Дым

🌌 🌌 🌌

      ― Как вы можете говорить такое, кто вам платит за такую работу? ― дрожащие пальцы прикрывают блестящие глаза, стараясь сдержать эмоции. ― Что вы знаете о моём мальчике, что, чёрт вас побери, вы знаете...       Ничего.       ― Я прошу Вас, присядьте, мы вместе найдём решение, уверяю, ― молодой полицейский стоит рядом с потерпевшей, держа в руках стакан с обычной проточной водой.       На самом деле, там есть пара капель валерьянки, но никто не осудит его за то, что парень просто хочет помочь. Помочь принять факт, что сын больше никогда не назовёт её «мамой».       Откинувшись на внушительном, но неудобном кресле, словно напоминающем, где Намджун находится и кем является, мужчина продолжил наблюдать, из своего прозрачного кабинета, за открывшейся перед ним картиной. Сержант и мисс Пак находились, как на ладони и Намджун не мог отвести глаз. В первую очередь от своего бойца. На слёзы на осунувшемся, морщинистом лице он насмотрелся вдоволь, с него на сегодня, пожалуй, хватит.       С Джексона тоже, но сам он решил по-другому.       Бледные женские ладони держали предложенный стакан, даже не стараясь скрыть дрожь в слабых пальцах. Горькие слёзы, тонко расчерчивали немолодое лицо женщины, карие глаза горели. Женщина смотрела на парня, словно не могла понять чужих слов.       И в общем то это совсем не работа мальчишки, далеко не. Оглашать о пострадавшем, последняя страница жизни которого теперь навсегда останется в деле, на бездушном жёстком диске. Да и те утилизируют спустя пару лет за ненадобностью.       Чужая оборвавшаяся жизнь давно не повод хранить о ней память.       Сказал бы кто эти слова – чужие, мерзкие, исходящие из уст их государства – тем матерям, что потеряли детей. Тем стойким мужчинам, что падают на колени у могил, изнывая от спазмов в груди. Тем подросткам, в глазах которых потухает целая галактика, оставляя после себя бегущую строку: ― Приносим искренние соболезнования, но.       Невесело усмехнувшись, Намджун вытащил полную пачку сигарет, чтобы достать одну крепкую никотиновую палочку и покрутить её в пальцах. Не курит. Следует совету курильщиков: ― Попробуй, успокаивает. Не уточняя, как использовать, Намджун соглашается – успокаивает.       На его подчинённом нет лица. Желание успокоить, дать надежду, объяснить, как обстоят дела, как они нашли тело, кто это сделал, и как они его поймали, чтобы осудить по закону, сказать, что всё позади, что больше не стоит бояться – есть, а лица нет.       ― Сынок, ― хриплый выдох был почти неслышен в темноте кабинета, в который проникали тусклые лучи от лампочек в основном зале, где и находились все его, Намджуна, люди. В некоторых местах, лампы были слегка притушены, чтобы не било по чувствительным глазам.       Но этого освещения было достаточно, чтобы видеть, что мальчишка не справляется.       Джексона выдаёт резкая складка, появившаяся наравне с его правым глазом, что проступала от нижнего века и уходила к виску, на котором вздулась вена.       На ум сразу же, голосом Сокджина, пришло наставление (нравоучение): ― Поскольку вздутые вены сопровождаются головными болями необходимо пить настой из трав мяты, мелиссы, кипрея, имбиря – все они, в совокупности помогают.       Но что-то подсказывало мужчине, что Джексон откажется от какого-либо настоя, чая или ещё какой мешанины. Когда ты являешься вестником, в лице этой женщины уж точно – карателем, то как-то не до душистых трав. Еды, в принципе.       Громко стукнув дверью в помещение вошёл, чеканя шаг увесистыми армейскими ботинками, Юнги, попутно снимая меховую куртку, с эмблемой их полицейского участка, что в разы увеличивала его и так крепкое тело. Мин скрежетал зубами, раздражённо откидывая верхнюю одежду в сторону стола Чонгука, который, по всей видимости, отставал, ведь обычно напарники были неразлучны.       