Пособие по уничтожению Луны для начинающих

Ночь казалась неправильной: слишком темной, слишком тревожной для сердца; соседский смех казался гнусным и дрожащим, их шаги — подкрадывались сзади. Думается Сахарозе: вот ведь интересно, она родителей называет соседями — и ведь даже уже не обращает внимания. Телефон, разбуженный уведомлением, отбрасывает на потолок лужицу голубого света; имя контакта заставляет сердце пропустить удар. «ты как?» Сахароза заправляет лохмы за ухо — только вечером помыла, лезут как попало — и отвечает быстро, едва дыша: «нормально» А потом, чуть погодя: «а что?» И присылает стикер — удивленная мордашка аранара. «так вы фанатка моего творчества, мисс сахароза» «да. вы очень хороши» «ты уверена, что хочешь обращаться ко мне на вы даже в три ночи?» Она стучит обгрызенным ногтем по телефону — медлит, думает, сопоставляет. Правдивый ответ — я не считаю себя достойной называть вас по имени — жужжит в голове, как назойливая муха. *** Ей, должно быть, повезло, что живет она в том же самом городе, куда и поступила в университет; многие ради Академии едут через полконтинента, пытаются пробиться не просто по баллам — еще и по рекомендациям, чтобы попасть в кампус студенческого городка, где придется делить жилплощадь с совершенно чужими людьми. Одна мысль об этом вызывала дрожь и холодный пот. С другой стороны, она ведь точно так же живет с чужаками, только эти, в отличие от типичных студенток, могут ей возложить на плечи множество ожиданий и запретов. И вроде как имеют на это право. Не включай свет после полуночи. Не запирай дверь. Вай-фай на ночь выключается — не дай бог от сидения в телефоне зрение просядет еще больше (то, что проседает от книг, остается без внимания). И, конечно, если ты выбрал жизненный путь — отдавайся ему до конца. Если ты не учишься круглыми днями — значит, ты ничего не делаешь. Если ты, поступив в престижный университет на специальность с самыми высокими проходными баллами на факультете, не взял в первом же семестре несколько исследовательских проектов на конференции, если не договорился о стажировках и не устроился работать еще на втором курсе по специальности — ты не дочь, а сплошное разочарование. Ее родители, конечно, всегда ее поддерживали, когда дело касалось того, что ей нравится, но грош цена была той поддержке. Сахароза уже давно выплакала свое — и от усталости, и от чувства собственной никчемности, и от того, насколько ей дома холодно. Плакать, на самом деле, тоже было нельзя, и из-за этого тогда по телу Сахарозы постоянно были раны — каждый раз, когда тихие всхлипы перерастали в истерику, было уж проще воткнуть себе ножницы в плечо, чем вслух взвыть от боли. Сахароза пыталась спорить, но всегда ей напоминали, что за повышение голоса можно остаться без денег на месяц. *** Иначе говоря, Сахарозе непривычно хорошее отношение к себе. Поэтому последние два года — с момента создания одного конкретного чата в телеграме — ей кажется, что все бессмысленно. Не может жизнь, которую она жила каким-то образом девятнадцать лет, быть настолько ужасной. Не может ведь?.. Тут где-то есть подвох. Поэтому пишет: «нет, извините, профессор гольд» Ответом ей служит долгий, долгий набор сообщения — комично долгий, и Сахароза уже не сдерживается и тихо посмеивается, когда в итоге профессор Гольд ей просто присылает убийственный косой взгляд одного очень смуглого детектива. С Кэйей они познакомились примерно на третью встречу по поводу диплома — профессор Гольд любил работать в тихой семейной кофейне на окраине города, но в тот раз предложил посидеть в другом месте. Как выяснилось, буквально напротив располагался полицейский участок. Все время Сахароза ощущала себя не то лишней — пока эти двое общались в своей странной манере, когда не уверен, флиртуют люди или нет; внутри у нее все сохло, вяло и скручивалось в болезненный узел где-то в районе желудка, — не то слишком явным объектом интереса — мистеру Альбериху явно очень нравилось, когда люди краснели и смущались до икоты. Честно говоря, после того случая Сахароза думала о том, как мечтает никогда в жизни больше с ним не пересекаться, но стоит отдать должное: с Кли, младшей сестрой профессора Гольда, он ладил просто замечательно, что приводило вот к таким вот фото, где он сидит, коронованный картонно-бургеркинговски, с накладными усами и смертью в глазах. «и все-таки, не уходи от темы, пожалуйста. я вижу, что с тобой не все в порядке» «что именно» «как минимум ты все еще не спишь пропустила несколько лабораторных, слышал, у тебя теперь хвосты и честно говоря у тебя лицо… лунное» Она смотрела в экран несколько секунд пустым взглядом, пока не написала: «у меня синяки под глазами как лунные кратеры?» «да. рад, что не пришлось пояснять» «ахахах» На ее лице даже не мелькнуло и намека на улыбку. Сахароза думала о том, как бы помягче это сказать. Как бы сказать — похоже, мои чувства к вам, профессор Гольд, какие-то нездоровые и глубокие, они проели мне все органы и я не знаю, что с этим делать — и не выглядеть при этом совсем уж отбитой? С другой стороны, она уже делает вещи, караемые административной ответственностью. *** В прошлом году, когда Сахароза немного оттаила и стала хоть чем-то делиться про себя, Фишль выдал ей удивительное в своей простоте изречение: «Перестань общаться с теми, кто тебя не принимает». (Фишль, когда главенствовал Оз, в такие моменты нравился ей куда больше, чем когда превалировала ее высочество — так Сахароза хоть понимала, о чем идет речь). В тот момент Сахароза почти то разозлилась — уж не им-то, в конце-то концов, ей говорить, что в таких ситуациях работает, а что нет, и вообще она знает, что этот вариант гиблое дело. И что удивительно… Сработало. И как замечательно ушел селфхарм из ее жизни, когда исчезло взаимодействие с его провокатором. Даже сейчас, когда ей стало противно смотреться в зеркало, Сахароза просто заваривала себе очередной рамен вместо того, чтобы запивать энергетиком сигареты или смотреть в сторону острых предметов — в любом случае, это какой-никакой прогресс. *** «а знаешь, я так не могу» Сахарозе кажется, что само время остановилось — и сложно дышать, и больно, и будто выбили весь воздух из легких. «что?..» «я не могу ждать от тебя ответы на пять минут хочу поговорить по-человечески напиши свой адрес» Ее тело будто размораживается — и о архонты, щеки обжигает. Возможно ей не нравится сам профессор Гольд, а нравится его идея. Легкий, приятный в общении — ни с кем ей не было в жизни так хорошо. Чуткий, пускай и не всегда понимающий, что к чему, в этих сложных человеческих отношениях — но она такая же. Внимательный. Блестящий ум. Почти сверхчеловек. Вундеркинд. И даже в характере никаких изъянов. Что самое страшное, с ним не скучно. Что ужаснее всего, он красив. Ей хочется вывернуть его наизнанку; препарировать наживо. Посмотреть на пульсацию сердца, на то, как округлы глазные яблоки вместо ее близорукого огурца. Увидеть его мозг, нейроны, передачу электрических импульсов. Хотя у Альбедо там явно какая-то квантовая механика. Сахароза пишет адрес, накрывает горячие щеки ладонями и открывает совместимость Стрельцов и Дев. Просто так. Ждет.