Тату на твоём теле

— Моцзэ, очнись! — Перед его лицом щёлкают пальцами, он несколько раз моргает и оборачивается на Веритаса. У того на одном ухе висит медицинская чёрная маска, он с шумом стягивает уже грязные такого же цвета перчатки и кидает в нужную урну. Голова болит так, что хочется убиться обо что-то, но у него нет сил. Рацио понимающе кивает и хлопает по плечу, отходя в соседнюю комнату, где шума побольше. Там и из клиентов кто-то кричит, и машинки на уши своим жужжанием давят, а здесь тихо. Отдохнуть можно, кофе попить, если повезёт, то и поспать получится. Ему всего двадцать пять, а недосып уже накопился на ближайшие лет тридцать. Как говорится, на том свете отоспится. Рацио снова появляется в комнате и падает на старенькое кресло напротив. Вытягивает ноги, сжимает двумя руками на груди бумажный стаканчик и запрокидывает голову. Вот у кого в жизни всё хорошо: медицинское образование, сейчас получает второе, успешно совмещает учёбу с работой, но, судя по кругам под глазами, в его жизни сон тоже не самая важная вещь. Фиолетовые волосы собраны в небольшой хвост, Моцзэ замечает новый прокол в ухе и думает только, когда тот успел, вроде несколько месяцев назад его не было. — Не выспался? — Он поднимает одну бровь, когда молчание слишком задерживается между ними, но они вообще редко разговаривают. Скорее, находятся рядом молча и передают друг другу мозговые импульсы по воздуху, ведь зачем говорить, если можно помолчать? Моцзэ всегда говорит эту фразу и все ей похожие, будто бы несколько лет назад, когда были популярны все эти тупые цитаты, он был админом в группах соцсетей с подобной тематикой. А он был, просто не признается никому. — И да, и нет, вроде лёг рано, просыпаюсь как обычно, — плечо начинает неприятно ныть в этом положении, Моцзэ меняет позу и закидывает ноги на подлокотник, облокачиваясь головой на спинку. До клиента ещё полчаса, а если тот опоздает, то вообще сказка. Веритас понятливо кивает и залипает в телефон, стараясь тихо пить кофе. Моцзэ на шум совершенно плевать, если он хочет спать, то сделает это стоя на каком-нибудь концерте своей любимой группы. Но он такого не допустит, ведь это полное неуважение, да и денег много тратится на святое дело. Взгляд мыльно плавает по небольшому окну, где машины сигналят друг другу, а злые водители внутри показывают факи, где девушка на пешеходном переходе воодушевленно рассказывает что-то в голосовое кому-то, а рядом стоит её возможный парень. А может, просто прохожий, кто его знает? Солнце освещает только часть улицы, дома тонут в желтоватом свете, жители закрывают свои окна, а работники кафе напротив стараются как можно дольше находиться в помещении, но клиенты выбирают посидеть на улице под навесами. — Помирился, кстати? — вдруг вспоминает Моцзэ, потому что Рацио не любитель без лишнего ведома делиться личным, но иногда бывает, что просто нужно выговориться. Вот и проболтался, что поссорился со своей второй половинкой, которая вроде и какие-то зависимости имеет, а может и не имеет, или он это рассказывал про бывшую? Моцзэ на секунду зависает, потому что мысли реально путаются в голове, не давая ему шанса нормально обмозговать ситуацию. Веритас задирает штаны, ведь в этой комнате жарковато. Моцзэ обводит глазами татуировки в виде расписанных древнегреческих ваз. На левой ноге в танцах кружат женщины, лица которых не сильно выделены, а на второй кто-то с кем-то дерётся. Моцзэ честно пытается вспомнить историю второй татуировки, но не может этого сделать и возвращает свое внимание Веритасу. — Купил ему какие-то модные духи и сводил на свидание, а потом поговорили. Вроде всё наладилось, — он откидывает телефон в сторону, подпирает голову кулаком и выдыхает весь воздух из лёгких, которого накопилось слишком много, — отношения — сложная вещь, зачем только в это полез. — Ну, чувствам не прикажешь. — Мы познакомились, когда