Honeysuckle

Стеклянным взглядом в стеклянное утро. Скарамучча медленно прикрыл и снова открыл глаза. В комнате стоял пасмурный полумрак, в окно вновь тарабанили тяжёлые капли дождя. Снова душно, липко, невыносимо. В горле – пересохло; он сглотнул, поморщившись. Одеяло наполовину сползло на пол, неприятно оголяя обнаженные живот и ноги под ластящуюся к коже жару. Темноволосый тяжело вздохнул, накрыв руками глаза, и перевернулся набок. Зажмурился и подтянул ноги к груди, утыкаясь лицом в подушку. Вставать не хотелось. Не хотелось ровным счетом ничего. Так он пролежал ещё минут пять, бездумно и без движений, лишь вслушиваясь в размеренный ритм шума дождя. Но будильник зазвонил во второй раз, подгоняя расшевелиться и пойти начать собираться на работу. Скарамучча нехотя повернулся обратно на спину, вслепую нащупывая телефон, чтобы отключить противный звук, и уставился в сереющий потолок. Нахиду подводить тоже не хотелось. В привычно абсолютно разбитом состоянии он все же поднялся с постели. *** Бесшумно пройдя на кухню, как это делала она, Скарамучча поставил кипятиться воду, чтобы заварить себе кофе. На столе стояла нетронутая тарелка со вчерашним ужином и лежала такая же нетронутая маленькая горсть таблеток возле неё. Ну конечно. Юноша флегматично и устало перевёл взгляд на настенные часы, показывающие седьмой час утра. Через пол часа нужно было выйти, через час – открыть магазин. Он тихо вздохнул и, не теряя времени, принялся убирать оставленную матерью еду: сначала накрыл пленкой, затем передумал и решил переложить в контейнер, чтобы забрать в качестве сегодняшнего обеда. Таблетки он смахнул в руку и закинул в коробок, меняя препараты на нужные для утреннего приема. Вновь оставил на столе, поставил рядом новый стакан воды все ещё в надежде, что Эи не проигнорирует это в очередной раз. И все это было уже в порядке вещей. Гробовая тишина, нарушаемая лишь изредка тихим, иногда надрывным плачем из дальней комнаты. Призрачное существование. Они словно никогда не приходились друг другу родными людьми – лишь сожителями, держащимися на дистанции друг от друга. Эи изредка выходила из своей комнаты, а когда выходила – была словно тень. Была лишь тенью и в жизни Скарамуччи. Раз в неделю он заходил к ней, расчесывал её сильно отросшие, длинные, такие же иссиня-темные, как и у него, волосы. Менял постельное белье. Ругался, вновь и вновь призывая принимать назначенные лекарства, призывая просто… к жизни. А она просто молчала, смотря на него пустым, кукольным взглядом, а иногда, даже не обращая на него внимания, лишь перебирала худыми аккуратными пальцами край своей ночной лавандовой юкаты. Словно не было больше ничего в её мире. И его тоже. Заклубился пар, щёлкнул чайник. Насыпав дешёвый растворимый кофе в кружку, Скарамучча залил его кипятком и тихо, устало вздохнул. В кухне пахло кофе и сыростью из-за оставленного на ночь открытым окна. Отвратительное сочетание для очередного отвратительного утра. Но что могло быть хуже, так это внезапный грохот разбитого чего-то, так резко разрезавший монотонный шум дождя. Темноволосый вздрогнул от неожиданности и сразу метнулся в сторону её комнаты. – Эи! Распахнув дверь, он увидел свою мать сидящей на полу, сжимающей в руках осколки стекла когда-то целой рамки с фотографией. Её и сестры. Из-под съехавшего воротника лавандовой юкаты на спине выглядывали позвонки, отбрасывающие тень на бледную кожу; она сидела сгорбившись над разбитым стеклом, длинные, вчера расчесанные волосы струились по её острым плечам и паркету. – Черт, да что же ты… Агх! Эи, что ты делаешь? По бледным худым кистям уже стекала крупными бусинами алая кровь. Женщина подняла рассеянный, всё такой же пустой взгляд на сына; лицо ее ничего не выражало. Словно она едва ли осознавала где находится. А потом она тихо прошептала осиплым голосом: – Макото… И заплакала. Слёзы заскользили по её бледным щекам вниз к горлу, закатываясь под ткань юкаты. Эи задрожала, как осенний лист на ветру, невольно сжимая и разжимая ранящие ладони осколки. – Дьявол, за что мне это всё, – заворчал себе под нос Скарамучча, опускаясь перед матерью, чтобы аккуратно отобрать у неё стекло. – Прекрати. Перестань тебе говорю! Беззвучный плач Эи перешёл в тихие