Honeysuckle

Заколотые набок молочные волосы, накрахмаленная рубашка, любимый им цитрусовый холодный парфюм и щепотка горечи на язык. 17 сентября, день, когда началась его собственная бесконечная сансара. Казуха ступил из вагона метро на раскалённый под полуденным солнцем бетон платформы. Горячий сухой ветер подхватил чуть вьющиеся светлые пряди, щекоча ими лицо. Блондин шёл твёрдой походкой, купаясь в его тёплых мягких потоках. Что-то внутри подстегивало держаться уверенно, не позволяя тяжелой грусти подниматься ловкой паутиной к его горлу. Уважение, светлая память, быть может стыд проявления очередной слабости. Но всё же алая меланхолия стояла спокойной водной гладью в его глазах, а на губах цвела слабая, едва заметная улыбка. Глубоко погруженный в свои мысли и воспоминания, он стремительно миновал проскальзывающих прохожих и зеркально блестящие под солнцем стеклянные двери офисных зданий и магазинов, пока цветастое изобилие не выдернуло его из этой пучины, напоминая: Цветы. Он остановился перед «ПадисараМарт», утопающем в растениях даже снаружи, и с любопытством оглядел его. Здесь, в минималистичной ныне Иназуме, эта цветочная лавочка напоминала уголок Сумеру, пышущий природой и жизнью, пускай и оформлена она была в традиционном иназумском стиле. Магазинчик находился на первом этаже здания и частично, меж панорамных окон, был снаружи отделан рыжеватого оттенка фактурным деревом. У него была чуть выступающая из стены скошенная крыша, а сразу под карнизными свесами висели шоколадного цвета балки с вырезанным витиеватым орнаментом, видимо, служившие помимо укрепления своеобразным украшением. Над ними же, в середине, красовалась крупная вывеска с названием. Перед магазинчиком все было заставлено высокими цветами и мини-кустарниками, оживляющими своим присутствием кусочек дороги. Казуха аккуратно обошёл выставленные на улицу многочисленные кашпо с пышными и яркими растениями и толкнул стеклянную дверь. Над головой прозвенел колокольчик. Войдя в помещение, он почувствовал, как его окатило прохладой оранжереи, контрастирующей с полуденным зноем снаружи, и это заставило его невольно поёжиться. Или виной тому был пробирающий насквозь взгляд васильковых глаз напротив, вперившийся в него? Такой тусклый и словно бы кукольный. – Добро пожаловать. – поприветствовал его усталый голос. Темноволосый юноша с ветряной астрой и секатором в руках стоял недалеко от него, внимательно его рассматривая, и выглядел он словно оторванным от мира работы. Его утопающие в длинном рукаве аккуратные пальцы сжимали стебель растения, которое он потом воткнул обратно в вазу к остальным таким же. Флорист положил секатор на рабочую поверхность широкого стола и вытер мокрые руки о песочного цвета фартук с аранарами, – видимо, маскотами магазина. – Здравствуйте, – поздоровался в ответ Казуха и мягко улыбнулся, а затем принялся разглядывать десятки различных цветов, всё ещё чувствуя на себе чужой взгляд, пока всё же не выдержал и не встретился с ним своим. Флорист глядел на него выжидающе. Он был красив. Прямые, отливающие синим коротко постриженные волосы, что обрамляли аккуратные черты лица, длинные темные ресницы, чистая бледная кожа. В тёплой объемной толстовке его фигура казалась небольшой и хрупкой, в разрезах на джинсах белели острые колени. Казуха вновь поднял взгляд на лицо, которое теперь ухмылялось ему. – Так и будем в гляделки играть? – вдруг спросил флорист и скрестил на груди руки. – Ох. Нет… Я пришёл за цветами- – А я думал за кофе. – Для одного очень важного мне человека. – Что-то определённое? – он оттолкнулся от стола, к которому прижимался сзади, и подошёл к расставленным на полу и полках растениям. – Даже не знаю… – задумчиво начал Казуха, выискивая