Пионы цветут в июне

Тодороки вышел из метро, направляясь прямиком к высотному реабилитационному центру. В нем лежала его мать, которую он не навещал практически месяц из-за плотного графика. То тренировки, то злодеи, то тесты — стандартный набор любого ученика 3-А, в котором не хватало времени на действительно важные вещи (Каминари вот уже вторую неделю жаловался на то, что не может продолжить вести канал на ютубе, который он решил посвятить рассказам о нелегкой жизни юного героя; как утверждала Джиро: «Это рано или поздно настигло бы нас»). Тодороки, миновав переулок, оказался на главной, шумной улице, по правую сторону которой располагались кинотеатр и Старбакс. Он повернул налево, в сторону небольшого цветочного магазина с большими окнами. Раньше он довольно часто заходил в него, покупая матери каллы — ее любимые цветы. Он помнил продавца — добродушного старика, жалующегося на то, что работать одному довольно тяжело. — Вы не хотите взять в помощники кого-нибудь? — поинтересовался Тодороки, принимая из рук продавца букет калл. Тот пригладил длинные белые усы и помотал головой. — Был у меня один тут работничек. Вместо того, чтобы цветы продавать, девушек охмурял и деньги из кассы тащил. Брать в помощники всяких оболтусов, молодой человек, — продолжал продавец, накручивая усы, — все равно что сажать сорняки вместо душистых хризантем. Тодороки сравнение оценил и согласился. Перейдя дорогу, Тодороки почти с теплотой взглянул на неброскую вывеску «Цветы» и открыл дверь. Звонкая трель колокольчика известила о его прибытии. В магазине практически ничего не изменилось с его последнего визита. Разве что стало просторнее, потому что часть цветов была перенесена в оранжерею, находящуюся через стеклянную стену справа (обилие всевозможных цветов — Тодороки понятия не имел, как называется и десяток из них — не могло не вызвать восхищение у истинных ценителей эстетической красоты). Слева от входа располагался небольшой двухместный потертый диван, рядом с которым находился столик с еще не расцветшими пионами в горшке, напротив входа — прилавок с кассой и приоткрытая дверь, ведущая на склад, правее стоял стеллаж с атрибутами для украшения букетов: и ленты разных оттенков, и оберточная бумага на любой вкус, и декоративные украшения в виде бабочек, маленьких игрушек и множества других мудреных вещей, — словом, магазин был полон качественного ассортимента. Тодороки, вдыхая сладкие ароматы, от которых у особо чувствительных людей могла закружиться голова, подошел к прилавку, ожидая, когда к нему выйдет продавец, сортирующий букеты в оранжерее. Ему нравилась царящая атмосфера покоя и уединения, так сильно контрастирующая с уличной суматохой. Он, посмотрев на прилавок, увидел раскрытую и потрепанную книгу по флористике, в которой знакомым почерком были написаны заметки. Тодороки призадумался. Дверь, ведущая в оранжерею, распахнулась, привлекая внимание покупателя. Из оранжереи вышел Бакуго. С огромным букетом. И в фартуке с логотипом магазина. Первой мыслью, проскочившей в голове Тодороки, была до идиотизма тупая: «Никогда бы не подумал, что Бакуго окажется душистой хризантемой». Второй: «Ему очень идет фартук». Третья не успела ворваться в его суетную голову, потому что: — Двумордый?! — Букет гардений, который он держал в руке, едва ли не лишился лепестков — таким громким было его негодование. — Ты чего здесь делаешь? Стоило снять шляпу перед выдержкой Тодороки хотя бы потому, что он не потерял дар речи (хотя все к этому шло): — В цветочном магазине? Конечно же, я зашел за кофе. Кофе, к слову, лишним бы не был. И лучше покрепче, потому что Тодороки засомневался в том, что проснулся. Наверняка каждый переживал не самый приятный сон, в котором он вылезал из кровати, одевался, направлялся по своим делам, после чего слышал звон будильника и обнаруживал себя, крепко обнимавшим подушку. Тодороки во избежание данного коллапса на всякий случай ущипнул себя. — Смешная шутка, — процедил Бакуго, вставая за прилавок и осторожно кладя цветы на стол, чтобы не помять лепестки. Тодороки показалось это милым. — Спасибо. — Это был сарказм, кретин, — огрызнулся тот, скрещивая на груди руки и чуть отклоняясь назад; на него были надеты белая рубашка с закатанными по локоть рукавами и свободные темные джинсы. Тодороки подумал о том, что встреча в магазине была неловкой не только для него. Поэтому он не стал сообщать, что его «спасибо» тоже представляло из себя чистейший образец сарказма. Как сказал мудрый человек из интернета: «Не стоит нервировать продавца, к которому чуть позже вы обратитесь за помощью». Да и в конце-то концов, их отношения за последний год… улучшились? Из тупого игнорирования и редких, едких комментариев в сторону друг друга они перешли к подобию нормального общения. Оно не включало долгих ночных посиделок в комнатах друг друга, полотен сообщений в соцсетях и совместных обедов (Тодороки, к слову, об этом частенько думал — мечтал, — но об этом чуть позже), но, например, Тодороки мог обратиться к Бакуго за конспектами и получить тетрадку с каллиграфическим почерком не в лицо, а в руки. — Мне нужен букет калл. Бакуго постучал пальцами по столу, придирчиво окидывая Тодороки взглядом (будто решал, продавать ему букет или магазин все-таки переживет потерю одного клиента), и развернулся в сторону оранжереи. Тодороки многое повидал за свою короткую жизнь (тот факт, что его отцом был Старатель, уже о многом говорил). Он