Приподняв брови, Намджун не смог проигнорировать то, что Мин не поспешил к себе в кабинет, старший лейтенант все же, должность позволяет ему своё личное, укромное место, как и капитанская должность самого Джуна, что обычно и делал Юнги, не желая разговаривать ни с кем в отделе, особенно после патруля. Сейчас же мужчина целенаправленно двигался в сторону Джексона. Неужто решил подать руку помощи?       ― Извините! Я припозднился, пожалуйста, мисс Пак, прошу, пройдёмте со мной, я благодарен своему коллеге, что он взял большую долю моей работы и оповестил Вас, но далее мы справимся вместе, верно? ― Бэм (почему так поздно, сучонок?), крепко схватил руку расстроенного Джексона, впиваясь ногтями в бледную кожу, отталкивая его худым бедром, чтобы помочь подняться женщине и вывести её из отделения для того, чтобы поговорить в кабинете психолога. В его, БэмБэма, кабинете.       Юнги прошёл мимо них задев плечом парней, чтобы, наконец, добраться до кофе машины.       Не желая смотреть на то, как его люди ломают чужие представления о добросовестной полиции, Намджун поднялся с места, быстро преодолевая пространство кабинета, чтобы выйти и встретиться глазами с потерпевшей.       ― Как вы живёте с этим? ― все присутствующие замерли, повернувшись в сторону женщины, что будто уменьшилась в размерах. Плечи её были ссутулены, а тонкой рукой она хваталась за услужливо подставившего локоть Бэма ― он всегда вызывал доверие на подкорке у всех с кем имел дело. Сглотнув, Намджун, повидавший многое на своём веку, почувствовал, что с трудом держит её взгляд.       ― Тяжело, ― хрипло выдохнул капитан, привлекая внимание всех присутствующих.       ― Берегите свои семьи, молодые люди. Они – это всё, что важно.       Губы Джексона дрогнули, парень опустил голову, прикрыв глаза чёлкой.       Намджун понимал почему она говорит им об этом. И уважение к ней преисполнило капитана полиции. Это должен говорить он своей команде, но порой язык немел, и не было сил сказать это даже самому себе. Человек он не самый хороший, глупцы те, кто считает полицейских добропорядочными гражданами.       Люди. В первую очередь они – люди.       Кивнув, Намджун дождался ответной слабой, разбитой совсем полу-улыбки тонких губ и более не останавливаясь, БэмБэм увёл женщину.       ― Почему она плакала? ― Чонгук, самый молодой лейтенант отдела, стянул с головы шапку, встряхнув взъерошенными отросшими кудрями, переступая порог, внимательно рассматривая коллег, при этом глаза его оставались огромным и испуганными. Ещё один мальчишка. ― Нужна ли помощь?       ― Не смей идти за ними, Чон, ― строгий голос старшего лейтенант прореза воздух, отчего можно было расслышать угрожающие ноты. Обычно Юнги более собран.       Чонгук нахмурился, игнорируя прямой взгляд Мина, и подошёл к Джексону, крепко обнимая напряжённые плечи парня. Джекс убрал ладонь от лица, показывая, насколько эта ситуация подкосила его. Выдохнув, Намджун поставил мысленно галочку – отправить Вана к Бэму.       ― Что у вас, Юнги? ― переведя тему, Джун проследил, как Мин, стрельнув в него злым взглядом, отвернулся от Чонгука, направляясь к доске, где они ранее развесили все имеющиеся улики.       К ним присоединились Ёндже и Джебом, только заступившие на дежурство. Чуть погодя подтянулись освободившийся БэмБэм, Югем и молодой (двадцатилетний, Господи блять боже, за какие грехи), но очень способный (Чонгук даже иногда ревнует, по-настоящему оценивая способности парня), новичок – Чанель.       В помещение поднялся небольшой шум и Джексон, в компании близких, немного оттаял, поражая коллег чуть проступившей улыбкой и смешными, но глупыми подколами. Чонгук и Чанель выглядели очень радостными, когда друг вернулся к ним, но остальные парни чувствовали себя более скованно. Ведь каждый, в силу возраста и опыта, знал наверняка – такие ситуации сказываются на ментальном здоровье. Намджун чувствовал расстроенные взгляды своих ребят затылком.       Это терзало душу, но Намджун не мог простить себя: он думать может сейчас только о словах женщины.       Бережёт ли он свою семью?       Никто не сказал в тот день и слово своему капитану, молчанием выражая свою веру в него.