что-то взглядом, – Вы владеете языком цветов? Флорист посмотрел на блондина так, будто тот сказал самую глупую глупость, прежде чем всё же кивнуть. Казуха продолжил: – Просто… мне бы очень хотелось сказать этому человеку, как сильно я по нему скучаю, но у нас больше нет возможности увидеться и поговорить. И я не знаю… – Незабудки. – Ох. Темноволосый резко двинулся в противоположную сторону, опускаясь к стоящим на полу горшкам с насыщенно-голубыми цветами. Он поднял голову на Казуху, как бы приглашая его подойти и посмотреть. Казуха присел рядом с флористом, случайно как-то излишне близко, и до носа дотронулся его тихий запах винограда. Приятный… Не успел он перевести свой взгляд на цветы, как темноволосый снова повернулся к нему, и их лица чуть не соприкоснулись. Казуха смутился, но почему-то не смог отодвинуться – просто замер всем телом и сердцем, словно зачарованный, и даже не заметил, как затаил дыхание. – Воспоминания, истинная любовь, искренность, постоянство и верность, – негромко перечислил флорист, сосредоточенно смотря в алые глаза напротив. Что-то в его ауре – такой притягательной, едва уловимой – заставляло не сводить глаз в ответ. – Вы хорошо разбираетесь в людях, – с придыханием произнёс Казуха. Флорист хмыкнул и отвернулся к цветкам. Поцарапанные пальцы мягко коснулись небесного цвета лепестков. Он проверил их на свежесть и вытащил несколько стеблей из кадушки, а затем встал на ноги и направился к другому концу магазина. Казуха не сразу сориентировался, ненадолго залипнув на незабудки перед собой, прежде чем тоже встать. Он невольно осознал, как сильно успело забиться его сердце. Темноволосый принялся ходить по залу, набирая составляющие для цветочной композиции. К незабудкам он взял белые гипсофилы и фисташку в качестве зелени, ограничиваясь лишь ими, чтобы не перегружать букет; достал из тяжёлого ящика в столе крафтовую бумагу и положил всё это на рабочую поверхность к оставленному там ранее секатору, чтобы начать работать. Казуха внимательно наблюдал за юношей: как сосредоточенно и пока ещё не очень ловко он собирал растения по спирали, как аккуратно и даже нежно он обращался с маленькими бутонами. Похоже было на то, что он только набирается опыта, и оттого это было ещё очаровательней. Длинные рукава его чёрной толстовки собирались на запястьях, что, наверное, было не очень удобно, а в лицо ему лезли непослушные боковые пряди, которые почему-то вдруг хотелось заправить, но флорист был так погружён в процесс, что даже не замечал этого. Что-то было такое диссонирующее в его образе – словно бы это всё было ему чуждо, но он всё равно старался. В итоге, по истечении ещё нескольких минут, он перевязал букет у основания и изрёк: – Готово. Темноволосый придвинул цветы к краю стола, как бы говоря: «посмотри на мою работу». Казуха подошёл и грустно улыбнулся. – Этот букет прекрасен, – он дотронулся до него кончиками пальцев и провёл ими по его контуру, будучи всё ещё где-то в своих мыслях. А потом, словно очнувшись, спохватился: – Ох, точно, оплата. Прошу прощения. – Да. Флорист усмехнулся. Быстро набрал что-то в компьютере, стоящем на углу стола, и развернул терминал лицом к блондину. Казуха приложил банковскую карту. Послышался писк, с шумом вылез чек. Темноволосый юноша осторожно взял и передал букет; и холодные пальцы его случайно коснулись руки разгоряченного уличной жарой Казухи, разгоняя по его спине тысячи мурашек, заставляя сердце подскочить к горлу от неловкости и внезапного осознания желанности этого прикосновения. Что..? На тонких бледных губах напротив застыла едва заметная ухмылка. *** Кладбище утопало в дымке прозрачного грязно-молочного тумана, ласково обволакивающего могильные памятники, припорошённые первыми сухими листьями. Чуть пожелтевшая трава выбивалась также из-под них, разбросанных повсюду ночным ветром. Стояли прелая духота, забивающая горло и лёгкие, и мягкая тишина, нарушаемая лишь нечастым карканьем больших чёрных воронов над головой и тихим размеренным монологом светловолосого юноши. Томо Нацумура 08.04.