Впечатления - наша валюта

– Ты нахуй муку добавил? – мрачно поинтересовался Чуя, пока тесто в его руках рассыпалось от сухости. Для протокола: сделать пирожки было его идеей, и человек, которому сейчас стоит опасаться за свою жизнь и здоровье сказал бы это, но спорить с разгневанным Чуей это не для слабонервных. Нет, будь ситуация другой, провинившийся бы обязательно вставил свои пять копеек, но рыжик слишком сильно любит эти пирожки, чтобы отпустить виновника живым. Дадзай, стоявший в трогательном розовом фартуке с котёнком, пожал плечами и почесал рукой нос, отчего тот стал ещё грязнее. Весь он был в отходах готовки, волосы припорошенны пшеничной мукой, фартук и даже рубашка кое-где разукрашены яичным желтком. Только приехать в город, не переодевшись и не отдохнув, сразу сесть за готовку было не то чтобы плохой идеей, нет, как раз в духе Чуи Накахары, но Дадзай промолчал, а значит был не против. По такой логике можно много чего придумать, начиная грабежом банка, заканчивая взломом Пентагона, но рыжий пока ограничивается короткими приказами касательно варки вишнёвого варенья. – Так в рецепте было написано, – поспешил ответ, пока Чуя окончательно не вышел из себя и вместо пирожков с вишней в духовку не отправился горе-повар. Дадзай тихо ойкнул и от греха подальше сделал шаг назад. Однако, его глаза весело блестели, будто начался любимый сериал ребенка и сейчас он сидит на полу перед телевизором, уминая мамины макароны с сыром. – А ничего, что я тестом занимаюсь, м? – Чуя гневно бросил лепешку из теста на стол, отчего тут же поднялось белое облачко. Маленькую квартиру заливал солнечный свет клонящегося к закату солнца, которое оставляло свои полосы на всем, до чего могло дотянуться. Пыль уже в воздухе мешалась с мукой, ад для аллергиков, но для двух студентов, которых уже успела изрядно потрепать жизнь – лишь мелкий раздражитель. Чуя не совсем понимает стремление Дадзая вернуться на выходных в родной город. Да, сам Чуя не видел его детскими глазами: переехал сюда в седьмом классе, родители развелись, вот мать на родину и потянуло. На самом деле, Чуе тут даже нравилось. Тихо, много котов, милые люди, когда не пьяны, разумеется, но это просто маленькая прихоть маленького мальчика, так что город отличный, по сравнению то с деревней, где он жил до этого. Придя в школу, Чуя, конечно же, первым делом подвергся тому, что некоторые называют травлей, но для рыжего это был скорее цирк с его участием в главных ролях. Он тогда и подумать не мог, что наиглупейшая, протоптанная романтическими сериалами тропинка «хулиган-заучка-хулиган» может так обернуться. Нет, Чуя никогда не был образцовым учеником, учеба всегда давалась ему трудно и в основном все его хорошие отметки были заработаны на спор, и начинались со слов Дадзая «эй, идиот, слабо..». Продолжения были самые разные, начиная с уговора написать контрольную за пятнадцать минут, закачивая самовызовом к доске у самой строгой учительницы. Чуя абсолютно не понимал, зачем Дадзай это делает, потому что даже если рыжий плох в зубрежке стихов и составлении таблиц, он не был тупым. И он прекрасно понимал, Дадзай подкалывает его только чтобы Чуя учился. Это казалось каким-то абсурдом. Зачем ему, лучшему ученику класса, возится с неподкованным в учебе одноклассником. Однако, кто бы что не говорил, а они были просто идеальным дуэтом. Дадзай до ужаса ленив, но все схватывал на лету; Чуе приходилось разжёвывать один и тот же материал несколько раз, но упрямости и трудолюбия ему было не занимать. Да, признать сложно, практически невозможно, но из-за этого идиота Чуя сдал экзамены, даже смог поступить в университет, хотя в школьные годы жизнь после одиннадцатого класса представлялась лишь зацензуренной размытой тенью. Нельзя сказать, что Чуя Накахара, студент меда, сильно удивился, когда, зайдя в аудиторию, увидел широченную улыбку своего соседа не только по школьной, но теперь и университетской парте. Сожительство оказалось чем-то самим собой разумеющимся, как братьев селят вместе в лагерях и ни у кого не возникает вопросов, так и Чуя с Дадзаем все ближе подходили к отметке «живём вместе». Не в том плане конечно. – Повторю