Впечатления - наша валюта

— Ну и чего ты на этот раз хочешь? Парень жмурился на солнце, по-кошачьи вытягивая голову. Эдгар поджал губы и поглубже затолкнул в сумку стопку бумаг. Розовые облака беззаботно плыли по небу, даже не задумываясь о тяготах жизни, когда ты влюбленный девятиклассник. Если тебе нужна девчонка, так это ещё кое как. Сыграй ей на гитаре, не знаю, цветы подари, а вот что делать, если любовь всей твоей жизни — слишком умный и вредный для своих лет одноклассник. — Рампо, у нас кр скоро, дашь списать? — ещё на бегу крикнула девушка, маяча своими крысиными косичками и прыщавым лицом. Оба с отвращением на нее посмотрели. Эдгар с едва видным, а Рампо с открытым и вызывающим. — Цену знаешь и не подходи ко мне так близко, ты меня пугаешь, — пробурчал с подоконника, на котором сидел, Рампо и осторожно отпихнул девушку ногой, будто боялся от нее чем-то заразиться. Крысиные косички пожала плечами и поблагодарила его. Все терпят выкидоны парня за ответы на контрольные работы, хотя и приходится платить сладким. Что странно, так Эдогава был олимпиадником, только ради прогулов уроков, отличником, только ради конфет и одобрения классного руководителя, но вот почему он был другом По? Аллан много об этом размышлял, так и не придя к единому выводу. Рампо — эгоист, но что-то не даёт Эдгару поверить в это. — Так что тебе надо? Давай быстрее и вали. Нет, все-таки Рампо эгоист. Самовлюблённый, жестокий, привередливый, отвратительный, ужасный, вредный, жестокий, или уже говорили жестокий, а ещё он очень очень очень нравится По. До дрожи в коленях и мурашек по коже. Каждый раз, при виде этой лисьей ухмылки Аллан хочет расползтись в розовую лужу, параллельно попискивая от переизбытка чувств. Он любит его. Любит до одури, до сердечек в глазах, до мокрых ладошек, до дрожащих коленок. Хочет прижаться к нему, хочет чтобы он сделал с ним все, что пожелает. Ломай пальцы, кроши ребра, вырывай глаза, он весь твой только посмотри на него, жалобного котенка, так сиротливо прижимающегося к твоей руке. Он отвратителен самому себе, блевать аж хочется, но всепоглощающее чувство окрыленности, появляющееся одновременно с тенью Эдогавы не даёт ему устать от себя. Рампо, Рампо, Рампо, он знает каждую твою чёрточку, каждый изгиб твоего тела. Знает из какой ткани у тебя гольфы, знает, где ты проходишь, когда идёшь домой. У него дома коллаж на стене из твоих фоток, именно твои зелёные глаза он рисует на полях тетрадей, но ты об этом не знаешь, милый Рампо, даже не догадываешься. Поразительно, правда? Ты всегда так внимателен, знаешь все и обо вся, но простое слово «любовь» и ты в тупике. О, Рампо, он уверен, что ты бы даже и не заметил ничего, если бы… Если бы… — В общем, вот, — буркнул Эдгар и быстро сунул Эдогаве книгу. Тот осмотрел ее и улыбнулся краем губ. — Я по уши влюблен в твою сестру. У нее крутые детективы, передай ей спасибо, — поднял взгляд Рампо, выискивая серебряные глаза среди темной челки. Даже в этот раз ничего не скажет. Он даже немного разочарован тем, что Аллан так упорно доказывает, будто детективы пишет его сестра, живущая в Америке, а он лишь печатает и оформляет образцы, чтобы дать их почитать Рампо, а потом поставить на полочку в свою коллекцию самодельных книг. Это было бы мило, если бы По не доказывал так глупо и упорно, что ничего такого он не писал и вообще, не принижай труд сестры. — Думаю ты и так понял, но все эти книги писал я, — вдруг буркнул Эдгар и зажмурился. Страшно, очень-очень страшно было, когда он подумал о том, что собирается сейчас сделать. Когда он подумал о том, что написано в книге. Когда он подумал о том, что скажут остальные. Но все это было не важно, пока он видел удивлённое лицо Рампо. Он вечно щурил глаза, будто хотел что-то разглядеть в собеседнике. Это так раздражало По, но он очень любил, когда Рампо шокирован. Тогда он широко раскрывал глаза, удивлённо