Когда мы вместе, Я не боюсь моих слез.

“Я имею в виду, что незаконное проникновение в Йокогаму и уничтожение целого склада припасов портовой мафии не может остаться безнаказанным”. Она досматривает видео до конца, а затем перематывает отснятый материал, тени в комнате движутся и танцуют по мере воспроизведения видео. Компьютер - единственный источник света или звука, все остальное тихо и темно. “Не могу дождаться, когда снова побью тебя! Может быть, на этот раз ты сможешь быть моей горничной и собакой!” Слова эхом разносятся по комнате, когда она делает это снова. Ее глаза никогда не отрываются от экрана, каждую секунду они бегают по экрану в голодном поиске чего-то. “Как я уже сказал, держитесь подальше от Йокогамы, хорошо?” Она не теряет времени даром и пересматривает это снова. Голос прерывает повторяющееся воспроизведение видео, кто-то нарушает тишину, которая уже давно установилась в комнате. “Серьезно, сколько раз ты собираешься это делать?” Видео останавливается, как раз в тот момент, когда достают пистолет и начинаются приглушенные женские крики. Та, что перед мониторами компьютера, раздраженно фыркает: “Ты прервала меня, не делай этого”. Она снова нажимает кнопку воспроизведения. Другая женщина вздыхает и неторопливо идет к компьютерному столу: “Держу пари, ты уже все запомнила, просто прекрати”. Она ставит видео на паузу более агрессивно, чем в прошлый раз. Ее глаза стального цвета поворачиваются к спутнице: “Босс сказал нам собрать информацию об этих детях. Я просто делаю свою работу, в отличие от тебя.” В конце концов, сейчас не время беспокоиться, не тогда, когда у нее есть какие-то важные дела. Другая женщина смеется: “Ха! Когда ты успела стать такой язвительной?” Она облокачивается на стол и загораживает видео своим телом: “И да, босс действительно так сказал, но зацикленность на одном видео вряд ли даст информацию, ты вообще узнаешь что-нибудь новое из всего этого?” “Да, много”. Она отвечает резким тоном. Другая женщина рассеянно поднимает запястье и смотрит, как на нем распускаются цветы: “Правда? И что именно ты замечаешь?” “Почему я должна тебе говорить?” Цветы, точнее, лисьи перчатки, продолжают расти, когда женщина пожимает плечами: “О, может быть, потому, что мы товарищи по команде?” Ее лицо остается тщательно непроницаемым, но всего на мгновение в ее глазах вспыхивает что-то более темное. В какой-то момент ее отвращение к такому заявлению было ясно заметно, но в следующий момент оно снова стало непроницаемым. Она слегка кивает: “Хорошо, тогда я напишу это для тебя, довольна?” Когда цветок достигает своего предела, женщина улыбается: “Очень”. Головки цветов начинают поникать и опадать, что вызывает раздражение. Тот факт, что женщина не делает никаких движений, чтобы убрать упавшие головы, является еще одной причиной раздражения. “Я закончила с этим обсуждением”, - она хмурится и легко переключает видео на другой монитор. Она нажимает "Воспроизвести" как раз в тот момент, когда другая женщина тяжело вздыхает. “Может, позволим ей сказать несколько последних слов, Чиби?” Экран становится черным, и в комнате становится темно, другая женщина дерзко улыбается, держа в руке шнур питания. Даже без света компьютера нетрудно разглядеть выражение лица женщины, особенно когда так очевидно, какую радость она получает от причинения неприятностей. Проходит секунда, и с ненавистным взглядом она спрашивает: “Что с тобой, Харуэ?” Харуэ напевает: “Что ж, я могла бы спросить тебя о том же”. Ее рука взмахивает, и последняя из голов ударяется о землю. Она улыбается мириадам синих и пурпурных цветов, которые лежат вокруг нее, другая женщина продолжает смотреть на них с презрением. Она ненавидит эти цветы и того, кто их создает, еще больше. С улыбкой, граничащей с ухмылкой, она наклоняется так, что их лица почти соприкасаются: “Тебе следует хорошенько выспаться”. Усмехаясь, одно из лиц отстраняется: “Это от тебя так красиво звучит”. Мешки под глазами Харуэ только усиливаются в такой темноте, они низко нависают и, кажется, почти физически тянут ее лицо вниз. Напротив, она знает, что у нее на лице нет таких мешков, в конце концов, она хорошо знает это лицо, так что сомнений нет. “Хм, может быть”, - признает Харуэ, “Но у нас завтра встреча, помнишь? При встрече с кем-то такого калибра, как Незу, ты не можешь выглядеть иначе, чем на все сто.” Харуэ - та, кто должна беспокоиться о том, чтобы выглядеть неряшливо, это маленькое предупреждение, или что бы это ни было, бесполезно. Она никогда не выглядела иначе, чем на все сто, это еще одна правда. Проходит минута молчания, возможно, если она смягчится, то неприятность оставит ее в покое. “Хорошо. С этого момента, однако, вам запрещено входить в мой кабинет”. “Конечно, конечно, я запомню это”. Харуэ спрыгивает со стола и направляется к двери. “Увидимся завтра, Кохару”. Кохару кивает, но сомневается, что это последний раз, когда ее так беспокоят. Она ждет и, когда ситуация проясняется, возвращается к своему компьютеру и снова подключает его. Когда синий свет снова наполняет комнату, она смахивает цветочные головки рукой в рукаве и принимается за свою работу. Видео начинается. “Значит, это включено?” “Да, но никто не смотрит”.