Dianthus (Deaf Flower)

      Веки тяжелеют так, словно налились свинцом, картинка перед глазами, не способными ни на чём сфокусироваться, расплывается; единственное, что можно различить — коробки с самыми разными обёрточными бумагами, красочными лентами и клейкими украшениями для букетов. В окна неистово барабанит, просясь войти, дождь.       Чёртов мартовский ливень.       Тэхён успел несколько сотен раз пожалеть, что сегодня согласился подменить флориста-новичка Чонгука, работающего три месяца вместе с ним в одном из самых лучших цветочных магазинов Москвы — «Парад Цветов». И Кима, если честно, всё совершенно устраивает: зарплата, должность старшего флориста, условия работы, коллеги, какими ворчливыми и раздражительными они порой не были, расположение огромного торгового павильона, сотрудники доставки, даже кафе напротив, в котором он обедает. Только вот магазин открыт круглосуточно.       Чонгук работает в ночную смену.       Кажется, для Тэхёна пошла четвёртая десятка бодровствования: прошлой ночью он тоже был тут и занимался декорированием заведения к самому ужасному, но прибыльному празднику весны — 8 марта. Он совсем не понимает, ради каких чудиков они работают ночью, если никто всё равно не проходит, а если и приходит, что бывает крайне редко, то не просит консультации у мастера, покупает какую-то мелочь наподобие мягкой игрушки или сладостей и уходит. У Кима возникла мысль просто убежать домой, закрыв павильон на ключ, но непогода на улице и отсутствие зонта с верхней одеждой перечеркнули крест-накрест всю его объяснительную записку, которую он старательно писал для босса, планируя оставить на его рабочем столе.       Раздражённо вздыхая, парень зарывается пальцами в свои каштановые волосы и тянет их в попытке включить мозги, но внезапно твёрдый стул около холодильной камеры стал таким мягким, таким удобным, стена, на которую он опирался спиной, тёплой, как его постель, ненавистные песни про алкоголь и наркотики по включённому радио превратились в колыбельные, а остальные звуки и вовсе стихли, будто их никогда и не существовало.       Может именно поэтому он пропустил тот момент, когда двери в магазин резко, с отчаянностью распахнулись, и в холл влетел среднего роста паренёк, потерянный и испуганный яркими вспышками грозы. Дождевая вода падала на пол с его насквозь мокрого пальто, светлые волосы потемнели, словно прилипли к голове пластом; он продолжал стоять, решив переждать ливень под крышей, обхватил руками свою талию, а потом, собравшись в мыслями, оглянулся и разинул рот от красоты места, в котором оказался совершенно случайно: пастельно-мятные обои успокаивали, полочки с ассортиментом плюшевых животных и стеклянными фигурками висели в таком порядке, что получалась ровная лесенка по ценам — чем выше, тем дороже. Но по-настоящему его поразил искусный огромный триптих маслом, посвящённый свиданию между возлюбленными, расположившийся прямо напротив полок. На первом полотне изображён воодушевлённый юноша, взгляд которого так и искрился нежностью, на третьем — рыжеволосая девушка со скромной, но счастливой улыбкой, забирающая пышную связку цветов из второго холста.       Еле оторвав взгляд от такой красоты, парень прошёл немного дальше и, увидев пустую кассу, недоумённо вскинул брови, ища глазами ответственного человека. Никого. Тогда он решил пройти к «лесенке» и, как обычно, поглазеть на то, чего он никогда не сможет купить, и что ему никто не подарит. Ему стало слишком больно где-то ближе к четвёртой полочке с ценниками из пяти цифр, поэтому он поспешил пройти немного дальше.       Паренёк и не заметил, с какой силой закрыл скрипящую дверь, создав громкий хлопок, тут же дошедший до ушей сладко дремлющего Тэхёна, который тут же вздрогнул: его очень легко разбудить. Вскочив с ног, он удивлённо оглянулся по сторонам, забывая, что находился в холодильной камере, а потом, потянувшись, незамедлительно вышел из помещения, чтобы узнать, откуда взялся шум. Не успел он сделать и нескольких шагов по коридору, как увидел юношу, стоящего к нему спиной и заинтересованно разглядывающего композицию, в прошлую ночь сделанную Кимом собственными руками из искусственных цветов. Шатен захлопал глазами, не понимая, когда тут оказался посетитель, откашлялся, подходя немного ближе, и произнёс хрипловатым голосом, полным усталости:       — Эм… Здравствуйте, я продавец-флорист. Могу ли я чем-то помочь Вам?       