Обручен — обречен

      — Мы не хотим, чтобы было больше ста пятидесяти человек, — говорит Полина, и Антон подавляет вздох. Сто пятьдесят человек, рехнуться можно. Ему хочется оказаться где угодно, а не в гостиной родительской квартиры вместе Полиной и их семьями. В идеале — в подсобке цветочного.       — А дети? У многих есть дети, вы собираетесь попросить, чтобы были только совершеннолетние? — спрашивает его мама. Полина задумывается.       — Мы это еще не обсуждали. Но… мы обязательно посчитаем примерное количество, и, если их будет много, то, возможно, сделаем отдельный детский стол, — отвечает Полина.       — Да, и можно будет нанять аниматора, чтобы им не было скучно, — добавляет Антон. Полина согласно кивает.       — Ладно, бог с ними, с гостями. Дату надо прежде всего выбрать, — говорит Полинина тетка и все поддерживают ее. Дата. Дата нужна чтобы подать заявление и начать писать пригласительные.       — Летом? — нерешительно говорит Полина и все, кроме Антона, тут же отрицательно качают головами.       — Летом все разъезжаются. И это еще не скоро, почти год ждать, — замечает отец. — Чего уж больше тянуть, — Антон с ним даже согласен. Перед смертью не надышишься.       — Тогда весной? — говорит он. Женская половина дружно переглядывается и кривится.       — Если в мае, то разницы с летом нет почти никакой. В остальные месяцы повсюду грязь, — говорит Полинина мама.       — Да, и фотографий красивых будет мало, — соглашается с ней его мать. — Но зима уже совсем близко. Все организовать хорошо будет сложно. Февраль?       — То же, что и март, — отвечает ей Полинина тетка. Антону она не нравится больше всех в этой комнате. — Январь. Можно конец, под крещенские морозы. И времени вполне достаточно. Полину в шубку, и красота будет.       — Я знаю отличный бутик, — говорит его мать. — Там просто чудесные меха.       — И муфточка. У нее должна быть муфточка.       Антон просит прощения и выходит в уборную — все равно он ничего не решает. Достает мобильник, открывает чат с Олежей. Думает несколько секунд, потом все же пишет: «Я заеду сегодня?». Ответ приходит почти моментально: «Я сегодня не работаю». Антон позволяет себе тяжело вздохнуть. Что ж, придется после этого «чудесного семейного вечера» просто посидеть в телефоне и лечь спать. «Но мы можем встретиться просто так. Я буду очень рад», — приходит второе смс.       Антон отбивает: «Скинь свой адрес. Я заеду через пару часов», и убирает телефон в карман. Вечер может стать даже приятным. Женская половина собравшихся (надо сказать, что большая) обсуждают список гостей. Мужская молча пьет коньяк, вдвое старше Антона.       Отец жестом предлагает налить и ему тоже, но Антон отказывается.       — Я за рулем, — отец Полины уважительно кивает. Телефон в кармане вибрирует. «Буду ждать», — читает он ответ Олежи. Он тоже очень будет ждать.

