Пионы цветут в июне

Тодороки сидел в гостиной вместе с Яойорозу, с которой они должны были обсуждать школьный проект; сроки его сдачи подгоняли к выполнению работы, и они, твердо решив, что пора наконец начать искать информацию, развалились на диване, ища подходящий сериал для просмотра на Netflix. Мидория, не отрывающийся от своего телефона, в котором вел активную переписку с Шинсо, смущенно улыбался, не обращая внимания на происходящее вокруг. — «Черное зеркало»? — спросила Яойорозу, держа в руке пульт. — Последние сезоны вышли довольно слабыми, — пожал плечами Тодороки, сложив на груди руки, в которых он держал телефон с заблокированной вкладкой с сообщениями. С лестницы, перепрыгивая через две ступени, спустился нахохлившийся Каминари и подбежал к сидящим одноклассникам. Он оперся о спинку дивана, тяжело дыша и внимательно рассматривая гостиную, при этом напоминая вылетевшего на охоту ястреба. — Вы не видели Токоями? — спросил он, в разочаровании сжимая спинку дивана. — Нет, — ответил Тодороки. Ворох подушек издал благодарный вздох. — Блин! — Каминари от досады ударил кулаком по спинке. — Нам нужна его помощь в монтировании видео. — У вас уже готов материал? — поинтересовался Мидория, приподнимаясь в кресле, пока в его глазах блестели искры искренней заинтересованности. — Почти, — довольно ухмыльнулся Каминари и, еще раз обведя комнату взглядом, направился на улицу в поисках главного редактора ютуб-канала. Яойорозу продолжила просматривать библиотеку. — Посмотрите «Академию Амбрелла», — предложил Мидория, заметив знакомый сериал, мелькнувший на экране. — Опять про супергероев? Хотелось бы чего-то фэнтезийного, — сокрушенно вздохнула Яойорозу. — На супергероев я могу посмотреть, выйдя на улицу. Тодороки краем глаза взглянул на экран телефона, чтобы проверить уведомления. Уведомления представляли из себя перекати-поле, втаптывающее Тодороки в зыбучие пески. Да, они начали переписываться с Бакуго, но прошло вот уже два часа, а ответа на присланный мем как не было, так и нет... — Успокойся, пожалуйста, этот мем смешной, — тихо произнесла Яойорозу, заметившая, как тот поспешно заблокировал телефон. Тодороки пожалел о том, что не успел схватить подушку из вороха подушек в противоположном кресле, чтобы спрятать свою нервозность от подруги в мягком пухе. Своей адекватной половиной (правой) он понимал, что занимается тем, что грызет себя; левая половина утверждала, что грызть нужно было сильнее. — Я спокоен. Яойорозу одним взглядом сказала: «Нет, ты не спокоен». Взгляд втоптал Тодороки в землю. Он не накручивал себя, просто очень не хотел, чтобы переписка с Бакуго закончилась на несмешном меме. В таком случае вся эта ситуация превратилась бы в сплошной мем. На субботних сообщениях переписка не закончилась, поскольку Бакуго, в воскресенье (в свой единственный выходной!) затащенный друзьями на продолжающиеся съемки, прислал Тодороки фотографию того, как Киришима, пытающийся найти более удачный ракурс, упал в цветущую клумбу. Тодороки сочувственно посмеялся, а потом слово за слово, буква за буквой, сообщение за сообщением и вот — в пятницу, сегодня, он находился на шестом небе от счастья (с седьмого он был спущен после того, как Бакуго, прочитав сообщение, его проигнорировал). На этой неделе (которая, судя по всему, была лучшей неделей в жизни Тодороки) они в очередной раз пообедали вместе — Бакуго остался в классе, и Тодороки решил, что тоже хочет остаться в классе, потому что, а вдруг снова дождь, а вдруг странногеддон? В среду они вместе шли на учебу (Бакуго задержался в общем коридоре