Ты (мой)

      Пару лет назад в клубе вместе со мной работала одна девица. Звали её Джонни, что само по себе страшно раздражало и заставляло сомневаться креативности её родителей. Это была не напарница, а мой ночной кошмар с развивающимся на ветру розоватым шарфиком. Вела себя так, словно, приходя на работу, делала всем нам неслыханное одолжение. Впаривала клиентам бетономешалку – коктейль на основе ликера «Айриш Крим» и лаймового сока, когда «Тулпар» терпел убытки и торговал самым омерзительным алкоголем. Лайм заставлял ликёр сворачиваться и застывать рот людей, осмелившихся попробовать новое «нечто». Тогда мне приходилось выслушивать жалобы и уговаривать клиентов всё же заплатить за вонючую рюмку. Все, от начала до конца - её ненавидели. Сдачу (если такова была) не клала в прилавок, а нехотя потряхивала ею в кулаке, так, что клиентам приходилось за ней тянуться. Всегда брала американо перед ночной сменой и минимум три раза ходила в кофейню ругаться из-за того, что после десятиминутного ожидания в комнате для персонала её кофе не бодрит. Всегда оставляла телефон со включенным экраном, с выставленной напоказ читаемой статьей, написанную женщиной, представителем меньшинств или угнетенных народов, чтобы все были в курсе ее общественной позиции. Нет, Керли, я не типичный белый мужчина, осуждающий других людей. Джонни делала это специально – так, чтобы подчеркнуть свою псевдо-толерантность.       Но, надо бы сказать, я завидовал этой сучке – её спокойствию и невозмутимости. Ничем ее было не пронять. На её фоне я сам становился истеричкой. Ненавидел себя за то, что приходил в трепет от запаха новенького бара, когда дела клуба пошли в гору. И теперь я с трудом сдерживаю эмоции, переписываясь с тобой по телефонным смс-кам. Было трудно объяснить, почему же у меня нет ни одной социальной сети. «Значит, вечеринка?» - пишу я тебе с минутной заминкой, находясь в ступоре от варианта поставить в сообщение смайлик, или нет. «Да. Мне очень неловко, что мы попали в ту ситуацию. Ты же не будешь занят сегодня? Придешь на вечеринку как гость, а не как работник.»       Я делаю глубокий вдох и вспоминаю ту драку, которую ты окрестил «ситуацией». Моя челюсть всё еще побаливает.       Если ты попросишь напомнить, что было в ту ночь, я отвечу, что – ничего. Нам так и не удалось спокойно поговорить с татуированными качками, а ты, из-за маргариты, просто не стал бы слушать, и мы разбежались окровавленные, уставшие и потасканные от прошедшего недоразумения. Я был спокоен, когда ненароком увидел, что в приложении такси ты указываешь свой адрес.       Мне, в общем-то, так и не удалось отработать назначенную смену. Пришлось просить Томаса остаться за меня, и, конечно же, пообещать нехилую надбавку. Я уже чувствую запах своего разочарования, когда придется вычитать процент из собственного кошелька. Но я не стану жалеть себя, Керли, потому что всё, что я делал - было ради тебя.       Мы встречаемся у моего дома. Ты любезно предлагаешь проехаться до загородного дома на собственном автомобиле, хотя я уже и в курсе, что взял ты его напрокат. Хочешь выпендриться передо мной, или перед своими глупыми богатенькими друзьями?       