошо и нужно было забрать омму и бежать. А теперь пожинай плоды. Готов он к такой доле? Нет, но он уже принял удар на себя, как настоящий мужчина. И если хоть одному из них предстоит прожить нормальную жизнь, то он выберет ту, которая для него все в этом мире. Он примет свою судьбу, сцепит зубы и кулаки. – Умоляю. Со мной все будет хорошо. Мы увидимся, обещаю. Но тебе нужно идти! – его хриплый голос как никогда, умоляющий, не терпящий возмущения. – Юнги, нет… Я твоя омма! Я тебя не оставлю! – Поэтому я говорю тебе уходить!Ты и так настрадалась! Пожалуйста. Я не прощу себя если с тобой что-то случится. Умоляю! Ей было больно и тяжело покидать сына, но она знала, что сделает только хуже, если останется. Эти группировки опасны, и никогда не знаешь, что они выкинут, и Юнги был прав в одном, она – его слабое место. Но что бы ей не говорили, она ненавидит и никогда не простит себя, что послушалась сына и убежала. Первый год был тяжелый. Юнги бросил учебу, продал квартиру, машину, другие вещи, но все было мало, поэтому у него не оставалось выбора как пойти на работу к этим ублюдкам, что поручали мелкие незаконные работенки, например, передавать наркотики. Его жизнь была жалким существованием, из богатого парня, который имел многое, он превратился в ничтожное злое существо в мире преступности, которое каждый день наблюдало за пропащими людьми, готовыми на все ради дозы. Поработав два года, он больше не смог смотреть на это убожество, не смог жить слизняком, морально умирая каждый день, загнивая внутри. Лучше он будет зарабатывать деньги честным трудом, чтобы не свихнуться, не сойти с правильной дороги, не забыть, кто он есть. Человек. Он еле вымолвил себе свободу, и перебрался снова в Гуджин, конечно, со слежкой за ним, чтобы не убежал, но гнить в Сеуле он больше не будет. Может казаться, что он вот-вот сломается, но после всей боли, он просто живет дальше, не теряя времени на страдания. Кажется, он умер внутри, и сейчас ничего больше не чувствует. Какое-то время он пожил у Намджуна, но после взглядов друга, разговоров, что он хочет помочь, потому что не может смотреть на его побои, а псы Ли Хвана, оказывается любили помахать кулаками, если им не нравилась сумма или ради развлечения, Юнги ушел снова в одинокое плавание, потому что он не позволит никому встревать в его гнилое дело. Юнги хотел уберечь от опасности, особенно Намджуна, которого очень ценил и любил как друга, особенно когда псы Хвана только и искали ниточку, чтобы им еще больше крутить. Он нашел в деревне бесплатное жилье, в котором ему разрешили жить. И чтобы не забивать голову всякими мыслями, Мин брался за любую работу, пропуская мимо ушей слухи о его жизни. Небольшие подработки, с утра на кораблях выгружать рыбу, отлавливать ее, после – доставка, занимался еще ремонтом машин, даже сантехникой, с чем ему помогли различные дешевые курсы, он парень способный и не боится тяжелых работ. Вот так из принца в грязи. Юнги понимал, что в этой жизни он справедливости не найдет, люди гнилые, миром правят деньги. Он не знает, как еще не слетел с катушек, или вообще одичал, может, все это из-за его сильного и боевого характера, или ради матери, или данного себе обещания, что он все вытерпит и выгрызет свободу, но упасть себе не даст. Он привык быть одиноким диким котом. И вот где он сейчас. Живет в старом заброшенном здании, у него есть соджу, старая кровать, новые заработанные синяки на ребрах и на лице, хорошо замазанные тональным кремом, чтобы омма не расстраивалась и не видела его страдания и муки. Раз в год он встречается с ней на Итэвоне, в хорошем ресторане, чтобы увидеть ее и улыбнуться, сказать, что он справляется, порадоваться, что она живет хорошо в доме старой женщины, ухаживает за ней в Тэгу. Юнги подмечает все больше маленькие морщинки возле усталых глаз, впалые щеки и худые руки, которые он сжимает с любовью. – Юнги… – Только не плачь. Все хорошо. Я жив. И смотри какой красивый, – ведь да, Чонгук своим взглядом подчеркивает это, черт бы его побрал! Она улыбается через слезы, любуясь своим сыном. – Пожалуйста, прими… – она вытаскивает из сумки обмотанный пакет, и сует ему. – Здесь не так уж и много,но… – Спрячь обратно. – Юнги! Разве я могу? Я даже не могу помочь родному сыну! – Я же сказал, что справлюсь. А ты лучше позаботься о себе. Пожалуйста. Ты слишком исхудала! Не позволяй мне беспокоиться о тебе! Послушай меня! Я никогда не винил тебя. Поэтому прекращай. Это правда, он никогда ее не винил. Она желала ему лучшего, но судьба распорядилась по-другому. Поездка в Сеул и так была нервозной. Еще и с ним. Красивым как детская невинность, а рот полон пошлости, утешения – маленькое напоминание, что еще жив, что может иметь что-то… но не Чонгука. Чонгук не его спасение, хотя в первые дни так казалось, а почему бы и нет, он просто как неуловимый дым, дарил ощущение тепла, давно забытых чувств, которые Юнги не мог себе позволить. – Эй! – ну конечно, куда же без них. Два убогих бандюгана с татуированными руками сидят у него как у себя дома, курят сигареты, допивая его единственное соджу, которое бы смогло