общежития, что-то не успел сделать в комнате, на кухне, в столовой, ну и далее-далее; а Тодороки всегда выходил среди последних, поэтому и встретились они совершенно точно случайно в дверях). И небольшая прогулка до академии была так контрастна по сравнению с первым годом обучения — Бакуго в этот раз не кричал на Тодороки, чтобы тот перестал идти за ним, и не пытался от него как можно быстрее избавиться; то, что они пару раз соприкоснулись локтями — это так, мелочи, главная дорога просто очень узкая. Бесконечные ночные переписки были приятным бонусом, от которого внутри все трепетало, будто Тодороки был влюбленным подрост… ах, да, точно. — Мидория, я могу у тебя спросить о личном? — обратилась к однокласснику Яойорозу, откладывая пульт. Мидория серьезно кивнул и заблокировал телефон. Тодороки нахмурился и сложил на груди руки. Ворох подушек продолжал представлять из себя ворох подушек. — Да, что такое? Яойорозу наклонилась к нему. Мидория наклонился к ней. Тодороки поднял глаза к потолку, взывая к помощи Посейдона, Тора и Ярила (и совершенно не важно, что те принадлежали к разным верованиям). — Что ты делаешь, когда Шинсо не отвечает тебе? Мидория смущенно почесал затылок, неловко улыбаясь. Они встречались вот уже полгода, поначалу введя одноклассников обоих классов в замешательство, поскольку никто из них не предполагал, что нередкие прогулки и совместные обеды могли привести к отношениям, первой влюбленности и далее-далее-далее. Мидория выглядел счастливым, Шинсо перестал напоминать унылое подобие Айзавы, так что все были спокойны и довольны. — Ну… ничего? Он беспокойно соединил указательные пальцы; если поначалу он удивлял одноклассников тем, что в нем одновременно уживался «супер уверенный в себе Мидория» и «супер неуверенный в себе Мидория», то вскоре они приняли это как данность. В ходе взросления две стороны его личности постепенно сплетались в одну. — Если я хочу ему что-то написать, то пишу, даже если он не ответил на прошлое сообщение. Он может быть занят на тренировках или из-за учебы, поэтому я особо не придаю этому значение. Я все равно знаю, что после того, как он освободится, он ответит. — Кивнул сам себе Мидория, улыбаясь уголками губ, отчего на его щеках появились ямочки. — Спасибо большое, Мидория, — поблагодарила Яойорозу и покосилась на Тодороки, которому должно было стать легче, но отчего-то стало только хуже. — Наверно, у него завал на работе, — тихо произнес он, вновь беря телефон и крутя его в руках. Ему представились горы удобрений, горшков, цветов и всего-всего, что сулило усталость, возведенную в бесконечную степень. — У кого? — Мидория участливо склонил голову на бок. — Блин, вы точно не видели Токоями? — ворвался в гостиную Каминари, захлопывая за собой дверь на улицу, после чего, даже не услышав ответа, понесся на кухню. Пришедшее сообщение заставило Тодороки подскочить на месте. 17:18. Бакуго: [прикрепленная фотография] пиздец ты посмотри на эту кучу херни которую мне нужно разобрать до конца дня Тодороки увидел на фотографии горы удобрения, горшков и всего-всего, что сулило усталость, возведенную в бесконечную степень, просто супер — Тодороки следовало отправить заявку на получение премии имени Гудини. — Что-то не так? Тодороки показал сообщение Яойорозу. — Ох, это серьезно. — Подруга опустила брови, рассматривая поставки. — Может, Бакуго нужна помощь? Он ведь один там работает? — Но он ничего не написал о помощи. — Это же Бакуго, — заговорил ворох подушек, испугав одноклассников и заставив их выпрямить спины, чтобы атаковать притаившегося неприятеля. Неприятелем