🌌 🌌 🌌

      Медицинское здание было некрупных размеров, фасад сооружения выполнен в ярких тонах, состоящих из нежно-голубых, розовых оттенков, с мягкими переливами и градиентом. В хаотичном порядке на блоках были разукрашены розовые облака. Детская городская больница и правда излучала жизнь.       Или, по крайней мере, стремление к ней.       Джин более шести лет являлся основным детским нейрохирургом. Мужчина, за все длительные рабочие часы, с уверенностью может сказать, что не было ни единой секунды, в которую он бы жалел о выборе профессии.       Призвание, если угодно. Стремление к славе, почёту, становление национальным героем – возможно. Истинные мотивы знает лишь самый близкий, из-за которого все его достижения стали реализованы.       Из-за него же они горят синим пламенем.       Его уважали. Даже ценили не только за золотые руки, но и за прекрасный характер (он бы сказал – скверный). Мужчина превосходно выглядит, остроумен и наделен безмерно добрыми глазами.       Печальными, на самом-то деле, но дети, несмотря на их проницательность, не способны распознать чужую, качественную ложь.       Во благо, ― говорит Джин своим коллегам, что наблюдают за его искусными речами.       Ради себя ― плачет душа, стоит лишь оказаться дома, в личном кабинет, куда не ступает нога собственных детей, под покровом ночи, один на один с собой.       Несмотря ни на что, дети от него в восторге.       Радует – как свои, так и чужие.       ― Доктор Ким! Уже закончили? ― молодая девчонка, на вид лет двадцати шести. Новенькая медсестра, с большими, взволнованными глазами, полной фигурой и непривычно живой мимикой. Хорошенькая. Сильно зажмурившись, расслабляя уставившие глаза, Джин постарался припомнить, откуда она его знает. Когда успели познакомиться?       ― У вас вчера ночью был вызов, это я вам звонила, ― благодарно кивнув, мужчина мягко улыбнулся, рассматривая регистратуру пытаясь приметить, своего старого друга, медсестру, с которой он прошёл и огонь, и воду, и медные трубы. Было непривычно видеть на старом месте нового человека. ― Моё имя – Чон Сунан, совсем недавно вышла по долгу службы!       Искренние эмоции не удивляли, а скорее отягощали. Усталость от долгосрочной операции даже отошла на задний план, настолько... странно было видеть положительно настроенного человека. Не то, чтобы это редкость, но Улла, с которой они были в связке долгие годы, казалась более родной за счёт того, что разделяла с Джином одни и те же духовные ценности. Они оба жили своей жизнью, работу они переживали. За последние пол года эта потеря оказалась, как-никогда болезненной. ― Кан Улла?       ― Кан Улла ушла с должности, доктор Ким, ― осторожный тон девушки дал понять, что не настолько она и потеряна для этой работы. ― Я могу, хм... узнать её данные для вас?       Задумчиво хмыкнув, Джин сильнее запахнул длинное пальто, качая головой. Он понимал, его дорогая напарница ушла по-английски, как сделал бы он сам. Ему её будет очень не хватать.       ― Не стоит, Сунан, я рад, что вы пришли к нам. Позвольте поинтересоваться, какие войска?       Зардевшись, девушка поспешила скрыть смущённую улыбку. Огромные глаза горели растущим восхищением. Сунан даже не стремилась скрыть удивление от положительного первого впечатления об очень красивом, молодом мужчине перед собой. Несомненно ей многое рассказали о нём. Не удивительно и уже даже не трогает. ― Военно-морской флот, сэр. Как вы узнали?       ― «Вышла по долгу службы», ― чертыхнувшись, девушка сильно хлопнула себя по лбу, отчего Джин хрипло рассмеялся, направляясь к выходу. Кто взял в армию медсестру подобно этой девочке? Несомненно, глупец – Сунан та, кто навсегда останется на подхвате, из таких никогда не выйдет путного врача. ― Всего доброго.       ― До скорой встречи, доктор Ким, можете положиться на меня!       Конечно, не может.       ― Надеюсь, не такой уж и скорой, ― пробормотал брюнет, подхватывая на руки сына, забежавшего сквозь крутящиеся двери, и показавшего язык коллеге Джина. Чон Хосок, педиатр, скорчил забавную гримасу на что Бэкхен заворочался на отцовских руках, громко хохоча.       ― Домой, домой, домой, до-       ― Да, Бэкхен-и, домой, я понял, ― на ходу тепло попрощавшись с Хосоком, что спешил к беременной жене, ждавшей его у главного входа, Джин по удобней перехватил сына, направляясь на выход с осточертевшего места работы. ― Как школа?        Взгляд Сунан продолжал прожигать спину, на что Джин поёжился, желая скорее избавиться от неприятного внимания. Мальчишка же широко улыбался, крепко прижимаясь немного сопливым носом в папину рубашку, выглядывающую из-под длинного, кашемирового пальто, обхватив любимые, широкие плечи. Сокджин вздохнув ухмыльнулся и потрепал шелковистые детские локоны, что слегка завивались на концах, как у старшего брата.       И как у Намджуна.       ― Совсем расклеился, детка? ― Джин чувствовал удовлетворение от того, что смог договориться с водителем автобуса и с преподавателем Бэка, чтобы мальчика подвозили прямо к нему на работу – это многое упрощало для Кима, которого иногда не выпускают из больницы допоздна. Брюнет не желает оставлять сына дома одного. Конечно, старший сын уже взрослый мальчик и можно оставлять с ним, но Тэхён пропадает всё свободное время у своей первой, и последней, папа, любви. Намджун же-       Да Бог с ним.       ― Я хорошо себя чувствую, папа, ― огромные, слезящиеся глаза мальчишки выдавали его состояние, но настроение у него было всё равно бодрое, что радовало. ― Веришь?       ― Ну конечно.       ― Я тебя люблю, ― шмыгнув, ребёнок клюнул Джина в щёку, счастливо улыбаясь.       ― И я тебя, детка. Заедем за Тэхёном?       Вскинув голову, Бэкхен активно закивал, послушно сползая с любимых рук, чтобы устроиться на заднем сидении чёрного кроссовера. Не оглядываясь на сотрудников больницы, что вышли покурить и заодно поглазеть, Джин резво завёл двигатель, выезжая с уличной стоянки, в которой раз ругая себя, что не оставил машину на внутренней парковке.       Меньше знают – крепче спят, не стоит удовлетворять чужое любопытство.       Машина плавно двигалась в сторону одного уютного района, где всегда было много пожилых людей, парочек и одиночек со своими любимцами. Та самая улица, где и находился, пользовавшийся большим спросом, цветочный магазин, куда и сам Джин не раз обращался.       Постепенно на город опускались сумерки, соблазнительно поблескивали зажигающиеся витрины, что манили своим приятным светом призывая: заходите скорее, здесь все ваши проблемы испарятся.       ― Мне звонил Чанель-хён, па, ― Бэкхен держал в руках небольшой сенсорный телефон, который то и дело загорался, уведомляя о новом сообщении. Замолчав, Бэкхен из-под ресниц всматривался в зеркало заднего вида, где был отчётливо виден подозрительный взгляд Джина, которым он одарил своего сына. ― Он хотел бы приехать и помочь с протекающей раковиной на кухне... Что мне ответить?       В который раз за день Джин протёр сухие глаза, чутко реагируя на освещение, уверенно продолжая вести автомобиль, изредка посматривая на навигатор, сверяясь с маршрутом.       Осматривая сына, что игрался сам с собой, отложив телефон, на который продолжали приходить уведомления, Джин чувствовал умиротворение ребёнка. Мальчик вырисовывал на запотевшем окне различных животных стараясь, чтобы они вышли не такими кривыми, какими они и должны получаться при движущемся транспорте.       Бэкхен продолжал ждать ответа, но было заметно, что мальчишка не лелеет надежды на положительный исход событий. Сжав губы в тонкую полоску, Ким крепче сжал кожаный руль, чувствуя подкативший ком и покалывание в глазах.       Хочется либо прокричаться, либо проплакаться.       Его маленький сын в своём возрасте больше не верит в чудеса, вот чего они добились своими действиями. Разве мог Джин предположить, что такое могло произойти, когда говорил «Да»?       Нет. Он предполагал многое, но точно не это.       Чанель молодой офицер полиции, который поступил на попечение Ким Намджуна, одного из самых ответственных и уважаемых представителей корейской полиции. Парню всего двадцать лет, закончил экстерном полицейскую академию, чем неимоверно гордиться.       Всё это Джин узнал при личном знакомстве, которое состоялось пару недель назад, когда парень пришёл за документами, оставлеными Намджуном в собственном кабинете, когда тот убегал в спешке от своего бывшего мужа и двоих детей.       