Odi et amo

Ожидание встречи с Мартином становилось тем невыносимее, чем меньше времени до неё оставалось. Последние часы пятничной смены даже несмотря на плотную запись тянулись мучительно долго и с последнего приёма Расмус практически бежал в раздевалку - его, как бездомную собаку, вперёд гнал голод, но куда более мрачный и глубокий, нежели физический. Дежурно отказав Ивару в походе в бар в честь их совпавших выходных и попрощавшись с коллегами, альфа первым покинул клинику и выдвинулся в ресторан, чтобы забрать ужин на двоих - заявляться с пустыми руками после долгого перерыва, перемежающегося периодами открытого игнорирования, даже для него казалось чересчур. Мартин жил недалеко от аэропорта. Город бесконечно расширялся и то, что раньше было отдельным посёлком в его подбрюшье, стало в итоге одним из районов, пусть и весьма отдалённым. Расмусу нравилось приезжать самому в том числе потому, что в этом захолустье шанса быть опознанным практически не оставалось и можно было позволить себе невозможную роскошь не прятаться даже на улице. Альфа отключил фильтр, как только выехал из ресторана, и дал волю чувствам - машина наполнилась жгучей хвойной дымкой со сладковатой ореховой ноткой, пропитывая одежду, волосы, обивку салона. Мартин любит, когда он пахнет собой заранее. Машина была оставлена прямо во дворе - погода стояла ясная, снега в ближайшие сутки не ожидалось, а значит, можно было не переплачивать за гостевое место на крытой парковке. На нужном этаже ноги сами понесли парня к знакомой квартире, он бы нашёл путь сюда и с закрытыми глазами, и вывезенным на другой конец города. — Привет, — Мартин тепло улыбнулся стоящему на пороге гостю. На нём был домашний серый комплект. Ростом почти с Расмуса, он был однако плотнее и шире в плечах, а занятия в зале лишь сильнее подчёркивали природную композицию тела. Каштановые волосы, уложенные с утра перед работой, слегка растрепались, волнистая прядь упала на лоб. Он подался навстречу Расмусу, но осёкся и отступил, пропуская его внутрь. Парень усмехнулся и вдохнул шлейф морской соли, исходивший от кожи Мартина. Альфы старой формации обычно терпеть не могли запахи друг друга - доминантность в них представлялась угрозой и вызовом. Но от Мартина не исходило ни того, ни другого, несмотря на легко определяемый вторичный пол. Феромон был таким же осторожным, как его носитель, и Расмусу потребовалось время, чтобы начать различать в нём свойственные смене настроения нотки. Только сейчас мягкий ветивер дошёл до его носа и сомнений в испытываемых смутившимся альфой эмоциях не оставалось. Расмус передал бумажные пакеты с едой и вином хозяину дома и, склонившись к его уху, тихо произнёс слово, которое одно из его уст было самым ценным подарком: — Можно. Удивленное выражение лица Мартина было красноречивее любых слов, он поднял золотистые глаза на брюнета и спустя мгновение аккуратно коснулся его губ своими. От него требовался лишь первый шаг, дальнейший контроль альфа полностью забрал себе, притянув мужчину за шею и бестактно углубляя поцелуй. Язык Расмуса собственнически вторгся в чужой рот, из которого вырвался тихий стон. Мартин сдавался ему без боя - брюнет застал его врасплох. — Что на тебя нашло? — он прошептал Расмусу в губы, стараясь отдышаться. — Соскучился, — отстраняясь и наконец проходя в гостиную. Мартин сощурился и демонстративно принюхался. — Это я чувствую, только не могу припомнить, когда такое случалось в последний раз. — А это имеет значение? — Расмус стянул толстовку через голову и бросил её на кресло. Ответ был известен обоим и потому не стоил того, чтобы быть озвученным. Мартин бы многое отдал, чтобы так встречать его с работы каждый вечер. Его апартаменты были полной противоположностью квартире Расмуса - уютные, подсвеченные тёплой светодиодной лентой по периметру потолка, с объемными шторами и ярким ковром в центре гостиной. Казалось, Мартин старался воссоздать фотографию из каталога IKEA - деревянная мебель в светлых тонах, белая скандинавская кухня, море текстиля и маленьких милых деталей, создающих атмосферу пряничного домика. Расмус в этом интерьере смотрелся чужеродным чёрным пятном и даже белая футболка, оказавшаяся сегодня на нём под худи, не спасала ситуацию. — Как дела на работе?