вопрос. Нахуй ты добавил муку? – низко прорычал Чуя, будто пёс скаля клыки. Дадзай тихо хихикнул и, схватив со стола пустой противень, прикрылся им как щитом. Рыжий обескуражено уставился на «соперника», даже забыв, на что злился. Он удивлённо моргнул пару раз, будто бы сомневался в том, что взрослый, физически и психологически развитый человек перед ним действительно играет в рыцаря, восторженно поглядывая на него из-за противня. Карамельные глаза Чуи снова злобно сверкнули, когда он, подхватив кулинарное недоразумение, угрожающе двинулся в сторону Дадзая. В живот упёрся стол, но Чуя, даже не заметив его, обошел. Маленькая кухонка была не самым стратегически удобным полем боя. Рыжий подошёл к перепачканному в муке идиоту почти вплотную, когда Дадзай стукнулся лопатками о холодильник и тихо ойкнул. Рыжий резко замахнулся и со всей силы бросил комок теста, стараясь попасть Дадзаю по лицу. Тот спрятался за железку и тихо пискнул. Кинувшись в сторону стола и хватая из банки горсть муки, Осаму бросил ее в Чую. Он защипел, щурясь от пыли в глазах, и вслепую бросился туда, где в последний раз видел Дадзая. Нашарив на столе банку, он веером раскинул по комнате муку, кровожадно улыбаясь, когда услышал ругательства Дадзая за спиной. Зрение немного прояснилось. Он резко обернулся. Чуя кинулся на ослеплённого парня, хватая с пола тесто, и бросил его в противника. Но тот, присел, будто зная об атаке, и проскользнул к окну. Стол предательски поставил подножку. Вытерев рукой глаза, Дадзай схватил яйцо и угрожающе замахнулся. – Не смей, – Чуя тяжело дышит, щурится и азартно улыбается. Он же знает, что Осаму его не послушает. Конечно этот засранец его не послушает, по другому быть не может, это уж точно. Дадзай, будто в замедленной съёмке, поднимает руку с яйцом. Оно плавно отрывается от его ладони, мучительно медленно рассекает наполненный мукой воздух. На фоне вот-вот должна заиграть музыка из «поисков Дори», будь они в фильме, она бы точно включилась. Яйцо сжимается и с влажным крустом трескается, все в той же неспешности, разбрызгивая жёлтые капли по черному фартуку Чуи. Он остервенело прорывается сквозь время, разрывая руками монтаж, который обездвижил его кнопкой «замедленная съёмка». Имя неприятеля растягивается и произносится глубоким глухим голосом, соответствуя критериям жанра. Как будто хорошо снятая сцена. Комната тонет в последствии кулинарского боя, виден лишь мутный оранжевый свет из окна, неявные очертания стола и две пары глаз, горящих азартом. Коньяк плещется через край, играя закатными солнечными бликами, заботливо окутывает своим полупьяным туманом – это Дадзай улыбается. Тягучая карамель топит своим теплом, заставляет плакать от осознания такого простейшего факта, как находка чего-то, что ты искал всю жизнь, а оно было под рукой, ухмылялось и било локтем под ребра – это Чуя смеётся. Тесная квартирка, которая перешла по наследству кому-то из них, уже точно никто и не помнит, служила своим собственным миром, спасала бабушкиными коврами на стенах, старыми сервантами и фамильными сервизами, квадратным ящиком древнего телевизора, советскими облезлыми игрушками. – Тебе не жить, – Чуя наконец-то снова оказывается в привычном течении времени, тоже хватает несколько яиц и смеётся, запуская их в лыбящегося Дадзая. Тот вдруг резко черпает стаканом с остатками молока муку и кидает смесь в Чую, а тот, не успев увернуться, встречает это все героическим выражением лица, принимая удар на голову. Дадзай ещё сильнее улыбается и шурит глаза, ожидая ответ. На его на лице мука, брызги молока и желтков. Нос перемазан, на скуле живописный мазок вишнёвого варенья. Волосы «поседели», а одежда похожа на костюмчик кулинарного маньяка, который обитает на съемной площадке одной из многочисленных программ, где готовят на время. Чуя тоже выглядит не лучшим образом. Рыжие волосы намокли от молочных брызг и яичного содержимого, белое лицо с блестящими глазами обрамляют тяжёлые вьющиеся пряди. Он выглядит как-то трогательно-нелепо, пока пытается почесать нос так, чтобы не замазать его ещё больше, но в конце концов, наплевав на все, пачкает его в мокрой муке. Чуя сгребает со стола остатки