оказался Токоями с шухером на голове. — Он никогда не попросит о помощи, если она ему нужна. Тодороки кивнул — это вполне было в духе Бакуго. — Токоями… — начал Мидория, откашлявшись, — что ты делаешь… — Джиро, ты не видела Токоями?! — раздался голос Каминари со второго этажа, сотрясший стены дома. Мидория замолчал. Токоями подтянул подушки поближе к себе. — …Давай мы укроем тебя пледом? — предложила Яойорозу, сочувственно наблюдая за его попытками спрятать торчащий клюв и пригладить волосы. — Нет, спасибо, — ответил ворох подушек. И обреченно добавил: — Практика показала, что плед просвечивается. Яойорозу и Мидория переглянулись. Тодороки же резво поднялся с места, хватая на ходу ветровку с вешалки и покидая общежитие. Тодороки вошел в цветочный магазин, когда стрелки на часах пробили шесть. Рядом с прилавком, с которого были сняты оригами, стояли коробки с привезенными удобрениями, семенами, аксессуарами и горшками, напоминающие своей монументальностью Великую Китайскую стену. Никого из покупателей в магазине не наблюдалось, зато блондинистая шевелюра, показавшаяся из-за столиков для цветов в оранжерее, дернулась и ударилась о край горшка. Бакуго выпрямился и с удивлением обнаружил в магазине одноклассника. — Ты че здесь делаешь? — спросил он, открыв дверь оранжереи плечом; его ладони были испачканы в земле, как и низ фартука. Тодороки поздно осознал, что сообщение он прочитал, а ответить на него — не ответил, поскольку загорелся идеей помочь Бакуго и всю дорогу представлял осуществление своего плана (плана у него не было). — Я… пришел… посадить цветы. Плана у него действительно не было. Но лучше уж такая глупость, которая поставит Бакуго на паузу, чем честность и маячащая возможность оказаться выпертым из магазина. Бакуго молчал так долго, как только мог. Если бы он был персонажем мультфильма, над его головой пробежали бы три жирные точки. — Чтоблять? Тодороки отодвинул Бакуго, продолжающего возмущенно моргать, и оказался в оранжерее, сразу же чувствуя смешивающиеся ароматы цветов. Земляной, сладкий запах, призрачным облаком летающий вокруг цветочного моря гвоздик, сирени, роз, нарциссов, тюльпанов, фиалок, окружал и обволакивал душистой свежестью. Каждый цветок горел и искрился сочными, яркими красками, от обилия которых рябило в восхищенно горящих глазах. Посреди оранжереи Тодороки увидел открытые мешки с удобрениями. — Я не думал, что здесь настолько много цветов, — произнес Тодороки, вглядываясь в персиковые головки георгин. — Ну да, ведь установленное стекло между оранжереей и главным залом придумали для слепых. — Главный зал — слишком громкое слово. — Ты это хозяину скажи. — Да, скажите мне это в лицо, молодой человек, — произнес стоящий посреди магазина старик с белыми усами. Тодороки узнал голос, владелец которого на протяжении полугода желал хорошего дня ему и скорейшего выздоровления его матери. — Здравствуйте, — поздоровался Тодороки, поворачиваясь к нему и косясь в сторону пакостно усмехающегося Бакуго, который знал о его присутствии в магазине (судя по всему, он находился на складе). — И все, молодой человек? А как же слова про главный зал? — недовольно пригладил усы. — Я приношу извинения за них. Бакуго закатил глаза. Хозяин магазина какое-то время всматривался в непроницаемое лицо Тодороки, будто пытался считать с него древний шифр, а потом произнес: — Приму их только в том случае, если разберете эти коробки. — Он указал рукой на стоящие в главном зале коробки, в которых находились мешки с удобрением. Тодороки бы бежать да не оглядываться, но он: — Конечно, рад