Тогда было очень горько на языке и силы оставались лишь на то, чтобы сдержать свои эмоции и не сорваться на юноше. Не его это дело. Но поступок Намджуна казался очень низким.       Что же получается, Джин не достоин даже звонка, не то что встречи? И это после семнадцати лет брака, Ким, сукин ты сын, Намджун.       ― А что ты хочешь ответить, Бэкхен? ― припарковав машину через дорогу от цветочного магазина, Джин кинул взгляд на телефон, удостоверяясь, что сообщение дошло до Тэхёна и тот действительно собирается на выход, спеша к ним.       ― Я хочу с ним поиграть, па.       Улыбнувшись, ребёнок обнял отца за шею, вместе со спинкой водительского кресла. Худое лицо выглянуло с задних сидений, забавно умостившись на отцовском плече. Прикрыв глаза Джин почувствовал, как удавка на шее немного расслабилась.       ― А как Чанель узнал, что у нас проблемы с раковиной, м? ― зардевшись, мальчик отвёл взгляд, неловко рассмеявшись.       Бэкхен влюбился в этого полицейского с первого взгляда. Ну или с того момента, как мальчишка предложил Бэкхену жвачку, пока неловко преступая с ноги на ногу, ожидал документы, за которыми отправился Джин. А тут, ни с того ни с сего, к нему присоединился очаровательный малыш, который также запал в душу полицейскому. Искреннее удивление на лице Чанеля заставило Джина улыбнуться. До того момента, пока Чанель не сказал, что даже не догадывался, что у капитана есть дети. И муж.       ― Не знаю, папа.       ― Ну конечно, ― медленно коснувшись мальчишечьего запястья губами, Джин встретился с сыном взглядом. Бэкхен не умеет врать. ― Хорошо, маффин. Если это важно для тебя.       ― Не важнее тебя.       Хмыкнув, Сокджин ткнулся прохладными губами, сыну в висок, переводя взгляд на своего старшего сына, вылетевшего из магазинчика. Юноша широко улыбался и оглядывался на закрывающиеся двери, при этом на ходу завязывая шарф, что был явно не с его плеча, выделяясь на фоне тёплого, чёрного пальто, своей крупной вязкой и цветом тёмного шоколада.       ― У Тэхён-и, что, появилась девочка? ― прошептал Бэкхен наблюдая за тем, как брат перебегает дорогу.       ― Не уверен, что девочка.       На секунду открылась передняя дверь, запуская морозный воздух вместе с вкусным парфюмом, что распространился по салону, ощущаясь мягкой отдушкой персика на кончике языка. Тэхён никогда не пользовался парфюмом.       ― Чего такие кислые? ― широкая улыбка озарила небольшое пространство. Парень светился энергией и немного уверенностью в завтрашнем дне. Ну хоть кто-то.       Тэхён крепко обнял брата, обернувшись к нему, мягко поцеловав чужой лоб и чмокнул папу в щёку, опускаясь обратно в кресло. Погладив Тэ по лохматой макушке, Джин тихонько улыбнулся, уточняя: ― Не против если к нам на днях заглянет Чанель?       Удивившись, Бэкхен громко воскликнул, шепча спасибо, спасибо, спасибо хватаясь за телефон, чтобы скорее отписать своему другу то, что им дали добро.       ― Я только за. Если придёт Чанель, то там и Чонгук подтянется, а с ним мы слишком давно не виделись, ― взявшись за ремень безопасности, Тэхён наблюдал за оживившимся братом, которому обычно не свойственна такая активность. Мальчишка будто загорелся. ― А ты, пап, не против?       Джин не против, потому что уж больно хочется узнать: это идея бывшего мужа, незаметно приглядывать за семьёй или же ему и правда плевать. К сожалению, резать по больному одно из самых любимых занятий у жертв, что долгое время подвергаются экзекуциям. Джин, казалось, свою прекращать не намерен.       ― Миленький шарфик, ― кинул Джин, скрывая улыбку и заводя двигатель, когда как Бэкхен тихо захихикал, сверкая хитрым прищуром в сторону Тэ.       Зардевшись, Тэхён сильнее зарылся в приятную вещь.       ― Похож на шоколадное молоко, ― возмущённо вскрикнув, Тэхён обернулся к брату, пытаясь схватить того за нос, но мелкий лишь хохотал пряча лицо в ладонях.       ― Это цвет «жженая умбра»! ― Джин прыснул, посмотрев на своего сына, что горел щеками. Бэкхен тихонько напевал влюбился, влюбился поглаживая шею Тэхёна. ― Чего смеётесь?       Ну что же. То, что первая любовь Тэхёна – маленький флорист, теперь очевидно.