— шатен раскладывал принесённые салаты и стейки по тарелкам, пока гость открывал вино и разливал по фужерам. — Тебе длинную версию с анатомическими подробностями или краткое саммари в привычном тебе менеджерском стиле? — Расмус поймал языком скатывающуюся по горлышку бутылки бордовую каплю. — Ради того, чтобы подольше послушать твой голос, я готов выдержать и час ветеринарных терминов. Расмус не врал Ари, когда говорил, что остаётся с Мартином максимально честным, но и тот был с партнёром не менее открытым и не стеснялся показывать свою привязанность, даже не получая на неё равного по силе отклика. Определённую долю дискомфорта эта асимметричность доставляла обоим, но и потребности каждого из альф закрывались в этих отношениях достаточно, чтобы продолжать их поддерживать. За ужином Рен и правда в красках описал Мартину свои последние недели, отдельно остановившись на своей новой головной боли. Когда дело касалось Кая, это выражение переставало иметь фигуральное значение. — Нет, Расмус, ты к нему несправедлив! — Мартин залился смехом, когда врач закончил свою тираду эпизодом с катетером. — Ты предвзят и немотивированно жесток к нему. Видишь, чего ты добился, даже мне жалко этого несчастного мальчишку! — Да вы все сговорились! Ты, Ари, Ивар - все вы чёртовы любители омег! Ладно эти двое, им вроде как положено быть на стороне победителей, но от тебя такого предательства я не ожидал. — Кто-то должен возвращать тебя в реальность, — не отрывая глаз от Расмуса, альфа сделал глоток и облизнулся. Брюнет хмыкнул и встал, чтобы убрать со стола. Послышался шум воды - гость сегодня был невероятно обходителен. Мартин допивал бутылку в одиночестве, когда на его плечи неожиданно опустились чужие ладони. — Ты действительно думаешь, что я прихожу сюда, чтобы меня возвращали в реальность? От обманчиво спокойного тона у Мартина вдоль позвоночника пробежали мурашки, но он слишком хорошо знал правила этой игры, чтобы их источником был страх. Он осушил фужер и прижался затылком к животу Расмуса. В образовавшейся тишине отчётливо было слышно, как сократились приводы в жёстких пальцах, ощутимо сжав левое плечо альфы. — Ты приходишь, чтобы быть собой, — он поднял голову, встречаясь взглядом с непроницаемыми тёмными радужками. Ветивер лёгкой дымкой окутал руки , поднялся к шее и наконец достиг обонятельных рецепторов Расмуса, пьяня и вытравливая из сознания остатки сдержанности. Он наклонился и впился поцелуем в призывно приоткрытый рот Мартина, а ладонь переместилась на шею, ложась на кадык альфы плотным ошейником. Большой и указательный пальцы распором подняли углы челюсти, фиксируя голову в неудобном запрокинутом положении. Власть, которую Мартин вверял в его руки, развращала абсолютно. Расмус не давал ему вдохнуть, забирая себе в требовательном укусе даже воздух и заменяя его пряной кардамоновой пудрой, которая словно металлическая стружка царапала лёгкие. Альфа вцепился в скрытое карбоновым чехлом предплечье, сжимающее его шею. Брюнет резко разорвал поцелуй и потянул наверх, ставя Мартина на ноги и разворачивая к себе лицом. Стул, на котором тот сидел, покачнулся. — Таким? — он ослабил хватку достаточно лишь для того, чтобы мужчина не задохнулся и смог ответить. Скорость, с которой Рен переключался с демонстрации социальной маски на почти пугающую жёсткость, была одной из тех вещей, которые кружили Мартину голову, толкая на безрассудные провокации. Его припухшие губы растянулись в блаженной и одновременно наглой ухмылке. — Мы оба знаем, что это только демонстрация. От столь откровенного приглашения пальцы на горле Мартина разжались, позволяя ему сделать шаг в сторону спальни. Альфа не смел отвести взгляд от Расмуса, как если бы за ним по пятам ступала пантера, готовая вцепиться в свою добычу, стоит показать ей спину. Шатен медленно опустился на край кровати и за эту нерасторопность