буду помочь, — чересчур бодро произнес и тут же осек сам себя. — Я сам со всем разберусь! — в момент подобрался Бакуго. — Дай ему фартук, Бакуго. И, — мужчина остановился в дверях; Тодороки вновь показалось, что тот видит его насквозь (все его потаенные желания, от которых он сам открещивался и пытался побороть, да, Бакуго, это о тебе), — ваша помощь, молодой человек, чистая благотворительность. — Я понимаю. Тодороки мог бы согласиться и на то, чтобы отдать за свою помощь деньги. — Не цветы, конечно, сажать, но и не языками ворочать, — произнес тот и повернулся к Бакуго, чтобы дать ему инструкции насчет размещения товара. Бакуго неохотно кивал и переспрашивал, при этом косясь на стоящего посреди оранжереи одноклассника. Владелец, убедившись, что оставляет разгрузку не на верную смерть, покинул магазин, перед этим повесив табличку «закрыто». Тодороки получил (поймал) свой временный фартук. — Что мне нужно делать? — спросил Тодороки, рассматривая мешки с удобрениями. — Мне не нужна твоя помощь. — Я так и понял. Ты со всем справишься сам. Бакуго, стуча ногой по полу и комкая в правой руке завязку от собственного фартука, указал на стоящий у дальней стены стеллаж с цветами. — Убери с него цветы и переставь его ближе к левому стеллажу, чтобы осталось место для этой херни. — Ногой показал на мешки с удобрениями. — Склад и так переполнен всякой фигней. — Так зачем тогда заказывать больше? — Тодороки направился к стеллажу. — Бля, ну не я же это делал. Там была акция два по цене одного, так этот старик и накупил всего. Работа в оранжерее шла быстро под негромкие разговоры и шутки, обсуждения событий последних дней и жалобы на преподавателей. Тодороки чувствовал себя комфортно в оранжерее, в которой аромат цветов кружил голову, и в обществе Бакуго (он тоже кружил голову). С ним хотелось просто быть рядом; и да, он понимал, как слащаво это звучало, но ничего не мог с собой поделать. Он ловил его усмешки, считывал хмурость бровей, не мог отвести взгляда от жестикуляции, из-за которой два цветка чуть не лишились лепестков, и в красках представлял, как будет целовать Бакуго в окружении цветов (в подобные моменты — ага, да, фантазии посещали его далеко не один раз за время работы — он отворачивался к цветам; те глядели на него то ли осуждающе, то ли сочувствующе). — Серьезно?! — переспросил Бакуго; уточнение про «негромкие» разговоры было лишним. — Да, прямо среди подушек, — повторил Тодороки, поливая цветы из огромной лейки. — Я скажу этому придурку, чтобы он перестал доставать людей. — Бакуго выпрямился после того, как перетащил очередной мешок с удобрениями на свободное место, и вытер пот со лба. Тодороки, наблюдая за тем, как капли пота бежали по его шее и лбу, едва не утопил цветок. — Это всего лишь видео, — сказал он и прокашлялся. — Если бы Токоями на самом деле не хотел в этом участвовать, то он бы так и сказал. — Нет, ты не догоняешь. — Бакуго замотал головой и, уперев руки в бока, вздохнул. — Это пока Токоями прячется от Каминари. А потом настанет момент, когда Каминари будет прятаться от тени Токоями. — Оу. Тень их общего одноклассника действительно злить не стоило. — Я не увидел у вас оригами за прилавком. — А. — Бакуго почесал затылок, поворачиваясь к главному залу. — Директор сказал снять их после того, как покупательница ушла из магазина, как только их увидела. Тодороки засмеялся. Конечно, поделками Бакуго нельзя было отпугивать людей, но, видимо, для особо тонких натур те являлись оскорблением на ментальном уровне. — И ничего, блять, смешного. Я их всю смену собирал. Тодороки передвинул