Поцелуи & Объятия // Kisses & Cuddles

Bangtan Boys (BTS)
Слэш
Перевод
Завершён
PG-13
Поцелуи & Объятия // Kisses & Cuddles
переводчик
Автор оригинала
Оригинал
Описание
коллекция коротеньких sfw фиков! (т.е. с контентом весьма приличного содержания)
Примечания
Если Вам понравилась работа, то по возможности порадуйте автора — пройдите по ссылке на оригинал, нажмите **«Proceed»** сверху, если потребуется, и поставьте **«Kudos»**(лайк) внизу. **Другие переводы** того же автора можно почитать в сборнике — https://ficbook.net/collections/9489447
Посвящение
- благодарность автору, **pornographicpenguin**, за разрешение на перевод. - спасибо **Nustia** за вычитку первых двух глав
Содержание Вперед

Глава 8: чихоуп, hurt/comfort (2.5k)

Хосок проводит ладонью по глазам, пока идёт по коридору. Он не замечает, как сильно дёргает дверь спальни, пока та громко не захлопывается за ним, рама дребезжит так же, как и его грудная клетка. Он очень расстроен. Хосоку требуется несколько мгновений, чтобы полностью осознать этот факт. Некоторые из них просто зависали в гостиной, смотрели телевизор и играли на своих телефонах, ожидая, когда Сокджин вернётся с ещё одним соджу и лапшой, и Чимин сказал: «Да, мы больше не тусуемся так часто». Хосок закрывает глаза и прижимает к ним ладони, стоя в темноте их с Чимином комнаты. Уязвимость пульсирует под кожей Хосока, и он снова и снова прокручивает в уме эту фразу, пытаясь понять, что именно в его тоне заставило желудок Хосока скрутить от боли, а горло сжаться от паники. Хосок делает глубокий вдох. Может быть, он слишком много в неё вложил. Но в том-то и дело — Хосок был влюблён в Чимина в течение длительного времени. Годами. И он не дурак — это не значит, что он витает на облачках своей влюблённости в Чимина или что-то в этом роде. Он — самодостаточная личность, и люди иногда влюбляются, независимо от того, насколько такие чувства неуместны или необдуманны. Хосок — взрослый человек, и он может справиться с этим, потому что не похоже, что он собирается, чёрт возьми, встречаться с Чимином или что-то в этом роде, но… Он делает глубокий вдох, его грудь вздрагивает в темноте комнаты. Мысль о том, что Чимину он даже не нравится настолько, чтобы проводить с ним время, причиняет боль. Потому что это правда. Они с Чимином живут в одной комнате, но сейчас почти не разговаривают, и Хосок пытался избавиться от неприятного ощущения, не обращая на паренька внимания, Чимин уже давно устал от него… месяцы прошли. Он садится на край кровати и делает глубокий вдох. Это не так уж и важно, думает он, но в конце дня всё равно выбежал из этой совершенно расслабленной атмосферы, потому что не мог совладать со своими грёбаными эмоциями, и теперь всё настроение, вероятно, испорчено, и нет никакого шанса, чтобы Хосок мог вернуться туда… Он лезет в задний карман за телефоном и вдруг понимает, что забыл его на кофейном столике в гостиной. — Блять, — бормочет Хосок. И тут, словно по команде, раздаётся тихий стук в дверь. — Хён? — спрашивает Чимин. Дверь со скрипом приоткрывается. — Ты тут? Боже, Хосок не хочет иметь с этим дело. Он прочищает горло. — Да. Чимин неуклюже шаркает внутрь — и он не должен чувствовать себя так неловко в собственной комнате, чёрт возьми, Хосок просто всё испортил. — Ты оставил телефон в другой комнате, — говорит Чимин. В тусклом свете комнаты Хосок различает очертания Чимина, мягко помахивающего ему прямоугольником. — Ты в порядке? — продолжает он, делая вслепую мягкий, чуток пьяный шаг по деревянному полу. — Почему здесь темно? Хосок на мгновение закрывает лицо руками, а потом вздыхает. — Ты можешь включить свет. Он включается секундой позже. Глаза Хосока напрягаются от яркого света. И по большей части Хосок хорошо скрывает последствия, которые оказывает на него собственный стресс. Он всегда умел отодвинуть в сторону свои тревоги, чтобы ухватиться за короткий миг радости, прятал все моменты глубоко в то маленькое пространство внутри себя, где незначительные вещи умирают, а большие гноятся, пока не вырвутся наружу и не вынудят его переосмыслить их. И это не так уж важно. В этом не должно быть ничего особенного. Иногда люди просто отдаляются друг от друга. И это нормально. — Я в порядке, — говорит Хосок. Он кладёт ладони на бёдра и делает глубокий вдох. — Всё нормально. Чимин на мгновение замолкает. Он моргает, его глаза становятся маленькими, а скулы приподнимаются, полные губы приоткрыты, выражая приличное беспокойство. Иногда Хосок думает, что он самый лучший человек во всём грёбаном мире. — Я не хотел тебя расстраивать, — говорит Чимин. Его