Пособие по уничтожению Луны для начинающих

Началось все еще задолго до их встречи в библиотеке. Было скучное лето, когда в половину дней дождь смывал всю нужную для исследований пыльцу, а в оставшиеся солнце пекло настолько беспощадно, что даже дышать на улице было сложно. Сначала Сахароза пыталась читать книги. Поняла, что не способна дочитать ни одну до конца. Потом — смотреть сериалы. Вспомнила, что их едва высиживает на половину. Промотавшись без дела около месяца, она решила устроиться поработать — тем более, родители навязчиво намекали, что не хотят ее видеть дома все время. Чувства эти были вполне взаимны. Выбор пал на цветочный магазин. Сахароза понимала, что чувством прекрасного не обладала — иначе бы ее стиль не препарировали с такой дотошностью перед каждым выходом, когда не удалось проскользнуть мимо гостиной — так что дело было отнюдь не в стремлении к изящным композициям. Объяснение было куда прагматичнее: в месте, где каждый метр заполнен бесконечными спатифиллумами, чайными розами и ховеями, проще заполнить ботанический альбом к началу семестра. И как же приятно оказалось сидеть в чуть влажном прохладном воздухе и усердно выводить прожилки на листе; вглядываться в соцветия, искать корни. Лето — не сезон для букетов, слава архонтам, и обычно за всю смену приходилось иметь дело только с немолодыми женщинами, желающими обустроить сад у дома или добавить в квартиру немного зеленого. Им Сахароза нравилась; а кому не понравится скромная девушка с тихим голосом, дающая самые подробные инструкции в мире, как не допустить гниение корней и как, черт подери, заставить эти орхидеи зацвести? Самой же Сахарозе куда как приятнее было, когда ее не трогали вовсе. С другой стороны, здесь ее хотя бы слушали, в отличие от дома. Все шло хорошо. Сахароза могла спокойно собирать букеты по макетам, обрезать стебли и удобрять землю, между делом зарисовывая, перепроверяя сорта по определителю (интереса чистого ради) и заслушивая любимые плейлисты до дыр. День ото дня — отлаженная схема, винтик к винтику внутри часов времени. Но, как известно, чтобы семена взросли, нужно, чтобы их сначала разнес ветер. И эта история началась тоже с ветра — с ветра, колыхнувшего колокольчики чуть громче, чем обычно, холодными мокрыми руками мазнувшего по лодыжкам, с ветра, заставившего Сахарозу поднять взгляд от скетчбука. И на секунду забыть свое имя. А как не забыть, когда от такой синевы в глазах — большей, чем во всем небе — можно и забыть, как дышать? Этот цвет поражал настолько, что с каждым шагом посетителя Сахарозе хотелось вжаться в стул все больше. Тем более, что с каждым шагом он все хорошел; и стоило ее взгляду опуститься на губы — настолько же бледные, насколько и ровно вычерченные, ей и в жизни такой линии не оставить на бумаге — Сахароза поняла: дела, кажется, очень плохи. — Здравствуйте, — выскользнул между этими губами приятный негромкий голос. Чертовски знакомый. Этот голос открывал научные конференции, озвучивал взвешенную и глубокую критику на судействе, выступал с приветственной речью каждый год. От этого голоса все встало на свои места — да, конечно, она совершенно точно попала, ведь как иначе. Альбедо Гольд. Он ей улыбнулся, и если до этого Сахароза каким-то чудом не покраснела, то в этот момент вспыхнула, как тысячи фонарей Ли Юэ. — К-конечно. Чем вам помочь? Успехом стало то, что Сахароза вообще смогла сказать хоть что-то — с другой стороны, она вероятно себя переоценила, и по тому, какое замешательство появилось на лице профессора Гольда, заодно и где-то потеряла часть коммуникативного аспекта речи. И доходило до нее вроде бы секунды, но отвратительно-липко-тихие-«ого, на улице был дождь, и у него волосы прилипли к шее»-стыдливые секунды. — То есть…. Здравствуйте. По протоколу опускать глаза не рекомендовалось — но Сахароза не выдержала выражения, которое немедленно считала, как жалость. В общем-то, пока она на него не смотрела, стало попроще вспоминать о том, как жить, и функционировать, и думать. — Все в порядке, — сказал профессор Гольд, и захотелось расплакаться из-за того, настолько непонятные вещи делала с ней эта интонация, мягкая и ободряющая. — Бывает. Она рискнула посмотреть — нет, не в глаза, но нижнюю вершину треугольника на лице. Что-то около кончика носа; в какой-то книге тысячу лет назад прочитала, когда были огромные проблемы с тем, чтобы поддерживать зрительный контакт. Сахароза сжала кулаки, и уверенно попросила, сосредоточившись на задаче: — Давайте попробуем сначала. Профессор Гольд понимающе улыбнулся и сделал шаг спиной обратно ко входу — а затем покорно сказал: — Здравствуйте. Внезапно захотелось засмеяться; Сахароза нервно облизнула губы, прежде чем дежурно улыбнуться: — Здравствуйте и добро пожаловать. Чем я могу вам помочь? С шаблонами всегда было куда как легче — и, видно, не ей одной, потому что профессор Гольд как будто бы выдохнул. — Я ищу растение — неприхотливое, которое… Сможет хорошо пережить неделю без полива. Или две. Может быть… — И три? Сейчас переглянуться было куда как проще. — Да, такое тоже не исключено. — Суккуленты, похоже, подходящий вариант, но… У вас дома есть животные? — Скажем так, скорее да, чем нет. — А интенсивность света какая? Есть ли места с прямыми солнечными лучами? У вас в квартире влажный воздух или скорее сухой?.. Кажется, она немного переборщила — профессор Гольд смотрел на нее, не скрывая улыбки, и смотрел очень прямо, внимательно. Что-то среднее между созерцанием инадзумских сакур и вскрытой аскариды. Однако же из магазина он вышел с пеперомией россо — внутренняя сторона листьев, пылающая алым, напомнила ему о чем-то, и профессор Гольд очень нежно и тепло улыбался, когда прижимал к себе горшок. От этого в голове мысли превращались в цветущую грушу — в ней столько, столько гудящих шмелей…. *** В тот вечер Сахароза нашла его инстаграм и твиттер — под ником kreideprinz, везде одинаково. Страничку на сайхабе. Оплатила патреон — сразу подписку на полгода, в конце-то концов, запасы рамена еще не близились к концу. Она проследила его до самых первых постов — опубликованных, когда ему было лет тринадцать. И наблюдая с замиранием сердца рост идей, расширение и углубление концепций, поняла, что у нее, кажется, все-таки появился перед последним курсом «academic crush». (Только почему-то всякие мысли лезли в голову каждый день — а потом, еще месяц, по несколько раз в неделю).