был мгновенно наказан - Расмус придвинулся в нему вплотную, грубо раздвинув ноги коленом. Подхватив альфу за подбородок, он задрал его лицо, чтобы тот лишь боковым зрением мог видеть, как протез быстро расстегнул пуговицу на свободных чёрных джинсах и спустил их вниз вместе с боксерами, освобождая аккуратный член, качнувшийся в опасной близости от лица Мартина. Расмус отпустил мужчину и предоставил ему самому выбрать мгновение, с которого у него не будет пути назад. Облизнув пересохшие губы, Мартин положил ладони на бёдра альфы и с неуместной нежностью провёл вверх до пресса, скрываемого футболкой, прежде чем всё-таки коснуться кончиком языка головки и собрать им первую каплю смазки. Вдох над его головой перешёл в тихий стон, когда Мартин сомкнул губы и плотным кольцом проскользил по стволу до основания, смачивая его слюной. На каждом движении он очерчивал языком головку, как будто случайно касаясь уретры кончиком, а после пропускал член в расслабленное горло, на секунду дольше необходимого прижимаясь носом к гладко выбритому паху. Расмус сгрёб волосы альфы в кулак, но лишь двигал им в такт Мартину, который не нуждался в указаниях, точно зная, какой ритм ему нравится больше всего. Сумрак спальни и молочная кожа Расмуса придавали ему в затуманенном разуме альфы сходство с мраморной скульптурой греческого бога, которому он прямо сейчас самозабвенно отсасывал, и от этой мысли и без того болезненное возбуждение внизу живота затянулось в новый тугой узел. Как будто прочитав мысли Мартина, Расмус стянул футболку, обнажая подтянутый торс с переплетениями тёмных полос на груди и животе. Когда его член в очередной раз сжала горячая теснота горла любовника, Расмус не позволил отстраниться до тех пор, пока протестующее мычание Мартина не разошлось вибрацией по всей длине, стимулируя головку почти мучительно интенсивно. Выступившие в уголках медовых глаз слёзы оставили мокрые дорожки на щеках, тут же стёртые серым свитшотом, который Расмус грубо стянул с шатена и толкнул на спину, нависая над ним, снова лишая свободы движений. В глазах Мартина не были и тени страха, только возмущение от того, что его оторвали от любимого занятия. Брюнет припал в раскрасневшимся губам и смочил слюной свежую трещинку на них. Он целовался исступлённо, властно, будто вытравливая из любовника нежность, которой он несмотря ни на что его одаривал. Альфа под ним обнял Расмуса за плечи, стараясь притянуть к себе, но тот продолжал держаться на весу, оттягивая момент контакта кожа к коже. Черные волосы щекотно мазнули Мартина по щеке, когда Расмус оторвался от его истерзанного рта и прикусил жилку на шее, оставляя явно читающиеся углубления от зубов. Шатен зашипел и сдавленно усмехнулся - запах брюнета въедался в кожу и даже вдыхать его было равносильно приёму обезболивающего. Он мог бы скинуть альфу с себя одним пинком, поскольку в силе и весе его явно превосходил, но такого желания никогда не возникало не в последнюю очередь из-за силы феромона, который буквально ломал волю восприимчивых к нему особей. И Мартин, на удачу их обоих, был одним из них. Расмус провел ладонью по его животу, ныряя пальцами под пояс штанов и кладя руку на пах через бельё, от чего шатен призывно выгнулся. Его ногти впились в затылок альфы, когда тот наконец оттянул резинку боксеров и коснулся влажного члена, размазывая смазку по головке. Расширившиеся от темноты и возбуждения зрачки заполнили радужки Расмуса почти полностью, отчего Мартину казалось, что он вглядывается в бездну. Перегнувшись через него, брюнет дотянулся до тумбочки блеснувшими в луче фонаря пальцами, наощупь находя в ящике презервативы и смазку - для этого отточенного движения хватало и половины чувствительности. Он освободился от остатков одежды и вытряхнул Мартина из домашних штанов, пододвигая его ближе к изголовью. Колено Расмуса оказалось поставленным вплотную к мошонке альфы, усиливая ощущение уязвимости от раскрытой позы, в которую брюнет его поместил. Фольгированная упаковка полетела на пол, а выпавший из неё презерватив был раскатан