Судьба в руках времени

Когда отец приказал Чимину обязательно привести с собой одного из столичных врачей на встречу с высокопоставленными лицами, выбор, разумеется, пал на Чон Чонгука. Не то, чтобы Тэхён был хуже осведомлен в нынешней медицинской обстановке, царящей вокруг, но интуиция подсказывала Паку, что "празднество" должно пройти без ругательств. В глубине души Чимин знал, что если рядом окажется Ким Тэхён — перепалки не обойдут их стороной. А ведь Чимину правда хотелось бы, чтобы всё прошло спокойно, без лишних слов и напряжения.       — То есть, вы приглашаете меня к себе в гости? Чимин нервно облизывает губы и, хмыкнув, поправляет:       — В дом своей семьи.       — Я польщен, молодой Господин, — Чонгук усмехается. — К таким высокопоставленным лицам... Чета Пак... Чимин с трудом подавляет желание возвести глаза к потолку. Странные чувства внутри какие-то… Он стоит перед Чонгуком, наблюдая, как тот методично перебирает бумаги, и нервно комкает рукава медицинского ханбока. В этот миг Чимин ощущает себя так, словно ему снова двенадцать, и его строго отчитывает учитель по каллиграфии. Что за нелепость вообще такая? Чимин подобное волнение испытывает только в разговоре с отцом — и то, лишь когда тот не в духе. Но никто больше не способен вызвать в Чимине такие чувства. Даже невыносимый и порой раздражающий Тэхён. Банальная просьба присутствовать на приеме — даже не прихоть Чимина — строгий, почти приказ, Джусона. А Пак ощущает себя так… будто умоляет о чем-то таком, что хочется сказать "забудь об этом разговоре", развернуться и уйти. По крайней мере, внутри все воспринимается именно так. Чон, наконец, откладывает в сторону исписанные папирусы, вздыхает тяжело и поднимает взгляд ясных карих глаз:       — Да только обязан ли именно я там быть? На мое место не подойдет Тэхён? Он хороший специалист. Чимин, все-таки, не сдерживается и выгибает брови так, что лекарь осекается и хрипло посмеивается:       — Прошу прощения, я забыл, какие отношения вас связывают. Тихое слово "отношения". Скорее, Чимина и Тэхёна связывает "ненависть", куда громче и яснее показывая их "любовь" друг к другу. Пак при одном упоминании этого имени в стенах больницы старается даже головы не поднимать. И дело вовсе не в страхе перед Тэхёном. Нет, он боится другого — не сдержать себя, позволив гневу вырваться наружу. Раньше Чимин даже представить себе не мог, что хоть что-то или кто-то в этой жизни способен вывести его на злость. Но, будь в их городке такой конкурс, как "попробуй вывести молодого Господина Пака из себя", Ким Тэхён безусловно бы получил свою заслуженную золотую статуэтку с луной (символом четы Пак). Более того, Чимин бы не пожалел ни одной монеты из своего кармана, лишь бы убедиться, что Ким получил её по заслугам.       — …подумаю. Пака, будто, выдергивают из мыслей. Он глупо таращится на сидящего за столом парня, пытаясь восстановить в памяти последние несколько мгновений разговора. Из которых, как оказалось, он нагло пропустил мимо ушей последние слова Чонгука. Переспрашивать — это невежливо. Чимин прекрасно это знает. Они оба знают. Поэтому Чонгук, слегка наклонив голову вбок, пристально изучает парня взглядом, явно о чём-то размышляя. Затем его губы чуть заметно подёргиваются в едва уловимой улыбке, и в этот момент Пак неожиданно ощущает, как его щеки начинают гореть. О, незримый Будда! Почему волна смущения вдруг захлестнула его с головой?       — О чем думаете, Господин?.. — первым, все же, нарушает напряженное молчание Чон, не прерывая зрительного контакта. — Или… О ком? Настолько погрузились в свои мысли, что не слышите меня… У Чонгука всегда был такой притягательный голос..? Неверный ход мыслей, Чимин. Ох, какой неверный.       — Вспоминал, как делать растирание грудной клетки, — вдруг вырывается из уст помощника. Паку хочется ударить самого себя за сказанную, придуманную на ходу нелепость, за свой ставший хриплым голос, за свои спутанные мысли. Ему даже не нужно видеть свои красные щеки — чувствует, что они стали гореть пуще прежнего. Стыд..? Возможно, и даже больше. Чонгук, по всей видимости, заметивший изменение чужого состояния, стал улыбаться сильнее:       — Кому-то это срочно понадобилось?       — Нет, — Чимин коротко откашливается, стараясь взять себя в руки. — Но это может кому-то понадобиться в любой момент. Надо помнить и... попрактиковаться еще. О, Великий Будда, помоги остановить поток неправильных и бессмысленных слов...       — Можешь практиковаться на мне. Слова звучат так легко, как будто ничего не значат, но Чимину кажется, что они несут в себе скрытый смысл. И это заставляет нервничать еще больше. Пак пытается сильно не комкать во влажных, от холодного пота, руках свой ханбок. Его обычное спокойствие, его внутренний баланс сейчас нагло тает перед сидящим за столом парнем. В то время как Чонгук, напротив, выглядит совершенно невозмутимым — расслабленная ухмылка играет на его губах, тёмные глаза внимательно изучают Чимина, а мизинец едва заметно постукивает по столу, будто в ожидании чего-то большего.       — Так ты придешь? — пытаясь скрыть дрожь в голосе, спрашивает Чимин. Как же жалко это должно выглядеть со стороны, Пак уверен. Вот он, наследник рода Пак, краснеет и мнётся, словно девчонка шестнадцати лет перед красивым Господином. А Чонгук, сидящий напротив, и вправду чертовски красив. Но Чимин — молодой мужчина. Сын своего отца. Прямой наследник. Не подобает парню испытывать такие чувства и допускать подобные мысли. Тем более перед другим мужчиной. Это неприемлемо. Он не может позволить себе теряться вот так, да ещё перед кем-то вроде Чонгука. Чонгук, однако, откидывается на спинку стула и тихо смеётся, прежде чем наклониться вперёд и сложить руки перед собой в замок. Какое-то короткое время разглядывает свои длинные пальцы, а затем поднимает глаза:       — Только если покажете на мне, как вы научились растирать грудную клетку. Чимин едва не подавился своей слюной. Да этот парень издевается, что ли?! Пак хмурится и, наконец, пытается взять себя в руки:       — Не смешно, Чонгук. Чиновник будет здесь через одни лунные сутки. Твой овет мне нужен сейчас. Чонгук смотрит на него с таким выражением, будто уже давно дал самый очевидный ответ. Его улыбка исчезает, и взгляд становится чуть менее пристальным, словно его карие глаза посветлели на тон.       — Молодой Господин, никто не шутил. Покажете прямо сегодня вечером на мне свои знания в растирании, и я тогда точно скажу "да". Обычная проверка знаний, или экзамен, называйте как хотите. Расслабьтесь. Теперь ощущения наступают немного другие — что-то вроде ошеломления. Неужели все просто… Показалось? А что именно — все? Может, ничего изначально и не было. Никаких пристальных взглядов и таких смешков. Обычный экзамен. Тем более, что Пак правда уже давно не делал растираний грудной клетки — пациентов, кому бы это срочно понадобилось, давненько не наблюдалось в больничных стенах. Может, Чимин уже и забыл, каково это? Пак незаметно выдыхает:       — Я тебя понял, хорошо. И выходит из помещения для ведения письменных работ. Да, это всего лишь проверка знаний. Обычный экзамен. Что-то вроде того, когда учитель Сокджин проверял его навыки в каллиграфии...

***

Рабочий день в больнице протекал относительно спокойно. Чимину не давали покоя утренние мысли о разговоре с Чонгуком. Он пытался сосредоточиться на работе, несмотря на лёгкую тошноту и головокружение, которые периодически накрывали его в течение дня...       — Молодой Господин! Пак маленько дергается от чужого голоса. Ынсу практически врывается в комнату для проведения ритуалов, где Чимин всего лишь прибирался.       — Агасси, если ты будешь так меня пугать, следующим пациентом в этих стенах буду я, — нервно ухмыляется Пак. Затем вспоминает, что в последнее время его здоровье действительно не благоухает, и лишь невесело поджимает губы — не хочется, чтобы эти слова сбывались.       — Простите, Господин Пак, — Ынсу склонила голову в низком поклоне, всё ещё стоя на пороге. — Просто… Хотела доложить вам как можно скорее. Доложить. Чимин слегка поморщился, но решил не придираться к выбору слов. Он повесил ловец снов на его законное место и повернулся к девушке.       — Что случилось? — внутри сразу же легкое беспокойство поднимается.       — Господин Ким собирается сейчас приступить к лечению мужчины, который поскользнулся на камнях возле озера, — быстро проговорила она. Чимин хмурится:       — Рад за господина Кима, Ынсу, а я-то здесь причем?       — Он хочет, чтобы сейчас помогли вы ему. На мгновение Пак замер. Это было что-то необычное. Удивительное. Из разряда "ничего себе". Ему захотелось рассмеяться. Тэхён? Звать его в свои помощники? Да быть не может!       — Это шутка..? — произнес Чимин с недоверием.        Девушка поджимает губы:       — Нет, молодой Господин. Я бы никогда… Чимин снова хмурится и подмечает:       — Погоди, но ты же его помощник.       — А я пока к Господину Чону пойду, — пояснила девушка спокойно. Чимин не верит своим ушам. Что это за новая шутка Тэхёна? Или это какой-то хитрый план?       — Ынсу, ты наверняка, ведь, знаешь, какие у нас с Господином Кимом отношения..? — выгибает бровь Пак, чувствуя, что дело здесь явно не в доброте сердечной. В ответ девушка лишь пожимает плечами, явно не решаясь ответить. Да и вопрос Чимин задал, скорее, риторический — все итак в этой больнице знают, что эти двое не переваривают друг друга... Пак медленно и тихо выдыхает, внутренний конфликт стал разгораться не на шутку: разум говорит, что это, своего рода, ловушка, что нужно держаться подальше. Но что-то глубоко внутри подталкивало его к действию пойти и помочь.       — Где Тэхён находится?.. Пак застает Тэхёна в комнате для траволечения. Ынсу подсказала, что доставленного мужчину Ким ввел в состояние сна с помощью настойки на опиумном маке — для того, чтобы пациент не чувствовал боли, и последующее пробуждение после операции было также не таким болезненным. Подняв голову, Тэхён бросил на Чимина не слишком довольный взгляд:       — Еще дольше бы шел сюда. Чимин проглатывает возмущение и чуть не давится им, но гордо молчит. Когда он увидел мужчину, лежащего без сознания на кровати, сожаление разлилось внутри. Рядом с лежащим мужчиной, помимо Тэхёна, стоял ещё один помощник, который, как предупреждала Ынсу, будет следить за кровопотерей и подавать необходимые инструменты. Чимин провёл языком по недавно зашившей ранке на внутренней стороне щеки и дал себе обещание не реагировать на колкости Тэхёна — хотя бы из уважения к пациенту. Подойдя ближе, молодой Господин заметил на деревянном столике приготовленные микстуры, ступку, чистые ткани, пиалу с водой, и, что больше всего его насторожило, — набор медицинских инструментов: серебряные ножи, скребки для очистки ран и длинные бронзовые иглы с нитками. Чимин тяжеловато сглотнул:       — Ты же не… — Пак запнулся под чужим внимательным взглядом. — Сейчас же не будет операции, верно? Я не могу. Я не умею. Я не готов... Мысль о том, что ему предстоит быть частью полноценной операции, казалась пугающей. Когда Ынсу упомянула о «сложной процедуре», он представлял это совсем иначе, чем то, что разворачивалось сейчас перед его глазами. Тэхен начал высоко закатывать рукава своего ханбока и велел Чимину сделать то же самое.       — У мужчины пробита голова, — отвечает спокойно Ким, кивнув на лежащего. — Если быть точнее — небольшая, но глубокая рана на лбу. Надо промыть и затем зашить рану. — Голос Тэхёна звучал буднично и невозмутимо, но когда он заметил тревогу, проскользнувшую на лице Чимина, поспешил добавить: — Это не привычная полноценная операция, которую ты имел честь лицезреть в медицинских рукописях с детальными зарисовками. Более серьезные случаи не оперируют в таких поселениях — здесь лишь оказывают первую помощь, а потом отправляют пациентов в столичные больницы. Конкретно с этим мужчиной мы не провозимся долго — дело какого-то очень короткого времени.       — Но он без сознания! — чуть громче положенного восклицает Пак, расширив глаза, что привлекло взгляд другого помощника, стоящего неподалеку. — У него пробита голова, которую надо зашить... И ты зовешь не опытного в этом Чонгука, и даже не Ынсу! А меня? Тэхён молча отошел к бамбуковому фонтанчику в углу комнаты и жестом позвал Чимина следовать за ним. Пак, все еще пребывая в шоке, неохотно подходит. Ему всегда нравилась медицина, хирургическая деятельность манила его, но сейчас — помогать зашивать рану казалось слишком пугающим. Даже если это дело «какого-то короткого времени».       — Повторюсь — был бы это действительно тяжелый случай, естественно, я бы не звал тебя. Но пациенту ничего не угрожает, если все сделать быстро и правильно. А рядом со мной неправильно не получится, — на этих словах он усмехнулся, и Чимин с трудом подавил желание дать ему подзатыльник, как несмышленому подростку.       — Погоди, Тэхён… Я, правда, не... Тэхён его перебивает:       — Бери вон то белое мыло, — он кивает головой на небольшую полочку чуть выше фонтана. — Намыливай мне руки до локтя и поливай водой. После этого накинь мне чистую ткань на ладони. Себе руки помоешь точно так же, но уже после меня. Теперь Чимин хмурится, и его удивление сменяется на недоумение:       — Больше ничего тебе не сделать? Может, в купальне воду разогреть? — пробурчал он, но, тем не менее, взял мыло в руки. Ким слишком спокойно отвечает:       — Это базовая помощь лекарю от его помощника перед операцией, Чимин. Можешь спросить Ынсу или Кёгвана, если не веришь мне. Ким указал на другого помощника, который время от времени промокал кровь, медленно сочащуюся из-под плотной повязки, наложенной на рану пациента. Чимин хотел спросить, почему же тогда руки Тэхёну не моет этот самый Кёгван, но подавил в себе это желание. Чимин приступил к намыливанию рук Тэхёна, преднамеренно царапая его предплечья своими короткими ногтями. Ким лишь тихо шипел и хмурился, но, несмотря на раздражение, не сказал ни слова. Чимину было приятно хоть немного напакостить в ответ за все те нервы, которые ему успел потрепать этот заносчивый лекарь.       — Тэхён, я не готов к операциям. Я не знаю этих "базовых" методов помощи, — нервно произнёс Чимин, вдавливая пальцы в чужие теплые предплечья. — Меня не учили этому, а теперь ты, наглый мальчишка, только из-за собственной прихоти, хочешь, чтобы я…       — Хватит, — Ким резко перехватывает своей намыленной рукой мокрое предплечье Чимина. — Перестань истерить, — чеканит он слова, все крепче сжимая чужую руку. Их взгляды встретились: дерзкий, наглый взгляд Кима прямо в глаза Чимину. — Если хочешь заслужить хоть одну сраную каплю моего уважения к тебе, то будешь сегодня работать со мной. Я ненавижу, когда боятся чего-то нового, опасаются "развиваться". Или ты хочешь всю жизнь заниматься растираниями? Жизнь доктора на этом не заканчивается, если ты действительно хочешь быть настоящим врачом. Пак впитывает в себя каждую сказанную букву. Чимин чувствовал в себе нарастающее напряжение. Он сжал мыло в руке, пока вторая рука оставалась в захвате Тэхёна. На какое-то мгновенье воцаряется напряженная тишина, нарушаемая лишь каплями воды, падающими в фонтанчик, и редкими взглядами Кёгвана, который явно чувствовал напряжение между двумя парнями. Чимин в целом не понимает такого резкого изменения чужого настроения, и почему именно он, а не опытная Ынсу, был выбран для помощи в этой операции.       — Ты мужчина, в конце концов, — вновь проговаривает Ким. — Так будь же стойким перед трудностями. Тэхён отпускает чужую руку, а Пак подавляет в себе желание отшатнуться. Он приступает и дальше тщательно намыливать руки лекаря. Чимин не понимает, что в Тэхёне такого, что именно ему Чимин никогда ничего не может возразить или, хотя бы, предпринять попытку к "ответной атаке". Это просто хамоватый и высокомерный парень. Пусть даже он немного старше — это неважно. Их отношения, Чимин уже это уяснил, не существуют в рамках "уважения". Возраст или статус не имели значения — они давно уже перестали обращаться друг к другу с почтением или признавать иерархию. Когда Чимин, наконец, бросил на руки Тэхёна сухую ткань, он приступил к мытью своих рук. Но в следующую секунду услышал презрительный вопрос:       — Ты хоть питаешься? От неожиданности Чимин дергается и поднимает глаза на парня, который тщательно вытирает свои руки. У Тэхёна в глазах плещется не то брезгливость, не то отвращение. Чимина это не задевает — скорее, раздражает. Но руки свои он начинает тереть сильнее, чтобы сдержать себя. Только бы не начать кусать зажившую щеку изнутри…       — Ты не считаешь себя довольно бестактным? — спросил Чимин в ответ, сдерживая раздражение.       — Твои руки слишком тонкие, — вместо этого отвечает Ким, указав кивком головы на руки Господина. — И ханбок не висел так сильно на тебе. Чимин в ступоре замирает с мылом на уровне локтя. Это был не просто выпад, это была прямая насмешка. На миг потеряв дар речи, Пак бросил мыло обратно на полку и начал окунать руки прямо в фонтан, чтобы быстрее смыть остатки, не касаясь при этом ковшика.       — А ты, я смотрю, наблюдательный? — тихо, но с намеком на нервозность, ответил Пак, стараясь сохранить в себе жалкие остатки спокойствия. — С чего ты взял, что ханбок висит? Может, я просто новый приобрёл? Чимин продолжает сидеть на корточках, руки домывает быстрее положенного и поднимает голову. Тэхён не просто играл словами — он словно пытался нащупать слабые места, и, похоже, у него это неплохо получалось. Доктор, будто, безжизненно смотрит на него сверху вниз, затем кидает использованную ткань в руки Пака.       — Вытри руки и приступаем, — резко бросил Тэхён, направляясь к пациенту. Чимин провожает лекаря своим взглядом. Тэхён был взбалмошным, своенравным мальчишкой, которому явно не хватало воспитания. Но сейчас не время было думать об этом. Пак подходит к лежащему мужчине, и встает напротив Тэхёна, наблюдая, как тот спокойно поворачивает голову мужчины лицом к себе. Кёгван, стоявший рядом с врачом, снял пропитанную кровью повязку, обнажив правую половину лба пациента. Зрелище… Мягко говоря, не вызывает положительных эмоций. Чимин слегка морщится, но не от брезгливости, а от ощущений, будто, на своем теле. Зарисовки и карикатуры в медицинских рукописях — это одно. А видеть кровавые раны вживую — совсем другое. Это был первый раз, когда Чимин сталкивался с подобным. Глубокая рана на лбу мужчины, хотя и не была смертельной, оставит шрам на всю жизнь.       — Операцию проводим быстро, на эмоции времени нет, — холодно проговорил Тэхён, когда другой помощник передал ему бронзовые щипцы. — Ты будешь зажимать рану с двух сторон, пока я скребком вычищаю грязь. Понял? Чимин, рассматривая багровую кровь, медленно стекающую вниз, на ткань под чужой головой, много раз кивает, и берет слегка дрожащими руками щипцы. Кёгван показывает, как правильно зафиксировать вокруг раны инструмент. Пак сухо сглатывает, рассматривая, как быстрыми движениями Ким берет скребок и начинает скрести края и какие-то темные засохшие сгустки из раны. Кровь тоненькими ниточками стекала по концам бронзовых щипцов, по голове мужчины, опадая на чистую ткань под его головой. Запах лекарственных трав смешивался с железным привкусом страха в воздухе. Чимин стоял, чувствуя, как его руки немного дрожат. Но щипцы не разжимал. Он не был хирургом и не был готов к такому. "Великий Будда, дай мне сил это выдержать, молю," — повторял Пак про себя, словно это была мантра. В висках гулко стучало, а сердце колотилось так, что, казалось, оно вот-вот выскочит наружу. Ему нужно было держаться. Нельзя падать в обморок. Нельзя бежать. Нельзя показывать слабость, в конце концов. Когда Тэхён передал окровавленный скребок Кёгвану, тот подал микстуру на основе белладонны, которую, в последствии, Ким начал маленькими каплями лить в рану.       — Белладонна ядовита, — прошептал Чимин, не узнав своего осипшего голоса. В этот раз голос в ответ подает не Тэхён, а Кёгван:       — Белладонна ядовита для человека только в чистом ее употреблении, Господин Пак, — спокойно отвечает он. — На глубокие раны, наоборот, ягода оказывает положительное воздействие: убивает источник дальнейшего возможного заражения крови, также обладает свойством "болеутоляющего". В данном случае белладонна необходима. Сил Чимина хватило просто на то, чтобы кивнуть. В горле пересохло, как будто он стоял в пустыне, а не в душной, пропахшей кровью комнате. Глаза внимательно следили за тем, как капли настойки на "белладонне" теряются внутри глубокой раны. Затем Тэхён, не теряя времени, и действуя довольно быстро, берет длинную бронзовую иглу с вдетой в нее нитью. Кёгван осторожно забирает из напряженных рук Пака зажимы и подает другие — чуть более короткие и чистые. Снова показывает, как надо правильно зажать рану, и Ким приступает к зашиванию. Чимину кажется, что он забыл сейчас обо всем. Единственное, что для него существовало в данный момент времени — это игла в умелых руках, которая входила в кожу с одной стороны и выходила из другой. Каждый новый вход иглы, будто, отзывался болью в собственном теле Чимина. Он не мог отделаться от этой странной, иррациональной связи. Взгляд Пака упал на лицо пациента — его глаза были плотно закрыты, губы совсем потеряли жизненный оттенок. Но грудная клетка медленно вздымалась, давая понять, что мужчина жив.       — Все будет хорошо, — вырвалось едва слышно у Чимина. Кому он адресовал эти слова — себе или пациенту без сознания — сам не понял. Тэхён не поднял на него глаз, лишь коротко хмыкнул, продолжив увлеченно зашивать чужую рану. Каждый новый стежок уменьшал кровотечение, что не могло не успокаивать. Пак переместил взгляд на Кима, пораженный тем, насколько спокойно и, при этом, быстро он работал: тот действительно был, будто, погружен в то, что делает. Со стороны он выглядел, как какой-то безумный доктор, втыкая в пойманную бабочку иголки, чтобы зафиксировать красивые крылья. Пак отдернул себя от странной мысли, переместил взгляд обратно на рану и понял, что Тэхён подходит, кажется, к завершению всей этой мучительной операции. Она прошла, на самом деле, быстро, но для Чимина, будто, длилась слишком долгое время.       — Вы молодец, Господин, — говорит внезапно Кёгван, забирая из холодных рук щипцы. Пак выгибает бровь, с трудом разжимает будто окаменевшие пальцы, отдавая щипцы. Ким делает последний стежок нитью, и в самом конце Кёгван помогает лекарю, правильно подрезая нити. Чимин снова рассматривает лицо мужчины, как тот размеренно и совсем тихо дышит, затем молодой Господин еле слышно произносит:       — Что теперь?..       — Кровотечения больше нет и не должно быть. Кёгван обработает уже зашитую рану настойкой на основе эвкалипта, затем наложит повязку. А потом перевезем его в палату, — просто отвечает Ким, пожав плечами. — Его жизни больше ничего не угрожает, он должен очнуться к завтрашнему утру. Чимин лишь коротко кивает и его нутро постепенно начинает расслабляться. Все закончилось, но осознание того, что он только что пережил операцию, все еще оставалось с ним... Когда молодой Господин поднимает взгляд от безмятежного лица пациента, то сталкивается с темными глазами стоящего напротив. Тэхён смотрит слишком... прямолинейно. Но без какого-либо смеха. Напротив — даже как-то чересчур серьезно.       — Давай, — начинает Чимин несмело. — Хочешь сказать, какой никудышный из меня помощник? Но учти, — парень резко поднимает указательный палец. — Ты сам меня заставил помогать, я не...       — Ты справился, — перебил его Тэхён, удивив Чимина своей неожиданной похвалой. Если эти слова можно отнести к похвале, конечно… Пак непроизвольно расширяет глаза от услышанного. Это точно Ким Тэхён стоит напротив него? Пока Кёгван прибирал после операции: выносил к фонтанчику кровавые инструменты и споласкивал ткань со специальным мылом и травами, которые очищают кровь, сил Чимина хватило только на то, чтобы кивнуть. Нет смысла сейчас спорить с Кимом, да и не за чем.       — Я, по сути, ничего и не делал, чтобы "справиться", — обессиленно отвечает Пак, опуская руку, и расслабляя свои плечи от натянутой осанки. Ему хочется добавить: "но все равно спасибо за поддержку", но он решает этого не озвучивать.       — Считай, это была проверка на... Так скажем, твою моральную выдержку, — и тянет уголки губ в стороны. Пак глупо моргает:       — В каком смысле?       — Чонгук как-то упомянул, что тебя привлекает хирургическая деятельность, но тебе часто до паники неприятно даже просто смотреть на зарисовки в книги с детальным изображением операций. Вот мы и захотели проверить, как ты отреагируешь в процессе настоящей операции, хоть сегодня был и далеко несложный случай... Я ставил на то, что ты обязательно потеряешь сознание от одного взгляда на рану, Чонгук же ставил на то, что либо ты выдержишь всю операцию, но потом тебя сразу же стошнит, либо ты наотрез откажешься и не захочешь в этом "участвовать". Наверное, стоило бы разозлиться? Но Чимин лишь вздохнул, прикрыв глаза на мгновение, как будто пытался собрать остатки сил. Но их, будто бы... Не было. Ни злости, ни желания спорить или истошно спрашивать "почему". Это же Тэхён. Это даже неудивительно. С самого начала операции Чимин чувствовал, что Тэхён будто разыгрывает перед ним какую-то игру, в которой все напускное, будто бы иллюзия. Его попытка показать "другую сторону" врачебной деятельности, эта нарочитая забота, приглашение стать частью процесса операции — все это теперь казалось чем-то эфемерным. Тэхён просто проверял его на прочность, как будто Чимин был очередным пазлом в его собственном исследовании "сумасшедшего доктора". Но больше всего раздражала мысль о Чонгуке. Почему он согласился на это? Чонгук всегда казался другим — более честным, открытым, и тем более не тем, кто станет "ставить" на его реакции, словно Чимин был объектом для эксперимента или забавы. Ожидание от Чонгука было другим, более высоким, и поэтому чувство разочарования царапало его внутри куда сильнее, чем вся эта ситуация с Тэхёном. Чимин медленно провел рукой по лицу, пытаясь избавиться от этого до жути неприятного чувства, обосновавшегося в грудной клетке. Что это вообще? Разочарование? Легкая обида? Раздражение? И что теперь? Сказать что-то Тэхёну? Упрекнуть Чонгука? Или просто уйти, оставив все как есть? Внутри царила пустота, которая не давала четкого ответа. Пак вновь поднимает глаза на Тэхёна, затем смотрит на спящего пациента, на Кёгвана, который спокойно обрабатывает зашитую рану, и снова возвращает взгляд лекарю. Тот смотрел спокойно, с легкой насмешкой, будто был доволен произведенным результатом.       — Ты справился, Пак, — бросил Тэхён, словно это была финальная точка. Очередная издевка. Чимин хотел ответить, но слова застряли где-то в горле. Он просто развернулся и направился к выходу, чувствуя, как тяжелеют шаги. Тэхён мог считать эту проверку успешной, но для Чимина она оставила ужасно неприятный осадок.