ХХХХ - 17.09.ХХХХ Казуха сидел напротив небольшого каменного надгробия на бордюрчике, согнув ноги в коленях и положив на них подбородок. Перед ним лежали купленные ранее незабудки; такие деликатные и одинокие в своём голубом свечении среди серо-оранжевой палитры кладбища. Юноша невесомо проводил по цветочкам указательным пальцем, в задумчивости играясь с ними, и негромко говорил с нежным теплом в голосе о последних событиях в его жизни за то время, что его здесь не было. О том, как ему жаль, что у Хэйдзо и Горо – их общих друзей – не получилось придти из-за навалившейся работы на участке, но обещал, что они ещё заглянут; о том, как Горо повысили до майора, и как сильно он рад за того; о том, как тот продолжает изматывать себя и совсем не меняется. Он рассказывал о своей работе в издательстве, о последних новостях и новинках в литературном мире, с трепетом делясь особенно понравившимися ему произведениями. Рассказывал и о новых подвигах Хэйдзо в криминальном мире, пересказывая также его блестящие недавние анекдоты, позволяя тихому смеху разливаться и мягко тонуть в густой тишине. Он с головой окунулся в свой монолог, уже не замечая дрожащие у горла чувства, отвлекавшие его, когда он только пришёл. Тело и душу окутала лёгкость какого-то уютного псевдоспокойствия, какое наступает при времяпровождении в компании близких людей. И пускай Томо больше не было рядом, Казуха все ещё чувствовал тепло его души, отзывающееся драгоценными воспоминаниями. Томо был первым настоящим другом Казухи и его же первой любовью. Они встретились впервые случайно, в школьном коридоре, когда зацвели сакуры, а Казуха только перевёлся в старшую школу. Томо тогда был уже в выпускном классе и курировал литературный клуб, в который Казуха без сомнений вступил, будучи в любовном плену у книг, что на тот момент давали ему на протяжении уже нескольких лет самый совершенный способ эскапизма с тех пор, как погибли его родители. Их внезапная смерть перевернула его маленький детский мир, заставив подавиться неприятными жизненными реалиями, и, будучи с того момента в круглосуточном одиночестве, единственное утешение он стал находить лишь в природе и литературе, подолгу проводя время на улицах или читая у себя в отныне почти всегда пустующем доме. Так текли его месяцы в средней школе, пока судьба не свела его с Томо. Спокойный, уверенный в себе и проницательный – Казуха восхищался им, он находил в нём авторитет и такую нужную в то время сверстническую поддержку. Нин Гуан – его тётя и опекунша – была замечательной, но она не могла понять многого, как казалось на тот момент юному Казухе. Она очень много работала, почти не появляясь дома, так что не хотелось и быть для неё обузой, поэтому к ней он почти никогда не обращался, предпочитая спрашивать совета у Томо, который будто бы знал все на свете и читал Казуху как раскрытую книгу, словно одну из тех, что они разбирали в их клубе. Шло время, они становились ближе. В какой-то момент Томо перестал быть просто другом – в его компании теперь сердце билось неспокойно, а ладони потели. Хотелось большего. И вот уже они засиживались в клубе допоздна, робко прижимались друг к другу губами, не желая расставаться на ночь. Они обменивались тайными улыбками, мимолетно касались на переменах друг друга руками. Потом Томо выпустился, но их связь не оборвалась, а со временем стала только крепче: они повзрослели, между ними