Должно быть, правильным ответом оказалась моя вторая догадка, когда ты сказал, что мы направляемся до дома Сэлинджеров. Это была не семья, Керли, а целая династия, построенная на великих писателях, хотя твой друг был способен только на цитирование смазливых произведений под своей фотографией в Инстаграмме. Я бы никогда не подумал, что Дайске, тот самый придурок в пестрой рубашке, был потомком талантливых поэтов. – Сэлинджер? – переспросил я тогда, как полное ничтожество. – Да, - бросил ты равнодушно, - ты наслышан?       Джонни и глазом не повела бы, а я с ума схожу от волнения. Всего лишь первое свидание, а ты уже ведешь меня в дом своих близких друзей.       Конечно, я не смог бы отказаться от этого приглашения. С тобой – хоть на край света, тем более, если это сливки общества. Мне всегда хотелось побывать на другой стороне от безденежья и захолустных домиков, построенных в ряд чисто для того, чтобы скрыться от Нью-Джерских небоскребов. Но чем ближе мы подъезжали, тем больше меня трясло. Я боюсь не понравиться твоим друзьям. И в сто раз хуже, если ты боишься того же самого. Я чувствую твой страх, Керли, ты весь на нервах, но не могу точно предугадать – из-за меня это, или из-за того, что ты просто не хочешь ехать. Или из-за того, что ты делаешь это ради меня – просто, чтобы я развеялся. А когда я в таком состоянии, я плохо себя контролирую. – Кстати, - ты снова перебиваешь нашу тишину. – Помнишь, я.. Говорил тебе о своей девушке? Она уже там. Аня не очень любит такие места, но Дайске тоже её друг. Я хотел познакомить вас. Ты же не против, Джимми?       Я снова делаю этот глубокий вдох и поднимаю брови. Представляю, как ты отрекомендовал меня своей девушке: «да он хороший! Всего лишь споил меня и всего лишь влез вместе со мной в драку, из-за чего ты делала мне мозги весь вечер».       Мне плевать, понравлюсь ли я конкретно ей, или нет. Мне не плевать, что она тоже будет там. Я надеялся, что это будет наше свидание, Керли, но тебе хватает смелости знакомить меня с моим врагом. – Конечно. Будет интересно познакомиться с той, кто украл твоё сердце.       Ты улыбаешься, прекращаешь сжимать руль и наконец-то смотришь на меня, пока мы стоим на светофоре. Начинаешь рассказывать про то, как нам будет весело, как ты впервые перебрал с дорогим алкоголем в доме у Сэлинджеров. И не просто рассказывать, а заново проживать историю про то, как вы гуляли по ночному мегаполису и как тебе было стыдно, но очень смешно за своё поведение. Слушая тебя, я словно возвращаюсь в прошлое и чувствую укол ревности – к твоему другу! – Тогда-то я и познакомился с Аней. Это был тот самый вечер. Я сорвал какой-то цветок и нацепил его ей на волосы. Только не смейся, ладно? Да, я был тем ещё романтиком.       Но я смеюсь. Разумеется, неискренне, Керли, надеюсь, ты простишь меня за это.       Вас объединяет не только совместное проживание, но и особенный момент встречи. Я бы назвал его приторным, если бы не мечтал, чтобы у нас произошло также. Аня для тебя не просто соседка и подружка с большими сиськами, у вас есть важные воспоминания, что, несомненно, очень портит мне жизнь. Наше знакомство в баре и рядом не стоит с этим романтичным моментом с цветком в волосах. Укол ревности превращается в смертельный яд, разъедающий мои органы изнутри – и, будь я проклят, Керли, мне не нравится то, как ты говоришь о ней. Как бегают твои глаза, как иногда ты потираешь колено в неловкости, потому что тебе приятно вспоминать это.       Я перемещаю взгляд на дорогу и кусаю губы изнутри. Надо было взять дополнительную ночную смену в «Тулпаре».