🌌 🌌 🌌

      ― Я дома...       Мило, крупный кот, громко мяукнул, встречая Намджуна в его временном месте жительства. Умный дом мгновенно среагировал на хозяина, автоматически включая все источники света, делая его немного приглушенней после того, как Намджун хлопнул ладонью по столу.       Сбросив с плеч верхнюю одежду, Джун устало прошёл к кровати, по пути избавляясь от остальной одежды, чтобы переодеться в мягкие домашние штаны и завалиться на свежую постель. Кот улёгся под боком, тихо мурлыкая. Хмыкнув, Намджун лишь порадовался, что подумал о том, чтобы оставить животине корм.       На работе всё стало намного лучше. Джексон, когда уже все уходили домой, помимо тех офицеров, что остались на дежурство, робко окликнул своего капитана, чтобы поблагодарить с глазу на глаз.       Он говорил много. Говорил, что как бы тяжело не было, у него всегда была вера в Намджуна. Что без его опеки, без его наставлений он бы давно не справился. Сказал, что не понимает, почему не рассказал о своих мыслях раньше.       Чонгук подошёл к концу разговора, приобнимая своего друга (Намджун лишь надеется, что Тэхён никогда не узнает, что у Чона есть друзья помимо него), показывая свою поддержку.       Чонгук ничего не сказал. Но глаза полные восхищения сказали многим больше.       И с сердца упал камень, что долгие месяцы висел тяжёлым грузом внутри Намджуна. И сейчас, свои слова, сказанный во время отчаяния, что крепко обвивал путами, кажутся огромной ошибкой.       Потерпевшая вскрыла гнойную рану на сердце и пожалуй, это самое полезное, что происходило с Кимом за последнее время. Помогло открыть глаза.       Схватив телефон, мужчина набрал самый важный телефонный номер, долго всматриваясь в любимое имя.       ― Какой же я осёл, Джин, какой же я осёл.

🌌 🌌 🌌

      ― Убери! ― вздрогнув, Юнги обернулся в сторону взволнованного голоса, что ему уже по ночам снится, наблюдая необычную картину. Чонгук возвышался над столом Джексона, преграждая тому путь и яростно рассматривая что-то в руках офицера. Медленно расслабляя мышцы, Мин старался уговорить своё тело не реагировать на нетипичные ноты в голосе Чона. Испугался. Он за этого мальчика глотки грызть готов, а за голос его взволнованный – расчленять. Что дальше? Этот мальчишка доведёт его до приступа. ― Я сказал убери, Джексон.       ― Прекрати истереть, ты сам знаешь, что это они, ― распечатки с фотографиями были буквально всучены Чонгуку под нос. ― Как долго будем врать самим себе, Гук? Как долго?       ― Считаешь это остроумным? Джексон, мы не герои, мы не справимся в одиночку.       Чонгук выглядел очень озабоченным сложившимся состоянием Вана, но что более приятно – эмоции не брали вверх. Встав со своего места и абстрагировавшись от шума остальных офицеров, Юнги медленно направился в сторону двух обормотов, один из которых – его.       ― Ты видел капитана? Он не в себе, мы обязаны дать ему время на отдых!       ― Но наша задача при этом не обосраться, а именно это нас и ожидает. Думаешь, самый крутой?       ― Ты самый молодой лейтенант, Гук, и что, теперь готов бегать, как собака за своим поводырём? ― гортанно зарычав, мальчишка сделал шаг вперёд, намереваясь вставить другу мозги на место, чтобы тот больше никогда не смеялся на его командиром. Но этому самому командиру защитники ни к чему.       Тяжёлая ладонь опустилась на плечо Чонгука, мгновенно заставляя вздрогнуть Джекса, что огромными глазами смотрел в глаза Гука.       ― Как ты и сказал, Ван, моя собака. ― Юнги выдохнул своему напарнику в нежную кожу над ухом, заставляя разбежаться мурашкам по всему телу. Чонгук услышал, как что-то треснуло в грудине. ― Будь добр, спрашивая ебаное разрешение, когда хочешь заговорить с ним.       