он поцеловал мой капот своей головой и я целый день провозился с ним в больнице, из чувств там была только злость, потому что в этот день был зачёт, — хмуро отзывается Рацио и пугается, когда кто-то снова сигналит за окном. Иногда делают они это слишком неожиданно. Моцзэ хмыкает и пожимает плечами, потому что у него не было длительных отношений. Его рекорд — это девять месяцев, а Веритас в этих отношениях уже три года. Или пять лет? В ушах начинает звенеть. — А сколько вы в отношениях? Рацио поднимает на него глаза и дергано смеётся. — Так, тебя Авантюрин подослал, чтобы снова меня подловить? — Моцзэ непонимающе хмурится и качает отрицательно головой, явно не понимая шутки. Веритас цокает и чешет шею, — Забей, он в прошлый раз устроил экскурсию по нашему знакомству, когда я перепутал даты. Четыре года. — И это программа «Разоблачи Веритаса»! — смеётся Моцзэ и показывает ладонью на дверь. Рацио на секунду замирает и дёргается, будто бы в дверях сейчас действительно появится Авантюрин и сделает что-то такое, о чем бы Моцзэ не хотел знать. Он замечает краем глаза подъезжающую газельку к знакомому цветочному и впервые в жизни рот открывается сам собой от картины напротив. Обычно в этом цветочном магазине с ублюдским названием работали лишь женщины в возрасте и подростки на подработке, которые как раз принимали поставку цветов. Моцзэ даже слезает с насиженного места и подходит к окну. Высокий плечистый парень обходит водителя, говорит что-то тому и внимательно читает бумаги. У него волосы, должно быть, длинные, потому что те собраны в пучок и закреплены китайскими палочками. Моцзэ в этом не уверен, но похоже именно на них. На широких бёдрах красуются бледные джинсы, а сверху обычная майка. Лето ведь. — Что там? Надеюсь, что убили кого-то, — бормочет Рацио, потому сил встать и что-либо сделать у него нет, несколько часов подряд сидел в одном положении и сейчас посидит в другом, только уже расслабившись. — Новый сотрудник у цветочного, — отзывается Моцзэ и продолжает разглядывать эти загорелые руки, длинные пальцы, наверняка мягкие, если тот действительно работает с цветами. По коже бегут мурашки. — Он что, там с крыльями и нимбом, что ты подскочил? — Неверяще произносит Рацио и поднимает одну бровь, когда Моцзэ ничего в ответ не говорит, продолжая пялиться в окно, будто бы маньяк. — Просто красивый. Он что, действительно смущается? Моцзэ неуверенно пожимает плечами и продолжает улыбаться, будто бы первоклассник, что пытается взять свою новую одноклассницу за руку. Рацио тяжело выдыхает про «потеряли мы тебя» и полностью отвлекается на телефон, потому что за последние несколько минут тот провибрировал чаще двух раз. А обычно Веритаса мало кто беспокоит на работе, значит, дело важное. — В нашем возрасте это решается быстро. Иди и знакомься в обеденный перерыв. — Рацио бросает взгляд на настенные часы, попутно с этим вычитывая сообщения от Авантюрина. — Как раз сейчас после клиента можешь сходить. — Могу, — вторит ему Моцзэ и снимает ветровку, потому что неожиданно становится слишком жарко, но это и так было понятно, кто ещё в душном помещении сидит, закутанный в сто одежек? Но не может же быть такого, что его настолько поразил какой-то незнакомец на улице? А если ему не понравится, что бóльшая часть тела Моцзэ покрыта татуировками и многие из них скрывают шрамы? Конечно, на дворе двадцать первый век, но всё ещё остались консервативные неприятные люди, которые за чистоту священного храма в виде тела. Да и образ жизни у него никудышный. Квартира своя, досталась от матерей, которые старались вырастить из него хорошего человека, и у них даже получилось. Лебедь заложила в него любовь к астрологии и звёздам, всегда хочется лишний раз поглядеть ночью в это бесконечное сверкающее полотно, а Ахерон показала, как именно нужно защищаться, показала, что он достаточно сильный и может дать