больше не было неловкости. Томо поступил в университет, Казуха вскоре закончил школу. Их жизнь цвела, как сакуры в день их первой встречи, пока не случилось страшное: Томо жестоко убили. Казуха не мог собрать себя по осколкам долгое время. Кто-то может сказать, что, наверное, во второй раз переживать потерю легче, чем в первый, но Казуха ни за что не согласился бы с этим. Смерть родителей для него была такой же неожиданностью, как и смерть Томо, но боль от второй воскресила когда-то умерший нерв, напомнив тысячью игл, что проткнули старый шрам на сердце заново, как это больно – вновь терять, и если в первый раз детский шок закрыл собой часть разрывающей душу боли, то во второй раз Казуха вкусил этого сполна. Не было истерик, гнева и сокрушений. Казуха лишь тихо плакал каждую ночь, сидя на полу и утыкаясь мокрым от бесконтрольных слёз лицом в сделанную на полароид когда-то летним рассветом его фотографию, шепча слова признаний и извинений. Он скучал. Ужасно скучал… Томо был его родственной душой, частичкой его самого; вместе с ним Казуха будто потерял тогда часть себя. Но время не стояло на месте, и оно исцеляло. Люди исцеляли. Новые события, льющиеся кадрами на скачущей плёнке. После смерти Томо приходилось снова учиться жить. Но Хэйдзо и Горо, его новая семья, порой и просто хорошие приятели и интересные незнакомцы заставляли заново улыбаться, переживать, чувствовать… – Знаешь, я встретил сегодня одного юношу, – Казуха застенчиво опустил взгляд, улыбаясь, – Он по-своему удивителен: такой бойкий и колкий, но взгляд у него почему-то потухший. Он кажется грубым, но нежные бутоны, подобные тем, с которыми он работает, цветут прямо из его груди, выдавая его с головой. У него очень красивые руки. То, как аккуратно и робко он обращался с цветами… мне казалось, внутри меня всё трепещет, пока я наблюдал за ним. Когда он передал мне букет, наши руки случайно соприкоснулись. Я уверен, он мог слышать, как сильно забилось мое предательское сердце, потому что эта улыбка, которой он меня одарил, Томо… я никогда ещё прежде не желал, чтобы на меня смотрели… так, – Казуха нервно заломил пальцы и закусил губу, сдерживая улыбку, готовую стать ещё шире, – Я чувствую себя подростком. Словно мне снова шестнадцать… Томо… Похоже, я окрылён. *** Квартира встретила привычной комфортной тишиной. Казуха осторожно закрыл дверь, включил светильник на комоде, поставил на пол шоппер и повесил ключи в ключницу. Из-за темного угла сразу показалась рыжая кошечка, которая невесомо подбежала к блондину и начала тереться об его ноги, тихо мяукая. – Здравствуй, красотка, – ласково поприветствовал её Казуха. Он наклонился к ней, чтобы почесать её мягкую пушистую шерстку; кошечка снова отозвалась довольным мяуканьем, обводя руку хвостом. Получив необходимую дозу ласки, она отошла и села поодаль, выжидая и внимательно следя за литредактором. Казуха разулся и прошёл через небольшую смежную гостиную в свою комнату. Уже смеркалось; она была погружена в мягкий полумрак, подсвечиваемая лишь тёплым светом, подступающим из прихожей через зал. Он сел на серый плед, расстеленный на кровати, и подтянул его края к себе, укутываясь в него, не в силах даже переодеться. Пускай стояла жаркая погода, но к коже лип неприятный пробирающий озноб. Казуха устало прикрыл глаза. Так было всегда, когда он переживал какие-то тяжёлые для него события или сильно нервничал: невысокая температура не вынуждала себя долго ждать – появлялась почти сразу, заставляя тело ощущать мерзкое чувство легкой болезненности и пекущей изнутри разбитости, которое проходило лишь спустя время. И хотя он заставлял себя думать, что справляется, что прошлое в прошлом, этот день всё ещё тяжелыми оковами тянул его в