по неживому пальцу, на который Расмус щедро выдавил вязкую смазку. Мартин не шевелился и будто даже не дышал. Его древесный теплый запах полностью вытеснил базовую ноту морской соли, погружая своего владельца в предтрансовое состояние. Расмус прижался щекой к его колену и сощурившись приставил прохладный палец к расслабленному анусу, проскальзывая внутрь на одну фалангу. Шатен инстинктивно дёрнулся от неожиданности и холода, но альфа удержал его свободной рукой и продолжил настойчиво раздвигать горячие стенки, как если бы проводил хирургическую операцию, не терпящую возражений. С губ Мартина слетел молящий стон, он попытался качнуть бедрами навстречу растягивающему его пальцу, к которому быстро присоединился второй, но Расмус отвёл кисть назад, лишая любовника и без того недостаточной наполненности. Самовольство было немедленно наказано, когда брюнет несколько раз издевательски медленно ввёл пальцы, разводя и перекручивая их между собой и ощущая через рецепторы протеза степень расслабления мышц вокруг них. — Садист ебучий, — Мартин рвано выдохнул и запрокинул голову, пряча лицо в подушку. Средний палец ощутимо прошёлся по бугорку простаты. По бёдрам Мартина пробежала крупная дрожь, он закусил ладонь, чтобы не застонать в голос. — Я даже не старался. Пока, — нарочито лениво возразил Расмус, вздёрнув подбородок. Он откинул использованный презерватив на пол и медленно раскатал новый на своём члене, продлевая для Мартина пытку ожиданием и неловкостью, сам не испытывая ни тени смущения. Физическая жестокость альфы не шла ни в какое сравнение с психологическим насилием, которое он практиковал со своим любовником с полного согласия последнего. Наклонившись к Мартину вплотную и почти позволив коснуться своих губ, Расмус в последний момент увернулся и направил головку внутрь, тут же ощущая разгорячённый выдох облегчения прямо в лицо. Рен погрузился на половину длины, раздвигая податливые стенки, когда альфа под ним в нетерпении снова попытался насадиться глубже, воспользовавшись предоставленной ему свободой. Раньше, чем Мартин успел почувствовать дискомфорт от резкого проникновения, пальцы, запускаемые кибернетическими приводами, уже сомкнулись на его шее и пережали сосуд, бьющийся под кожей. — Нетерпеливый идиот, — Расмус опалил ухо Мартина раздражённым шёпотом и прикусил мочку. — Если ты думаешь, что я горю желанием тебя зашивать, то ты сильно ошибаешься. — Мне уже всё равно, — затравленно прошипел шатен, не предпринимая даже попыток освободиться из захвата. В голове начало приятно шуметь. Расмус выскользнул из него почти до конца, чтобы при следующей невыносимо плавной фрикции толкнуться немного глубже, а потом ещё и ещё, пока наконец не почувствовать исходящее от кожи Мартина тепло на своих бёдрах. Только тогда Рен выпустил любовника из мёртвой хватки, давая крови снова свободно поступать в мозг. Расмус расслабленно выдохнул, ощутив, насколько слабо мышцы альфы сжимают его член - несмотря на угрозы травмирование партнёра в его планы никогда не входило. На пробу качнув бёдрами, он зажмурился от резкой стимуляции - на то, чтобы растянуть Мартина как следует, ушло всё его самообладание и напряжение, накопившееся до предела под действием смеси их феромонов, болезненно требовало разрядки. — Вот теперь, — Расмус шире развёл колени шатена и прижал шатена своим весом к кровати, опуская своё лицо вплотную к его. — Можно. В этом коротком миге концентрировался весь смысл пытки, которую Рен повторял в разных вариациях почти в каждый их секс, доводя Мартина до полуобморочного состояния, когда тяга к долгожданной наполненности и слиянию трансформировалось в нездоровую одержимость. Он запустил пальцы в черные волосы Расмуса, притягивая в себе и прижимаясь искусанными губами. Поцелуй Мартина, опьяневшего от желания, развязный и влажный. Расмус впускает его язык в свой рот, переплетает со своим, всё ещё ощущая на нём легкий привкус вина, и начинает двигаться, сначала размашисто, а после всё резче и быстрее, вбивая Мартина в кровать и смешивая их голоса в поцелуе. Альфа