your petals and your thorns

Кабинет врача никак не изменился с прошедшего визита. От него по-прежнему несло дезинфицирующим средством и леденящим душу холодом, который вполне мог соперничать с весенними холодами Сеула. И без Кая, который мог бы успокоить его, что все будет хорошо, страх легко завладел сердцем Тэхёна, его яд набирал силу с каждой уходящей секундой. Он чувствовал себя не в своей тарелке и считал секунды до того момента, когда ему разрешат вернуться домой. — Рвота кровью и забывчивость — обычные симптомы второй стадии ханахаки. Обычному пациенту требуется от одного до двух месяцев, чтобы достичь этой стадии, но если вы достигли ее менее чем за месяц, значит, ваше состояние быстро ухудшается, — мягко сказал доктор Мин, словно нежность могла как-то облегчить вердикт. — Если вы все еще хотите сделать операцию, нам придется перевести вас в больницу, поскольку клиника не будет столь эффективной. Новость не была шокирующей. Тэхён знал, что это произойдет. Он знал это с того момента, как его впервые начало рвать цветами. Ему не станет лучше. Он знал, что в подобных ситуациях лучше не становится. Все становится только хуже. И все же, он был здесь, слезы катились по его щеке, и он пытался сдержать рыдания. Почему он плачет, если с самого начала не питал никаких надежд? Почему он ведет себя так, будто его надежды были разбиты? — Тэхён, я понимаю, что ты хочешь пройти операцию, но послушай меня, — сказал доктор Мин, его тон был обеспокоенным и в то же время ровным. — Я знаю, что сомнения в том, что ты когда-нибудь понравишься своему возлюбленному, — это нормально, мы все с этим сталкивались, но в данном случае признание поможет тебе гораздо больше, чем ты думаешь. — Не хочу показаться грубым, доктор Мин, но мой выбор — это буквально никогда больше не любить или лежать в могиле, из-за того, что я в итоге задохнулся из-за каких-то дурацких цветов, — пробормотал Тэхён, сжимая свитер в кулак. — И я бы предпочел первое, а не второе. К счастью, доктор Мин ничуть не обиделся. Если что и было, так это выражение сочувствия, возможно, даже симпатии, написанное на его лице. — Ну, если вы этого хотите, господин Кан, то я не буду пытаться вас переубедить, — сказал мужчина с полуулыбкой. — Я отправлю вашу информацию в Сеульскую Национальную больницу. А пока я могу только выписать вам лекарства, которые помогут справиться с тошнотой. — Да, это... это сработает, — поперхнулся Тэхён. Он прочистил горло, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы подавить крик, застрявший в горле. Доктор Мин, похоже, заметил это, но только кивнул и вышел из кабинета, оставив Тэхёна сидеть в одиночестве, погруженного в свои страдания. На какое-то время в кабинете было слышно лишь редкое сопение и негромкие хрипы, когда он протирал глаза, а потом страх окончательно свалил его на пол. Он был уверен, что рыдания, которые он пытался заглушить, были достаточно громкими, чтобы их услышали все в клинике, так как его тело сотрясалось, а голова раскалывалась. Он волновался за свое здоровье и свое будущее, но, что более важно, он был расстроен. Он был расстроен тем, что позволил себе упасть еще ниже, как будто он и так не был болен. Он был расстроен тем, что еще больше влюбился в того, кто не смог вернуть его любовь. "Иди нахуй, Чхве Бомгю".