несколько ведер с тюльпанами, чтобы проще было дотянуться до нежно-розовых гортензий, стоящих в глубине центрального стола, и заметил на волосах подошедшего Бакуго маленький, ярко-желтый цветок мимозы. Рука сама потянулась к его макушке, чтобы убрать цветок, и замерла в колючих волосах. Бакуго не шевелился, только смотрел на вытянутую руку Тодороки из-под ресниц и, может, не дышал почти. Голос Яойорозу в голове Тодороки отчетливо повторял «Действуй!», превращая его в настойчивое пчелиное жужжание. Наверно, думал Тодороки, он выглядит сейчас до безумия глупо, сжимая между пальцев мимозу и самыми кончиками касаясь блондинистых прядей. Наверно, думал он, все эти дурацкие чувства придумали безумцы, потому что только они могли выявить синтез из столь контрастных ощущений полета до небес и стремительного падения в карьер. Тодороки думал, думал, пока стук сердца звучал монотонным эхом в поплывшем сознании, а потом увидел, как румянец неровными пятнами расползался на щеках Бакуго. Внутренности скрутило жалящим предвкушением. Он опустил руку на его затылок, встречаясь опьяненным взглядом с таким же. Звон колокольчика известил о прибытии покупателя. Бакуго отлетел от Тодороки и выскочил в главный зал, чтобы нервно объяснить вошедшей женщине, что магазин закрыт, и ткнуть в табличку. — Ох, извините, пожалуйста, я увидела вас в окне… Тодороки рухнул в карьер. И может, самую малость, совсем чуть-чуть он крыл вошедшую женщину всем своим нецензурным словарным запасом. И потерянно смотрел на ладонь, на которой лежала мимоза. Его ладонь хранила воспоминание о прикосновении к затылку Бакуго, оказавшееся слишком мимолетным для того, чтобы приглушить томление последних недель. Он не понимал, что чувствовал по поводу упущенного момента. Скребущее разочарование? Бакуго, выпроводив покупательницу, прошел мимо оранжереи и, даже не посмотрев на одноклассника, зашел на склад. Захлопнул дверь. Тодороки рухнул в карьер и сам же закопал себя песком. Он положил цветок в карман джинсов и обреченно сел на мешок с удобрением, не понимая, что ему теперь делать — не бежать же за Бакуго на склад… или бежать… на складе наверняка лежали тяжелые предметы… И с чего он вообще взял, что они с Бакуго думали об одном и том же? Ну замер, ну покраснел, может, это от работы и духоты. Мешок с удобрением, на котором он сидел, порвался сверху, высыпая на пол землю. Тодороки не только рухнул в карьер, закопав себя песком, но еще и положил на собственную могилку цветок. Он быстро поднялся, чтобы ликвидировать учиненный беспорядок до возвращения Бакуго, кроя нецензурными выражениями теперь и себя. Тодороки, заканчивая с уборкой, за время которой смог помочь прийти себе в себя, задержал взгляд на белых каллах. — Считается, что они помогают справиться со стрессом и помогают наладить отношения, — произнес вошедший в оранжерею Бакуго, глядя на то, как Тодороки осторожно прикасался к цветам. — Благоприятно влияют на здоровье. С греческого «калла» переводится как «красивый». — Ты знаешь значение любого цветка? — Тодороки обернулся, снизу вверх смотря на продавца, который был значительно спокойнее, чем пару минут назад. — Я потратил на изучение книги про сорняки почти две недели. Мудак-хозяин на прошлой неделе устроил мне экзамен. Конечно я знаю значение любого цветка, идиот. Тодороки ткнул пальцем на хризантему и приподнял в немом вызове бровь. — О, вот как, — ухмыльнулся Бакуго, разминая пальцы (зачем он их разминал, если вызов предполагал устный ответ, черт знает). — Радость, открытость, веселье и отдых, — самодовольно произнес