сегодня внушить иллюзию, что все хорошо, что все правильно сделал. Страха больше к ним не осталось. Новых ран и повреждений он не боится. Это словно как комар укусил, почесался и забыл. – А что за красавец возле тебя крутится?! Может, одолжишь деньги у него, ведь машина выглядит дорого. Может, нам с ним поговорить? – Он никто, – резко отвечает и сжимает челюсть. А ведь правда. Сегодня Юнги разорвал с ним все отношения, бросив одного в том старом доме с клочком бумаги. – Ну, как скажешь, – они поднимаются со старого дивана, разбивают бутылку соджу о пол и, выбрасывая окурки, направляются на выход, бросая: – Не забудь, скоро мы придем за оплатой! Из-за него еще мог и пострадать Чонгук, который вызволял давно забытые чувства наружу, так почему же Юнги позволил этому случиться?! Почему незначительный секс стал началом его бездны?! Он же больше не умел чувствовать, спрятав все за потайными замками! А оказалось, что тот миг для него был тяжелее, чем для Чонгука, который просто искал утешения. Они изначально не были в равновесии, раскачивая качели, но кто-то же должен сойти первым и остановить эту игру. Юнги закрывает глаза. Опуская голову, сжимает руки в кулаки, сдерживая себя, но слеза все равно катится по щеке и беззвучно падает на пол, а Юнги будто слышит как громко разбивается сердце. Он вспоминает ночь, запах тела Чонгука, такой приятный, будто родной, как свежий морский воздух, а кожа мягкая, чистая, бархатная, дыхание успокоительное, а его улыбка – притягательна, за такой пойдешь на край света. То утро было особенно тяжелым. Он не забудет, как видел настоящего Чонгука, видел его в себе, он видел мальчишку, который на грани, который борется, и устал, потому что мир несправедлив. А он просто человек, который совершает ошибки. Сердце Юнги трепетало, он ненавидел себя еще больше, потому что Чонгук – не спасение, Чонгук – его погибель. Чувства начали пускать корни, поэтому самым лучшим решением было отрезать все один махом. Юнги просто спасается еще от одного утопания. Убежав, поджав хвост. Потому что так правильно. Потому что у них разные судьбы. Потому что Чонгук не его. И никогда не хотел быть его. Это просто игра. Вот он ее и закончил, пока не пострадал. В его сердце слишком темно, чтобы позволять просочиться свету. Он желает младшему всего наилучшего. Как красивому цветку, белому и невинному. Даже если кто-то другой считает иначе, Юнги видит его как самый прекрасный белый и невинный цветок на поле. Даже если его поле выжженное. Юнги привык так жить. Как одинокий дикий кот, который не доверяет людям, а еще у него на ладони есть невидимый и неуловимый песок, проскальзывающий сквозь пальцы. End Flashback Здесь всегда спокойно и тихо, много старых и новых книг на полках, дарующих сладкий аромат с нотками цветов ванили и миндаля,приглушенный мягкий свет и расслабленная атмосфера, приятно даже от такой мелочи, как подаренная им небольшая разделочная доска-кит, на которой стоят угощения для сегодняшних вечерних посиделок, когда солнце уже спряталось за горизонт. Юнги чувствует себя здесь по-особенному, по-домашнему тепло. Намджун всегда мог расположить к себе как никто другой. И когда казалось, что уже ничто не сможет испортить их времяпровождение, как судьба показывает обратное. Намджун опускает медленно глаза, в руке, играясь с жидкостью в стакане, перекатывая туда-сюда, что-то думает, а затем подносит стакан к губам, чтобы сделать глоток и спокойно на первый взгляд выдохнуть, но Юнги-то знает, что там внутри сейчас бушует океан и тысяча блуждающих мыслей разъедает разбитое сердце. – Все хорошо? – тихий шепелявый голос. Они просто сидели перед ТВ и слушали, что происходит в мире, выпивали виски, перекидываясь словами, и вот, на экране показался он. Гадать не надо было, что в новостях говорят – гордость Кореи, во всей своей красе, до невозможности прекрасен, словно ангел, сошедший с небес, Ким Тэхён сверкал на неделе моды, покоряя мир. Но Юнги смотрел лишь на одного, темноволосого парня, что стоял рядом и охранял Тэхёна от сходящих с ума от красоты корейского принца фанатов. – Я не знаю, Юнги, – подает через некоторое время голос Намджун. Его взгляд разбит, голос хрипит. – Я ломаюсь. Я запутался. Все как в тумане, все размыто, – он не говорит, понимает Юнги, Намджун изливает душу, делясь своими переживаниями. – Все годы я мечтал, чтобы он появился перед моим порогом, и даже чертовых извинений мне бы не было нужно, просто чтобы он пришел и улыбнулся. Был рядом. Мой Тэхён, мой мальчик, что был чистым и наивным сердцем. Но это было тогда. Я перестал о таком мечтать, и пообещал себе отпустить. А сейчас… Я не знаю, что делать. Я думаю, что не знаю больше его, кто он есть. Но он захватил мои мысли и мое сердце стоило ему снова появиться перед моим порогом, – Намджун облизывает губы, шумно выдыхает и поднимает стеклянные глаза на Юнги, топя и его. – Ты же знаешь, каково это. Юнги знает. Он думал, что Чонгук цветок, а он оказался бурьяном, что пускает корни глубоко маленькими боковыми корнями, не умирает, влезает в каждую щель, чтобы прорасти и засеять его пропасть.