рыдания, смешивающиеся с шумом дождя за окном. Скарамучча забрал осколки, и она безвольно положила руки на колени ладонями вверх, смотря куда-то в пустоту позади юноши. – Я сейчас вернусь. Постарайся ничего не натворить больше за это время. Скарамучча вышел, прикрыл дверь не до конца и глубоко вздохнул, прижимаясь спиной к стене. Сердце тяжело билось в груди, по телу к кончикам пальцев расползалась тревога. Как же любишь ты меня доводить. Сжав руки в кулаки, он оттолкнулся от стены и пошёл за аптечкой. В пластмассовой коробке лежало всего несколько самых необходимых лекарств, и те были просрочены. Разве что хлоргексидин был в порядке по некоторым причинам. Райдэн взял его и стерильные салфетки с бинтами, защёлкнул крышку коробки и поставил её обратно в шкаф. Захватив по дороге один из препаратов, что Эи прописали, и стакан воды, он вернулся в комнату. Темноволосый обработал женщине руки и забинтовал; вытер с ламината кровь использованными и лишними салфетками. Сгрёб стекло. Эи сидела неподвижно, всё так же потерянно. – На, выпей это, – Скарамучча приоткрыл пальцами её рот, чтобы положить в него таблетку, и подставил к губам стакан с водой, – Пей. Давай. Не надо вынуждать меня заставлять тебя. Призрачный след эмоции – презрительной, кажется – мелькнул в лиловых зеркальцах, прежде чем Эи отвела взгляд и начала пить воду, вместе с тем проглатывая препарат. Когда она выпила налитое до дна, Скарамучча откинулся на руки и тихо выдохнул. И он понял, что уже опаздывает. *** Городские дома и деревья продолжали мокнуть под проливным дождём, на перетянутых над улицей проводах крупными срывающимися каплями собиралась вода. Дороги блестели, отражая собой затянутое тучами тёмное небо. Светящиеся из-за включённого света в такую пасмурную погоду окна зданий запотели, и мутными образами в них просвечивались силуэты людей. Только лишь в цветочной лавочке «ПадисараМарт» стёкла были ясными из-за пониженной температуры в помещении. Скарамучча, как и всегда молчаливо, в какой-то своей задумчивости расставлял по широким вазам недавно прибывшую новую партию сумерских роз, перед тем аккуратно подрезая секатором их стебли под наклоном и убирая с них до уровня воды листья, чтобы те не гнили. Хозяйка магазина – женщина небольшого роста с миловидным лицом, большими, по-детски наивными глазами и маленькими ладошками – с нежностью и кропотливостью собирала букет мондштадтских мотивов за широким столом с кучей разных задвижных ящичков, на рабочей поверхности которого были разложены цветы и полевые травы ярких оттенков для задуманной ею композиции. Вокруг неё все утопало в зелени и соцветиях, и на фоне этого Нахида казалась маленьким лесным эльфом. Она была одета в милый кардиган кофейного цвета, и ее белые локоны с зелёными прядями в собранном сбоку хвостике красиво собирались кольцами на одном из хрупких плечей. В воздухе магазинчика витала спокойная рабочая обстановка; по помещению разливалась сумеровская мелодия, которой Нахида тихонько подпевала, ловко вставляя в букет новые составляющие. Скарамучче вполне… нравилось здесь. Мирно и тихо; наплыв посетителей был лишь по большим праздникам. Сыро и холодно в любое время года, что позволяло комфортно чувствовать себя в тёплых кофтах с длинным рукавом. Он не мог сказать, что ощущал себя на своём месте, поскольку его окунули в абсолютно чуждую ему обстановку, но здесь, в компании Нахиды и цветов, лишние тревоги и одолевающие голову отвратительные мысли словно бы отходили на второй план. Ему не часто приходилось напрямую контактировать с людьми, за что он также был благодарен Нахиде. Она брала на себя почти всё общение с посетителями, прекрасно зная, что у Скарамуччи имеются с этим свои трудности. Большую часть времени он наедине с собой возился с цветами, но иногда Нахида подзывала его поучаствовать в создании какого-нибудь букета. И всё же он был способен собирать несложные композиции самостоятельно. Его понятные, минималистичные букеты особенно нравились пенсионерам. Скарамуччу порой даже забавляло то, как просто можно заставить человека сиять, лишь правильно подобрав и соединив цветы. В нем не было таланта к флористике как в Нахиде, и это не было даже делом всей его жизни, ведь он оказался здесь совершенно случайно, но