***

      — Я еще покатаюсь немного, — говорит Антон, когда он привозит их к дому. Полина вопросительно приподнимает бровь, потом пожимает плечами и выходит из машины. Антон забивает в навигатор адрес Олежи, пишет ему, что будет через пятнадцать минут.       На душе мерзко. Несколько часов разговоров про свадьбу вымотали его окончательно. Надо будет сделать столько всего — составить список гостей, выслать всем приглашения, утвердить место празднования, найти хорошего организатора, фотографа… миллион других вещей. Антону не хочется заниматься ничем из этого. Антон сам не уверен чего ему хочется до тех пор, пока он не подъезжает к Олежиному дому и не видит его у подъезда.       Что-то в мыслях приходит в порядок, и ответ находится сам по себе.       Ему хочется проводить время с Олежей. Не важно где, во сколько, самое главное — что с ним.       Паркуется, закрывает машину.       — Привет.       — Привет, — отвечает Олежа, неловко переминаясь. — У тебя есть какой-то план, или… можем просто побродить. По району. Здесь, конечно, особо смотреть не на что, но…       — Пошли. Ты не замерзнешь?       Олежа касается своей легкой куртки, качает головой.       — Она теплее, чем кажется.       Антон жадно вдыхает прохладный вечерний воздух. Он толком не помнит, когда гулял в последний раз. Именно гулял бы. Возможно, еще в школе, когда отпрашивался у репетитора по немецкому, ссылаясь на то, что болит живот. Он был тогда глупым и неосторожным, и после третьего пропущенного занятия подряд, преподаватель позвонила матери. Антона тогда затаскали по врачам, заставили глотать трубку у гастроэнтеролога, и не найдя там ничего опасного, просто порекомендовали диету. Антон стал после этого умнее и не прогуливал так часто.       Антон вслушивается в шум города. Машины, писк светофоров, чей-то смех, музыка из окна, шаги Олежи рядом. Они молчат.       Молчание вообще бывает разным. Бывает напряженное, натянутое, граничащее с холодом и раздражением. Бывает нервное, смущенное, когда и сказать что-то надо, а что — не понятно. Бывает молчание, когда двоим не о чем говорить. Когда каждый в своих мыслях, когда у каждого свой мир. Как у них с Полиной.       С Олежей тишина комфортная. Не надо забивать ее чем-то пустым и ненужным, вроде разговоров о погоде или о том, как прошел день. И так ясно — паршиво. С Олежей можно поговорить о чем угодно, и, что даже более ценно, помолчать с ним тоже можно. И тоже о чем угодно.       Олежа смотрит на него из-под капюшона. Не таится, не скрывает, но и не показывает этого прямо.       Антон смотрит в ответ и чуть улыбается. Улыбка слабая, усталая, но Олежа улыбается в ответ искренне, тепло. Антон все же замечает что-то тоскливое на самом дне его глаз. Вглядывается внимательнее, хочет найти причину. Олежа отводит глаза, смаргивает.       — Когда свадьба? — спрашивает он, отворачиваясь и опять начиная идти по узкому тротуару.       Антону бы хотелось пнуть камешек, который лежит рядом с его ногой, но он взрослый человек. Пинать камушки — несолидно.       — В конце января. Завтра пойдем в загс подавать заявление и там уже окончательно решим. Хотелось бы чтобы на субботу выпало.       Олежа вздыхает. Антон вторит ему. Три месяца. У него осталось три месяца свободной жизни.       Хотя, если сказать по правде, он не думает, что что-то сильно изменится после самой церемонии. Может быть через год. Когда намеки о детях станут уже серьезным вопросом: «Когда?». Но все равно свадьба станет своеобразным рубежом.       Олежа опять поднимает на него глаза, смотрит неожиданно весело и чуть хитровато.       — Пошли покачаемся, — говорит он и кивает головой в сторону пустой детской площадки.       Антон недоверчиво хмурится.       — Это ребячество, — Олежа улыбается и тащит его за локоть.       — Ага. Разве не здорово иногда побыть ребенком?       Антон взрослый человек. Антон взрослый, ответственный и успешный человек. Он не станет кататься на низкой карусели поздно вечером на осенней детской площадке.       Олежа, сидя на деревянной скамеечке смотрит на него с вызовом.       «Я же взрослый человек», — думает Антон, ставя руки на металлические поручни. — «У меня хорошая, серьезная и высокооплачиваемая правительственная должность», — думает он, сильно толкая детскую карусель. — «Да и к черту», — решает он, заскакивая на соседнюю с Олежей площадочку и крепко вцепляясь в холодный металл.       