***

Ситуация начала меняться, но, к сожалению, не в лучшую сторону: по мере того, как шла неделя, Тэхён все больше и больше уставал от работы в цветочном магазине. Более того, ему становилось все более некомфортно. Тошнотворное чувство, что его постоянно окружают цветы, не давало Тэхёну покоя: то ли потому, что его убивает не любовь, а что-то другое, то ли потому, что он боится наткнуться на цветок с каким-нибудь нелепым смыслом и не думать о нем, а спустя несколько часов выбросить. Это было, и каламбур точно не подразумевался, удушающе. Даже находясь в цветочном магазине дольше часа, Тэхён хотел вылезти из кожи и укрыться в своем убежище наверху. Ему было очень плохо, когда он задерживался внизу, чтобы выполнить заказ: как только он заканчивал изображать ликование перед клиентами, например, выдавливал из себя улыбку, говорил "спасибо и до свидания", и они, наконец, уходили, он тут же поднимался наверх и запирался в магазине на ночь. Его прежнее желание постоянно окружать себя всем, что связано с цветами и растениями, включая картины и постельное белье, превращалось в глубокое сожаление, поскольку он обнаружил, что они вызывают у него большее отвращение, чем мятные камелии и голубые пионы, которыми его тошнило почти каждую ночь. А его память становилась все более и более кратковременной. Это началось с того, что он не мог вспомнить пароль от своего ноутбука в течение добрых двенадцати часов и потерял ключи от магазина, которые лежали на прилавке там, где он их оставил, а затем это переросло в забывание того, когда он в последний раз ел или когда в последний раз вообще выходил на улицу. И он с болью осознавал, что его друзья начинают замечать изменения в его поведении. Он не забывал о том, что Ёнджун и Субин заказывали для него дополнительную еду, когда группа из пяти человек проводила время вместе. Он прекрасно понимал, что его объятия с Каем длятся дольше, чем обычно, и Кай прижимается к нему гораздо крепче, чем обычно. И он не мог забыть о Бомгю, который приходил поздно вечером с едой на вынос и фильмом, который собирался посмотреть вместе с ним. Он видел их усилия и ценил каждое из них, но это не меняло того факта, что он чувствовал себя так, словно был проклят на всю оставшуюся жизнь в своей собственной тюремной камере из цветов и виноградных лоз. Где-то на третий или четвертый день после визита к врачу Тэхён даже не сделал попытки подняться с постели. Он был уверен, что ему становится хуже, так как самостоятельное пребывание на ногах привело бы к опасному истощению и тошноте. Все, что он мог сделать, это отправить друзьям сообщение о том, что с ним все в порядке, и снова погрузиться в беспокойный сон, даже не удосужившись дождаться от них ответа. Но, конечно, один из них просто не мог заниматься своими делами, и ему пришлось полюбопытствовать. — Очный осмотр был не так уж и необходим, знаешь ли? — спросил Тэхён, отступая в сторону, чтобы пропустить Субина в квартиру. — Я уверен, что звонка или чего-то подобного было бы достаточно. Я не чувствую себя так уж плохо. — Ну, поскольку я только сейчас узнал, что ты болеешь уже целый месяц, и у тебя не просто плохой приступ или что-то в этом роде, да, это было очень необходимо, — ответил Субин, ставя на прилавок пакет с продуктами. — Кроме того, ты выглядишь уставшим, Тэ. Кажется, я никогда не видел тебя таким, — нахмурившись, заметил парень. — Ты уверен, что все в порядке? Субин всегда был загадкой в глазах Тэхёна. Он был скрытным, мало рассказывал о себе и казался неприступным. Тем не менее, от него исходила определенная энергия, похожая на энергию его матери: успокаивающая, заботливая, понимающая, и Тэхён видел в нем человека, которому можно довериться. Возможно, именно этим можно объяснить странное желание рассказать Субину обо всем, что он чувствует. — Тэхён, ты плачешь, — тихо позвал Субин, его голос вернул Тэхёна в реальность, где он почувствовал, как по его лицу катятся те же старые слезы.

"Боже, почему я плачу из-за каждой мелочи?

