When I Fade, Keep Me in Your Memory

В первый раз, когда Нил исчез, ему было пять. По правде говоря, он не помнил точно, как это произошло, а то, что он помнил, вероятно, было больше связано с тем, что ему рассказала мать. Однако он помнил крики, и то, как бешено колотилось его сердце, и как вспотели ладони, и как весь мир сжался до одного простого, ставшего привычным понятия: опасность. Это всегда было связано с опасностью. Мать рассказала ему, что это была осенняя ночь. Снаружи завывал ветер. Он спустился из своей комнаты за стаканом воды – и там, у подножия лестницы, стоял его отец. Он только что поднялся из подвала, и его руки были покрыты чем-то слишком темным, чтобы Нил мог определить на тот момент. Должно быть, у него было странное выражение лица, потому что Нил остановился на полпути вниз по лестнице. — Возвращайся наверх, Натаниэль, — рявкнул на него отец, вытирая ладони друг о друга. — Но я хочу пить, — сказал Нил. Его отец сделал шаг в его сторону, а Нил отступил на шаг назад, и звук, как будто кто-то прочистил горло, заставил его поднять глаза. На верхней лестнице стояла его мать. — Давай, Натаниэль. Пойдем обратно в кровать. — Что происходит? Тогда он еще не знал, что спрашивать нельзя. — Ничего, милый, — сказала его мать. Она протянула к нему руку, как будто пыталась схватить его, не опускаясь. Нил посмотрел на нее, а потом снова перевел взгляд на своего отца, и он вспомнил, как у него было то сильное, настойчивое чувство, что что-то ужасно не так. Конечно, теперь он знал, что это было. У его отца была компания в подвале, и Нил был просто помехой. Досадная помеха, которая должна была стать залогом. Потому что в следующее мгновение ночь превратилась в хаос. Входная дверь дома была выломана, и раздались выстрелы и крики, эхом отражавшиеся от стен вокруг него, и был тот единственный момент, когда всё – и под этим Нил подразумевал абсолютно всё – остановилось. Мгновение. Мужчина. Пистолет. Это сработало; его мать закричала; и Нил исчез. Именно так. Штукатурка отвалилась от стены прямо у него за спиной, когда в нее попала пуля, и он вспомнил, как его мать выкрикивала его имя или просто кричала, и он вспомнил, как приложил руку к собственной груди и вообще ничего не почувствовал. Целая куча пустоты. Или, возможно, он просто заполнял пробелы в поблекшей памяти недавними впечатлениями. В конце концов, он уже привык к этому. Оцепенение. Отсутствие контакта. Его мать сбежала вниз по лестнице, потянувшись к тому месту, где только что стоял Нил, только для того, чтобы ее руки прошли сквозь него. Она не могла ни видеть его, ни прикоснуться к нему, и когда Нил в ужасе попытался дотянуться до нее, его пальцы ни за что не ухватились. Он вернулся через несколько часов чистой паники, и мать не отпускала его до конца ночи. Это случилось снова, когда ему было семь. А еще потом, когда ему было восемь. Сейчас, в девятнадцать лет, Нил сказал бы, что он довольно хорошо контролировал свое исчезновение. Он обнаружил, что охота его отца на него была прекрасным стимулом для страха. Однако для его матери это никогда не было достаточно хорошо. Она обучила его по-своему. Вот почему сейчас, идя по улице в полном одиночестве со своей спортивной сумкой, перекинутой через плечо, он мог просто щелкнуть пальцами и исчезнуть. Двое мужчин, которые следили за ним, бросились бежать, думая, что потеряли его; Нил быстро отступил в сторону, чтобы они не пробежали прямо по нему – ему никогда не нравилось это ощущение – и с вялым любопытством наблюдал, как они начали осматривать улицу, пытаясь найти их исчезнувшую цель. Они не смогут. Никто никогда не находил его, когда он был в таком состоянии. Он развернулся и зашагал в противоположном направлении, пользуясь возможностью увеличить расстояние между собой и мужчинами. Единственное, что ему никогда не нравилось в исчезновении, – это неопределенность. Как только он исчезал, ему приходилось удаляться подальше, потому что он никогда не мог сказать, сколько времени