***

      Кнопка вызова старинного лифта напоминает кнопку перезагрузки. Внутри пахнет лавандой, стоит маленькая лавочка, стены оклеены сентиментальными обоями в цветочек. Мы смотрим, как зажигаются и гаснут кнопки этажей. – Пентхаус? – Да, - киваешь ты и расправляешь рукава рубашки. – Хорошо, что я не забыл поменять запонки. Дайске подарил мне их на прошлый день рождения. – У Даске тоже высшее образование? – интересуюсь я, чтобы сменить тему. – Его зовут Дайске. – смеешься ты, запуская пятерню в свои яркие волосы, чтобы слегка пригладить их. – Не зови его так, а то ещё обидится. У него итак были комплексы из-за своего имени. Преподаватели часто его коверкали.       Я смотрю тебе в глаза. Ты назвал меня «мудрым». И мне не надо спрашивать разрешения, чтобы прикоснуться к тебе. Поднимаю руку и лохмачу твои волосы – потому что с растрепанными ты смотришься гораздо симпатичнее. У нас не было секса – пока что! – но я уже могу представить, как красиво будут пушиться твои волосы на твоем разгоряченном лице. Ты сглатываешь. И улыбаешься. Молчаливо благодаришь меня, но я отворачиваюсь первым. Ты – мой, я увидел это по твоим расширенным зрачкам.       Надо тебя поцеловать, но лифт вот-вот остановится. Ты снова проверяешь запонки, я снова ловлю себя на мысли, что хочу нажать на красную кнопку «стоп» и наброситься на тебя прямо сейчас. Хотел бы я взять тебя за руку, хотел, чтобы твой пот перемешался с моим. Восторг! Но мы продолжаем держаться порознь, потому что ты – занятой человек, а я нахожусь в зоне ожидания и отсчитываю секунды, когда твоему роману придет конец.       Дверь лифта открывается. Прибыли. У меня перехватывает дыхание. Я будто попал в одну из сцен «Великого Гэтсби». Сексуальное желание смешивается с завистью к этой жизни. Но меня здесь никто не знает, а тебя знают все. Твой мир больше моего. Ты обнимаешься с этими баловнями судьбы, и у некоторых из них – подумать только! – инструменты, и они наяривают Фрэнка Синатра, будто на дворе 1946 год. Я ожидал, что Дайске любитель современной попсовой музыки. – Аня? – Керли, ты ехал дольше, чем я думала. «Ты». Керли, так ты не сказал ей, что приедешь не один? – Джеймс, - проговариваешь ты, когда она выпускает тебя из своих объятий и приземляется на ноги, – Это Аня.       А я и так уже догадался. Она оказалась ещё меньше – даже меньше меня самого. С копной игольчатых волос, в симпатичном обрамляющем её фигуру платьице, но с закрытым декольте. Ты рядом с ней выглядишь великаном, а она – лилипутом. Вы с разных планет. Она тебе не подходит, а ты этого не замечаешь. – Приятно познакомиться, Джеймс. – говорит она вежливо. – Я – Аня, девушка Керли. Хотя, ты, наверное, уже в курсе. Мне показалось, или она осматривает меня с ног до головы? Сучка. – Ты.. То есть, вы, действительно слегка задержались. Дайске успел перепробовать весь алкоголь в своем баре, ещё и другим подливал. Точнее.. Очень яростно помогал официантам.       Ты смотришь на неё влюбленно. Я перемещаю взгляд от тебя к ней, и начинаю ненавидеть её всей душой. Одна её фраза – и ты уже находишься вне пространства и времени. Улыбаешься так, как не улыбался мне. Ещё одна фраза – и ты млеешь, она великодушно прощает тебя за опоздание, гладит по спине и просит отойти, чтобы найти вашего пьяного друга. Ты вообще ничего не замечаешь. Аня.. мешает нам.       Я же остаюсь один. Со мной никто не здоровается. Будто чуют бесплатную среднюю школу у меня за плечами. Какая-то тощая британка пялится на меня с высокомерным презрением, прежде чем занюхать дорожку кокаина. Я достаю телефон и читаю сообщение с почты: «Посылка прибыла и загружена в помещение». Удобно, что кладовка клуба была достаточных размеров и достаточно никому не нужна, чтобы прибрать её к своим рукам.       