тёмный омут, обдавая непрошеными воспоминаниями, которые Казуха старался похоронить и отпустить вместе с Томо. Только вот… Казуха накрыл лицо руками. Получалось с трудом. Он глубоко вздохнул. В комнате едва уловимо пахло жасминовым чаем. Он опять забыл допить его? Блондин открыл глаза, находя взглядом кружку, что стояла на письменном столе возле кровати. Рядом с ней всё ещё лежало множество бумаг с записями, помеченных маркерами распечаток и разбросанных тут и там маленьких заметок. Также на столе стоял закрытый ноутбук с ежедневником на нем и автоматическим карандашом. Мысли сами зацепились за это, перетекая к работе: уже во вторник нужно показать отредактированную часть романа в издательстве. В среду будет редакционный совет, чтобы утвердить новый издательский план. Син Цю также просил отправить ему заключительную главу последнего сборника… Вдруг Казуха почувствовал, как постельное белье рядом немного подмялось – кошечка запрыгнула к нему и начала тереться об него, будто прося о чём-то. – Прости. Ты, наверное, уже голодна, – догадался блондин и нежно провёл рукой по её мордочке, извиняясь. – Я покормлю тебя, – хоть и нехотя, он завернулся в плед теснее и встал с кровати, – Идём, Тыковка. *** По светлой кухне разливались негромкие песни Fleetwood Mac, Тыковка уже хрустела своим сухим кормом, а Казуха стоял и размеренно очищал авокадо, тихо-тихо подпевая. Он всё ещё чувствовал себя опустошённо и потерянно, а надетое тёплое худи почти не согревало, но музыка и готовка помогали немного отвлечься. В духовке уже стояла фокачча с орегано, базиликом и пармезаном, бульон на куриных костях ждал своего часа в холодильнике, настаиваясь с прошлой ночи. Бэй Доу, одна из его опекунш, когда вчера навещала его, принесла целую курицу, что они с Нин Гуан запекали дома сами накануне, и часть тушки Казуха предусмотрительно отложил для супа. Бэй также привезла с собой Тыковку – они с женой снова покидают Иназуму на время, поэтому оставляют кошечку у сына. Это было не редкостью, и Казуха всегда в таких случаях заботился о питомце до их возвращения. А ещё Бэй Доу, как это обычно бывало, словно предчувствовала, что сегодня их сыну понадобится компания… Расправившись с авокадо, Казуха принялся мелко шинковать петрушку. Разделочная доска окрасилась в яркий зелёный; он смахнул с неё траву в стеклянную глубокую тарелку к уже размятому авокадо, сполоснул руки, вытер их о полотенце и достал сок лайма, чтобы сбрызнуть им первые ингредиенты для гуакамоле. Затем вынул из холодильника кастрюлю с бульоном и поставил её тем временем на газовую плиту. Выловил из него сельдерей, луковицу, лавровый лист и кости, и включил огонь, чтобы отвар нагревался для супа. Бульон был наварист: янтарного цвета, он имел насыщенный и богатый куриный запах, который понемногу стал заполнять кухню, смешиваясь с запахом фокаччи из духовки. Это было приятно. Губы Казухи даже тронула лёгкая улыбка. Он поправил правый рукав толстовки, который начал расправляться, закатывая его обратно. Вдруг раздался звоночек оповещения о новом сообщении. Блондин повернулся на звук и заглянул в телефон, что лежал на столе. На экране высвечивалось несколько уведомлений из семейного чата, пара от Син Цю и одно новое от Хэйдзо. Казуха взял телефон в руки и зашёл в мессенджер. Heizou: || Йоу, как ты там? Справляешься? Горо уже ушёл, но я сегодня, видимо, до самого поздна. Опять. Лол И следом пришло ещё одно: || Убей меня, Казуха… Литредактор провёл ладонью по лбу, тихо вздохнув, и принялся печатать ответ. Kazuha: || Это ужасно. Обязательно отдохни потом как следует! Это Сара вас там так..? || Я… не знаю. ↲ Казуха немного задумался над ответом, закусив губу, а потом продолжил печатать: || Наверное, справляюсь. Жду