отпор при большом желании. Владение оружием и волчьи цитаты, возможно, пошли от неё. Стрелка часов монотонно тикает, Веритас, кажется, начинает дремать, и Моцзэ просто тихо исчезает из подсобного помещения. Он выходит в главный зал, и отсюда веет чем-то до боли приятным и родным, каким-то домашним уютом, скрытым в сердце города, где царит атмосфера творчества и вдохновения. Стены украшены эскизами, которые каждый мастер изображает сам в масштабе. Здесь и греческие богини и боги от Веритаса в разных позах, исхудавшие и костлявые животные от Моцзэ и даже церковные мотивы от Сандея. В каждом коллективе есть тот самый, который вроде нормальный, а вроде и странно себя ведёт, отчего все шарахаются. Каждая татуировка здесь — результат не только мастерства, но и глубокого понимания клиента. Они всегда стараются найти свой подход, чтобы человеку было спокойно и не так тревожно. Колокольчик звенит, на пороге появляется знакомое лицо. Моцзэ кивает Дань Хэну — известный в здешних кругах, делает постоянно мелкие татуировки, но сегодня, как сказали ему самому, тот согласился на что-то бóльшее. Моцзэ не против исполнить чью-то мечту. Он проходит к своему рабочему месту, аккуратно расставляет инструменты, двигает запечатанные иглы и начинает добавлять нужные цвета краски. Чёрный и красный. — Так, значит, лев в ликорисах на спине? — Дань Хэнь коротко кивает, и Моцзэ в этот момент печатает несколько видов эскизов, они ещё несколько минут обсуждают размер. В углу комнаты тихо играет музыка, создавая расслабляющую атмосферу. Дань Хэнь выглядит немного нервно, но в то же время его глаза сверкают от ожидания. Моцзэ старается улыбаться ему, но выходит кривовато. Мимо как раз проходит Веритас, и, кажется, он шарахается от этой мертвецкой улыбки, потому что на лице отзывается неподдельный испуг. — Норм? — Он наклеивает очередной эскиз, где тот как раз помещается во всю спину. — Да, — ему коротко кивают. Моцзэ пальцами осторожно накладывает трафарет, тщательно позиционируя его, чтобы гарантировать, что изображение будет выглядеть гармонично и естественно. В ушах начинает звенеть, и взгляд непроизвольно падает на окно. Отсюда ничерта не видно, вообще не понятно, работает ли цветочный или ушёл на перерыв. Вдруг придёт, а там никого не будет? — Рот закрой, муха залетит, — голос Веритаса то ли мерещится в голове, то ли тот научился становиться невидимым, потому что Моцзэ замечает его не с первого раза. — Тебе заняться нечем? — Дань Хэнь в этот момент падает лицом на кушетку. Он кивает, показывая свою готовность, и максимально старается расслабиться. Моцзэ присаживается рядом и бормочет себе под нос что-то про слишком общительного сегодня Рацио. — Это и моя территория тоже, не надо гнать меня, иначе пожалуюсь Жуань Мэй, — Веритас поднимает вверх подбородок и кивает на столик в углу, где, кажется, названная Жуань Мэй спит. В этом салоне хоть кто-то высыпается? Моцзэ показывает ему язык и поворачивается к клиенту. Смысла спешить нет, он уйдёт на плановый перекур, а потом обед, и, если Дань Хэнь к тому времени не помрёт от боли, то они продолжат. — Давно думал об этой татуировке? — Да, там долгая история, — тихий смех и слабая улыбка заставляют Моцзэ хмыкнуть. Он любит, когда у его посетителей есть предыстория татуировок, ему нравятся интересные рассказы, и его мозг всегда готов внимать информации, но не всегда на полном серьёзе может отвечать. Иногда в нём несколько стаканчиков кофе, и тут уже даже Веритас помочь не может. Настает момент, когда он включает машинку для татуировки. Звук её работы наполняет пространство, и Моцзэ чувствует, как адреналин постепенно растекается по венам. Это не просто звук техники — это его личный гипноз, который заведёт за угол, ударит по голове и заставит впасть в транс. Первый штрих. Дань Хэнь расслабляется на кушетке, хотя видно, что он всё ещё немного волнуется. Моцзэ начинает