пройдет, прежде чем он снова появится. Он пытался тренировать этот аспект, пытался взять его под контроль. Но по какой-то причине он просто не мог этого сделать. Он исчезал по своей воле, но появление было похоже на лотерею – если ему везло, он появлялся после того, как опасность миновала, но до того, как начинал слишком голодать. Если ему не повезет, он появится через несколько дней, полумертвый и неспособный бежать. И если ему действительно не повезет, он появится снова, пока люди его отца все еще будут там. Сегодня… Черт возьми, сегодня, по-видимому, ему достался короткий конец палки, потому что не прошло и пяти минут, как он услышал восклицания позади себя. Он оглянулся через плечо, чтобы увидеть двух мужчин, бегущих к нему, и не нуждался в большем стимуле, чем этот, чтобы сорваться с места и резко пересечь улицу в надежде, что проезжающие машины замедлят его преследователей. Ему просто нужно было избежать встречи с ними на несколько минут – тогда он смог бы снова исчезнуть и свалить к чертовой матери из этого города. Однако у вселенной, казалось, были другие планы, потому что, как только он перешел на другую сторону улицы, он увидел, что к нему приближаются еще двое мужчин. Нил дико огляделся по сторонам, пытаясь понять, пропустил ли он еще кого-нибудь – он так не думал – и увернулся от рук того, кто пытался схватить его, прямо в объятия другого. Он боролся вслепую, отчаянно пытаясь высвободиться или хотя бы освободиться от удерживающих его рук, когда все сместилось, и руки прошли прямо сквозь него, вызвав удивленный вздох. Нил отполз в сторону, как следует подобрал под себя ноги и снова бросился бежать по улице, надеясь, что он не вернется мгновенно обратно. Когда Нил начал задыхаться, а его преследователи все еще каким-то образом не оторвались от его хвоста, он поймал себя на том, что лихорадочно ищет что-нибудь с надписью "закрыто", куда он мог бы зайти, чтобы отделаться от них. Видимый или нет, им и в голову не придет искать его в месте, куда они не смогут попасть. Если ему повезет, он сможет отсидеться в одном из этих закрытых магазинов до утра, а потом, когда на границе будет чисто, сбежать из города. Нил быстро прошел через дверь магазина, остановившись, чтобы перевести дыхание, оказавшись внутри. Он бы прислонился спиной к двери, если бы из-за этого не провалился; а так ему не на что было опереться, кроме как на самого себя. — Разве ты не видел вывеску? Мы закрыты. Нил застыл, устремив взгляд на невысокого светловолосого парня, прислонившегося к стойке и просматривающего записи, не удостоив Нила даже взглядом. Нил незаметно прислонил руку к двери, не почувствовав никакого контакта. Он ничего не сказал, подумав, что, возможно, ему показалось, что к нему обращаются. Но потом парень оторвал взгляд от записей и посмотрел прямо на Нила. — Ты не только слепой, но и глухой? Нилу показалось, что его сердце, возможно, перестало биться. Это было совершенно невозможно. — Я, э-э… — голос Нила прозвучал хрипло, и только старый добрый здравый смысл помешал ему сказать ты меня видишь? вслух. Такого рода вопросы заставляют людей думать, что ты сумасшедший. Вместо этого он огляделся и обнаружил, что зашел в цветочный магазин. — Мне нужны цветы. — Исчезни. Мы открываемся утром. Нил моргнул. — Ты всегда так приветлив со своими клиентами? — Зависит от покупателя, — сказал парень. Он долго и пристально смотрел на Нила, затем расправил листки и встал за прилавок, чтобы запихнуть их в кассовый аппарат. — Какие цветы тебе нужны? Это был хороший вопрос. — Я не знаю. Парень приподнял бровь, глядя на него. — Ты не знаешь. — Я не очень разбираюсь в цветах, — признался Нил. Он также не планировал ничего покупать, но теперь догадался, что собирается это сделать. Если бы ему удалось отскочить назад, чтобы действительно купить их, он бы это сделал, — Что бы ты порекомендовал? — Зависит от случая, — сказал парень. От случая. По какому случаю приносили цветы? Нил не знал; откуда ему было знать? — Я не знаю. Парень