рассматривая собеседника. Эдгару до одури нравилось разглядывать зелёную радужку, цвета летнего луга, которая тут же загоралась азартом, стоило только правильно преподнести загадку. Да, этим признанием Рампо был искренне удивлен. По остаётся лишь мечтать о лице одноклассника, когда он совершит то, что задумал. — Рампо. Парень вынырнул из размышлений и тут же столкнулся взглядом с Алланом. Такое редкое явление как глаза писателя было довольно неожиданным – По всегда прятал взгляд за длинной челкой, никогда не смотря на собеседника, что злило многих учителей, поэтому даже со знаниями ему не редко прилетали плохие оценки. А губы у Эдгара теплые. Покусанные и чуть царапают кожу, когда По вскользь целует его в щеку. Где-то на этом моменте Рампо отключается и сквозь розовую пелену видит, как убегает Аллан. Хочется упасть, расплескаться по всей школе, залиться в трубы и течь по батареям сладкой жижей, пачкая руки тем, кто откроет кран. Он чувствует, как стаи бабочек разъедают ему живот, до боли щекоча его своими усиками. Бабочки в его голове, цветастыми крыльями маячат перед глазами, застилают взгляд. — Рампо, ты там заснул, звонок уже давно! — его одноклассница подскочила к нему слишком неожиданно и он вздрогнул, чем тут же привлек внимание девушки. — Эй, ты в норме? — Аки, я, кажется, заболел. Йосано на секунду замерла, разглядывая слишком потерянного одноклассника, и нахмурились. — Пиздец. Эдогава недовольно посмотрел на поразительно веселую девушку. Вот сейчас он напишет четыре варианта контрольной по алгебре и все будет хорошо. Сейчас он начнет думать, отвлечется и мерзотные бабочки перестанут ползать под кожей. Чертов махаон расправил свои крылья и вцепился в тонкую кожу на груди там, где испуганно колотилось сердце. Своими цепкими лапками он царапал до крови мягкие ткани, покачивался на невидимом ветру, кроя кожу и вышивая из нее ажурные крылья, которые обращались в прах, стоило им коснуться земли. Абсолютно точно Рампо надо занять голову. Он побрел в класс, игнорируя оглушающий звонок, бьющий по голове. Он даже не подозревал, что этот высокий, странный, тихий мальчишка, приносящий ему такое веселье, может быть чем-то большим, чем одноклассником. Нет, это какой-то бред. Разумеется, Рампо лишь болен. И эти бабочки, и гудящая голова, и ломающее ребра сердце — симптомы какой-то болезни. Помутненный рассудок и бредовые мысли тоже стоит включить в этот список, а иначе как объяснить то, что Эдогава, пусть и на долю секунды, подумал, что может что-то испытывать к По. Бред. Бред, бред, бред. Аллан даже не это имел ввиду, когда целовал его в щеку, ну подумаешь, дружеский поцелуй, с кем не бывает. Эдогава сам не заметил как оказался за своим местом. Четвертая парта место у окна всегда было крайне востребованно, поэтому его оставляли либо королю класса, либо Рампо, тут уж как повезет. На соседний стул опустилась Йосано, как всегда устало поправляя юбку. В кабинет широким шагом вошла низкая женщина, завуч, с крайне уставшим и невыспавшимся выражением лица. Она подошла к учительскому столу и поправила свои рыжие волосы, растрепавшиеся во время ходьбы. — Куникида Доппо должен скоро прийти, а пока небольшое объявление: литературы и химии сегодня не будет. Фукудзава Юкичи и Мори Огай заболели, — громко сказала она, мастерски игнорируя шум и отсутствие интереса к своей персоне. — Одновременно. Последнее было добавлено с улыбкой, на миг стеревшей ее уставшее выражение лица. Дети, услышавшие лишь то, что сегодня не будет уроков, а каких не интересно, загалдели. Многие шумно предлагали совершить ежедневный налет на магазин Серого раньше, чем предполагалось. Акико никак не отреагировала, уже с более видным волнением поглядывая на Рампо. Когда он в коридоре сказал, что заболел, она все спустила на том, что он опять хочет с физры улизнуть, но сейчас ему не было никакой пользы от своей актерской игры, которая и