***

Пак терпеливо ждал вечера, стараясь не попасться на глаза ни Тэхёну, ни Чонгуку. Их отсутствие лишь усиливало вихрь мыслей в голове Чимина, пока он собирал в саду на заднем дворе больницы свежие травы и ягоды. Он также прибирался и подметал в палатах, как будто физический труд мог помочь ему избавиться от назойливых раздумий. И когда Ынсу доносит "весть" молодому Господину о том, что Чонгук дожидается Пака в одной из палат, Чимин немного нервно выдыхает. Он перестает протирать склянки из цветного стекла, и старается выкинуть из души своей обиду склочную и никому ненужную. На улице совсем поздно уже стало, время подходило к завершению рабочего дня, новые пациенты перестали приходить. Пак считал, сколько времени ему осталось до приезда личного кучера, надеясь, что успеет управиться с Чонгуком, не заставив слугу ждать. Чимин медленно идет по пустому коридору больницы, каждый шаг отдается в голове каким-то громким шумом. Он пытался успокоить себя, глубоко вдыхая воздух, но обида, поселившаяся в груди, никак не желала уходить. Мысли о Чонгуке переполняли его, смешивая раздражение с разочарованием. Как он мог поставить на него в этом нелепом пари с Тэхёном? Когда Пак подошел к двери последней палаты, он на мгновение замер, прижимая ладонь к холодному дереву. Осторожно приоткрыв дверь, Чимин заглядывает внутрь. Теплый ветерок, задувающий из открытых деревянных ставней, приносит с собой свежесть ночи, а белая луна светит особенно ярко, заливая палату мягким светом. Внутри — четыре кровати, все пустые, кроме одной, на которой расслабленно лежит Чонгук. Лежит, закинув руки за голову, и прикрыв глаза. В одних только пачжи*. Чимин, почему-то, тушуется. Прикрывает медленно за собой дверь, да так и замирает у двери, молча рассматривая Чонгука. Непозволительно нагло и долго. Широкие плечи, выделяющиеся на руках мышцы, идеально подтянутый живот, красивая шея... Пак позволил себе подметить те детали, которые, при других обстоятельствах, он отогнал бы прочь из мыслей. Но именно в этот момент его взгляд задерживался чуть дольше, чем следовало бы. Он знал это. Каждый мимолетный промежуток ощущался неправильно, но Чимин не мог отвести глаза.       — Чего застыли, молодой Господин? Пак непроизвольно дергается всем телом, испугавшись, что его поймали за бесстыдным разглядыванием. Но, подняв взгляд на чужие глаза, Чимин понял, что те все еще плотно закрыты. Хотя внутри не покидает ощущение, что Чонгук знает о том, что его так долго изучали своим взглядом. Чимин, наконец, приходит в себя и отталкивается от двери. На слишком слабых ногах он подходит к кровати, упорно не смотря на нагую верхнюю часть тела лекаря, и обращает внимание на соседнюю тумбочку, где на деревянной поверхности на подносе аккуратно приготовлены смеси для растирания. Господин тихо сглатывает и решает подать голос:       — Зачем ты... Почему спорил на меня? Его действительно волнует этот вопрос. Он думал об этом весь день, пытаясь понять мотивы Чонгука, как бы не старался. Лекарь, наконец, открывает глаза. Долго смотрит, не двигаясь с места, а потом говорит:       — Прощу прощения, если я вас как-то задел. Теперь Чимин окончательно пришел в замешательство. Он ожидал улыбку, смеха, отрицаний... Но никак не извинений. Искренних, к слову, и очень даже серьезных. Взгляд Чонгука стал более мягким, почти извиняющимся, но это почему-то только сильнее раздражало Чимина.       — Мне просто интересно, это было необходимостью — испытать мои моральные силы? Или это так... Забавы ради? Поставить на то, что я либо потеряю сознание, либо сбегу, как какой-то трус? Чонгук нахмурился, но не выглядел удивленным. Он, кажется, ожидал такой реакции.       — Точно не ради забавы, Господин, — спокойно отвечает Чон, пристально смотря в карие глаза Чимина. Затем лекарь приподнимается на локтях. — Прости...те, что Тэхён вновь обернул все вокруг шутки. Изначально я лишь хотел проверить, как вы справитесь в реальной ситуации. Пак смотрит на парня сверху вниз, все еще не веря в искренность чужих слов. Но внутри все кричит, что Чонгук точно говорит правду. Ему... Незачем врать. Чонгук мягко продолжает, когда видит замешательство в чужих глазах:       — Это было неправильно, — тихо признал он. — Но я знал, что вы справитесь. Просто… хотел убедиться в этом. Пак сжал челюсти, не зная, что сказать. Он понимал, что тот прав — в какой-то степени. Но в сердце все еще сидела обида, которая не желала его покидать.       — Ты не мог просто поговорить со мной? — наконец выговорил Чимин, стараясь сохранить спокойствие в голосе. — Зачем прибегать к таким методам? Чонгук задумался, его выражение стало серьёзным.       — Я думал, что это будет лучшим способом показать вам, насколько важно быть готовым к неожиданностям в работе. Мы врачи, и должны уметь справляться с трудностями. Верно. Правильные слова, правильный мотив, но подход к такому "уроку" совсем неверный... Пак смотрит на то, как Чонгук тянет губы в стороны и снова извиняется. Такая нежная улыбка... и внутри, будто, кто-то поджигает традиционный новогодний фейерверк. Такие странные чувства — все мысли сразу же ускользают в сторону. Эти ненормальные ощущения заставляют поистине беспокоиться. Чимин понимает где-то на подкорке сознания, что эта улыбка не должна волновать его так, как сейчас. Это неправильно. Напряжение в воздухе постепенно уходит. Пак вздохнул, пытаясь скрыть внутреннее волнение. Это был какой-то тихий, нелепый момент — Чимин чувствует себя сбитым с толку.       — Я не ожидал, что ты будешь использовать такие методы, чтобы проверить меня, но... — Чимин внутренне сдается. — Я понимаю и тебя в этой ситуации, тем не менее... Извини, что плохо про тебя подумал, но и ты впредь не делай так больше. Особенно, с помощью Тэхёна, — отвечает тихо Чимин, сцепив за спиной руки в замок. Он слишком нервно сжимает пальцы между собой. Чонгук лишь коротко кивает:       — Обещаю больше так не делать. Чимин нервно усмехается, его взгляд невольно падает на деревянную тумбочку с приготовленными для процедуры средствами:       — Я так понимаю, растирание грудной клетки? Лекарь отвечает ему широкой улыбкой, и это вызывает у Пака еще сильнее внутреннее волнение.       — Да, молодой Господин, именно так, — подтверждает Чонгук, кивая в сторону тумбочки. — Ынсу подготовила все необходимое. И раз уж мы устроили сегодня, своего рода, экзамен, то мой первый вопрос: перечислите все, что стоит на тумбочке, и назовите, для чего применимо каждое средство. Пока Чонгук вновь укладывается на скрещенные за головой руки, Пак, стараясь собрать мысли, приближается к мебели. Зажжённые масляные лампы мягко освещают пространство, позволяя ему рассмотреть написанное на склянках.       — Это мед, — взяв первую небольшую баночку, начинает Пак. — Используется для облегчения дыхания при простудных заболеваниях. Чонгук кивает, его глаза светятся интересом:       — Верно, — говорит он. — А что насчет следующего? Чимин продолжает, уже увереннее, и по мере того, как он перечисляет каждое средство, чувство неловкости начинает утихать.       — Перетертые имбирь и чеснок, — взяв другую склянку, отвечает Чимин. — Известные своим согревающим действием, улучшают кровообращение и облегчают кашель. Также здесь есть масло имбиря и полыни, — подняв две другие совсем маленькие скляночки, проговаривает Господин. — Используются также для согревающего и успокаивающего эффекта. Больше склянок на тумбочке не осталось, поэтому Чимин переводит настороженный взгляд на Чонгука.       — Нечего бояться, все сказали верно, — мягко произнес лекарь. — Теперь смешайте все и приступаем. Пак снова нервно кивнул, засыпая травы и масла в нужных пропорциях в ступку. Он взял пестик и принялся аккуратно перемешивать смесь.       — Исходя из перечисленных ингредиентов, на что я жалуюсь? — спросил Чонгук, наблюдая за его действиями.       — Логично предположить, что на простуду, — ответил Чимин, не отвлекаясь от перемешивания.       — А я похож на больного? — продолжил Чонгук с хитрой улыбкой. Чимин на мгновение поднял взгляд и ответил так же спокойно:       — Нет, симптомы простуды отсутствуют. Значит, у тебя или воспаление, а, быть может, растяжение мышц, тут уже нужен более углубленный осмотр. Чонгук удовлетворённо кивнул, но добавил:       — Хорошо, но вы упустили еще один немаловажный аспект того, для чего может быть использовано растирание. Пак беззлобно и тихо усмехнулся, осознав, к чему клонит парень:       — Понял, — сказал он, сдерживая улыбку. — Допустим, ты обратился из-за легкого недомогания, но явных признаков простуды нет. Тебе нужно укрепить иммунитет. А для этого подойдёт все, что в этой ступке. Чимин указал на перетертую в мелкую массу смесь, которую приготовил.       — Теоретически справляетесь вы прекрасно, — бархатным голосом отозвался Чонгук, его глаза сверкнули под светом лампы. — Теперь проверим ваши знания на практике. Непонятное волнение вновь окутало Чимина с ног до головы. Он нервно облизнул губы, кинув быстрый взгляд на оголённую грудную клетку Чонгука, затем на его лицо. Пак порывисто выдохнул и взял специальной ложкой немного мази из ступки. Однако руки Чимина начали слегка дрожать, когда он приступил к нанесению средства на чужую кожу. Стараясь отвлечься от беспокойства, Пак медленно начал массировать грудь Чонгука круговыми движениями. Чимин старался не думать о том, как сразу же стала нагреваться чужая кожа от мази под пальцами. Старался не думать, какое сильное тело он трогает... Каждое прикосновение было рассчитано и контролируемо, но внутри Пака бушевала настоящая буря эмоций. Господин был полностью поглощён процессом выполнения процедуры, но в его голове постоянно вертелось одно и то же: "Просто делай свою работу". Он укладывал мазь, стараясь избегать любой излишней близости, но неловкость, которую он испытывал, была явной. И он действительно боялся, что Чонгук это тоже почувствует — чужую ненужную неловкость.       — Смелее растирайте, Господин, у вас хорошо получается, — неожиданно произнёс лекарь. Пак едва заметно вздрогнул от неожиданности. Взглянув на Чонгука, он заметил полуприкрытые веки и внимательный взгляд, скрытый за длинными ресницами. Грудь Чонгука медленно поднималась и опускалась — его дыхание оставалось ровным, спокойным. Чимин попытался выровнять свое собственное дыхание тоже, вновь сосредотачиваясь на процедуре. В палате царила тишина, нарушаемая лишь легкими звуками ночи за окном. Пак, завершив растирание, обернулся к тумбочке, чтобы взять пару чистых кусков ткани. Он аккуратно накрыл грудную клетку, чтобы сохранить тепло. Затем вновь зачерпнул мазь и начал осторожно наносить ее на шею и ключицы Чонгука, руками мягко касаясь его теплой кожи. Он упорно избегал взгляда, сосредотачиваясь лишь на движениях пальцев. Но тихий смешок заставил его резко поднять голову:       — Что-то не так? — тут же спросил он, тревожно глядя в чужие глаза. — Тебе больно? Он поспешно отдернул руки, но Чонгук мягко ответил:       — Все в порядке, — и осторожно вернул его руки обратно, коснувшись краев рукавов ханбока. — Вы просто такой... осторожный. Трепетный. Хорошо справляетесь, меня даже стало клонить в сон. Чимин застыл, его мысли смешались, он не знал, как реагировать на такое спокойствие и похвалу. Он вновь коснулся шеи Чонгука, но на этот раз без лишних слов — просто продолжал делать свою работу, стараясь скрыть внутреннее смятение, хотя каждый миг тянулся бесконечно долго. Когда пальцы Чимина скользили по чужой шее, напряжение не отпускало его ни на секунду. Он чувствовал, как тепло чужого тела передавалось ему через мазь и прикосновения, и его собственные руки дрожали от нервного волнения. Чимин старался работать быстро и точно, но каждое мгновение рядом с Чонгуком заставляло его внутренне молиться. Молиться Великому о том, чтобы все поскорее закончилось и Пак, наконец, покинул больницу, оставив на сегодня тревогу. Тревогу, которая, наверное, уже вросла в его повседневную жизнь. Чимин подносит ложечку к шее, вновь растирая мазь, но взгляд его упорно не поднимается выше ключиц, чтобы не встретиться с глазами Чонгука. Он будто боялся этого контакта — боялся, что тот заметит все, что происходит в голове молодого Господина. Все эти жужжащие беспокойные мысли должны были остаться плотно запертыми только в голове Пака... Молчание тяготило, усиливало каждое движение, и казалось, что воздух в комнате стал тяжелым. Даже тёплый ветер, что врывался через открытое окно, не приносил облегчения. Когда, наконец, Чимин закончил процедуру, он убрал остатки мази в ступку и быстро накрыл шею Чонгука чистыми тканями. Его движения стали резче, словно он пытался завершить все поскорее, чтобы наконец выйти из комнаты. Он сделал шаг назад, чувствуя, как весь его внутренний баланс висит на волоске сегодняшнего дня.       — Я закончил, — произносит Чимин, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и уверенно, подняв взгляд на чужое лицо. Чонгук медленно открыл глаза и посмотрел на него с легкой улыбкой. Чимин заметил в его взгляде расслабленность и легкость.       — Благодарю вас, Господин, — сказал Чонгук. — Справились вы очень хорошо, даже если бы и хотел придраться — абсолютно не к чему. Пака чужие слова внутренне подбадривают, придавая больше уверенности в своих нынешних практических навыках. Чимин берет липкими руками поднос со склянками и ступкой, собираясь убрать это все по местам, и скорее убраться из этой больницы самому.       — Спасибо, — Чимин делает легкий поклон и разворачивается на пятках в сторону выхода.       — Кстати, о приглашении. Чужой голос заставил замереть на месте, обхватив липкими пальцами края подноса крепче. Точно. Господин совсем позабыл о том, что он звал Чонгука "в гости" завтра. Из-за всех этих непонятных и раздражающих эмоций... О, Великий Будда, Пак нагло забыл о собственных словах...       — Я приду. Чимин не решается обернуться назад. Он облизывает сухие губы и отвечает:       — Благодарю. Пак поспешно направился к двери, стараясь не выдать свое смятение. Его руки все еще мелко дрожали, а мысли путались, когда он быстрым шагом покидал палату. У самого выхода он услышал тихий чужой смешок, и почувствовал, как загорелись его щеки. Как только он оказался за дверью, то тяжело выдохнул, чувствуя, как напряжение медленно отпускает его, но сердце продолжало колотиться. Завтра... Что будет завтра?..