Burdock

      Новый Год они праздновали по отдельности.       Óлив подсуетилась и сразу же приказным тоном сообщила Кэсси, что с тридцать первого декабря на первое января будет обязательный девичник. Как обычно: пошлые книги, обсуждение последнего любовника, который не сильно впечатлил француженку на Рождество, бокальчик вина под строгим присмотром, ведь швы ещё не сняли, хотя головная боль давно не хватала тисками затылок.       — Он снова приходил к тебе? — Лагранж ухмыльнулась, сверля взглядом подругу.       — Ты о ком? — та вскинула брови, поджимая под себя ноги в удобном кресле.       — О «черепе», Кэсс, — Óлив закатила глаза, отхлебнув красного сухого из бокала. — Его седан неприметный, но каждый раз, когда я хотела тебя проведать после твоей выписки — он всегда был припаркован возле твоего дома.       — Мало ли кто ездит на сером седане в наши дни.       — Конечно-конечно. По странным стечениям обстоятельств — это тот самый серый «Воксхолл» с теми же самыми номерами, что подбирал тебя с работы, ага.       Кэсси фыркнула, уставившись в книжную полку за спиной подруги. Óлив относительно хорошо разбиралась в тачках, чему светловолосая никогда не придавала значения. Машина, ну и машина. Ездит и ездит. Всё.       Вот поэтому у тебя и водительских прав нет, ха.       — Да, он иногда заглядывает ко мне на чай, — нехотя призналась девушка.       — Иногда — это каждый день до и после Рождества? — ехидно отпустила Лагранж. — И чаёвничаете часами?       — Óлив! — возмущённый вскрик подруги вызвал смешок.       — Да ладно тебе, я просто издеваюсь. Он же адекватный? Я имею в виду, что этот мужик не вредит тебе? У тебя и так беды с башкой…       Француженка еле увернулась от маленькой диванной подушки, что летела ей в лицо. Кэсси стыдливо отвернулась, не желая отвечать. Она знала, что Óлив желает ей только хорошего, но говорить о Саймоне ещё не была готова.       Какое там «не готова». Не хотела от слова совсем. Словно этот мужчина был её персональным секретом, которым ни с кем не хотелось делиться.       Именно. После тех объятий Грин впервые поняла значение чувства собственности. Тихой, скромной, невысказанной скромности. Она хотела Гоуста для себя. Целиком и полностью: не важно в какой степени — дружеской или сексуальной. То падение и его извинения как-то размыли границы, которые ей, пока что, не хотелось признавать.       Девушка хотела, чтобы те уютные вечера в её доме не распространялись на публику. Его мягкий взгляд, осторожное касание к волнистым светло-голубым волосам одними кончиками пальцев, косой шрам на верхней губе, неуверенная усмешка, что появлялась, когда Кэсси заносило в рассказах о растениях, и те долгие объятия, которые были всего раз, но чувствовались и по сей день — она хотела это всё только для себя. Для своих глаз. Для своих рук. Для своих губ.       Более о Саймоне они не говорили, поскольку Грин стратегически перевела стрелки на несостоявшегося любовника Óлив. Слушая вполуха рассказ о мистере Паккарде (очень интересно было то, что Óлив даже не знала его имени, а просто звала по фамилии), который несколько дней подряд приходил в садовый центр и болтал с ней, а затем и вовсе предложил горизонтально отпраздновать Рождество, Кэсси достала завибрировавший телефон. Усмешка на губах не заставила себя ждать — это был Гоуст.       «С наступающим Новым Годом» и следом сразу фотография его питомца Мартина с бумажной красной шапочкой на верхушке. Растение чуть вытянулось, но, видимо, чувствовало себя вполне хорошо.       «Тебя тоже с наступающим, Саймон». Грин не упускала момента использовать в разговоре его имя. «Извини, что не удалось отметить вместе».       «Нормально. Я в баре с друзьями». На это девушка слегка удивилась и почувствовала неприятный укол: уж быстро нашлась замена для неё.       Грин, затолкай свои детские обиды поглубже в свой тощий зад.       — Кэсс, ты меня вообще слушаешь? — укоризненно цокнула языком Лагранж.       — Ага, — кивнула та, пряча телефон. — Так что там отмочил Паккард?       Спустя пару минут, внимая в рассказ подруги, светловолосая с омерзением вскочила с кресла: в Рождественскую ночь неудавшегося любовника щедро вырвало на обивку, которую Óлив, вроде бы, тщательно постирала. Впрочем, от этого девушке не стало легче и она, скривившись, переместилась на ковёр под ехидных хохот француженки.       Кэсси вымученно улыбнулась. Впервые в жизни ей хотелось свалить из этой знакомой квартиры и вернуться к себе домой в ожидании двойного стука в дверь, за которым всегда следовал едва уловимый запах ванили и пачули.       Что и случилось в полдень третьего января.       