раньше не была на высоком, даже не на среднем уровне. — Ты точно в норме? — Тупой вопрос. — С этим соглашусь. Голос Эдогавы был какими-то лишним, будто он знал, что его реплика должна звучать не так, но все равно отчаянно импровизировал, стараясь возместить плохую память. В его голове не укладывалось, что все это время он испытывал то, что зовётся любовью. Каждый раз, когда он радовался По; каждый раз, когда он отдавал ему некоторые конфеты; каждый раз, когда он хотел крепко крепко обнять Эдгара, прижать его к себе и вдохнуть запах кофе, пыли, бумаги и крема любимых булочек; каждый раз он чувствовал это, в глубине души знал, что трепет в груди имеет название, но не хотел этого признавать. Только когда он почувствовал чужие сухие губы на своей щеке, он понял, какие шесть букв так боялся произносить. Л ю б о в ь. И он четко понял, что признание в авторстве — это «л», поцелуй в щеку — «ю». Вторая ненавистная буква из шести. Рампо решительно поднялся из-за стула, с грохотом отодвигая его, чем привлек всеобщее внимание. Куникида замолчал, занеся над доской мел, будто палач лезвие топора. Воцарившуюся в классе тишину разбавляли удивлённые шикания Йосано, призывающие немедленно сесть на место. — Ты что-то хотел? Не срывай мне урок. Сядь за парту и подними руку, а впрочем, — перебил он сам себя. — Не поднимай. В туалет все равно не пущу. Надо было на перемене ходить. И он снова отвернулся к доске и продолжил пытать ее, жестоко поскрипывая мелом. Рампо остался стоять, размышляя и сверля взглядом спину учителя, а затем уверенным шагом направился к двери. Не успел никто ничего сказать, как Рампо уже скрылся в другом конце коридора. Эдгара не было на уроке, это единственное, что заставило его подняться с места в этот апрельский жаркий день. Если это было признание, а Аллан подумал, что его отвергли он вполне может… Нет. Чушь. Во-первых, кто сказал, что это было признание? Так, поцелуйчик и все. Во-вторых, почему это отвергли? Нет нет, Рампо конечно его не любит. Наверное. В-третьих, он слишком хорошо знает Эдгара и он уверен, что не найдет его в луже крови в туалете, после того, как Аллан просто побоялся ответной реакции. По бы заперся дома и принялся строчить новый роман, шифруя нумерацией слов, строк и страниц ужасные шесть букв. Рампо все же сворачивает в туалет, просто чтобы убедиться, хотя и так знает, что там ничего не найдет. Однако, после своего прокола с шестью буквами он уже чуть меньше себе доверяет. Плитка, чуть виднеющаяся из-под слоев ругательств, посланий, рисунков, стихов, строчек песен и снова ругательств, которыми покрыты все поверхности, даже на потолок забрались уродливые тараканы слов. Одна кабинка, без двери. От нее несёт дешёвыми сигаретами и встречает она его отвратительной вонью. Он уже хочет поскорее покинуть место, от которого и так нет проку, но бросает взгляд в зеркало. Испуганно блестящие зелёные глаза еле видны сквозь слой грязи. В руках у своего отражения Эдогава заметил подозрительно знакомую книжку, может даже ту, что дал ему Эдгар. Зазеркальный Рампо в своей ужасно надменной зеркальной манере раскрыл книгу и тупо уставился на одно хорошо знакомое слово, которое покрывало все страницы. Ненависть выскользнула из пальцев и с мокрым хлопком упала на пол, залитый водой, которую Рампо сначала не заметил. Вода услужливо убивала книгу, пока шесть букв, бесконечно чередующихся и покрывающих каждое свободное пространство белого листа, печально таяли подмигивая своим «б». Третий сюрприз за этот день, выбивающй из лёгких Рампо воздух. — Рампо, — глухой голос каскадом прошелся по кафельным горам, вызывая лавину черниловых ругательств. Он боялся обернуться и узнать тайну буквы «о». Боялся, что снова увидит глаза того, чья персона за последние полчаса стала важнее, чем его собственная трезвая голова. — Так мило, что ты запомнил мое имя, Эдгар, — сорвалось с сухих губ и Рампо