Бакуго. — Происходит от греческих слов «золото» и «цветок». У нас считается, что если положить лепесток хризантемы на дно бокала с вином, то это поспособствует увеличению жизни. — Никогда об этом не слышал. — Ну так ты никогда не работал в цветочном магазине. Тодороки развел руками, жестом показывая, где он находится и что он делает. — Это не считается, у тебя благотворительность. Тодороки улыбнулся краем губ и опустил взгляд, все же радуясь тому, что напряжение между ними ушло и продавец больше не предпринимает попыток скрыться на складе. Однако в груди все равно разрасталась пустота. Бакуго тихо вздохнул, цыкнул и отвернулся. — Ну и? Это все? Тодороки поднялся на ноги и прочитал название цветка: — Гардения? — А, фигня. — Бакуго махнул рукой. — Тайная любовь. Искреннее восхищение, несмелость и считание себя недостойным сделать э-э-э первый шаг. Что, даже не стащишь книгу про сорняки, чтобы меня проверить? — Я доверяю тебе и твоим знаниям. Бакуго, прислонившись плечом к дверному косяку, задумчиво крутил растрепавшийся конец завязки. — Герань? — спросил Тодороки, чуть склоняя голову. — Глупость и безрассудство. — Мимоза? Бакуго нахмурился, косясь в сторону тюльпана и нежно-розовых гортензий, но все же произнес: — Символизирует чувствительность, стыдливость и застенчивость. Олицетворение преданной и вечной любви. Цветок мимозы, засунутый в карман джинсов, загорелся — Тодороки так показалось, потому что он сам загорелся, вспомнив, что именно этот цветок снял с волос Бакуго. Его сердце забилось чаще. Их игру прервал звук будильника на телефоне Бакуго. — Черт, — произнес он, доставая телефон из кармана фартука и отключая будильник. — Мы должны уйти через пятнадцать минут, иначе не успеем на поезд. — Подождем следующего? — Нет, идиот, никакого следующего! — Бакуго ткнул его в грудь кулаком. — Я не хочу ночевать на улице или звонить Киришиме, чтобы он пустил нас. Так что разгребай тут все быстрее. На поезд они опоздали из-за Тодороки, который, убрав учиненный беспорядок, учинил следующий, разлив воду из лейки. — Да блять, — выругался Бакуго, когда двери поезда закрылись у них под носом. — Следующий через семь минут, — проинформировал Тодороки, повернув ключ в замке старого склепа, в котором покоилась пунктуальность в обнимку со спокойным возвращением домой, вторя персонажам из великого французского романа. Бакуго пробурчал что-то себе под нос и плюхнулся на свободную лавку, вытягивая ноги. Тодороки сел рядом, от скуки считая плитки на стене (он мудро решил, что лучше считать плитки, чем концентрироваться на исходящем тепле от плеча Бакуго, на которое очень-очень хотелось положить голову). — Я написал Киришиме, чтобы он вырубил сигнализацию. — Бакуго убрал телефон в карман и обхватил рюкзак. — До сих пор не понимаю, как вам удалось ее взломать, — произнес Тодороки и сбился со счета; если уж издеваться над собой, то издеваться до конца, решил он, и чуть ближе сел к Бакуго. — Да никто ее не взламывал. — Бакуго шмыгнул носом и потупил взгляд, заинтересовавшись потрепанными кроссовками. — То есть? — Киришима на спор ввел один из самых популярных паролей. Qwerty123, — уныло произнес Бакуго, крепче прижимая к себе рюкзак. Тодороки с радостью бы подумал о том, что хотел бы оказаться на месте этого рюкзака, но названный пароль послужил катализатором маленького ошарашивания и вызвал большой error. — Шутишь. — У супер охраняемой общаги во всей стране пароль на сигналку qwerty123, да, живи с этим. Жизнь уже не могла стать прежней. — Поверить не могу, что на первом курсе мы пытались подобрать значимые для академии