закрыл кассовый аппарат и прислонился к прилавку, положив на него предплечья и сцепив ладони, пристально глядя на Нила. — Тебе нужны цветы, но ты не знаешь, какие цветы тебе нужны и для чего они тебе нужны. Нил провел рукой по губам. — Нет? — Тогда что ты здесь делаешь? Бегу, спасая свою жизнь, подумал Нил. — Я же говорил тебе. Мне нужны цветы. — Вот что я тебе скажу, — сказал парень. — Возвращайся утром с ложью получше, и я посмотрю, что я могу для тебя сделать. Нил моргнул, глядя на него, на секунду не находя слов. Затем его уши уловили звук чьего-то приближения – из другой комнаты – и он напрягся, устремив взгляд в том направлении. — Эндрю? — раздался чей-то голос. — С кем ты разговариваешь? Парень – Эндрю – тоже посмотрел в ту сторону, и Нил воспользовался тем, что его отвлекли, чтобы незамеченным пройти через дверь и выйти из цветочного магазина. К тому времени, когда Эндрю оглянулся туда, где он стоял, Нил был уже на полпути через улицу с намерением никогда не оглядываться назад, а тем более возвращаться. Это было плохо. Это было о, так невероятно плохо. Такого с ним раньше никогда не случалось. Никто никогда не видел его, когда его там не было. Это была единственная причина, по которой он когда-либо чувствовал себя комфортно в бегах, почему он мог позволить себе время от времени делать передышку. Если этот парень мог видеть его, то сколько еще могли? Что, если его способности колебались? Что, если… Нилу нужно было уйти, типа, прямо сейчас. Он не мог рисковать такими дырами в своей броне. Он обследовал следующие несколько кварталов, пытаясь найти место, где он мог бы провести ночь незамеченным. В какой-то момент он снова появился. К счастью, он не встретил никого знакомого, подозрительного или пытавшегося схватить его – поэтому он не высовывался, держался подальше от уличных фонарей и в конце концов занял скамейку в каком-то укромном уголке парка. Сегодня ночью было не очень холодно, и он предпочел бы спать на улице, чем рисковать еще одной неудачной встречей. Утром, сказал он себе, его здесь не будет. Двигайся дальше и забудь о том, что произошло. Может быть, все это было просто большим, странным совпадением. Было бы лучше, если бы он не зацикливался на этом.

***

Утром Нил вернулся в цветочный магазин. Он не знал, зачем он это сделал. Не то чтобы ему были нужны цветы; единственное, в чем он не солгал этому парню Эндрю, так это в том, что он не очень разбирался в цветах. С его образом жизни могло быть и не такое. И все же, вопреки всем своим инстинктам, а затем и некоторым другим мыслям, он обнаружил, войдя утром в цветочный магазин, Эндрю, стоящего за прилавком, прислонившись к нему и уткнувшись носом в книгу. Нил слегка повернул голову, пытаясь прочитать, что написано на обложке, но Эндрю поймал его взгляд прежде, чем он успел прочитать название. — Это снова ты. Нил неловко кивнул. — Мне нужны цветы. Эндрю перевернул страницу, на которой был, и закрыл книгу, держа ее вертикально и опершись подбородком на руку, которая прикрывала верхнюю часть книги. — Ничем не могу помочь. — Это цветочный магазин, — сказал Нил. — Острая дедукция. Нил бросил на него равнодушный взгляд. — Мне нужны цветы для свидания. — И сюжет усложняется, — сказал Эндрю, позволяя книге упасть плашмя на прилавок и выпрямляясь. — Кто этот воображаемый счастливчик? — Эй, я это не выдумал, — запротестовал Нил, и это прозвучало более убедительно, чем он имел на это право. — Мне действительно нужны цветы. Эндрю со всей серьезностью кивнул, обошел прилавок и направился в другой конец магазина, который был совсем не большим. Нил, после минутного колебания, последовал за ним и оглядел с ног до головы высокую полку, уставленную различными видами ярко цветущих цветочных горшков, пакетиками с семенами, приколотыми к дереву. — Насколько серьезно ты к этому относишься? — К чему? — рассеянно спросил Нил. Он был занят разглядыванием цветов. Они были разноцветными, их было много, и выглядели освежающе здоровыми; он