В углу я замечаю резной деревянный комод, и ноги сами ведут к нему. Он великолепен – уникальная ручная работа. Незаметно от всех слегка приоткрываю дверцу и мое внимание привлекает новогодняя красная шапочка с милым белым шариком на макушке. Видимо, здесь любят традиционно отпраздновать рождество. В моей же семье не праздновали ничего. Ты возвращаешься. Вместе с ней. – Интересная вещь, правда? – спрашивает Аня после того, как я аккуратно закрываю дверцу обратно. – Да. – киваю я. – Действительно прекрасная работа. – Семья Сэлинджеров очень трепетно относится к ручным работам. Они считают, что то, что сделано своими руками – бесценно и восхитительно. Пару раз и я дарила Дайске вязанные носки в честь рождественских праздников. Он был очень благодарен.       Она улыбается, но я не разглядываю в этой улыбке тепла. В моих глазах томится пелена ревности. Керли, ты очень падок на сладкую ложь. Вот же сука! Прямо передо мной вы продолжаете прижиматься друг к другу: твоя рука на её талии, её рука – на твоей.       Аня специально издевается надо мной. К счастью, Керли, ты не замечаешь этого, - к её счастью! Если б не ты, я бы проломил ей голову. Я не спрашиваю, кем она работает, но Аня, мать е     ё, считает нужным мне это сообщить: – Я медсестра. Помогаю врачам.       Сука! Я знаю, чем занимаются медсестры. За всю свою жизнь повидал немало. Она что, считает меня тупицей? Я еле удерживаюсь на плаву. – Это очень уважаемая профессия. Я благодарен всем, кто связан со здравоохранением. – Значит, вы познакомились с Керли в клубе «Тулпар»? Ты тоже там отдыхал? – Нет, я.. Там работаю. Я бармен. Разливаю напитки.       Аня не меняется в лице, но я замечаю дергание её черной брови. Она не ожидала, что я отвечу ей в её же манере, или что я виновник тяжелого похмелья Керли? – Да, в тот день я сам попросил чего по крепче. Не ругайся на него, хорошо? – вставляешь ты, и пытаешься не выглядеть виноватым щенком. Ты очаровательный. – Я уже поняла, что вы хорошо там погуляли.       Она улыбается и смотрит на меня, потом на тебя, Керли. Это ни капли не смешно, но я, сжав зубы, тихо посмеиваюсь вместе с вами.       Аня поправляет сумочку и отчитывает тебя за смятую рубашку – видите ли, даже если ты в доме своего друга, это не повод выглядеть как растрепанное нечто. Я бы поспорил с ней, но боюсь, меня поймут неправильно. Мне нравится абсолютно всё, что связано с её – пока что! – парнем, а ей же не нравится ничего.       Ты машешь рукой вглубь квартиры, я ретируюсь. Неудивительно, что в таком особняке есть огромная библиотека, которую я заприметил сразу, как только подобрался к лестнице, ведущей на второй этаж. Она оказалась умопомрачительной. Я бы даже присвистнул от восторга, если б умел. Керли, как часто ты посещал это место? Я принимаюсь разглядывать содержимое бесконечных полок. «Жертва». Первое издание второго романа Сола Беллоу. Протягиваю руку, чтобы снять с полки, но корешок трещит по швам. Родители Дайске определенно умеют читать книги и делать детей, но ничего не смыслят в хранении приобретений.       Затем я спускаюсь к бару и снова пытаюсь не присвистнуть от многочисленного выбора дорогого алкоголя: Херес Массандра, Текила «Ley», Коньяк «HenriIV», и я бы продолжал перечислять, если бы у меня не отвисла челюсть. Всего «Тулпара» не хватит, чтобы оплатить одну из этих бутылок, что уж говорить о дешевом меню бара? Я бы мог поэкспериментировать прямо здесь и сейчас, но меня и так принимают за низший слой общества. По их мнению, я не имею право и прикасаться к этим бутылкам. – Я так и думал, что найду тебя здесь. – улыбаешься ты, и присаживаешься рядом со мной. – Почему не попросишь налить чего-нибудь? Бар абсолютно бесплатный. – О нет, спасибо. Моё дело работать с алкоголем, а не пить его. – Так значит ты, самый лучший бармен из всех, кого я знаю, ни разу не прикасался к тому, что делаешь сам? Я поражен, Джимми. – Перестань, - твое признание меня впечатляет. – Должно быть, я лучший, потому что ты и сам мало пьешь? Что-то я не видел тебя с бокалом сегодня. – Аня со мной рядом. Понимаешь, не могу при ней, даже если это праздник моего друга.       