даты... — Гуглили инфу о преподах и предметах... — Искали, как ее взломать... — А потом Киришима на спор ввел этот пароль. — Это смешно, — подвел итог Тодороки, опираясь затылком о стену и прикрывая глаза. В полупустом вагоне метро Тодороки стоически боролся с нагрянувшей усталостью, будто почувствовавшей, что сейчас можно утаскивать в желанные сновидения. Он погрузился в чтение ленты твиттера, пока текст не начал сливаться в неразборчивое полотно. Телефон чуть не оказался разбит, когда на его плечо упала светловолосая голова. Измученный за долгий день Бакуго уснул, разжав лямку рюкзака. Если бы Тодороки был чуть более бодрым, то испытал бы подобие сердечного приступа. Сейчас же он, полусонный, повел носом по его макушке и, чтобы было удобнее сидеть, уткнулся в нее, чувствуя в легкой дреме жар собственных щек. От Бакуго пахло мимозой и гарденией. Из вагона метро они выбегали в закрывающиеся двери. Киришима, встретивший их возле общежития, жестом показал поторапливаться и буквально запихнул одноклассников в помещение (за что Бакуго, несколько посвежевший после сна на плече, — они об этом не говорили — чуть не откусил ему руку). — Хэй, Бакуго, и где благодарности чудесному другу за волшебное спасение?! — прокричал Киришима ему вслед. Бакуго, широко зевая, махнул рукой и скрылся на лестничном пролете. — Спасибо, что пустил нас, — поблагодарил Тодороки за них обоих и получил в ответ поднятый вверх большой палец вместе с широченной улыбкой.

***

Тодороки, спускаясь по лестнице, встретился с уныло поднимающимся Мидорией, сжимавшим в руках тетрадь и тихо бубнившим под нос «подарок», «купить» и «паника». Мидория не обратил на поздоровавшегося с ним друга внимания и, грузно ступая на ступеньки, скрылся на втором этаже. Тодороки, удивленно посмотрев ему вслед, услышал отголоски доносящегося бурного обсуждения из гостиной. Оказавшись на первом этаже, он увидел сидящих одноклассников на диванах и креслах, что было необычным для утра субботы. — ...окно? Если кто-нибудь полезет через него, то на следующий день мы проснемся с решетками на всех окнах, — произнес Серо, сидевший в кресле напротив переписывающейся Урараки, которая была готова пробить экран телефона пальцами от злости. — Концерт «Sunrise Avenue» раньше одиннадцати не закончится. — Ашидо, ссутулившись, обреченно водила пальцами по столу, вырисовывая на нем первые буквы группы. Яойорозу, сидящая рядом, успокаивающе положила руку на ее плечо и ободряюще улыбнулась. — Ну либо мы придумываем, как незаметно пробраться после наступления комендантского часа, либо ночуем на улице. — Киришима, откинувший голову на спинку дивана и смотрящий в потолок, беззаботно пожал плечами. — Нет! — Иида в синем фартуке, на котором были изображены кексы и пирожные, вбежал в гостиную из кухни, держа в руке лопатку. — Никто не будет ночевать на улице! — Лопаткой угрожающе указал на каждого сидящего в гостиной, после чего скрылся на кухне. — Что происходит? — спросил наконец Тодороки, когда гул голосов стих. — Айзава спалил, что мы знаем пароль от сигнализации, — ответил Киришима. — Так что все, теперь в кроватку и на бочок строго в одиннадцать. — Айзава с тобой не связывался? — поинтересовалась Ашидо, подняв на него грустные глаза. — Нет, — ответил Тодороки. — А должен? — Он отчитал Бакуго с самого утра, — объяснила она. — Наверно, тебе тоже позвонит. «Мне не нравится твое поведение, Тодороки, как ты ведешь себя, Тодороки». — Он бы так не сказал, — закатил глаза Киришима. Аояма дикой кошкой подобрался к Тодороки со спины. — Не вздумай сбрасывать, — угрожающе