подумал, что, возможно, впервые по-настоящему смотрит на цветок, не говоря уже о букете из них. Они были довольно симпатичными, подумал он. Жаль, что на самом деле ему это было не нужно. Он повернулся, увидел, что Эндрю смотрит на него, и нахмурился. — Что? — Насколько ты серьезен? — повторил Эндрю. — Насчет твоего свидания. — О, — сказал Нил, прикусив губу. — Я пока не знаю. — Тогда маргаритки – они хороши для начала, — сказал ему Эндрю. Нил еще раз осмотрел полку перед собой, прежде чем снова обратить пытливый взгляд на Эндрю. — Что это из них? Выражение лица Эндрю сменилось чем-то вроде немого изумления, прежде чем стало безразличным. — Ты не шутил, когда сказал, что мало что знаешь о цветах. — Что, ты думал, я лгу? — ответил Нил, слегка нахально улыбнувшись, прежде чем спохватиться и отбросить это. — Серьезно, которые из них маргаритки? Эндрю приподнялся на цыпочки, чтобы дотянуться до одной из верхних полок, вытащил цветок из горшка и снова оказался на уровне глаз Нила. Он поднял ее, и головка маргаритки наклонилась к Нилу, идеально белые лепестки были похожи на росчерки облаков вокруг желтой сердцевины. Нил взял сорванный цветок и осмотрел его. — Это красиво. — Это основа, — сказал Эндрю. — А что не так? Эндрю долго изучал его, прежде чем развернуться и отойти от Нила к стойке. Нил посмотрел ему вслед с маргариткой в руке; Эндрю обошел прилавок и вытащил из-под него рулон бежевой ленты, положил его перед собой и достал из кармана маленькие ножницы. — Дай мне этот цветочный горшок. Нил посмотрел на полку с маргаритками, прежде чем засунуть подаренную ему маргаритку между джинсами и ремнем и протянуть руку, чтобы снять цветочный горшок. Ему не нужны были эти цветы, и он не хотел платить за них только для того, чтобы потом выбросить, но он поймал себя на том, что воспринимает происходящее так, как будто все это совершенно естественно. Обычный день в бегах – утром покупаешь букет цветов, ночью уворачиваешься от ножей. Это была пустая трата маргариток, подумал он. Он поставил цветочный горшок на прилавок между собой и Эндрю и наблюдал, как Эндрю ловко срезал несколько стеблей, перевязывая их лентой. — Так подойдет? — Конечно, — сказал Нил. Эндрю положил только что собранный букет на прилавок, прежде чем снова посмотреть на Нила. — С тебя тридцать баксов. Нил моргнул, глядя на него. — Там около десяти цветов. — Мне жаль маргаритки, — ответил Эндрю, облокачиваясь локтем на прилавок. — Учитывая, что ты выбросишь их, как только выйдешь отсюда. Нил открыл рот, чтобы возразить, но Эндрю бросил на него понимающий взгляд, и слова прозвучали менее убедительно, чем он намеревался. — У меня действительно назначено свидание. — Для того, у кого изо рта вылетает только ложь, у тебя это действительно плохо получается, — сказал Эндрю. — Я не собираюсь покупать десять цветов за тридцать баксов, — настаивал Нил, делая вид, что не слышал замечания Эндрю. Он был замечательным лжецом, большое вам спасибо. — Это практически кража. — Тогда никакой сделки. — Пятнадцать, — сказал Нил. — Двадцать, — ответил Эндрю. — Если ты их не выбросишь. Нил нахмурился. — Что мне с ними делать? — Найди себе пару, — сказал Эндрю. Нил остановился, прикусил губу и опустил голову. Да, ему это с рук не сойдет. Не сегодня. — У меня действительно назначено свидание, — все еще говорил он. Затем он вытащил бумажник и протянул Эндрю двадцать баксов; Эндрю положил их в кассовый аппарат, взял выпавший чек, скомкал его, не предлагая, и выбросил в мусорное ведро. Совершенно монотонным голосом, глядя Нилу прямо в глаза, он сказал: — Спасибо за покупку. Нил взял свои десять маргариток. Когда он повернулся, чтобы выйти из магазина, он заметил, как Эндрю отсалютовал ему двумя пальцами, что, как предположил Нил, было своего рода шутливым прощанием. Нил закатил глаза и, уходя, позаботился о том, чтобы захлопнуть за собой дверь. В конце концов он положил маргаритки в свою спортивную сумку, потому что на самом деле было бы стыдно их выбрасывать.