с контура татуировки. Осторожно и тщательно он проводит машинкой по его коже, создавая линии, которые обрисовывают пышную гриву, нечётко лапы, спрятанные за цветами, спокойный взгляд животного в пустоту. Каждое движение его руки уверенное и точное. Он следит за тем, чтобы линия выходила ровной и красивой, и постепенно ощущает, как напряжение в атмосфере начинает стихать. — Если будет больно, то можешь покричать, — произносит Моцзэ, когда создаёт несколько четких линий. Дань Хэнь неразборчиво мычит и слабо кивает головой, цепляясь пальцами за кушетку. Моцзэ улыбается ему в ответ. По мере работы над татуировкой он чувствует, как всё больше и больше погружается в это. Он захлёбывается процессом, и каждая новая линия и оттенок становятся частью его внутреннего мира. Моцзэ переключается на детали: густая шерсть, не слишком детализированная, но и так достаточно легко понять, что именно хочет видеть Дань Хэнь, открывающиеся яркие листья цветов, добавляющие жизни в изображение. Внимание к мелочам становится его фирменным стилем, и Моцзэ знает, что именно это делает татуировки живыми. Машинка издает характерные звуки, Дань Хэнь тихо мычит, с какой-то периодичностью дёргается, когда Моцзэ подходит ближе к лопаткам, и понимающе старается делать перерывы в этих местах. Он знает, что это неприятно, поэтому старается поддерживать его разговором, помогая отвлечься. — А у остальных татуировок предыстории есть? — Рука свободно перемещается по спине, вырисовывая ровные линии цветов. — Подростковый бунтарский период в восемнадцать лет считается? — Тихо смеётся тот и шипит. — Почему бы и нет. Моцзэ кивает и улыбается. Он не всегда разговаривает с клиентами, но часто это помогает им отвлечься, есть уж очень болтливые, и тогда они с Рацио готовы лезть в петлю, потому что самым неразговорчивым в студии приходится страдать. Моцзэ понимает, что его работа здесь не только техническая, но и эмоциональная, которая требует много внимания. Он теряется во времени, перестаёт следить за стрелкой часов, и они не заканчивают даже половину, когда Дань Хэнь перестаёт сдерживаться и дышит громче, иногда стонет, давя на невыспавшийся мозг, но Моцзэ к этому абсолютно привык. Татуировка уже вырисовывается, видно отточенный контур и проработанные детали, которые в будущем образуют единую картину. Моцзэ обматывает воспаленную кожу пищевой пленкой и мажет вазелином, начиная проводить краткий экскурс по уходу. — На, а то, наверное, забыл уже, как за людьми понравившимися ухаживать, — Рацио появляется неожиданно из-за спины, как раз в тот момент, когда Моцзэ решает, надевать ли ему капюшон. С одной стороны, на улице плюс тридцать, и можно запросто умереть, а с другой, ему довольно сложно уже без привычной для головы вещи. На подоконник с шумом кидают большую плитку шоколада, Моцзэ осматривает её так, будто бы в ней содержится добротная порция яда, а может, ещё чего похуже. — А если ему не нравится сладкое? — Значит, отдашь мне, я люблю, — бухтит Рацио и закатывает рукава на кофте. Он садится как раз под кондиционер, закидывает голову назад и утыкается в стену, пока Моцзэ вскользь рассматривает его забитый рукав, где линии просто плавают вдоль выпирающих костей, образуя собой будто бы рябь на воде. Это стиль татуировок Жуань Мэй, более расслабленный и ничем не нагруженный. Веритас же вообще бьёт всё, кажется, самые заезженные тату он видит по несколько раз на день, может вскочить ночью, чтобы на ощупь набить какую-нибудь тупую цитату. Моцзэ удобно набивать животных, кости, трупы, может всё сразу, а вот что-то, связанное с людьми, то лучше убейте его сразу. — Спасибо, — наконец-то произносит Моцзэ и неуверенно смотрит на окно, где как раз его объект воздыхания выходит из кофейни, кивает сотрудникам с самой милой улыбкой в мире и держит в руках какие-то булочки. Возможно, Рацио не ошибся в выборе приветственного подарка.