бесстыдно подмахивает бёдрами, выгибается навстречу, стараясь теснее прижаться к нему грудью. Его руки беспорядочно блуждают по татуированной спине, ища опору, и не найдя её, опускаются на талию, ногти впиваются в чёрные полосы по бокам, когда Расмус начинает безошибочно проезжаться по передней стенке. Мартин сдаётся и отворачивает лицо, из его лёгких рвутся скулящие стоны, оглушая и подстёгивая альфу. Он грубо накрывает губы Мартина ладонью, силой заставляя того замолчать, припадает к его шее, всасывает солоноватую кожу и смыкает зубы, оставляя цепочку быстро багровеющих следов. Ощущения захлёстывают Мартина штормовой волной, продолжительный оргазм приходит неожиданно, расходясь от паха до кончиков пальцев и наконец ударяя в голову. Его мышцы неконтролируемо сокращаются вокруг члена Расмуса, зажимая его внутри, и брюнет с глухим рычанием кончает за несколько рваных движений, уперевшись мокрым лбом в плечо стремительно расслабляющегося шатена. Тот успевает поцеловать его в висок, но на большее сил не остаётся и Мартин готов заснуть прямо с членом Расмуса внутри, более того - он бы очень этого хотел даже несмотря на безумие такой затеи. Отдышавшись Мартин наощупь находит его левую руку и сжимает, как настоящую. — Я рад, что ты решил носить мой подарок, — сонно шепчет он, касаясь тонкой полоски металла на среднем пальце. — Оно красивое, — Расмус обнял уткнувшегося ему в шею альфу, который почти сразу же засопел, убаюкиваемый мягким запахом кедра. — И удобное. Альфа не был уверен, что говорит о кольце, но эти слова всё равно уже не достигли сознания Мартина, растворившись в ночной тени спальни. Как всегда, брюнет остаётся на нём лишь до момента, пока его дыхание не выравнивается, а кровь не перестаёт колотить в ушах. Перекатившись на кровать и умиротворённо вздохнув, мужчина прислушивался к дыханию рядом, к завыванию ветра и белому шуму, который сам собой возникал в стенах квартиры из гула холодильника на кухне, шуршания в трубах и перекрытиях. Приятное опустошение расслабило мышцы, пусть на одну ночь, пусть только сейчас, но он был собой до конца. Расмус аккуратно отодвинулся от Мартина, накрывая его краем одеяла, и уже собирался выйти в ванную, когда тот невесомо коснулся его спины: — Я люблю тебя. Пора было привыкнуть, отринуть всё человеческое и начать воспринимать это признание, как должное, но в груди всё равно что-то до боли сжималось, и Расмусу не надо было даже поворачиваться к любовнику, чтобы знать, как тот сейчас смотрит альфе в затылок, с наивной преданностью ожидая ответа, который ему никогда не суждено услышать. Снова хотелось нагрубить, заткнуть так, чтобы даже мысли повторять эти слова у него не возникало, но вместо этого брюнет не глядя сжал его пальцы и тихо произнёс: — Отдыхай. Я ненадолго. В домашних штанах Мартина на голое тело Расмус прошёл в ванную и почти залпом выпил два стакана воды - вино начинало сушить. Умыв лицо и зачесав мокрые волосы назад, альфа вышел на балкон, голую грудь тут же обожгло морозным ветром, но губы Расмуса тронула неожиданно мягкая усмешка. Он хотел почувствовать, как мелкие ледяные мушки царапают щёки, а тело начинает бить дрожь по мере того, как тепло из него беспощадно высасывает молодая полярная ночь, и получал эти ощущения в избытке. Брюнет запрокинул голову и выпустил клубок пара. Звёзд нет, лишь сигнальные огни садящихся и взлетающих самолётов. Если бы Расмус курил, сейчас был бы самый удачный момент, чтобы прикончить пару сигарет подряд. Он нашёл Мартина крепко спящим и зарывшимся в подушки. Нырнув под одеяло за его спиной, Расмус сначала лежал поодаль, чтобы случайно не разбудить его ледяным прикосновением, а когда отогрелся, притянул к себе обмякшее тело шатена и уткнулся ему в загривок. Солоноватый запах Мартина не раздражал, не забивал его собственный феромон, его можно было вдыхать часами и и не почувствовать усталости. Расмус засыпал, всё заторможеннее поглаживая живот альфы. “Ты этого не заслужил.” И в сущности плевать, к кому была обращена эта мысль - она всё равно продолжала иметь смысл.