***

Нил сел на край тротуара, поставив свою спортивную сумку на землю рядом с собой. Поразмыслив несколько мгновений, он достал свой букет маргариток и внимательно его изучил. Цветы уже сморщились, сумка не принесла им никакой пользы, но, проведя кончиками пальцев по лепесткам, он все еще ощущал их мягкость. Он поднес их к носу, обнаружив, что у них не особенно приятный запах, да и вообще они почти не пахнут. Они просто хорошо выглядели. Красиво и просто. И мило. Он позволил им задержаться там, касаясь его губ, и подумал о том, каково это на ощупь. Обычно он не был склонен зацикливаться на чувствах, когда они были не того рода, которые ему нужно было ощущать, не того типа, который означал опасность. Он очень отчетливо помнил, что чувствовал, когда его мать, бывало, дергала его за волосы, когда сердилась на него; тянула за кожу головы; кожа стягивалась, покалывала, а затем причиняла боль. Люди к нему не прикасались. В конце концов, в тот самый день, когда она умерла, на самом деле, Нил вырос и понял, что в таком мире, как этот, он ничего особенного из себя не представлял. Никто не знал его, никто не знал о нем, и те, кто искал его, делали это только для того, чтобы убедиться, что он перестанет дышать. Он был незавершенным делом, сделкой, которую нужно было уладить, призраком, блуждающим среди людей, которые жили своей жизнью. Как только его выслеживали, он исчезал; как только кто-нибудь протягивал руку, чтобы ударить, он исчезал; как только кто-нибудь хотел дотронуться, он исчезал, и никто больше не мог прикоснуться к нему. Нилу не то чтобы не нравился такой расклад. Это была приличная серая зона, золотая середина, которую он мог принять; это была небольшая цена за шанс остаться в живых, за явное облегчение, когда он знал, что может сбежать. Конечно, он не мог прикоснуться к проходящим мимо цветам, когда его не было, но для таких людей, как он, цветы почти не существовали. Или только для него. Он не знал, есть ли еще кто-нибудь похожий на него. Он рассеянно прикусил внутреннюю сторону щеки, не повредив кожу, и его взгляд устремился вдаль, чтобы сосредоточиться на ощущении лепестков, мягко лежащих в изгибе между его губами. Если он умрет завтра, подумал он, никто об этом не узнает. Если бы он исчез и больше никогда не вернулся, никто бы тоже не узнал. Когда его мать была жива, это было настоящей проблемой; чем дольше он отсутствовал, тем больше паниковал, желая, отчаянно нуждаясь вернуться, чтобы не умереть вот так и не оставить свою мать совсем одну. Но потом она ушла. В эти дни у Нила точно не было никого, кто ждал бы его возвращения. Ему некуда было возвращаться. У него не было ничего, кроме спортивной сумки и головы, полной воспоминаний, а на сердце лежала тяжесть от паранойи, передавшейся ему от матери. Он был, но даже когда он был, на самом деле его не было. Куда он направлялся? Что он делал? Его губы сжались, зажав лепесток между ними, и он убрал цветы, прежде чем смог случайно их сорвать. Он положил их поверх своей спортивной сумки и посмотрел вперед, на пустую дорогу. Машины здесь не проезжали. Вот почему он выбрал именно это место. К тому времени, когда он потянулся, чтобы взять свою спортивную сумку и найти место для ночлега, его рука просунулась сквозь лямки и ничего не нащупала. Нил переключил внимание на свою