Горо, он должен скоро придти Почти сразу под последним сообщением мелькнуло сердечко, а у иконки Хэйдзо появились три точки, обозначающие, что пользователь набирает ответ. Heizou: || О, он говорил мне сегодня, что навестит тебя. Развейтесь! Вам обоим стоило бы. || Сара высасывает из меня все соки. Мой блестящий ум и так работает на полную катушку, а ей всё мало! Да, дело сложное, и всё такое. Но я так скучаю по своей кроватке и мистеру Бину… || Ладно. Не волнуйся, этого парнишу тяжело сломить. Я сделаю перерыв, как только смогу Казуха лайкнул последнее сообщение. Kazuha: || Сара действительно не любит расслабляться… || Я буду надеяться на это! Береги себя, Хэй. Heizou: || Ты тоже, Казуха. Не грусти там сильно. Мы с тобой, помни об этом, хорошо? Kazuha: || Спасибо, я ценю это Под последним сообщением снова появилось сердечко. Казуха заблокировал экран телефона и положил его обратно на стол в некоторой задумчивости. Тёплые мысли обвили его: забота его друзей щемила сердце. Он сложил руки на столе и уткнулся в них лбом. *** Горо появился ближе к десяти вечера. Казуха тогда только выключил суп. Полицейский на пороге был немного взъерошенный, уставший и в руках держал два прозрачных поблескивающих в свете лампы пластиковых стаканчика, закрытые такими же крышечками и заполненные почти доверху кофе с плавающими в нём льдом и сливками, а также два упакованных в шелестящие пакетики печенья с крупной шоколадной крошкой. Тыковка по обыкновению брезгливо обнюхала Горо и зыркнула на него с пренебрежением, а потом отбежала обратно в сторону Казухи, уселась подле него и принялась лизаться, словно пытаясь отмыться от нежеланной встречи. Их неприязнь друг к другу Казухе была непонятна. Они были как кошка с собакой каждый раз, когда Горо приходил, и это было абсолютно безосновательно. Казуха же был очень рад увидеться с Горо, и на губах его играла тёплая улыбка. Он в приветствии аккуратно приобнял друга сбоку, чтобы не задеть гостинцы, а затем протянул руки, предлагая: – Давай я подержу, а ты разуешься. Полицейский кивнул и передал ему стаканчики и печенье, а потом вдруг застыл. – Казуха… А ты чего это в кофте..? На улице и дома жара, – удивился Горо, подозрительно осматривая своего друга. Улыбка Казухи вдруг погрустнела. Он опустил взгляд куда-то в пол, его светлые ресницы блеснули в мягком тёплом свете лампы. Стало неловко; объясняться не хотелось. – Заболел..? О. Нет.. Неужели опять накатило..? – вдруг догадался Горо; его густые короткие брови сошлись в тревоге у переносицы, а губы поджались. Он осторожно дотронулся рукой до плеча Казухи в сочувственном жесте. – Не беспокойся об этом. Всё в порядке, – блондин перевёл взгляд на задержавшуюся руку друга, и, заметив это, Горо неловко отнял её, словно опомнившись. Щёки его покрыл призрачный румянец, когда их взгляды вновь встретились. Казуха смотрел уверенно, словно пытаясь убедить в этом их обоих, и даже добавил: – Правда, Горо. Русоволосый посмотрел недоверчиво, но, всё же, кивнул и опустился, чтобы расшнуровать кроссовки. Глотая свою тревогу, ведь если Казуха не хочет об этом говорить – они не будут. И так было всегда. Горо Инумото был предан Казухе с самого зарождения их дружбы и всегда ставил его мнение в приоритет. Так сложилось - сердце само отдалось этой мягкой безмятежной улыбке и этим будто бы познавшим истину мира алым глазам, полностью доверясь. И хотя Томо был лидером в их небольшой компании, последнее слово всегда оставалось за Казухой. Каэдэхара был деликатен, снисходителен и никогда не позволял себе лишнего. Горо дарил ему свои самые сокровенные секреты, с ним первым делился волнующими душу мыслями. И Казуха всегда принимал это с благодарностью за доверие и самым чутким