он делал определённые успехи. И его даже хвалили. Так, размеренно и спокойно, проходил ещё один рабочий день. К вечеру дождь прекратился. За панорамными окнами магазинчика домой спешили офисные работники в деловых костюмах и задержавшиеся в клубах и секциях ребята из местной школы. Кофейни и забегаловки на первых этажах зданий напротив издавали приглушенное свечение коричнево-рыжих тонов. Посетителей в них было немного; кто-то сидел один, кто-то в компании, но все они, кажется, хорошо проводили время. – Скарамучча, ты закроешь магазин сам? – спросила Нахида, легонько дотрагиваясь до плеча темноволосого, чтобы привлечь его внимание, и смотря на него своими большими любопытными глазами. Юноша кивнул, опустив уставший взгляд на миниатюрную владелицу. Она уже сняла фартук с кардиганом и аккуратно сложила их в помещении для сотрудников, как обычно. Сегодня под ними было летнее белое платье с сумерскими светлыми узорами и зелёного цвета вставками, так красиво сочетающееся с её волосами. – Спасибо, – Нахида с улыбкой поблагодарила его, переложила картонный пакет в другую ладошку и почти невесомо пожала руку Скарамучче. – До завтра! – со смешком попрощалась она и вышла из магазинчика, помахав ещё за стеклом напоследок. Флорист закрыл кассу; забрал свою поясную сумку и контейнер из-под сегодняшнего обеда, который так же, как и Нахида, положил в небольшой пакет с аранарами от магазина. Включил сигнализацию и вышел на улицу, закрыв двери на замок. Было свежо. Духота немного развеялась, уступив место прохладной влажности после дождя. Дорога до дома лежала через сквер и обещала быть если не приятной, то хотя бы лёгкой. Но едва ли она была таковой. Скарамучча шёл неспешно, задумчивый взгляд его плавал по прибитым дождём к обочине тротуара влажным жёлтым и рыжим листьям, поблескивающим под светом включившихся фонарей. В наушниках негромко цепочкой играли песни одна за другой, но даже они не могли отвлечь от съедающих изнутри мыслей. Зачем Эи разбила сегодня фоторамку? Было это случайно, или же её накрыло? Зачем вообще полезла к ней? Что на неё нашло в этот раз? Какие мысли преследовали её? Что вообще у неё в голове происходит? Скарамучча тяжело вздохнул, останавливаясь и прикрывая глаза. Голова и тело наливались свинцом. Как же хотелось сейчас просто упасть в постель. Но перед этим нужно было ещё зайти в магазин. *** Автоматические стеклянные двери разъехались перед ним, и помещение супермаркета встретило слепящим светом и ещё большей прохладой из-за постоянно включённых кондиционеров. Покупателей почти не оказалось: был поздний вечер, и большинство уже давно либо потягивали пиво после тяжёлого рабочего дня, либо лизали мороженое дома перед телевизором. Однако же полки всё ещё ломились от продуктов, несмотря на такой час. Скарамучча горько усмехнулся: какая метафора. Он был так же переполнен внутри, и так же пуст. И всё, что в нём есть, просто портилось, было никому не нужно. И он чувствовал: оно скоро исчезнет. Найдя взглядом сектор с холодильниками, он направился прямиком к нему, минуя стеллажи с соками, сладостями, выпечкой и прочей чушью. Хотелось только одного – заветной- Белые волосы? Он замер, тянущаяся рука словно прилипла к пластиковой упаковке. Да, точно: чуть вьющиеся белые волосы, собранные в небрежный пучок, с той самой красной прядью; растянутая бежевая футболка и свободные тёмные, похоже спортивные, штаны. В одной руке – какие-то снэки в ярких пакетиках, в другой… скейт? В прошлый раз он был в аккуратной рубашке и выглаженных брюках.. и выглядел совсем по-другому. Уже знакомый незнакомец, тоже заметив его, повернулся. Алый цвет в его радужках приветственно блеснул багряным переливом, а в уголках глаз появились маленькие морщинки, ведь он улыбался ему – так по-тёплому и безмятежно. И вот он, Скарамучча: стоял с тремя пачками ярко-рыжей острой морковки со спаржей на руках и глупо пялился на своего недавнего посетителя. А тот открыл тем временем стеклянную дверцу холодильника, достал питьевой йогурт и, в последний раз мило улыбнувшись флористу, развернулся и пошёл в сторону касс. Скарамучча Райдэн был в смятении. Как он… этот.. этот блондин так просто застал его врасплох? Когда он был слишком потерян; когда вовремя не нашёлся, чтобы