сумку, провел рукой по лямкам раз, другой; попытался поднять цветы; опустил руку на колени, закрыв глаза. Не следовало так много думать, подумал он. Иногда это случалось, когда он был расстроен. Когда он был… не совсем в себе. И что он мог теперь сделать? Одно дело, когда вещи, которые он держал в руках, исчезали вместе с ним; но теперь, когда он не мог взять их с самого начала, он не мог просто встать и уйти. Только не без его вещей. Его сумка и его маргаритки. Глупые маргаритки, это все их вина. Он открыл глаза и смирился с ожиданием, глядя на дорогу. Если ему повезет, никто не наткнется на его вещи и не заберет их, пока его не будет, чтобы забрать их обратно. Если ему повезет, возможно, никто вообще не перейдет эту дорогу, и он мог бы спокойно подождать, пока не сможет встать и уйти, и отправиться куда-нибудь еще. Куда-нибудь, где не было людей, которые видели его, когда им не следовало, и продавали ему цветы, в которых он не нуждался. Где-то он был таким же, каким был всегда. В середине ночи взгляд Нила привлекла фигура, идущая по дороге вдоль тротуара, голова запрокинута вверх, а в воздухе вокруг них вился дым. Нил никак не отреагировал, ничего не сделал. Он еще не вернулся, и достаточно скоро, кто бы это ни был, пройдет мимо него, и Нил надеялся, что он не заметит его вещей, и двинется прямо по улице. Нил со сдержанным любопытством наблюдал, как дым перестал тянуться за ним, а фигура остановилась как вкопанная, все еще на приличном расстоянии от Нила. Он выкинул сигарету, вытащил пачку из кармана пальто и наклонил голову, чтобы прикурить новую сигарету. Затем он возобновил свой темп. Однако, когда он подошел ближе, Нил понял, что узнал его. Он обдумал это на краткий, панический миг, прежде чем решил ничего не предпринимать. Возможно, первый раз был странной случайностью, исключением. Может быть, может быть, Нил был чист. Может быть, он и не был… Эндрю остановился в нескольких футах от него, не сводя глаз с Нила. Нил оглянулся на него, и молчание между ними затянулось достаточно надолго, чтобы Нил начал думать, что, возможно, Эндрю на самом деле его не видит. Но тут Эндрю заговорил. — Твое свидание не состоялось? Нил нахмурился, и Эндрю указал на спортивную сумку, лежащую рядом с Нилом, на которой лежал маленький пучок маргариток. — Да, она не пришла, — сказал Нил, решив согласиться с предположением Эндрю. — Не думал, что ты из тех, кто будет сидеть сложа руки и хандрить. — Я не хандрю, — сказал Нил, нахмурившись. — Неужели парень не может посидеть в тишине? — Посреди ночи, посреди заброшенной улицы? Нил невнимательно пожал плечами, опершись рукой о землю. Другой рукой он осторожно попытался дотронуться до спортивной сумки, но ничего не поддалось, поэтому он решил, что все еще невидим для тех, кто не был Эндрю. — Что ты здесь делаешь? — Неужели парень не может спокойно идти? Небрежная улыбка сползла с губ Нила, и он вздернул подбородок. — Посреди ночи, посреди заброшенной улицы? Эндрю затянулся сигаретой и выпустил струю дыма, окутав воздух между ними серым и белым. В нос Нилу ударил запах никотина, и он позволил себе сделать глубокий вдох, отказывая себе в легком ощущении комфорта, которое обычно сопутствовало этому. Он позволил этому проникнуть глубже, глубже, до самых костей, и с долей интереса изучал Эндрю, который изучал