вниманием, а потому Инумото ценил взамен любое слово своего друга. И сейчас Горо не смел перечить принципам своего сердца, молча ставя в обувницу свои кроссовки и поднимаясь с улыбкой, немного неловко проходя вглубь квартиры после приглашающего «идём». *** – Казуха, зачем ты такой талантливый… – Горо вздохнул, с жалобным и вместе с тем обожающим взглядом посмотрев на блондина напротив, прежде чем зачерпнуть ложкой новую порцию, – Это слишком вкусно! Казуха тихо рассмеялся, опуская взгляд и от смущения помешивая суп в своей тарелке. Он также набрал в ложку немного и подул, чтобы остудить, не переставая улыбаться. – Нет, серьезно. Чем больше я ем, тем больше я понимаю, как ты хорош в готовке. Скажи, есть ли что-то, в чём ты ещё не преуспел? Я не сильно в этом разбираюсь, но чувствую, как богат на вкус твой суп. Эти сладкие пикантные нотки имбиря и курицы, а нежность моркови, что помогает сбалансировать всё и придать более утонченный оттенок… – оторвав восторженный взгляд от супа, Горо вновь взглянул на Казуху и немного обуздал себя: – Ах, прости, если я слишком много болтаю опять.. – Всё в порядке, Горо. Просто кушай, ладно? – Казуха, всё так же улыбаясь, протянул ему кусочек хрустящей фокаччи, усмиряя пыл своего друга. Полицейский с благодарностью принял его, откусывая и вновь заедая супом. – М, кстати! Как там на работе? – с полным ртом спросил Горо. Казуха отложил ложку, складывая в задумчивости руки на столе. – Ох.. ну… были некоторые проблемы с одним автором. Он слишком долго не работал над своими рукописями, и я пытался помочь. К сожалению, он не очень хорошо меня слушает.. поэтому я всё ещё пытаюсь вернуть его в прежнее русло, – начал блондин, постукивая пальцем по ткани толстовки, – Честно говоря, я понимаю его. Написание чего-то – в особенности книги – это сложно. Но он работает с издательством, поэтому он должен работать и над своими рукописями. Дело не в том, что он ленив, он просто, наверное, пока не привык писать в рамках времени. Да и издательство ждёт слишком многого без учёта того факта, что авторам трудно писать тексты быстро… Им просто говорят: «Напиши то, что тебе нравится, но сделай это хорошо. И сделай это в течение такого-то времени». Но так работать привыкли не все… Так что как-то так. В остальном всё как всегда, наверное? – Казуха тоже взял фокаччу и намазал немного гуакамоле сверху, – А у тебя там как? – Честно? Тяжело. – Горо вздохнул; брови его жалобно сошлись за русой чёлкой, – Мы с Хэйдзо сейчас ведём одно дело. Уже несколько недель как.. Не могу пока рассказать тебе, но там слишком много несостыковок и нюансов, что очень мешает продвижению. Сара уже с ума сходить начала, и всех за одно довести пытается, – полицейский неловко посмеялся, – Дни и ночи уже сидим в этом участке, а на обед выезжаем на допросы и оперативные точки для обыска. – Да, Хэй рассказывал.. – Дурдом у нас сейчас происходит, в общем. Но я надеюсь, что скоро мы сдвинемся с этой мертвой точки.. – Вы обязательно справитесь, – Казуха аккуратно обхватил руку Горо ладонями, и щёки русоволосого покрыл едва заметный румянец. – Спасибо.. Казуха, – Горо осторожно взглянул в алые глаза блондина, что выражали безграничное тепло и поддержку, и вдруг совсем лицо его осунулось, – Знаешь, иногда ты мне так Томо напоминаешь.. Такой же заботливый, словно старший брат блин.. Инумото грустно рассмеялся, и Казуха заметил, как в уголках его глаз начали собираться слёзы. Похоже, нервная система Горо уже была достаточно расшатана подобным образом жизни, и эмоции сейчас достигли своего края, переливаясь за него. – Помнишь, как он успокаивал меня, когда я получил отказ на 14 февраля? Или когда я думал, что облажался с итоговыми экзаменами? Как он всегда помогал