ингредиентов и, собирая силы, кидается вперёд, надеясь не упасть на стол, который скрылся в тумане из муки. Дадзай не сразу замечает рыжий смерч, а когда вскрикивает, уже поздно. У него на лице мука, а Чуя, который не успел остановиться, врезается в него и оба валятся на пол. Рыжий тут же начинает не сильно колотить Дадзая по груди, зажав его живот ногами, чтобы он не дёргался. Соперник ойкает и пытается увернуться, но Чуя, пересевший на его живот для удобства, крепко прижимает его к полу, продолжая вещать о том, что кое-кто испортил тесто. – Так мало того, что я не смогу поесть нормально, ты ещё и квартиру моей матери загадил, придурок, – грозно рычит Чуя, скорее для приличия, потому что злости он не испытывает. Улыбка непроизвольно растягивается на его лице, но он торопливо её поправляет, чтобы тупая скумбрия не дай бог не подумала, будто Чуе с ним весело. Ещё чего. Дадзай тем временем высвобождает руки от хватки рыжего и закладывает их за голову, потому что лежать на грязной плитке не слишком удобно, но чего не сделаешь ради того, чтобы Чуя боролся с эмоциями. – Погоди, это разве не моей сестры квартира? – вдруг перебивает его Дадзай, хмурясь и вспоминая о том, после чьей смерти ещё мелкими они стали проводить здесь время. Вариант, что кто-то из алчных родственников переписал или разрешал тусоваться в квартире, он сразу отбросил. Ну а насчёт Чуи Дадзай уверен не был, так как у него в этом городишке связи имела только мать, да и та давно мертва. – Это сейчас не имеет значения, да и вооб- Рыжий заткнулся, потому что палец Дадзая внезапно оказался у его губ. Сердце на полную громкость включило Сплин и, как подобает, остановилось, отдышалось немного и понеслось галопом, не оставая от не совсем привычных мыслей Чуи. Он внезапно осознал, что, ну, как бы, сидит на Дадзае. Упаси боже, если ухмыляющийся идиот под ним воспримет это не так. Чуя резко заторопился слезать, чувствуя, как холодеют от страха ноги, но его вернули обратно, потянув за запястье. Так, а вот это уже не по плану. Сложно было сказать, чем руководствовался Чуя Накахара, без пяти минут закончивший хирургию студент, когда в его припорошенную мукой буйную головушку пришла эта мысль. А точнее поговорка. Может, за это стоит винить его учителя школьных времён, Мори Огая, который курировал их класс и внёс свой неоценимый вклад в формирование Чуи как личности. Да, классный любил это повторять, может, он даже не знал, что эта фраза навечно отпечаталась в сознании Чуи Накахары. Рыжий пользовался этим в драках, в учебе, в жизни, в любви. Правда, с последним не всегда везло. Как бы то ни было, это всегда работало, стоило только подгадать момент и трезво оценить силы, как свои, так и противника. Главное в бою – вооружение. Так считает Чуя и он редко бывает не прав. Один из немногих, кто может его обыграть, как бы это не было больно признавать – Дадзай. Ничего такого сейчас не происходит, просто Накахара в который раз пытается его выиграть, все дело в... обстоятельствах. И Чуя действительно свято верит в то, что побеждает, когда, зажмурив от непонятного страха глаза, резко наклоняется к губам Дадзая и на секунду замирает от сильнейшего ужаса, но тут же касается уголка покусанных губ. Он чувствует, как растягивается на лице Осаму улыбка, Чуя старается не верить в то, что его банально надурили. Он краснеет и вскакивает, по детски дуясь, вылетает из комнаты. Дадзай лежит на кухонном полу, счастливо лыбится в потолок. Во всем теле такая лёгкость, будто он сейчас взлетит и станет очередным облачком на небе. Милый, наивный Чуя, это было даже проще, чем представлялось Осаму во сне, когда он много лет продумывал каждый момент, каждую деталь, менялись лишь декорации. То каморка, то спальня в общаге, то гардероб, то кафе. И ведь рыжая бестия не сможет ничего ему заявить: сам ведь поцеловал. Остаётся только надеяться, что это было искренне, а не просто чтобы Дадзай его отпустил. Но все таки, сейчас Дадзай Осаму, через несколько лет невролог, персональный ад рыжего торнадо, любитель хорошего виски, он очень-очень-очень счастлив. Потому что Дадзай Осаму никогда не проигрывает Чуе Накахаре.

Лучшая защита – нападение