учился в академии ЮУЭй (очень интересно, но довольно травмоопасно), сражался со злодеями (примерно та же ситуация), участвовал в школьных мероприятиях (здесь Тодороки стоило задуматься над тем, что его жизнь состояла из травм)… то есть жизненным опытом он мог поделиться с любым пожилым пожарным, отошедшим от дел. В плане… Он был готов ко многому, но не к тому, что увидит Бакуго в качестве работника цветочного магазина. Это сочеталось примерно так же, как картошка-фри с мороженым — в принципе неплохо, но не без туманных отголосков того, что что-то не так. Тодороки из-за стекла наблюдал за тем, как Бакуго придирчиво рассматривал цветы. Ему пришлось отвернуться, потому что смотреть на разноцветные ленты оказалось менее волнительно, чем на продавца. Будем честны — Тодороки предполагал, что тот возьмет первые попавшиеся, закрутит их в оберточную бумагу (или оберточную бумагу закрутит цветами) и всунет ему. Более того, он рассчитывал на это, потому что тогда справиться с кое-чем безответным было бы проще. Но Бакуго умел удивлять. Тодороки помнил долгие разговоры одноклассников о появившейся подработке самого шумного ученика их класса. Они начались две недели назад и закончились тогда же — Бакуго, угрожающий оторвать голову любому, кто полезет «копать под него», был убедителен (подпольно же они продолжались и ставки на угаданную профессию возрастали). Над подработкой Бакуго нависла тайна, сравнимая с тайной Моны Лизы — позовите, пожалуйста, Роберта Лэнгдона. Тот факт, что Тодороки знал о подработке Бакуго... ох, Тодороки вздохнул. (И совершенно не важно, что он узнал об этом случайно; кого вообще волнуют такие нюансы; явно не Тодороки). Бакуго вышел из оранжереи с букетом цветов и положил на прилавок, чтобы обмотать его лентой. — Оберточная бумага нужна или так сойдет? — Исподлобья посмотрел, кольнув красными глазами. — Хотя нет, забей, тупой вопрос. — Можно и без бумаги. — Идиот? — Бакуго развернулся к стеллажу с украшениями, принимаясь искать необходимые материалы. — Ты же его матери собрался дарить. Пусть выглядит нормально, а не так, будто ты сорвал его с клумбы. Тодороки не помнил, чтобы его мама возмущалась отсутствию бумаги, но с Бакуго он спорить не стал (советы мудрых людей в интернете гласили, что не нужно идти против продавца, который знает толк в своей работе). Пока продавец упаковывал цветы, Тодороки терялся и спорил сам с собой: стоило спрашивать о том, почему Бакуго устроился именно... сюда или нет? (здравый смысл кричал ему держать рот на замке). Тодороки решил пойти по более безопасному пути. Вроде бы. — Почему ты не хочешь, чтобы кто-то знал о том, что ты работаешь здесь? — Ну ты уже знаешь. — Да. А еще я знаю, что происходит в фильмах со свидетелями. Бакуго ухмыльнулся (и эта усмешка обещала то самое, что происходило в фильмах). — Это испортит... эм... мой имидж, — неуверенно произнес он и отстраненно посмотрел на получившийся букет, будто сам удивлялся, почему решил поделиться своими мыслями с одноклассником. — Но это же просто работа. — В цветочном магазине. Тодороки не понимал, в чем проблема. Да, Иида предполагал, что тот устроился вышибалой в ночной клуб. Да, Каминари шутил, что его взяли в зоопарк (но не уточнял, в качестве кого). Да, Токоями упомянул про мафию, и никто спорить не стал... Вдобавок он вспомнил свои недавние рассуждения, которые не делали ему чести. А еще он вспомнил, что Аояма в шутку (а в шутку ли?) называл цветочный магазин; стоит ли говорить о том, что его предположение не было оценено и в пару йен? Тодороки понял, в чем проблема. — От того, что ты работаешь здесь, ты не перестанешь быть самим собой. И твои знания о флористике не влияют на твои способности как героя. — Видишь урну? — Бакуго показал пальцем на ведро, стоящее возле дивана. Тодороки кивнул. — Вот туда выкинь этот нахрен никому ненужный сеанс психотерапии. Бакуго протянул Тодороки букет. Тодороки букет взял. А потом Бакуго притянул к себе за ворот рубашки самого Тодороки. — Если ты кому-то растреплешь, что я работаю здесь, я соберу все эти цветы и засуну в твою задницу, полью из лейки и украшу оберточной бумагой. Да, их отношения с Бакуго за прошедший год изменились, но не так, чтобы прямо очень. Однако этого хватило для того, чтобы Тодороки начинал терять от Бакуго голову. Перед ним не летали Купидоны, пульс не переваливал за две сотни, да и фотографию Бакуго в общем чате класса он на ночь не целовал (разве что разглядывал, только чш-ш), но кое-что в его груди сжималось каждый раз, когда он видел одноклассника. Вот и сейчас вместо того, чтобы внять угрозам Бакуго (да какие это угрозы, хоспади, Тодороки перестал на них обращать внимание... а, нет, погодите, он ведь никогда не обращал на них внимание), он не мог перестать думать о том, что губы Бакуго находились в каких-то пяти сантиметрах от его. А дыхание так вообще смешивалось. Ох, а еще глаза эти яркие и уверенные... Тодороки пришел к выводу, что из формулировки «он начинал терять голову от Бакуго» следовало убрать «начинал». Вжух и все. Тодороки был потерян. — Эй, двумордый? — Бакуго потряс его. — Я никому не расскажу, — пообещал Тодороки, оставляя мысли о своей потерянности. Бакуго хмыкнул и отпустил его, чтобы повернуться к кассе и назвать цену. Тодороки выходил из цветочного магазина... озадаченный. И взволнованный. Смотря на букет цветов, упакованных в оберточную бумагу, он думал о том, что тот выглядит солиднее (маме, кстати, понравилось).