решать проблемы с родителями, учителями, теми ребятами задиристыми из параллели, – Горо тихо всхлипнул; аквамарин его глаз прояснел за слезами, отражающими свет ламп. – Помню, конечно помню. Он был прекрасным человеком. Он был прекрасным другом. Лучшим другом на свете, – Казуха грустно улыбнулся, а взгляд его потерялся где-то в пространстве кухни. Повисла тишина. Лёгкая, тонкая, горестная; пропитанная воспоминаниями – светлыми и чистыми. Они оба словно окунулись в прошлое: каждый в своё, но связанное одним человеком. Наверное, прошло несколько минут, прежде чем Казуха несильно сжал ладонь Горо, что всё ещё держал в своих, и предложил: – Давай фильм посмотрим? Любой, какой захочешь. Горо шмыгнул носом, поднимая взгляд на литредактора. Губы его, обветренные, мокрые от слёз, расплылись в небольшой улыбке, и он кивнул. – Тогда выбирай, а я пока принесу в гостиную подушки и снэки, – сказал Казуха и поднялся из-за стола, чтобы убрать еду и выполнить обещание. И вдруг Горо стало неловко. Он сжал край футболки, закусывая нижнюю губу. Это ведь он должен подбадривать и успокаивать Казуху, а не наоборот… Стыдно. Было стыдно: Каэдэхара был ближе всех к Томо, переживал его потерю сильнее всех, но всё ещё, как и в юношестве, он ставил других выше себя, подавлял свои тревоги и боль, чтобы близкие меньше беспокоились; взваливал на себя чужие проблемы и чувства. Горо рвано выдохнул и утёр последние предательские слёзы, а затем подскочил и скоро начал помогать Казухе перед тем как остановиться на выборе фильма для вечера. *** Гостиная была мягко освещена неярким светом от телевизора, открытая настежь застеклённая дверь балкона пропускала ночной ветер, развевающий молочного цвета тюль. Время прошло незаметно, и стрелка часов над проёмом в гостиной вскоре перешагнула за полночь. Они сидели на ковре у дивана, уставшие и уже чуть сонные. Казуха был укутан в вязаный цветастый плед с дивана, что когда-то ему привезла из командировки в Сумеру Бэй Доу, голова его покоилась на согнутых коленях. Горо, увлечённый фильмом, бездумно помешивал лёд в пластиковом стаканчике от кофе и время от времени махал краем футболки, одолеваемый стоявшей жарой и горячей кровью. Когда Казуха зевнул, Горо понял, что ему пора. Он дотронулся до плеча Казухи, выводя его из полутранса, и, когда алые глаза нашли его взгляд, негромко сказал: – Казуха, я пойду, наверное. Уже поздно.. Литредактор лишь коротко кивнул. Что кольнуло сердце. Но Горо успокоил себя: едва ли Казуха сейчас осознавал реальность, выпотрошенный и уставший, сонный и опустошенный. – Ты хочешь спать.. – Я провожу тебя, – блондин медленно и неловко поднялся с пола, расправляя плед обратно по дивану. Горо встал тоже, помогая тем, что потянул заломившийся край с декоративной кисточкой. В прихожей уже сидела лизалась Тыковка. Рядом с Горо ей находиться не нравилось, так что она словно бы только и ждала, пока тот уйдёт. Конечно, Горо чувствовал это. И понимал: в этом доме его никогда не примут, как бы добр ни был Казуха. Казуха дотронулся лба, проводя но нему рукой под непослушной светлой челкой, снова зевая. Полицейский тем временем завязывал шнурки, считая последние секунды кончающейся встречи со своим другом, что и так были нечастыми. – Ты можешь остаться, – с мягкой, но немного измученной улыбкой предложил блондин, только одна рука его уже была на замке, но едва ли он мог придать этому значение. – Да…нет, не стоит, – немного грустно сказал Горо, заметив это, – Я и так у тебя уже задержался. Казуха провернул ключ. – Тогда до встречи? Блондин раскрыл объятия, притягивая Горо к себе. Русоволосый прижался в ответ и обвил Каэдэхару руками. – До встречи, – в плечо Казухе сказал Горо. Пытаясь усмирить своё клокочущее сердце.