— Я... я болен, Субин, — сумел вымолвить Тэхён, прежде чем прислониться к груди старшего. — Я умираю. Плач Тэхёна был совсем не похож на плач в кабинете врача. Это был неапологетически громкий и беспорядочный приступ слез, в результате которого он не просто дрожал, и его зрение было затуманено, но задыхался от любого слова, которое он пытался вымолвить, а его сердце горело с такой силой, которая могла бы легко пересилить адский огонь. — У меня ханахаки, Субин, и я не... не хотел влюбляться в него, но я был слишком увлечен этим, и теперь я умру, потому что он не любит меня в ответ, — кричал Тэхён, не слишком заботясь о текущих слезах, которые пачкали рубашку Субина. — Сначала это были просто лепестки, а теперь меня рвет кровью, я ничего не помню, и... О Боже... Слова Тэхёна оборвались, так как его тело похолодело при мысли о том, что его похоронят на глубине шести футов под землей, и он будет смотреть, как его друзья оплакивают и рыдают над его могилой, находясь вне своего тела, не имея возможности утешить тех, кого он любил больше всего. В этот момент ему казалось, что успокаивающая рука, проводившая по его волосам, — это сама Смерть. Он чувствовал ее холодное дыхание на своей шее, слышал леденящие душу бессмысленные слова. Так было до тех пор, пока он не почувствовал, что его сердцебиение стало громче, заглушая все звуки вокруг. Он не знал, когда именно он стал так бояться смерти, но в тот момент он мог только пожелать, чтобы все эти мысли, которые начали сводить его с ума, просто закончились. — Тэхён, тебе нужно дышать, а то спровоцируешь паническую атаку, — наставлял Субин, вытирая залитое слезами лицо Тэхёна, пока флорист удивлялся, что они перебрались на диван. — Послушай, с тобой все будет хорошо, ты не умрешь, ясно? Тебе просто нужно немного успокоиться, хорошо? И Тэхён попытался. Он действительно пытался. Он пытался выровнять дыхание и унять сильную дрожь, как он делал это, когда чувствовал, что через несколько секунд он просто рухнет на пол после того, как его стошнит. Он пытался сосредоточиться только на рубашке Субина, как он сосредотачивался на случайной картине на стенах, когда ему казалось, что комната кружится. Он старался больше прислушиваться к словам Субина, успокаивающим его, чем к своему оглушительному сердцу, точно так же, как он концентрировался на песнях, которые играл, чтобы успокоить себя. Он старался больше сосредоточиться на том, что объятия Субина наполнены комфортом, так же, как он старался игнорировать чувство саднения в горле. — Слушай, я не собираюсь прикидываться дурачком и делать вид, что не знаю, о ком ты говоришь, поэтому я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе, хорошо? Поверь мне, он даже не знает, чего хочет, — сказал Субин. Очевидно, его слова заинтересовали Тэхёна, и он слегка хихикнул. — Думаю, он не рассказал тебе, о чем мы говорили, да? — с улыбкой спросил Субин. — Ну, я сказал, что кто-то из нашей компании, даже без имени, влюбился в него, и он тут же назвал твое имя. Мне даже удалось заставить его покраснеть, когда я дразнил его по поводу твоей динамики, так что у меня нет никаких сомнений в том, что ты ему нравишься. На мгновение лицо Тэхёна вспыхнуло пунцовым цветом при мысли о том, что Бомгю знает о его влюбленности в него и, возможно, даже любит его в ответ, но все эти мечты быстро оборвались. — Ну, он явно не знает о том, что у меня ханахаки, не так ли? - спросил он с невеселой усмешкой. — Но это неважно. В понедельник я ходил к врачу, и он сказал, что мне становится хуже, поэтому меня переводят в больницу и сделают операцию... — Ну ты даешь, — прорычал Субин, и искреннее раздражение в его словах удивило Тэхёна, который не привык к такому тону старшего. — Я понимаю, что ты волнуешься, но что бы ты ни получил после операции, это то, с чем ты останешься. Ты не можешь просто так взять и сделать операцию, даже не попытавшись признаться. Тебе даже необязательно признаваться во всем сразу. Ты можешь делать это постепенно, а потом, когда будешь готов, сказать ему. У Тэхёна не было никаких сомнений в том, что Субин не собирается когда-нибудь стать врачом, так как он был уверен, что сказал все, что хотел сказать ему доктор Мин в тот день. — Не знаю, смогу ли я, Субин. Ханахаки и так прогрессирует в худшую сторону, я не знаю, что буду делать, если меня отвергнут, — признался он, его голос был тихим. Однако, какое бы беспокойство он ни начал испытывать, все быстро ушло при виде теплой улыбки Субина. — Я знаю, поэтому и предложил свою помощь. Кроме того, у Бомгю немного туговато с головой, даже если он не хочет этого признавать, — фыркнул Субин. — Но первый шаг — это заставить его понять, что ты ему нравишься, а затем заставить его влюбиться в тебя. — Это звучит как очень неестественный способ влюбиться... И, похоже, будет слишком много работы. — Ну, иногда, чтобы влюбиться, нужно делать трудные вещи. Тэхён хмыкнул в ответ и упал обратно на диван, одолеваемый внезапной усталостью. Однако он действительно собирался попытаться, но знал, что если все будет безуспешно, у него не останется другого выбора, кроме как прибегнуть к хирургическому вмешательству.