его в ответ. — Ты куда-то собираешься? — спросил Эндрю. Взгляд Нила на мгновение метнулся к спортивной сумке. — Мое сердце окончательно разбито, — сказал он. — Итак, я покидаю страну. Эндрю кивнул. — Не надо было приносить ей маргаритки. — Интересно, чья это вина? Эндрю выпустил еще немного дыма, а Нил сделал еще один сосредоточенный вдох, чувствуя, думая, удивляясь. Возможно, Эндрю что-то знал о его состоянии. Хотя с того места, где он стоял, Нилу показалось, что Эндрю понятия не имеет о том, что происходит. — Мне нужна работа, — сказал ему Нил. — Девушка забрала твой бумажник? — Не появилась, — напомнил ему Нил. Эндрю посмотрел на него так, что Нил подумал, что он не забыл, и Нил приподнял бровь. — Могу я поработать у тебя? Эндрю в последний раз затянулся сигаретой и затушил ее о ближайший фонарный столб, отбросив в кусты. — С чего ты взял, что мне нужен кто-то, кто будет работать на меня? — Во-первых, ты не сможешь дотянуться до всех полок. Эндрю свирепо посмотрел на него, и Нил ухмыльнулся. — Ты едва ли выше, — сообщил ему Эндрю. — И о цветах ты ничего не знаешь. — Я знаю, что мне следует принести маргаритки на первое свидание. — И что это не поможет свиданию. — Это несправедливо, — сказал Нил, все еще улыбаясь. — Любой влюбился бы в меня, если бы я принес им маргаритки. — Не ставь на это, — сказал ему Эндрю. Он прислонился плечом к фонарному столбу и скрестил руки на груди, склонив голову набок. — Как долго ты пробудешь в городе? — Почему ты решил, что я не местный? — Знаю, — сказал Эндрю. — Я бы заметил. Нил замолчал, обдумывая этот вопрос. Вероятно, столько, сколько ему потребуется, чтобы понять, как этот разговор был возможен. — Я не знаю. Эндрю ничего не говорил в течение нескольких долгих мгновений, и Нил позволил тишине повиснуть между ними. Он снова стал смотреть на дорогу, думая в глубине души о том, сколько времени ему потребуется, чтобы вернуться в этот раз. Он надеялся, что это продлится недолго. — Не жди хорошей зарплаты, — наконец сказал ему Эндрю. Нил снова перевел на него взгляд, вопросительно приподняв брови. — Ты можешь помогать по магазину, если только ничего не разрушишь. — Я бы не стал, — возмутился Нил. — Тебе нравятся цветы? — Не совсем. Просто они… — он сделал паузу, — они хорошо выглядят. Я бы не хотел ничего испортить. Эндрю кивнул, но Нил не был уверен, соглашался ли он или это было что-то другое. — Приходи в магазин завтра утром, до того, как мы откроемся. Теперь кивал уже Нил. Он приложил ладонь к задней части своей сумки и, к своему облегчению, наконец почувствовал это. Он издал тихий вздох, неотличимый от остальных, и снова кивнул. — Да, я приду. Эндрю вытащил из пачки еще одну сигарету и наклонил голову, чтобы прикурить, прежде чем положить пачку и зажигалку обратно в карман и поднять голову к небу, чтобы выпустить струйку дыма. Нил наблюдал за ним и ничего не сказал, когда Эндрю зашагал прочь. Как только дорога снова опустела, Нил положил маргаритки обратно в спортивную сумку. Затем он поднялся на ноги, потянулся, чтобы вывести себя из долгого оцепенения, и перекинул лямку спортивной сумки через плечо. Он посмотрел на небо, заметив последние струйки дыма от Эндрю, прежде чем они рассеялись. Затем его взгляд снова опустился, и он пошел искать себе место, где можно было бы провести остаток ночи.