Не реагируя на предложение, парень упрямо продолжал рассматривать стеклянную вазу шаровидной формы на трёх ножках, по бокам которой весьма удачно расположились небольшие цветки фиалок, чередующихся с листьями клевера, покрытыми декоративными ярко-розовыми блёстками, а в центре гордо сияла прямостоячая коралловая петуния с цельнокрайними листьями разных размеров, надёжно прикреплённая термоклеем ко дну. Тэхён раздражённо цокнул, неровно выдыхая, и повторил свои слова, подчёркивая интонацией каждое слово:       — Извините, но… я, наверное, мог бы Вам помочь в выборе… вазы? Может быть, Вам нужна ваза? Неживые цветы? Букет? Из конфет? Игрушки? Подарочная карта? Пакет?       Блондин снова не ответил, а лишь потянулся рукой к вазе, обвёл пальцем гладкий край так, словно был искусным музыкантом стеклянной арфы, и аккуратно дотронулся подушечкой до лепестка петунии, не заподозрив подвоха, ибо «подделка» была качественной, махровой. Издав какой-то непонятный звук, юноша потянулся к тычинкам и тыкнул одну из них, только сейчас осознав, что цветы на самом деле не настоящие. В голове Тэхёна пронеслась мысль о том, чтобы поставить в вазу реальную петунию — она довольно неприятно пахнет — специально для любопытного покупателя.       — Вы издеваетесь надо мной?! — у флориста задёргался правый глаз. — Эй, я к тебе обращаюсь, парень. Что тебе нужно в этом магазине поздно ночью? Ты, блин, глухой?! — он прорычал последние два слова, переходя на повышенный тон и мысленно проклиная всех людей, виноватых в его недосыпе, наплевав на формальное обращение и, самое главное, уважение к посетителям; когда на улице в очередной раз прогремел гром, ненадолго оторвал взгляд от человека, на которого был направлен набравший массу за два насыщенных дня горящий ком негатива.       Ким, сорвавшись, за один широкий шаг преодолел расстояние между ними и схватил парня, который тут же испуганно дёрнулся, за плечо и попытался развернуть лицом к себе, но тот сам отшатнулся и с неподдельным ужасом глянул на его искажённое в гневе лицо, на нахмуренные брови, на глаза, пылающие яростью и негодованием. Внезапно сердце Тэхёна подпрыгнуло, забилось чаще от вида этого жалостного лица, от лихорадочного блика в глазах, от немного приоткрытого рта.       — Что зенки выпучил, облупленный? Я тебе тут ору и ору, ору и ору, как заводная игрушка! — однако твёрдо продолжил он, прожигая смущённого и явно больного парня ещё сильнее и сжимая кулаки до побеления костяшек. — Ничего не нужно — так проваливай.       Бледное лицо юноши стало ещё белее, а глаза и нос стремительно покраснели, предупреждая, что он вот-вот взорвётся, если не в рыданиях, то в плаче точно. Блондин не выдержал сурового взгляда и отвёл свой на пол, смотря на невысохшие следы своих мокрых кроссовок, сжался ещё сильнее, ожидая ещё одной порции криков, на этот раз за грязь, и, поначалу зависнув на некоторое время, извиняюще склонил голову, отошёл назад и выставил одну руку вверх, согнув её, а другой водя от ладони в сторону и обратно.       В этот момент у Тэхёна душа разорвалась на триллионы маленьких кусочков, потому что, как оказалось, парень-то

реально

глухой.

      И этот парень снова наклонился, повторил жест и… развернувшись, побежал к выходу, так же громко — нет, даже громче — хлопнув дверью, и вылетел через входную на дождливую, неприветливую и безлюдную улицу, оставляя за собой насмехающийся звон колокольчиков.       Флорист хотел было его догнать, открыв дверь и сделав шаг, но потом он застыл на месте.       — Стой! Я не знал, что ты…       Чёрт.       Его щёки вспыхнули от безумного стыда, сравнимый с тем, который он испытал в четырнадцать лет, когда его мама, догадавшись о том, что непутёвый сынишка подворовывает честно заработанные ею купюры из её кошелька, демонстративно оставила его пустым прямо на столе; в груди разлилось небывалое разочарование в себе, сжирая все эмоции. Больше нет озлобленности, нет раздражения или чувства уязвлённой гордости, только пустота и шум ливня, бьющейся от силы дующего ветра двери и многочисленных капель, разбивающихся об серый, унылый асфальт.       — Я идиот, — вторил он самому себе на протяжении нескольких оставшихся часов до конца смены, пока не пришёл Юнги с протестующим Чонгуком, с боем взятым в охапку. Они с жаром принялись за работу, ибо в первый месяц весны, когда романтика так и витает в воздухе, вальяжно заваливается в горло, вызывая приятное покашливание, забивается в лёгкие нежно-розовым, приторно-сладким облаком, продажи увеличиваются в геометрической прогрессии.       — Да, ты идиот, заебал, — вторит в который раз Юнги утром того же дня. — Блять, хватит ныть, Тэхён. Ну наорал на глухого, с кем не бывает, — тише выдыхает он, поскольку сосредотачивается на сборке портбукетницы, забавно хмуря брови, берёт несколько цветков и обрезает их стебли под определённую длину, чтобы воткнуть в губку, заранее пропитанную водой.       — Вот именно, я наорал на глухого! Ты бы видел, как он испугался! Он просто сбежал от меня, словно я какой-то монстр, собирающийся его сожрать, — он вяло потирает переносицу, старается избавиться от чувства вина, давящего на грудь и мешающего нормально дышать.       — Если ты будешь переживать за каждого покупателя, то, поверь мне, отбросишь коньки через несколько часов. Обещаю, я похороню тебя рядом с тем человеком, на которого ты сорвёшься, когда все твои нервы вымрут нахуй, — делает одолжение Мин, начиная собирать букет.       — Ты уверен, что невеста заказывала не каскадную портбукетницу? — оторвавшись от своих мыслей, осторожно спрашивает Ким, наблюдая за тем, как тонкие узловатые пальцы быстро создают композицию преимущественно из белых цинний и камелий, отделяя их вереском. — А ещё она просила больше пестроты.       — Ты, наверное, забыл, что пурпурный каскадник у нас на другую свадьбу. Сегодня шестое число, — отвечает флорист и вертит букет перед собой, немного поправляя. — Слушай, а нахрена тут дохрена белого? Может, добавим розовый пион, сделав акцент? — бормочет он, переводя вопросительный взгляд на коллегу.       — Я специально взял именно эти цветы: белый вереск означает, что все желания сбудутся, белая камелия — великолепие, белая цинния — любезность. Разве это не идеальный букет невесты? Его же будут ловить девушки, желающие выйти замуж, — спокойно объясняет он, а у Мина отвисает нижняя челюсть.       — Ты серьёзно думаешь, что кто-то будет париться?! — восклицает он удивлённо. — Никто и не подумает, что тут есть супер-скрытый-смысл. Просто сделай букет красивым и максимально дешёвым.       — А ты сделай так, как я сказал, — просто пожимает плечами Ким. — Насчёт пиона… Хм, он желает счастливой жизни. Ладно, добавь, но только в центр, не смещай. Синюю ленту тогда замени на лолосевую, — наставляет он менее опытному Юнги, закрывая глаза и возвращаясь на 6 часов назад к тому светловолосому парню.       — Что за бред? — смеётся подошедший Чонгук, услыхавший последние слова. — Хён, — обращается он к Киму, — не обменивай зубастого терпуга на лосося.       — Зубастый терпуг? — переспрашивает Тэхён.       — Ты забыл? Я ж говорил, у этой рыбы синее мясо, — по-детски дуется Чон, и тут же лыбится. — Какие же у меня всё-таки классные учителя: зомби, не спавший почти три дня, и человек-хамелеон, — по очереди показывает пальцем на старшего флориста и на Юнги с мятными волосами, сливающимися с обоями.       — Мне напомнить, кто заставил меня это сделать, и кто попросил Тэхёна подменить на смену? — цедит Мин, чуть ли не разрывая бутон пиона напополам.       — Тебе не надо было проигрывать в споре, а ему — соглашаться! — парирует юноша, разминая плечи. — Скажи спасибо, что я не покрасил тебя в черепаховый, — на этих словах у Кима дёргается глаз, потому что в доме живёт обаятельное существо, и он не находит цвет его панциря непривлекательным.       — Так. Про черепах не шутим. Помой полы в холле, — пытается разрулить ситуацию Ким, расплываясь на стуле лужицей и падая вниз. — Там грязь от… того-самого-корейца, который зашёл в три часа ночи, — объясняет он, и Чонгук фыркает, уходит за тряпкой, оставляя своих хёнов наедине. Посетителей утром не так много, как днём или вечером, но заказы продолжают поступать.       — Вали, — непривычно холодно бросает Мин старшему флористу.       — Что? — Тэхён медленно поворачивает в его сторону голову и хмурится.       — Что слышал. Свали побыстрее, пока мой поток благородности и великодушия не иссяк, — он оформляет ручку портбукетницы переплетением тонкой и широкой атласных лент.       — Но почему? Я могу стоять на ногах, — Ким вскакивает, показывая готовность работать. — Не беспокойся обо мне, я в порядке.       — Я так не думаю, ибо ты путаешь даты и заказы. Вали домой, умойся и выспись. Твои глаза, точнее чернющие круги под ними, устрашают посетителей, твои волосы — ёбаное нечто из говна и соломы, ты ещё и пахнешь чёрным горьким кофе, дети будут видеть тебя в кошмарах. Даже я испугался, придя сегодня утром, — врёт он бесстыдно: Тэхён даже в таком состоянии выглядит чертовски хорошо.       — А как же заказы? — предпринял последнюю попытку Тэхён, хотя понял, что Юнги останется непреклонен. Так, для приличия.       — Серьёзно, ты будешь мешать нам. Я справлюсь сам, в твоей помощи не нуждаюсь, ты не один такой крутой, поверь. Тем более тут есть Чонгук, он мне поможет. А вообще, он давно должен собирать сложные композиции, а не мыть полы, — ворчит коллега, намекая на то, что Чон всё чаще выполняет задачи уборщика, носильщика и доставщика, а не работает с цветами.       — Тогда… Я пойду и соберу свои вещи, — кивнул Ким самому себе, покидая помещение.       — Идиот, — по-доброму усмехается Юнги, глядя вслед, но хмурится, заметив приближающегося Чонгука с мокрой шваброй. — Один уходит — другой приходит. Не жизнь, а ебучая сказка, — вздыхает он, доделывая букет невесты.       — Я настолько тебя раздражаю? — вытирая пятна, как-то разочарованно спрашивает Чонгук. — Всё, что я когда-либо говорил в твой адрес, — шутки. Безобидные шутки, — объяснился он.       — Не такие они уж и безобидные, — буркнул тот, на что Чон тихо прошептал что-то, замолчал, упрямо глядя в пол, словно там было нечто очень интересное, и его взгляд, кажется, стал тяжелее. Жаль, Мин не увидел этого, сосредоточившись на своей работе.       Через несколько минут Тэхён, надев ветровку и попрощавшись с приятелями, вышел из павильона, направляясь в дешёвое кафе напротив, чтобы купить домой булочки, потому что холодильник пуст, даже пауки, кажется, сплели свою тонкую паутинку и живут припеваючи. Каково же было удивление парня, когда он, как всегда терпеливо дожидаясь своей очереди несмотря на огромную цепочку из озлобленных спешащих людей, увидел блондина в голубой рубашке, бешено клацающего по клавиатуре ноутбука за столиком в самом углу. Сердце подскочило, сделало длинную остановку, совесть с новой силой принялась разъедать мозги, волна вины превратилась в цунами, стоило приглядеться и узнать глухого парня. Выглядит он несчастным, уставшим, как ломовая лошадь, перенёсшая тонны груза за несколько часов, а его круги под глазами могут сравниться с тэхёновыми.       «Это из-за меня у него такой видок?», — размышляет Ким, переминаясь с ноги на ногу, и подумывая над тем, чтобы пересилить страх и подсесть к нему. Попросить прощения. Как это сделать на языке глухих? Он залез в гугл, вбил в поиск запрос. Нет подключения к сети. Ну да, минуты мобильного интернета закончились в самый неподходящий момент.       Тэхён пожалел, что смотрел фильмы онлайн, чтобы не заснуть. Сейчас, при виде этого несчастного существа, сон как рукой сняло.       Внезапно телефон завибрировал: Юнги почему-то позвонил. В голове родилась поистине гениальная идея, и Ким поспешил взять трубку.       — Срочно! — крикнул он в трубку, отчего мужчина сзади косо посмотрел на него. — Мин Юнги, мне срочно нужен букет! Букет из мальвы! — уже шепчет он, вспомнив, что находится в общественном месте. На мгновение пронеслась мысль о том, что блондин мог его услышать.       — Блять, Тэхён. Ты забыл наушники, я поэтому позвонил. Нахуя тебе букет из Мальвы? — удивлённым голосом прохрипел Юнги, покашливая. — Да ладно?! Неужели нашёл девушку?       — Нет, тот парень сидит здесь. Это чудо, Юнги, я получил шанс извиниться перед ним и не должен упустить его. Попроси Чонгука принести букет сюда, — флорист про наушники даже не заикнулся.       — Сюда — это куда? — Юнги по ту сторону хлопнул себя по лицу, фыркнув. — Конкретнее, чувак.       — Булочная. Напротив. Это недалеко. У меня очередь, — Тэхён был вынужден сбросить вызов несмотря на ворчание коллеги, когда девушка, стоявшая перед ним, взяла свой пакетик и отошла в сторону.       — Вы будете что-то заказывать? — вежливо окликнула кассирша, и Ким кивнул.       — Да, два больших латте и… две сдобы с маком, — заказывает он, оплачивает покупку банковской картой, ждёт. Не заказ, а Чонгука.        Ему приносят одну тарелку с мучными изделиями, дают два бумажных стаканчика, и он относит их на стол неподалёку, не сразу подсаживаясь к блондину. Он ждёт своего помощника с букетом и даже не сомневается в том, что Юнги выполнит работу великолепно, роскошно, но как всегда сдержанно — именно то, что нужно для хорошего извинения.       — Хён! — кричит Чонгук, распахивая двери кафе, и Тэхён снова вжимает голову в плечи, словно блондин может его услышать, оборачивается и понимает, что тот полностью поглощён своим миром, продолжая печатать с неистовой скоростью, иногда застывая, сводя брови и пялясь в яркий экран. — Фух, Юнги никогда не делал букеты так быстро, — комментирует он, отряхиваясь и присаживаясь рядом. — Кстати, где он? — шепчет он, прикрывая ладонью рот, как секретный агент, выполняющий важное поручение.       — В углу сидит, — кивает шатен в сторону парня, застывает ненадолго, всматриваясь в сосредоточенное и серьёзное, однако с мягкими чертами, приятное лицо и собираясь с мыслями. Сколько бы он не вглядывался в него, каждый раз чувствовал жалость и желание помочь, переписать на него свою двухкомнатную квартиру, отдать все деньги, которые он копил на автомобиль, всё, лишь бы болезненность и бледность ушли с нежного лица. — Что ты, чёрт возьми, делаешь?! — он вернулся к Чону и негодующе замахал руками, ибо юноша уже в обе щеки уплетал лакомство, не стесняясь чавкать и помыкивать от удовольствия.       — Ем вкуснятину, которую ты заказал для меня в благодарность. Вторая, я так понимаю, для Юнги. Я ему передам в целости и сохранности, не беспокойся, — говорит он с едой во рту, и Ким вздыхает: меняются все, кроме прожорливого и постоянно голодного Чонгука. — Если, конечно, не съем до того, как донесу, — добавил он, откусывая ещё немного.       — Ах, ладно, делай, что хочешь, только свали, пожалуйста, — обрывисто произнёс Тэхён, боясь, что паренёк его если не услышит, то увидит, привстаёт, хватая букет с двумя стаканами латте, и направляется к парню, которого так хочет утешить, правда, не зная, какое горе у того случилось.       Подсаживается так быстро, что чёлка блондина колыхнулась в сторону, а сам парень оторвал взгляд с ноутбука и широко раскрыл медовые глаза, приоткрывая рот и отрывая пальцы от ноутбука. Не сообразив сразу, он теряется, криво выполняет несколько жестов — пальцы заплетаются — и просто прикрывает ладонями лицо, когда Тэхён торжественно вручает пышный букет и квадратно улыбается, видя, как тот вспыхивает, тушуется, толкая цветы обратно. Ким настойчиво пихает букет ему под нос, и блондину неловко приходится взять его в руки.       Парень поднимает одну бровь, словно спрашивая: «Что, мать твою, происходит?». Улыбнувшись, Тэхён кивает на букет. Блондин ничего не понимает, делает такую мину, что какой-то наблюдатель этой курьёзной сцены усмехается. Хорошо, что оба этого не услышали. Выдохнув, парень разглядывает букет так же заинтересованно, как и ту стеклянную вазу, пока Ким ровно сидит на своём стуле и пододвигает тёплый — не горячий — латте, отпивая из своего стакана. Такого горького кофе он в жизни не видывал, но сейчас он кажется самым сладкий, ведь блондин на него, кажется, совсем не сердится, даже скромно улыбается уголками губ, касаясь пальцами белых глубоковыемчатых лепестков, поглаживая другой рукой гладкую обёрточную бумагу с газетным принтом. Он прижимает одиночные хрупкие цветки к себе и вдыхает лёгкий, непохожий на другие, призрачный аромат, чем-то напоминающий мускус.       «Я хотел извиниться перед тобой за сегодняшнюю ночь. В своё оправдание жалко могу сказать, что я тогда был сонным и злым», — написал Тэхён в заметках и протянул телефон парню. Тот прочитал запись, потом перечитал и показал пальцем на экран, прося разрешения тоже что-то начиркать, и, получив одобрение в виде кивка, начал печатать. Он пару раз стирал написанное, явно старательно подбирая аккуратные, нейтральные слова.       «Думаю, я тоже должен извиниться. Искренне надеюсь, что такие, как я, не будут досаждать тебе. В ту ночь я возвращался домой из клуба, и меня застал ливень», — эти два предложения заняли у него три минуты, за которые Ким выпил половину своего латте, в то время как тот даже не сделал и глотка.       «Нет-нет, всё правда в порядке и встало на свои места. Я рад, что мы поняли друг друга», — написал он, забрав телефон, и хотел показать блондину запись, и тот, взяв и прочитав, указал на губы. Тэхён на мгновение завис, задержался на них, набухших, искусанных, кровоточащих, в совершенно безобразном состоянии, и почувствовал острое желание подарить целую коробку бальзама для губ, но опомнился, когда парень написал: «Я имею читать по губам. Тебе необязательно печатать, просто смотри на меня».       — Как тебя зовут? — это первое, что медленно, проговаривая каждый слог, шепчет одними только губами Ким, узнав о возможности общаться так.       «Пак Чимин. А тебя?» — блондин достаёт свой маленький чёрный телефон и отвечает там.       — Ким Тэхён, — снова по слогам говорит флорист. — Я рад с тобой познакомиться.       