Олежа толкает землю ногой, ускоряя карусель еще больше, смотрит на Антона и смеется. Антон фокусируется на его лице.       Мимо по кругу проносятся светящиеся окна, одинокий фонарь, вывеска парикмахерской, белая припаркованная машина, темнота, и опять светящиеся окна. И в центе черно-оранжевых цветов, в их размытых всполохах — Олежа. Улыбающийся честно и по-настоящему счастливо, Олежа.       Антон не выдерживает долго — опускает ногу и тормозит. Олежа роняет голову на руки. Антон даже не старается подавить улыбку. Кто ее здесь кроме Олежи увидит?       — Сто лет на карусели не катался, — глухо говорит Олежа и поднимает на Антона чуть расфокусированный взгляд. На его губах играет совершенно шальная улыбка. Антону в голову приходит вскруженная и совершенно нерациональная мысль.       Он мог бы немного наклониться — между их головами и тридцати сантиметров нет, и накрыть эту улыбку своими губами. Антон отворачивается поспешно, пока тело не поступило глупо и неосмотрительно без его участия. Пока он не наделал глупостей. Взгляд падает на качели на длинных цепях.       В этот раз за руку Олежу тянет он. Усаживает его на одни качели, сам садится на соседние.       Пластик холодный, сами качели совсем низкие. Он немного отталкивается ногами, вытягивает их, проезжаясь по пыльной земле. Олежа рядом опутывает холодные цепи тонкими длинными пальцами.       Антон думает, что сегодня ночью у него определенно будет много поводов для раздумья — и свадьба в этом списке идет совсем не на первом месте.       На первом месте стоит необходимость понять, с чего в его голову вообще пришла мысль о поцелуе.       На втором — мелькнувшая картинка того, как Олежа впутывает свои длинные пальцы в его волосы.       Антон толкается сильнее, вдыхает ночной городской воздух и закрывает глаза.       Олежа прав: что плохого в том, чтобы побыть ребенком хоть немного? Когда у тебя нет проблем, когда все просто. Когда от тебя ничего не ждут и ничего не требуют.       Когда ты можешь качаться на качелях и думать только о том, как бы раскачаться еще сильнее, чтобы дыхание от высоты перехватывало.       — Спасибо, — говорит Антон все еще с закрытыми глазами.       Он чувствует чуть растерянный и недоуменный Олежин взгляд.       — За что?       Антон открывает глаза, смотрит на него.       — За все, — в этом «все» есть и предложение выговориться, и чай в каморке, и поздняя прогулка, и искренние улыбки.       Олежа смущается и отворачивается. Антон смотрит на то, как мелко подрагивают его пальцы, держащие цепь, как он нахохлился в своей тонкой куртке. Она, может, и теплее, чем кажется, но все равно легкая.       — Я рад провести с тобой время, — тихо говорит он. Антон встает с качелей, протягивает Олеже руку. — Может еще посидим? — говорит он с надеждой.       Антон смотрит на него почти укоризненно.       — Ты замерз. Заболеешь ведь.       Олежа согласно и покорно вздыхает, берется за Антонову руку, встает и поспешно прячет ладони в карманах.       Антон думает, что мог бы погреть ледяные пальцы в своих руках, но ему кажется, что это все слишком быстро и как-то слишком сильно похоже на помешательство.       Обратно идут медленно, растягивают время, хотя Антон и видит, что Олежа мерзнет. И видит, что ему точно также не хочется, чтобы вечер заканчивался. Смотрит на часы — еще нет и одиннадцати. Они могут побыть вместе еще немного.       — Прокатимся?       Олежа смотрит на него со смущенной улыбкой и кивает.

***

      Когда спустя полтора часа он привозит Олежу обратно к подъезду, они смотрят друг на друга чуть дольше, чем при прощании друг на друга смотрят друзья. Хотя, может, Антону только кажется. Он не может сказать, что у него когда-нибудь были друзья.       — Я заеду к тебе на неделе? — спрашивает он, разрывая молчание. В этот раз оно какое-то вопросительное, ожидающее.       — Конечно. У меня во вторник выходной и в пятницу, — отвечает он. Антон хмурится.       — Я думал, у тебя график два через два.       Олежа качает головой.       — Марина в отпуск уходит, хотела побольше смен взять перед ним, чтобы подкопить. Обычно у меня пара выходных в неделю.       — Тогда… завтра скорее всего не выйдет, хотя посмотрим. В понедельник точно буду.       — Хорошо, — улыбается Олежа и прощается.       По дороге в квартиру Антону кажется, что пассажирское сидение без него слишком пустое.