голос слегка заплетается — он кажется более пьяным, чем, вероятно, должен быть, запинаясь в произношении своих «с» и слегка спотыкаясь, когда он подходит и кладёт телефон Хосока почти благоговейно у его бедра. — Мне очень жаль, хён. Мы можем больше общаться, если ты хочешь. Он кладёт свои руки поверх рук Хосока, прежде чем присесть перед ним на корточки. — Господи, — говорит Хосок. Что-то похожее на боль поднимается в его горле, душит его, и, Господи Иисусе, Он не собирается плакать перед Чимином, потому что ему не настолько нравится Хосок. Он не собирается этого делать. Боже, он такой кусок дерьма. — Я не хочу заставлять тебя тусоваться со мной, Чимина, это ёбаный… — Эй, эй, — обрывает Чимин. Его глаза ясные, когда он вглядывается в Хосока, такие красивые, даже когда он не носит никакой косметики, ширина его губ и изгиб его век, которые заставляют сердце Хосока трепетать, и, боже, он чувствует себя таким уродливым по сравнению с ними. — Ты ничего меня не заставляешь, хён. Чувства Хосока скатываются, как снежный ком. — Я просто… — Хосок вытаскивает руки из-под ладоней Чимина, кусая губы в паузе между собственными словами. — Ничего страшного, если я тебе не так уж сильно нравлюсь, типа, я понимаю, это не такая уж большая проблема или что-то в этом роде, мы живём вместе, и вроде как… время от времени Тэхён просто сводит меня с ума, и это не такая уж большая проблема или что-то такое… — Эй, — зовёт Чимин. Он смеётся, его губы растягиваются в улыбке, а глаза превращаются в милые маленькие полумесяцы. — Ты мне нравишься, хён. Конечно, ты мне нравишься. — Он проводит ладонями… маленькими ручками, маленькими пальчиками, абсолютно драгоценными почти во всех отношениях. Ком встаёт у Хососка поперёк горла, будто он собирается заплакать. — Прости, я не хотел, чтобы ты так считал. Я просто… стрессую в последнее время, но я очень люблю тебя, ты знаешь, и я беспокоюсь о наших отношениях, ты знаешь, и я… Он останавливается. Хосок смотрит на него сверху вниз, сжав губы в неприятно напряжённую линию. Чимин смотрит на него с той странной невинностью, которая свойственна пьяным людям — когда в мозгу нет места для запретов, фасадов или чего-то ещё. Есть только правда, какой бы неловкой она ни была. — Эй, хён… — Чимин замолкает. — Что случилось? Хосок резко вздыхает, его глаза захлопываются, задняя часть ладоней впивается в глаза. Его злит то, что не может даже скрыть свои чувства от пьяного человека. — Всё в порядке, — говорит Хосок. Он никак не может заставить себя отвести руки от лица. — Ты просто пьян. — Хён, — хнычет Чимин. Он тянет Хосока за запястья, пока его руки не падают обратно на колени. — Что-то тут не так. Скажи мне. И Хосок не может — он знает, что в конце концов всё возвращается к чувству неадекватности, знает, что он интерпретирует любую незаинтересованность Чимина в нём как личности как крайне негативную, потому что не думает, что он достоин, не думает, что он достаточно хорош, но в данный момент у него нет такого уровня ясности в голове. В этот момент Чимин присаживается перед ним на корточки, взгляд трезвый и заботливый, и у Хосока возникает такое ощущение, осадок, что Чимин здесь только потому, что он закатил истерику, и как мог Чимин не быть здесь, и он предлагает сделать что-то, чтобы Хосок почувствовал себя лучше, потому что когда Хосок грустит, все остальные падают в уныние, как костяшки домино, это вопрос неудобства для всех участников, а не того, что Хосок на самом деле стоящий человек, на которого всем наплевать… Чимин встаёт, толкая Хосока в плечи. — Хён, — бормочет он, перемещая телефон Хосока дальше по кровати и заменяя его своим коленом. — Это потому, что ты снова чувствуешь себя дерьмово? Его колени обхватывают бёдра Хосока, руки упираются в его плечи. С комком в горле Хосок смотрит мимо лица Чимина в потолок. — Ты же знаешь, что хорош, правда? — спрашивает Чимин. Его губы складываются в выражение, которое Хосок с трудом различает между хмурым и надутым, но в любом случае оно восхитительно. — Ты милый. Красивый. Дыхание Чимина скользит по щекам Хосока, когда он говорит. Резкий, горьковатый запах алкоголя наиболее очевиден, но он достаточно близко, чтобы под ним Хосок по-прежнему мог различить запах геля для душа Чимина, его дезодоранта, последние нотки одеколона, которым он пользовался в тот день. Сердце Хосока трепещет в груди. — Ты ведь это знаешь, да? Ты такой хорошенький. Красивый. И танцуешь ты тоже хорошо, знаешь, и ты столько времени проводишь, пытаясь заставить нас чувствовать себя лучше, что иногда мы игнорируем тебя, и мне так жаль, потому