Чимин уверенно кивает, показывает пальцем на себя, потом на собеседника и натягивает на лице улыбку, мол, я тоже. «Тебе не обязательно произносить каждый слог, можешь говорить быстро», — добавляет он в тех же заметках. Пока Тэхён переваривает информацию, он делает большой глоток бодрящего напитка и слегка морщится — не любит он кофе.       — Хорошо, тогда я буду разговаривать так, — произносит шатен как обычно и быстро моргает одним глазом, из-за чего Пак чуть не умирает, поперхнувшись латте. — Раз уж мы познакомились, то было бы неплохо узнать друг о друге немного больше, — предлагает он приятельство, совсем не понимая, почему Чимин отводит усталый взгляд вниз, на букет, и сжимает бумажный стакан сильнее.       «Разве я тебе правда интересен? Или ты делаешь это из-за чувства вины?» — Чимин шмыгает носом и сглатывает. Время в кафе для него будто останавливается, стрелки часов перестают двигаться, он чувствует, тая сильную надежду на «первое», что в этот момент решается нечто важное, и горько осознавая, что даже если Тэхён ответит «второе», он будет счастлив, ведь с ним кто-то пообщается хотя бы несколько минут.       — Да, ты мне интересен, — немного подумав, отвечает Ким с таким выражением лица, что блондин искренне верит, отбрасывая возможность того, что тот мог просто соврать. — Я хотел бы узнать о тебе побольше, — он пододвигает стул поближе, — например, где ты работаешь?       «Я фрилансер. Редактор разных текстов», — пишет Пак, разворачивает ноутбук, и Тэхён охает от текстового файла — 241 страница текста! — и смотрит на Чимина, как на Бога.       — Ты днями сидишь и исправляешь ошибки? — удивляется он, вытаращив глаза на мелкий шрифт. — Как?! Я бы давно умер. Прости за откровенный вопрос, но сколько ты на этом зарабатываешь? — спрашивает он.       «Мне обещали 5 тысяч — обычно за неделю столько и получаю — за этот заказ. Я его скоро выполню, осталось 46 страниц», — отвечает Пак.       — Всего лишь 5 тысяч? Я думал, будет намного больше, — подмечает Ким неловко, кашляет, чтобы разрядить обстановку. — Значит, ты хорошо знаешь правила грамматики, орфографии и… как там её… пунктуации?       Немного наклонив голову и подняв одну бровь, Пак теряется от запинки и быстрого темпа Тэхёна, пялится на него, словно прося повторить.       — Я говорю, ты, наверное, отлично знаешь русский язык, — более плавно выговаривает тот и делает заметку в голове о том, что всё же с Чимином надо разговаривать немного медленнее. — А где ты учился? Я только колледж на ландшафтного дизайнера окончил, но после выпуска пошёл на курсы флористики. Я месяц-два не мог устроиться, но меня заметил Сокджин, директор магазина, в котором я теперь работаю.       «Ясно. Тебе очень повезло: ты можешь заниматься тем, чем хочешь. А я просто окончил 11 классов и зарегистрировался на бирже фрилансеров, разместив портфолио, состоящее из результатов олимпиад по русскому и литературе. Мне сначала тоже было очень трудно найти заказчиков, поскольку как такового опыта у меня не было, но я снижал цены и работал усердно. Так и живу два года, получая пособие по инвалидности третьей степени», — Чимин не хочет вызывать жалость, но флорист всё равно смотрит на него с состраданием.       — Я слышал, — он останавливается, готовый вырвать себе язык за пренебрежительность, — пособие у вас не очень-то и большое, — недовольно бросает Ким так, словно он сам был обделён. Пак понимает это по вытянутым губам и дрогнувшим бровям, поэтому утвердительно кивает.       «Да, всего лишь 4 тысячи с копейками. Лучше, чем ничего».       — Оптимистично, — озвучивает свои мысли Тэхён, глядя тому прямо в глаза и замечая свет позади зрачков-агатов. — Слушай, я… — очередное неуместное слово, и он, неровно вздохнув, виновато кусает себя за губу.       «Слушаю. Пусть не ушами, но глазами. Всё нормально, прошу не расстраивайся, продолжай», — блондин показывает экран Киму и складывает руки в умоляющем жесте, понимающе улыбается, выбивая у того весь воздух из груди.       — Прости. Я научусь следить за своим языком, — обещает флорист с рвением в голосе. — Я хотел сказать, что думаю, ты сильный человек.       Медленно моргнув, Чимин только грустно поднимает уголки рта и качает головой, отчего его отросшая чёлка забавно мотается из стороны в сторону, закрывает один глаз, и Тэхён тянется рукой, чтобы её поправить. Почувствовав прикосновение тёплой большой ладони к своему лбу, Пак застывает, как статуя, задерживает дыхание, заставляя парня напротив уловить искру возникшего замешательства вкупе с неловкостью.       — Ах, прости, я не подумал, — тут же берёт себя в руки Ким. — Господи, я сегодня всё делаю не так, — недовольный собой, он взмахивает руками, чуть ли не задевая так и не выпитый латте фрилансера.       «Просто это было неожиданно. Всё в порядке», — успокаивает его Чимин и невольно клюёт носом.       — Ты хочешь спать. Не хочешь пойти домой? Выглядишь неважно, — замечает Тэхён, поправляя свою толстовку. — Как и я, впрочем, — красноречиво показывает на своё лицо.       «Да, неплохо было бы поспать. Я очень устал», — Пак встаёт и потягивает. Только тогда флорист замечает, какой изношенной была голубая рубашка с торчащими нитками, какими протёртыми были швы джинсов.       — Последствия алкоголя, — молвит шатен и неожиданно для себя встречается с возмущённым лицом Чимина, собирающегося что-то написать, судя по тому, как он резко схватил телефон. — Ты же ходил в клуб, — объясняет он, и тот конфузится, прикладывая ладонь ко лбу, словно стирая следы пальцев Тэхёна, кивает и накидывает на себя серое пальто, — оно было новым — очаровательно закутываясь в него.       «Я домой!» — он сохраняет изменения в файле, закрывает ноутбук и кладёт его в сумку, готовясь выйти из кафе.       — Я провожу, — резко заявляет Ким, в мыслях поражаясь самим собой.       «Будет неудобно разговаривать», — отговаривает Чимин.       — Да ладно, я не буду мешаться, — настаивает Тэхён и забирает со стола букет, протягивая парню, будто вручая во второй раз.       Чимин мягко улыбнулся и принял мальву, шагая к выходу. Молчание — знак согласия. Подумав об этом, Ким побежал за ним и догнал, в мыслях усмехнувшись разнице в их росте где-то под двадцать сантиметров. Пак хоть и идёт прямо, уверенными широкими шагами, но выглядит совсем юным, в его фигуре есть присущая детям угловатость. Разглядывая его, Тэхён видит прелестную родинку на задней части шеи благодаря ветру, и в этот момент блондин, словно всем нутром ощутив жгучее желание флориста тыкнуть в неё, оборачивается.       — Может, ты дашь мне свою сумку? Она наверняка очень тяжела, — решает помочь шатен, не дожидаясь утвердительного жеста и нагло забирая ноутбук. Пак пожимает плечами, втайне радуясь тому, что пальцы рук будут не так сильно болеть.       Проходит около пятнадцати минут быстрой ходьбы, в которые Тэхён то перевешивает сумку из одной руки в другую, то несёт её обеими, задаваясь вопросом: «А часто ли он сюда приходит?». Шанса поговорить, может быть, больше не представится, поэтому он ставит перед собой чёткую цель — выпросить у парня номер телефона или электронную почту.       Его мысли прерываются, когда совсем близко раздаётся гневный, полный ярости рык, затем озлобленное гавканье, и белая собака без намордника бросается на них, раскрыв узкую длинную пасть, обнажая острые желтоватые зубы. Реагируя быстрее, Ким замахивается на неё сумкой, но вспоминая, что там находится техника, просто хватает Пака, только-только почувствовавшего толчки животного под ногами, и толкает назад, на себя. Испуганный, Чимин теряется, закрывает букетом лицо, пока собаку тянет за толстый поводок, унимает хозяин, сердечно извиняясь:       — Простите, он ещё ребёнок, просто хотел с вами познакомится.       Фыркнув в ответ, Тэхён берёт Чимина за дрожащую руку — от испуга, нежели от желания защитить — и ведёт за собой, оборачивается, поражаясь своей тупости и силе страха: на них накинулся не огромный волк, а обычный корги, — пока блондин аккуратно, незаметно не вытаскивает свою маленькую ладонь из цепкой хватки и тянется к телефону.       «Мы так испугались! Никогда бы не подумал, что чуть ли не схвачу инфаркт от «нападения» маленькой собачки», — он ободряюще хлопает Кима по плечу, но его движения настолько вялые, что тот лишь улыбается и думает, чьи круги под глазами больше.       — Точно, — флорист останавливается на своих и плавно переводит взгляд на дорогу: «Веди уже давай».       Чимин хотел было что-то написать, но телефон завибрировал и отключился. Вздохнув, он шагает дальше, и Тэхён только сейчас замечает, что он немного пошатывается, иногда теряется, вертит головой из стороны в сторону, словно не понимая, где он и как тут оказался. Чертовски странно. Чертовски любопытно, какой у него диагноз. Но он не осмеливается спросить напрямую, как-то неудобно.       