произнес Аояма рядом с его ухом. — Не. Вздумай. Сбрасывать, — повторил он и под гробовое молчание вышел на улицу, радуясь солнечному дню. Тодороки сбрасывать и не собирался, но сейчас даже в страшном сне не мог представить, как отклонит вызов классного руководителя. На Тодороки навалился тяжкий груз вины за вчерашнее опоздание. Если бы он вел себя расторопнее, то (здесь должна быть долгая логическая цепочка размышлений) Айзава не звонил бы Бакуго с утра пораньше. — Да черт! — выругалась Урарака, топая ногой и сжимая в руке телефон. — Урарака... все в порядке? — спросил Серо и на всякий случай подобрал под себя вытянутые ноги. — Да, — произнесла она; звучало неубедительно. Урарака тяжело и шумно вздохнула, прежде чем снова упасть на мягкие подушки. — Я пытаюсь объяснить одному тупоголовому кретину, чтобы он перестал ходить вокруг да около и признался уже! Тодороки показалось, что Урарака говорила про него, но это было невозможно, поэтому он со спокойной душой избавился от параноидальной мысли. — О, я понимаю тебя, — сказала Яойорозу. А вот это уже явно было про него. Красноречивый взгляд в его сторону только подтвердил это. Тодороки, огорченный, ретировался к вешалке. — Может, через крышу? — Ага, напялим на себя костюмы Санты и рванем в дымоход, — закатил глаза Киришима на предложение Ашидо. — Никто не будет лезть через дымоход! — закричал из кухни Иида. — Да у нас даже дымохода нет! — крикнул в ответ Серо. — Когда это нас останавливало?!

***

Тодороки вошел в цветочный магазин, сразу же замечая переписывающегося за прилавком Бакуго. Он, уткнувшись в телефон и сжав зубы от, видимо, диалога, который не войдет в топ-100 приятных бесед, даже не поднял голову, чтобы посмотреть на покупателя. — Привет, — поздоровался Тодороки, подходя к продавцу. Бакуго, заблокировав телефон и убрав его в карман, открыл дверь оранжереи, с трудом удержав себя от того, чтобы не сделать это ногой. Тодороки, поникнув, опустил голову и увидел лежащий на прилавке пион рядом с книгой по флористике. Челка упала на глаза, которые заволакивал туман разочарования. В себе самом. Бакуго злился на него за вчерашнее опоздание. Еще и звонок Айзавы окончательно вывел Бакуго из себя, из-за чего он суматошными, резкими движениями (которые Тодороки лишь изредка замечал в цветочном магазине) выбирал ему каллы. Вчера все было слишком хорошо. Сегодня все было слишком плохо. Многообразие жизни в двух предложениях. Бакуго протянул ему букет. Тодороки, доставая деньги из кошелька, видел, как у него играли желваки; он напоминал натянутую струну с гитары Джиро. Тодороки предчувствовал неладное. Он протянул продавцу деньги за цветы и взял букет. — Спасибо, — поблагодарил Тодороки и получил в лицо прилетевшим красным пионом. А вот и неладное. Тодороки цветок взял, пространно посмотрел на него (в его голове было так же пусто, как и на прилавках супермаркетов во время пандемии) и так же пространно посмотрел на Бакуго. Нужно было непременно попросить прощения, потому что портить отношения, которые они оба так старательно выстраивали, было кощунственно (и очень больно). — Извини меня за вчерашнее. То, что мы опоздали... — Блять, ты идиот?! — закричал Бакуго и, закрыв лицо рукой, схватил книгу по флористике и швырнул ее в Тодороки. Тот успел прикрыться букетом. — Свали! Книга по флористике глухо упала на пол, вторя его разбившемуся сердцу (возможно, он драматизировал). Тодороки повторять несколько раз было не нужно. Он, сжимая букет в одной руке, а пион в другой, вышел из магазина. День не мог быть хуже, думал Тодороки. А потом позвонил Айзава.