пристально стал вглядываться в своего двойника в грязном зеркале. Он выглядел так жалко, уязвимо и напуганно, что Эдогава сразу понял — зеркало нагло врёт. К какому-то странному человеку напротив Рампо подошла тень. В ней он с трудом узнал того, кого когда-то где-то называли Эдгаром Алланом По. Тень осторожно встала за спиной зазеркального Рампо и скрестила руки на груди. — Нам не о чем говорить, — чуть резко сказал Рампо, с любопытством наблюдая, как его двойник испуганно перекривливает Эдогаву. — Ну раз ты так считаешь. Не хватало тикания часов, которые бы нагнетали обстановку ещё больше. — Скоро мама и я уезжаем в другой город. — Угу. Где-то на пол звонко упала металлическая буква «о». Покатилось мелкое колечко и упало в придорожную канаву. — Ты меня проводишь? — Угу. Тик, так, тик, так. Невидимые часы стучали в грязном зеркале. Им, страшным пародиям, хорошо. Есть за что цепляться, а что прикажете делать Рампо? Он остался стоять перед грязным стеклом, наблюдая, как тень подкрадывается все ближе к беззащитному зазеркальному человечку. Она осторожно опутывает свои темные руки, облаченные в белую рубашку, но от этого не меняющие своего мрака. Рампо почувствовал тепло чужого тела. Сердце визгливо вскрикнуло, а в голове крутились лишь мысли о том, что это неправильно и лицо разгневанного отца. Но волны уюта и спокойствия, исходившие от Эдгара, который прижался к его спине и сцепил руки на груди Рампо, были сильнее. Намного, намного сильнее. Рампо почему-то захотелось откинуть голову назад и положить ее на чужое плечо. Аллан осторожно зарылся носом в его волосы, иногда потираясь щекой о голову как кот. — Я тебя люблю, — прошептал По, изнывая от нежности, которую не мог подарить, ведь он всё ещё сомневался. У Аллана было столько любви. Хотелось прижать к себе Рампо как котенка, сильно-сильно, и никогда не отпускать. — Слишком громкое слово. Не говори чего не знаешь. — Я-то знаю, а ты меня любишь? — Нет. Я не гей. — А я гей. — Круто и что? Эдгар вздохнул, отстраняясь. Ему захотелось напоследок сделать что-то, что заставит Рампо удивиться. Завтра они уезжают и вряд-ли когда-нибудь встретятся. Не будет больше посиделок за чаем у Эдгара, не будет больше шифров, которые они составляли, чтобы обмениваться записками, не будет больше чересчур дружеских касаний По, на ночёвке Аллан не оставит призрачный поцелуй на губах спящего Рампо. Ничего этого не будет. — Можно я тогда напоследок... — прошептал По, когда Рампо уже развернулся к нему и послушно подставил ему лицо для того, чтобы Аллан получил то, о чем мечтал все их знакомство. Эдгар легкими пальцами подцепил подбородок Рампо, чувствуя, как его лихорадит. Он осторожно коснулся губами уголка испуганной улыбки Рампо. Запретный плод сладок, но нет так сладок как чувство, которое испытываешь, отказавшись. Аллан отстранился и развернулся к выходу, ощущая горькое негодование и сомнения правильно ли он поступил: так и не поцеловав Эдогаву по-настоящему. Так хотелось развернуться, прижать к себе, обхватив за запястья, и сильно прижаться губами к Рампо. Хотелось увидеть его удивлённые глаза и слабые попытки вырваться. Хотелось услышать с каким стуком он врежется в стену, когда станет отступать. Так хотелось Рампо всего и сразу, целиком, со всеми его мелкими движениям, изгибами тела, ослепительной улыбкой и непониманием того, что он влип. По уши. Хотелось Эдгару, но объект его обожаний, его идеал, его любовь наивно улыбалась и с тоской смотрела в спину подошедшего к двери Аллана. Если он сейчас выйдет, то это будет их последняя встреча. И Рампо запомнит его таким: пугливым, воздерживающим себя то ли из-за робости, то ли из-за чрезмерной заботе о предмете своей любви. — Эй, Эдгар, я наконец-то понял. Я тоже тебя. Буква «в» оказалась красивой, наивной, с распахнутыми глазами, привкусом горького шоколада на губах, сжатыми кулаками Рампо и удивлённым мычанием По.