не выдавать своё предательское удивление? Захотелось нагнать незнакомца и.. сказать ему пару ласковых? отыграться? объясниться? что? Но с каких пор ему было не всё равно? Это осознание испугало. Сердце внутри словно глухо упало; Скарамучча пусто уставился в исцарапанное тележками напольное покрытие супермаркета, всё ещё надежно сжимая пачки с морковкой. Так он простоял какое-то количество времени, копаясь в себе, перебирая и разделывая до костей каждую приходящую мысль, пока к нему не подошла консультант магазина и встревоженно не спросила: – У вас всё в порядке? Скарамучча вздрогнул, словно очнувшись, и посмотрел на девушку. Та обеими руками скромно прижимала к себе аппликатор этикеток; на ней была большая не по размеру жилетка с бейджиком и логотипом супермаркета, и губы её чуть подрагивали в волнении. Она вся словно бы хотела сжаться и спрятаться, но всё ещё стояла здесь, стойко пытаясь разобраться с «проблемой» в виде странного покупателя. «Коллеи, стажёр» – Да. – резко и грубо ответил Скарамучча. Небрежно ещё раз окинув взглядом девушку, он нагнулся и положил пачки морковки в стоящую возле ног на полу металлическую корзину. Схватив её за ручки, флорист быстрым шагом двинулся прочь. *** Пакет с покупками тихо шелестел в руке, пока Райдэн в раздражении пытался найти ключи в полутьме. Не выдержав, он повесил его на ручку крайнего из припаркованных у подъезда возле зелени велосипедов, чтобы помочь себе второй рукой. Они с Эи жили в районе с невысокими, типичными для Иназумы многоэтажками, что стояли среди узких улочек, небольших деревьев и аккуратно постриженных управляющими домом компаниями густых кустарников. На углу их дома была лавка с традиционными сладостями. Иногда Скарамучча приносил оттуда что-то для Эи. Потому что он знал: негласно она их любила. Но не его. Найдя, наконец, ключи – ведь в домофон звонить было бесполезно – он вошёл подъезд. Поднялся на свой этаж, открыл дверь квартиры… Было тихо. Комната Эи так и осталась открытой. Никакой возни, мёртвая тишина. Не то чтобы обычно у них дома когда-то в принципе было шумно.. Она всё ещё спала? Нужно было проверить её руки. Поставив пакеты на пол и разувшись, Скарамучча сразу направился в сторону её комнаты. Глаза Эи были закрыты. Она всё так же сидела на полу, только голова её облокачивалась о кровать. Перебинтованные руки её безвольно лежали; тонкая кожа под длинными густыми ресницами была покрасневшей. Она казалась болезненной, так и брошенной я никогда не бросал её куклой, и лишь только едва вздымающаяся грудь свидетельствовала о жизни. Он беззвучно присел перед ней и аккуратно взял одну её руку в свои, рассматривая чуть пропитавшиеся кровью бинты. Наверное, стоило сменить повязки, поэтому он поднялся и пошёл за бинтами. *** Скарамучча упал в кровать только в начале первого ночи. Он чувствовал себя мерзко. Нужно было сходить в ванную, почистить зубы, но сил на то не было, поэтому он просто лежал на скомканном одеяле и проклинал себя. Он слишком устал. И усталость эта шла его тенью уже много лет. Райдэн не мог позволить себе лечь в постель не помывшись, не сменив одежду, и вот он был здесь. Мысленно разлагался, глядя в потолок. В уже несвежей, пропахшей сыростью кофте, потому что попал утром под дождь, забыв в спешке зонт. В джинсах, которых тёрся везде. Он ненавидел себя за слабость, но ничего не мог с собой поделать. А ещё он не мог перестать думать о светловолосом незнакомце, которого встретил уже во второй раз. Почему он улыбался ему сегодня? Разве Скарамучча не обидел его тогда, в важный для него день, открыто издеваясь? Он не мог отрицать: эта улыбка обезоружила его сегодня. Что он делал в этом супермаркете? Он живёт неподалёку? Но Райдэн раньше не замечал его здесь. Или просто не хотел замечать? Был ли он так же удивлён? Почему ничего не сказал? Мне хотелось бы снова услышать его голос. Если ему просто было неприятно разговаривать со Скарамуччей, тогда почему улыбался так дружелюбно? Сегодня он выглядел совсем по-другому. Каким-то обыкновенным подростком с улиц. Но всё ещё таким гармоничным. Скарамучча перевернулся со спины набок, прислушиваясь. Похоже, Эи проснулась. Глаза закрывались, и, мысленно пообещав себе сходить в душ утром, он провалился в сон.