У подъезда парни останавливаются, и Чимин неловко выставляет руку вперёд и опускает четыре пальца, сложив их вместе, вниз, затем касается кулаком правой руки лба, и ведёт костяшками к подбородку, а Тэхён, чтобы не выглядеть глупым, делает вид, что прекрасно понимает, что тот хотел передать, и машет ладонью на прощание. Пак смотрит вниз, — Киму не нравится эта привычка — улыбается, разворачивается и, роясь в сумке, выстаскивает ключ, прикладывает к системе, заходит внутрь, даже не обернувшись, и флорист почему-то чувствует неприятный укол обиды. Когда приходит осознание главной ошибки дня, он хватается за голову: «Я забыл спросить его номер!». Замученно застонав, он плетётся обратно к себе домой; единственная радость — возможность наконец-то сладко поспать, забыть о всех тревогах, о стыде, опустить тяжёлые веки.       Спит он действительно сладко, так сладко, что не слышит оглушающий писк будильника и настойчивые звонки сердитых друзей по цеху. Вместо того чтобы проснуться в шесть утра и явиться на работу в семь, за час до смены, он еле-еле потягивается к восьми и с ужасом смотрит на страшные, проклятые, горящие красным светом цифры и не стесняется злостно выругаться, вскакивая с мягкой постели и лихорадочно ища по всей комнате свою одежду, забыв, что она спокойно висит в шкафу. На поиски уходит целая минута, но он быстро, криво-косо натягивает на себя фирменную кремовую рубашку с логотипом магазина, широкие джинсы и, даже не позавтракав, вылетает из квартиры, ждёт с нетерпением лифт, клацая по кнопке вызова. Бежит по улице, обливаясь потом, — спорт — это редкое удовольствие — два квартала, пока не понимает, что вгляды прохожих на него слишком уж странные, он опускает взгляд вниз и бьёт себя по лбу. Он вышел в тапках. В домашних пушистых тапках, чёрт возьми.       — Чёрт, чёрт, чёрт! — Тэхён разворачивается под чей-то смех и семенит обратно, проклиная будильник, Чонгука, которого он заменял, весь цветочный магазин и 8 марта. Переобувшись, он спускается вниз и выходит из подъезда, когда понимает, что дома совершенно без еды, голодной осталась беспомощная черепаха, оставленную ему братом Намджуном, уехавшим в командировку. Он мечется, расставляя приоритеты, и с самым агрессивным рыком, на который только способен человек, возвращается домой, к своей любимице.       Тэхён привязался к ней, считая, что черепахи — самые крутые создания на этой планете, не орущие во всю глотку во время брачного сезона, не сходящие с ума, не линяющие, не нападающие на тебя, не царапающие, не сметающие на своём пути всё подряд, любящие купаться, забавные, тремя словами, уравновешенные, очаровательные, неприхотливые. Флорист идёт на кухню, проезжается морковкой по тёрке, вытаскивает листья салата и кладёт всё в роскошный — она заслужила! — террариум. Передаёт ей воздушный поцелуй, выходит в коридор и, успокоив сердцебиение, думает, что ещё может ему помешать. Свет, техника, вода выключены — раз, живность покормлена — два, гостей не будет — три. Теперь всё.       Спускаясь по лифту вниз, он пугается, останавливает его кнопкой «отмена» и снова поднимается вверх. Проверяет входную дверь. Да, закрыто. Теперь точно всё.       В магазин он заваливается в полдевятого и ловит на себе три пары глаз. Первые принадлежат Юнги, и они как обычно равнодушные, но в зрачках спрятано неподдельное осуждение при виде высокой фигуры парны. Вторые подозрительно весёлые, ожидающие чего-то, — Чонгук. Третьи же требуют объяснений — Сокджин.       «Мне конец», — причитает Тэхён у себя в мыслях, потому что буквально завтра грёбанное восьмое марта, заказы льются тоннами, дедлайны горят, нагрузка нереальная: Юнги, Чонгук, так-то работающий в ночную смену, и Сокджин выглядят уставшими, — а он, бесстыжий, проспал, к тому же основательно опоздал на полтора часа, и это при условии того, что сегодня желательно было прийти ещё раньше.       — Привет всем! — задыхается Ким. — Простите, я проспал. Мне очень-очень жаль, — выдавливает из себя он, опуская голову вниз, правда чувствуя вину.       — Тэхён, я же тебя раньше на несколько часов отпустил, чтобы ты, мать твою, выспался. Какого фига ты развлекался весь день с тем-самым-корейцем? — возмущается Мин, оскорблённый действиями коллеги.       — Но… Я только извинился, проводил его и сразу же пошёл к себе отсыпаться, — отвечает правдой младший.       — Тогда что это? — владелец магазина, любезно приехавший помогать флористам перед празником, подошёл и вручил огромный букет гортензий трёх цветов: розового, голубого и белого.       Сердце трещит, разрывается на мелкие клочья, звуки растворяются, не долетая даже до барабанной перепонки, затем и вовсе перестают существовать, когда Сокджин удивлённо продолжает:       — Это тебе от Пак Чимина. Кстати, давно у нас не брали гортензии. Целых 5 тысяч отдал, надо же!