что ты такой хороший друг, а иногда мне кажется, что мы забываем, что у тебя тоже есть проблемы, и ты нуждаешься в поддержке… Чимин обрывает себя, прикусывая губу. Он поднимает одну руку с плеча Хосока, полностью перенося свой вес на его бёдра, и убирает чёлку со лба. — Хосоки-хён, — бормочет Чимин. Боже, он охереть как идеален. — Ты должен обнять меня сейчас, — говорит Чимин и продолжает падать на тело Хосока, крепко сжимая его между бёдер. — Я так решил. Резко воздух выбивается из лёгких Хосока, когда Чимин наваливается на него всем своим весом. — Ну, ладно, — тихо бормочет он, когда Чимин утыкается лицом в изгиб шеи Хосока и извивается, пока тот не поднимает руки, чтобы обхватить Чимина за талию. — Объятия дольше двадцати секунд должны помочь твоему эмоциональному здоровью, — говорит Чимин. — Значит, нам надо обняться. — Кажется, это слишком долго, — говорит Хосок. Он делает всё возможное, чтобы говорить чётко, несмотря на тугой узел в горле, но судя по тому, как губы Чимина поджимаются у его кожи, Хосок предполагает, что он, вероятно, не справился. — Может быть, шесть секунд. Я на самом деле не помню. — Чимин прижимается бёдрами к Хосоку — а это так опасно, что Хосок даже не знает, как переварить происходящее, — прежде чем тот снова заговоривает, тихо. — Хосоки. Хосок мычит. Его язык скользит по губам, что-то глубоко внутри становится мягким. — Ах ты, сопляк, — говорит он безо всякой на то причины. Чимин хмыкает. — Я люблю тебя, — говорит он. Его горячий рот прижимается к шее Хосока так близко, что он чувствует его влажное дыхание. И Хосок знает, что он не имеет в виду это — не имеет в виду в этом смысле, но он не может сопротивляться тому, как его сердце подпрыгивает к горлу. — И ты такой красивый, знаешь, ну… — бормочет теперь Чимин, слова почти неразборчивы на коже Хосока. — Ты когда-нибудь видел, как ты делаешь грёбаную волну своим телом, типа, блять, это пиздецки горячо, знаешь, твоё лицо и бёдра, и, ну, — охереть — весь мир хочет отсосать тебе, Хосоки, ты сам настолько классный и такой веселый, и это просто делает тебя более привлекательным, ну, знаешь, типа вау… — Чимина, — обрывает его Хосок, слегка толкая Чимина в плечи. — Ты пьян. Чимин издаёт тихий гортанно звук в знак протеста, крепче сжимая Хосока. — А вот и нет, — говорит он. — Во мне, ну. Две бутылки. Я чутка, а так стёкл, как трезвышко. Ты мне просто нравишься. Хосок не смог бы удержаться от улыбки, даже если бы захотел. — Ох, — говорит он. — Да? Чимин подталкивает себя вверх, всё лицо расплывается в улыбке, когда он поднимает руку, чтобы ущипнуть Хосока за щёку. — Да, — говорит он. — Ты мне нравишься, Хосоки. — Он вытягивает последний слог, подчёркивая его с дерзкой усмешкой на лице. — Эй, — говорит Хосок, отталкивая руку Чимина. — Не будь таким паршивцем. — Но ты мне нравишься, — говорит Чимин. Осторожно он рисует пальцами по лбу Хосока, вплоть до его щеки, и по его губам. — Ты мне очень нравишься. Мгновение проходит в молчании, его губы хмуро поджимаются. — Прости, что я позволил тебе забыть об этом, — говорит он. — Это не твоя вина, — говорит Хосок. Он морщит нос и улыбается Чимину. — Я просто веду себя, как большой ребёнок, вот и всё. Чимин широко улыбается. — Нет, хён. — Он ерошивает волосы Хосока и скользит ладонью вниз по его шее, цепляясь пальцами за воротник рубашки. Как будто не может перестать прикасаться. — Ты молодец. Не беспокойся об этом. Хосок старается не придавать этому особого значения. Чимин, как правило, становится немного прилипчивым, когда выпьет. В этом нет ничего нового. — А теперь пошли, — говорит Чимин, соскальзывая с края кровати. — Возвращайся и побудь с нами. Лапша скоро сюда приедет. Его пальцы переплетаются с пальцами Хосока прежде, чем он успевает подумать об этом. — Лапша — это хорошо, — говорит Хосок, и во рту у него пересыхает. — Не будет странно? — Не-а, — говорит Чимин. — Мы все иногда расстраиваемся. И я буду сидеть рядом с тобой, и мы сможем поиграть в игры на телефоне вместе, и всё будет тип-топ. — Он тянет Хосока к двери их спальни, останавливаясь перед тем, как открыть дверь, и поворачивается лицом к Хосоку. Долгое мгновение он ничего не говорит. Просто стоит, переводя взгляд с глаз Хосока на его рот и шею. Хосок наблюдает, как его горло подпрыгивает, когда он глотает. — Пошли, — говорит Чимин после долгого молчания. — Эм, пойдём. Он открывает дверь, и Хосок останавливается, прежде чем последовать за ним. Он делает один долгий, прерывистый вдох и совершенно не вникает в этот конкретный момент.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.