Отшатнувшись от крепкой мужской груди, Чонгук сжал задрожавшие губы, отводя растерянный взгляд. Боль от чужих необдуманных слов прошлась раскалённым ножом по натянутым нервам.       Юнги никогда не разменивался по мелочам: если говорил, то говорил всё о чём думает, полный комплект.       Его боялись и уважали, никогда не давали себе поблажек в его присутствии, опасаясь. Мужчина никому не позволял подобраться к себе ближе чем собственной матери. Чонгук думал, что он смог, но ожидания редко становятся реальностью.       Собака. Вот как.       ― Вас не касается, ― подняв стеклянный взгляд, Чонгук твёрдо встретил чужой – темный и незаинтересованный. ― Собаки довольно самостоятельны, а вам пора вернуться к своим прямым обязанностям.       ― Контроль беспородных гнид входит в мои обязанности, спасибо, за никому не всратые переживания, Чон. Иди побегай, не дай боже, лапы атрофируются.       Джексон попытался встать между ними, но был остановлен чужим жестом, на что парень лишь поднял руки ладонями к верху, призывая к спокойствию. ― Ладно, Юнги, я расскажу! Только прошу, прекратите.       ― Ты рассказал бы в любом случает, Ван, ― не отводя тяжёлого взгляда от своего отвернувшегося мальчишки, что специально предпочёл игнорировать своё прямое начальство, Юнги холодно продолжил. ― Что у тебя?       ― Это по делу семьи Пак.       ― Оно закрыто. Мы нашли виновного, ― Чонгук, незаметно (не для Юнги) шмыгнув, преодолел расстояние разделявшие его и Мина, стремительно проходя мимо, игнорируя забившийся в носовую полость уже привычный, пробирающий до дрожи, запах никотина от чужой куртки, присаживаясь за стол Джексона, быстро забегав тонкими пальцами по клавиатуре. Джексон отступил, стараясь игнорировать чужие сжавшиеся кулаки – Юнги был зол. Воздух вокруг напарников заметно потяжелел.       ― Мальчишка попал в плохую компанию. Какой-то говнюк заставлял малолеток раскидывать по городу «пыль» за хорошую прибыль. Не ты ли сегодня пытался успокоить мать безвольного пострадавшего? Не заставляй повторять протокол полностью, ребёнок, ― почти не сдерживая себя, прорычал мужчина.       ― Неверно, ― болезненно скривившись, Джексон кинул в сторону Мина распечатки фотографий и одновременно с этим Чонгук развернул экран ноутбука, показывая на страницу в старой газете с большими заголовками, гласящими: «От государства не ждали справедливости, за справедливостью шли к мафии. И мафия рождала собственных Робин Гудов». ― Да, мы посадили того. Но он мафиозный выродок.       Задвинув обиду от чужих грубых слов и встретившись своими большими чёрными глазами, что обеспокоено мерцали, с глазами Юнги, что беспрерывно смотрел только на мальчишку, Чонгук сипло закончил мысль за Джексона: ― За ним придут, хён.       «За нами тоже» ― осталось неозвученным.       ― Я тебе не хён.       Джексон выронил из рук папку, растерянно уставившись на Мина, и, к сожалению, таковым он был не один – половина отдела отвлеклась от своих обязанностей, ошеломлённо рассматривая их троицу, переводя взгляды.       Чонгук медленно кивнув, извинился, выходя из-за стола, чтобы выскочить из отдела, благо Джексон его не остановил, продолжая пялиться, не подобрав слов.       Крепко схватившись за рабочую рубашку в районе сердца, с силой сжимая, Чонгук по глупости думал, что больнее быть не может.       Юнги же неимоверно хотел выстрелить себе в висок тяжело наблюдая за тем, как Чонгук спотыкается на ровном месте, вылетая за порог, вытирая глаза.       Блять.