Я совершенно точно ненавижу твою Аню больше, чем Джонни. Подушечки моих пальцев твердеют от злости, и ногтем безымянного пальца я начинаю отрывать кожу от большого. Мне приходится разорвать наш зрительный контакт, понимающе кивнуть головой и потерпеть фиаско – этот вечер не был и не собирался быть нашим первым свиданием. Мне неприятно слышать то, что ты говоришь о ней, даже когда мы находимся вдвоем.       Мне льстит то, что ты догадался не звать её снова поговорить со мной. Меня бесит один её вид. Бесит её смазливое личико; бесит, что ты не замечаешь её паскудную натуру, когда я же вижу её насквозь. Ты просто не хочешь принимать тот факт, что я подхожу тебе больше. – Тут слишком шумно. Не хочешь отправиться на балкон?       В моей голове становится тихо, когда ты предлагаешь нам уединиться. Знаешь, Керли, я тоже не чудовище, и благодарю Аню хотя бы за то, что её нет здесь и сейчас. Может быть, этот вечер действительно превратиться в наше короткое свидание? Балкон оказывается террасой. Такой просторной, тихой и уютной, что не хватает костра, перед которым мы бы могли сидеть и жарить зефир, как подобает мне – бедному полу-сиротке, выросшему под - как, наверное думает это «высшее» общество – картонкой на улице. Хотя, я бы и не смог предложить тебе то-то больше зефира. – Я благодарен тебе, Джимми. – нарушаешь ты тишину в очередной раз. – Я видел, как на тебя смотрят мои друзья. Мне.. Очень от этого противно. Половина из них сами росли в дерьме, им просто повезло выплыть на интернетных аферах. Люди, порой, не видят дальше своего носа.       Я смотрю на тебя молча. Наблюдаю, как локоны твоих волос развиваются на ветру, портя приглаженную прическу, которую наверняка прилизала твоя глупая Аня. Ты становишься прекрасным, а я снова превращаюсь в рыбу, потому что могу только хлопать губами. – Не заморачивайся, Керли. Это нормально. Они не привыкли видеть обычных людей. – сам же и смеюсь с своего выражения. – Я имею ввиду, меня это не задевает. Для меня ширина кошелька ничего не значит. Самое главное – это получать удовольствие от своего подходящего места. Звучит? – Звучит. – отвечаешь ты чуть тише, и расплываешься в улыбке.       Хотел бы я, чтобы ты притянул меня к себе. Хотел, чтобы ты не ждал и сводил меня с ума. Твои губы созданы для моих, Керли. Моё сердце же дано для затем, чтобы любить тебя, а губы – чтобы целовать. Я хочу, чтобы ты впился в меня у всех на виду: у этих пафосных ублюдков, у своей противной подружки, у своего пьяного богатенького друга.       Я готов раскрыть всю свою душу тебе здесь и сейчас. Одним своим появлением ты создаешь умиротворяющую атмосферу; заставляешь блекнуть пёстрых и дорого одетых людей на своём фоне. Заставляешь забывать про здравый смысл. Наша встреча – судьбоносная, Керли. Ты – мой. И твоя Аня нам не помешает. – Я надеюсь, что нам не помешают. Было очень эгоистично позвать тебя на эту вечеринку. Я даже не спросил, любишь ли ты такие места. «Люблю любые, где есть ты» - думаю я, но отвечаю: – Для меня же не впервой. Я был рад, когда ты пригласил меня. Здорово выбраться туда, где я не работаю. – О черт.. Это я так выразился? Прости, я не это имел ввиду. – Что? Керли, нет, я действительно так считаю.       Ты запускаешь пятерню в свои волосы и взлохмачиваешь их так, как я делал тебе ещё в лифте. Ты запоминаешь мои жесты и прислушиваешься к моим советам. Керли, я готов отдаться тебе прямо сейчас, если ты предпочитаешь быть сверху.       Внутри меня разливается тепло: такое бархатное и приятное, что хочется петь серенады Фрэнка Синатра. Болваны, стоящие в зале перед дорогущими инструментами не смогли бы передать правильную интонацию и тембр великого певца, а я бы смог. Мелодия должна идти из сердца, Керли, а моё сердце готово трепыхать перед тобой. – Ты слишком добр, Джимми. – ты снова смотришь на меня. – Мы с тобой практически не знакомы, но я поражен твоему терпению и пониманию. – Мне приятно, что ты видишь во мне хорошее, Керли. – Хотел бы я увидеть больше.       Мир исчезает, остаются лишь твои сияющие глаза. Таким, как Аня, никогда не понять тебя. Тебе не нужны не деньги, не связи, не дурацкие ролевые игры, а любовь.       Мы смотрим друг на друга, и я по-настоящему понимаю, что ты – мой. Твоя улыбка особенная, и принадлежит только мне. Я влюбляюсь в тебя с каждой секундой все больше и больше. Я никогда и никому не позволю отнять тебя у меня.       Мне приятно, что ты хочешь узнать меня больше. Мне приятно, что ты беспокоишься обо мне и извиняешься за своих друзей. Мне приятно, что это был наш первый особенный момент. Как считаешь, он переплюнет ваше знакомство с Аней? По моему мнению – да, потому что и мы в этот момент являемся особенными. Ты светишься. Озаряешь мои глаза. Впитываешь блеск звезд, и я теряю рассудок.       Но, когда вечеринка подходит к концу и тебя давно не видать возле своих друзей, я задаюсь вопросом: куда же ты мог пропасть? Я попробовал бы пригласить тебя к себе домой. Продолжить отдыхать у меня на диване. Мы бы могли заказать по бутылочке обычного пива, разговаривать до утра и не вспоминать ни про кого, кто мог бы помешать нам наслаждаться обществом друг друга.       К счастью, твой голос я узнаю из тысячи, поэтому без труда мне удается услышать его в одной из комнат. Кажется, там темно, но дверь закрыта не плотно. Я прикасаюсь к золотой ручке с интересной гравировкой, собираясь поделиться с тобой восторгом от необычного рисунка.       Я слегка приоткрываю дверь, и.. Вижу твою голую спину. Ты лежишь на кровати, и из-за этого мне не удается сразу разглядеть стройную фигуру под тобой. Но когда я всё таки узнаю Аню, и слышу её стоны.. Во мне кипит ярость. Теперь я точно теряю рассудок.       Керли, то, что ты сделал – меня ранило. Я был готов открыть тебе свое сердце, но ты выбрал тощую дырку своей подруги, променяв наш идеальный вечер на короткий секс.       Я закрыл дверь моментально. Так, чтобы и ты, и твоя Аня меня услышали. Я снова потерпел фиаско. 2:0 в пользу Ани.       Керли, ты не оставляешь мне другого выбора. Помнишь, я задавался вопросом: убью ли я женщину из-за минутной ревности? Мой ответ – да. Минутная ревность превратилась в извергающий вулкан.

***

      Мысли скачут как бешеные – Ты, я, твоя сияющая улыбка, Аня. В таком состоянии мне только одна дорога – на утреннюю смену в «Тулпар». Здесь никого нет. Бар будет закрыт до девяти часов. Босс не стал задавать вопросов и просто выдал ключи от дверей, чтобы я лишний раз протер столики и скоротал время. Спасибо ему за его безразличность – иногда она играет мне на руку.       Добираюсь я пешком, открываю дверь и спускаюсь в звукоизолированный подвал. И лишь там, в моем прекрасном логове – в моей клетке, - на мое лицо возвращается улыбка.       Хотя, знаешь, Керли, «клетка» - не совсем подходящее слово. Она гигантская, размером почти с самим подвалом. И ни капли не похожа на грубые металлические клетушки вроде тех, что бывают в тюрьмах или зверинцах, а скорее напоминает часовню. Под потолком – массивные балки из полированного красного дерева, стены из прочного, дышащего акрила. Она загадочна и таинственна, Керли, сам как-нибудь увидишь. Здесь будут хранится бутылки прозапас – снаружи клетки специально вставлено устройство регулировки температуры. Мы же не хотим, чтобы дорогой алкоголь хранился при комнатной температуре.       Разуваюсь, сажусь на скамью, закидываю руки за голову и начинаю рассказывать бутылкам о тебе. И они слушают, Керли. Закрываю глаза, и вспоминаю день, когда я устроился сюда работать. Прошло целых 5 лет, Керли, представляешь? Ещё никогда я так долго не задерживался на одном месте, и это привело меня к тебе. Привело к твоим сладким губам, которые мне еще предстоит попробовать.       Знаешь, Керли, ты прекраснее, чем эта клетка. Тебе точно здесь понравится. Убежище для бесценного алкоголя, для твоих тонких рецепторов. Алкоголь – не про пьянство, он про точную дегустацию. Ты придешь в восторг от меня, его хранителя, и я расскажу тебе каждую историю их приготовления. Я здесь всесилен: захочу – и разобью все бутылки, превращу в лужу и плесень, уничтожу одним мановением руки. Если есть мужчина, способный по достоинству оценить мою власть, то это ты, в своей облегающей рубашке, с мечтой о том единственно «стоящем». Ты с удовольствием стянешь боксеры, чтобы остаться здесь в моих объятиях навеки.       Я спускаю штаны и стоит мне прикоснуться к набухшему члену, как я тут же покрываюсь мурашками. Меня трясет от желания; трясет от одного твоего вида. Я обхватываю одну только головку, медленно натираю её и спускаюсь по стволу вниз. Мои движения размеренные, но в глазах уже темнеет от нетерпения. Колени дрожат. Я терплю нарастающую разрядку. Но.. Я слышу шаги сверху.       Мне приходится сорваться с места, натянуть штаны обратно и буквально скакать по лестнице вверх, потому что это могли быть грабители. Я что, не закрыл входную дверь? Редкостный идиот.       Как только я поднимаюсь и захожу за прилавок, глаза мои падают на пришедшего гостя, от которого я впадаю в ступор. Аня. – Привет, Джеймс.       Она в коричневом свитере с горлом. На плечах темный пиджак, на правом плече короткая сумочка, на лице – неловкая улыбка. Я оглядываю её сверху вниз прежде, чем вспоминаю, что я дружелюбный знакомый её (моего) парня.       Приходится расслабить брови и натянуть улыбку. Неужели она пришла попросить меня отстать от Керли? – О, Аня, день добрый. Прости, мы ещё закрыты. – Нет, я не.. Я не за этим. – она улыбается чуть спокойнее. – На самом деле, я пришла поговорить с тобой. – Да, конечно. Тебя что-то беспокоит? – плевать я хотел на неё и на её проблемы. – Меня беспокоит Керли. Точнее, его скорейший праздник. Он, наверное, ещё не успел рассказать тебе, что скоро у него юбилей. Я заранее решила подготовиться к этому дню, поэтому бегаю и приглашаю наших друзей. – Очень мило, я могу чем-то помочь? – Да, я хотела бы тебя позвать. Он упоминал, что вы мало знакомы, но я уверена, что он будет рад видеть тебя на вечеринке. Керли очень трепетно относится к своему окружению, поэтому я была очень рада, когда он сказал, что вы практически сразу нашли общий язык.       Аня улыбается мне. Её смазливое личико натягивается в редких мимических морщинах, а моя улыбка начинает сползать все медленнее и медленнее. Эта сука надо мной издевается.       Я помню, как вчера вы здорово провели вечер. Как вчера ты украла у меня моего Керли, заманив к себе раздвинутыми ногами. Я пытаюсь выглядеть дружелюбно ради него, но ты – мне не нравишься. Я презираю тебя. – Я с радостью приду, спасибо за приглашение, Аня. – О, и, Джеймс.. Пожалуйста, не говори ничего Керли. Он не знает, что я приходила к тебе, идет?       Она поворачивается ко мне спиной и направляется к выходу, топая короткими каблуками по начищенному мною паркетом. Она испачкала пол – прямо как и испачкала мое сердце. Протопталась по нему своими шлюшьими босоножками, и я уже не вижу смысла в том, чтобы не взять пустую бутылку из-под своей барной стойки.       Я зову её снова. Со своей идиотской улыбкой она сразу же поворачивается, щебечет это свое «да?» и практически сразу хлопается головой о грязный паркет. Бутылка в моих руках лопнула, превратившись в своеобразную «розочку». Она сама виновата, что угодила в мою ловушку.       Знаешь, Керли, все-таки холодильное отделение, припрятанное в подвальном помещении, можно назвать моей клеткой. Я перетаскиваю Аню без особого труда, захлопываю дверь и ставлю температуру чуть ниже комнатной. Ты – мой, Керли. И я освобождаю тебя от балласта.