Едва ли не с самого утра Гоуст уже был у неё на пороге, предварительно спросив разрешения нанести визит. Он выглядел странно уставшим. Точнее, таким мужчина был чуть ли не каждый раз при их встрече, но сегодня из-за отсутствующей размазанной черноты вокруг глаз были довольно отчётливо видны серовато-синие тени под ними. Саймон двигался медленно, чересчур осторожно снимая куртку, вешая шарф и сбрасывая тяжелые ботинки на шнуровке, словно что-то мешало ему, грузом давя на затылок и заставляя держать голову опущенной.       — Ты в порядке? — осторожно спросила девушка, глядя как он тяжело опустился на диван: странно привычное действие, будто бы Гоуст был у себя дома.       — Не особо, — тихо выдал тот, закинув голову и глядя в потолок.       — Хочешь поговорить?       — Нет.       — Чай?       — Было бы неплохо.       Заварив не самые мудрёные травы, девушка поставила чашку на столешницу возле его привычного места на кухне, а затем позвала гостя. Тот не ответил, оставаясь на диване. Грин хотела было окликнуть его погромче — подходить и будить она не рискнула — но её опередило едва ли слышный вздох и бормотание:       — Джонни…       Сдвинув брови от непонимания, Кэсси склонила голову набок и всё-таки приблизилась поближе, заглядывая в его лицо. Откинувшись на спинку дивана, Саймон дремал так, словно ничего и никого вокруг более не существовало.       Девушка неловко встала на месте. Впервые в жизни её собственный дом показался чужим, более не принадлежащим ей по неизвестным причинам. Чёрный силуэт в гостинной словно выталкивал из привычной светлой комнаты, назойливо вкладывая в голову мысль о том, что она здесь лишняя.       Тряхнув волосами и инстинктивно коснувшись небольшого шрама на затылке, Грин тихонько подошла к столу под лестницей. Швы недавно сняли, а пальцы бесконтрольно тянулись к полоске зажитой кожи, проверяя воспоминания о Рождестве на прочность. Они не поднимали тему случившегося. Хоть Саймон попросил прощения, кое-как объяснив поведение, но ей этого было мало. Капля в море по сравнению с тем, что она всё ещё не знала о нём ничего конкретного, а лезть с расспросами казалось не самой лучшей идеей.       Возраст? Определённо старше её, но не чересчур. Плюс-минус пять лет. Или семь. Или десять.       Семья? Без понятия       Работа? Вроде как, да. Наверное.       Кем он работает? Ноль догадок.       И всё же с этой мизерной информацией, Кэсси позволила ему пребывать в своём доме когда угодно и так долго, сколько Гоуст сам пожелает. Это было глупо, безрассудно и опасно. Знай бы отец — ух, какая многочасовая тирада об изнасилованиях, убийствах, расчленёнке и прочих прелестях детективной жизни звенела бы в её ушах сквозь телефонный динамик. Она не часто с ним общалась, но всё равно не хотела распространяться о том, что общается с мужчиной, которого не так уж и хорошо знает. И тем более, позволяет пользоваться её личным пространством как заблагорассудится.       Подсознание частенько звало её наивной дурой, зацикленной на этом незнакомце без особой причины, если не считать долбанные сексуальные фантазии, которые никоим способом не реализовать. Да, Грин без проблем могла нафантазировать что угодно, но на деле связать более десяти нейтрально-дружественных фраз не могла.       И именно с ним ты умудряешься заткнуть свои потребности в хорошем сексе куда подальше. Браво, Кэссиди, великолепный ход.       Девушка недовольно фыркнула, глядя на стопку пакетиков с семенами, небрежно разбросанных на столе — маленький и приятный подарок от Óлив на праздники. Травы, весенняя зелень, ранние цветы — всего было вдоволь и даже с избытком. Часть можно было посадить в глиняные горшки и держать внутри дома, часть — рассыпать в деревянные поддоны на балконе, которые сейчас были покрыты слоем снега и ждали теплой погоды, а ещё часть, самую меньшую — вырастить и ненавязчиво вручить Гоусту.       Хоть это и будет съедобная зелень, но ей было приятно дарить ему что-то что было связано с ней. Суккулент, шарф, травы для готовки, которые будут весьма кстати, учитывая его «пламенное» умение готовить стейки. Возможно, стоило вырастить побольше базилика и розмарина…       В кармане домашних штанов завибрировал телефон, экран высветил имя абонента — «Папа». Кэсси слегка удивилась: они созванивались только по праздникам, но, возможно, отец хотел поздравить с прошедшими праздниками хоть и с опозданием.       — Алло? — она негромко ответила на звонок, скосив взгляд на Саймона — тот не проснулся.       — Мисс Грин?       Голос был ей абсолютно незнаком. Это был точно не отец со своим басом. Говорила женщина.       — Кто это? — нахмурившись, спросила она.       — Вам известен Джейсон Грин? — голос продолжал задавать вопросы.       — Да, мэм, это мой отец. Кто вы? Откуда у вас его телефон?       — Боюсь сообщить прискорбное, мисс, — женщина на том конце провода вздохнула. — Мистер Грин сейчас без сознания в больнице Святой Марии. Его доставила скорая сегодня рано утром прямиком из его квартиры.       — Господи.       Кэсси почувствовала, что колени на какой-то момент стали непослушными, как дрожащий пудинг на тарелке. Что-то было не так…       — Что с ним случилось? — пересохшее горло исказило её голос, что был похож на карканье. — Он в порядке?       — Мисс, он без сознания, пока выясняем что с ним, но… настоятельно рекомендую прибыть в больницу Святой Марии, поскольку Вы — единственная наследница. Ожидаем вашего приезда.       Звонок прервался. Девушка с недоверием глянула на экран, не веря в услышанное. Больница Святой Марии, что в Лондоне, была весьма хорошо ей знакома. Общественная больница, куда отправляли всех полицейских с травмами… или ранениями.       Вы — единственная наследница.       — О, Боже, — выдохнула Кэсси, зажав рот рукой и роняя телефон на пол.       Случилось что-то плохое. Ужасное. Необратимое. Непоправимое. Отец — детектив в убойном отделе, где расследуют убийства и прочую чернуху, в которую она никогда не хотела вникать. Скольких он посадил? Скольких нет? Сколько хотело отомстить?       — Кэсс?       Слегка сонный оклик Саймона не слишком удачно вывел её из прострации. Гостиная словно стала в раза три больше по размерам, предметы непривычно стояли вдали. В ушах нарастал противный звон, а сердце из груди готовилось совершить побег и выпрыгнуть за дверь.       О, чёрт. Просто отвлекись. Подумай о другом. Дыши. Дыши, чёрт.       Успокоиться не получалось. Мысли метались от предположений о случившемся с отцом, сумбурно заполняя пространство черепной коробки и заглушая мужчину, что пытался привлечь её внимание.       — Кэсс?       Боковым зрением она заметила движение тёмного силуэта в свою сторону, а затем пара знакомых рук осторожно легла на её плечи. Грин вздрогнула от неожиданности, резко бросив взгляд на Гоуста. Он не отстранился, смотрел на неё сверху вниз. В тёмных глазах читалась настороженность и непонимание.       — Кэсс, говори со мной, — «череп» нахмурился. — Что случилось?       — Всё в порядке, — собственный голос звучал глухо, будто бы раздавался сквозь толстое стекло.       — Не лги.       — Правда, всё в порядке, мне просто нужно…       — Что? — он легонько встряхнул девушку за плечи. — Я знаю, как выглядит паническая атака и шок. Не скрывай это. Говори.       — Саймон, всё в порядке. Мне просто нужно… подумать, — Кэсси уверенно сглотнула. — Наедине.       Гоуст недовольно хмыкнул и, не разрывая касание, рывком усадил её на диван, что непривычно спружинил под ней: мужчина не нежничал. Грин округлила глаза от неожиданности.       Руки Саймона переместились с плеч к щекам, беря девичье лицо под контроль. Она чувствовала, насколько большими были его ладони и, что необычно, без перчаток. Момент, когда мужчина снял их, был как-то потерян в памяти. Шершавая и теплая кожа приятно грела, карие глаза что-то требовательно искали в ней, гипнотизируя, как удав.       Заполучив её внимание, Гоуст едва ли заметно провёл подушечками пальцев по яблочкам щёк, заставляя Кэсси ощутить подкатывающий жар к лицу. Он неотрывно смотрел ей в глаза сквозь прорезь в балаклаве: снова без привычной тёмной пасты — уж зачастил «череп» не пользоваться ею, демонстрируя серые следы недосыпания.       — Малая, — его зрачки слегка расширились, но взгляд прямиком смотрел ей в душу. — Ты не в порядке. Ты в порядке, когда улыбаешься или копошишься в земле. Или когда мы говорим о всякой херне…       — Я не так часто улыбаюсь, — сболтнула Грин.       — Не рассказывай мне сказки, малая, — он глянул на неё с укором. — Повторюсь: я знаю, как выглядит паника в твоих глазах. Сейчас она появилась не по моей причине, в чём я не слишком уверен, пока ты не вдохнёшь и не скажешь мне честно что случилось.       — Саймон, я…       — Если снова скажешь «я в порядке», нагло мне в лицо, то я просто уйду.       — Очень по-джентельменски, — сморщила нос девушка.       — Я похож на джентльмена? — хмыкнул мужчина, отпуская её лицо. — Я слушаю, Кэсс.       Где-то в закоулках черепной коробки мягко пульсировала благодарность за то, что Гоуст был здесь рядом, терпеливо вытаскивая из неё слова, будто бы ниточка за ниточкой расплетая колючий серый свитер с надписью «я в порядке». Она нервно вытерла вспотевшие ладошки об ткань домашних брюк, нервно сглатывая.       Вы — единственная наследница.       Девушка снова оцепенела, услышав голос медсестры. Плечи дрогнули, словно её обдало сквозняком.       — Дыши, — мягко напомнил о себе Гоуст, не отводя от неё взгляда. — Я здесь.       — Отец в больнице Святой Марии, — с усердием выдавила Кэсси. — Это…       — Лондон, — кивнул мужчина.       — Я… Я должна ехать к нему. Сейчас же.       Вскочив на непривычно пружинистые ноги, Грин подобрала телефон с пола и, промахиваясь по сенсорным клавишам, ввела в поиск сайт по продаже билетов. Она прикусила внутреннюю часть щеки, злясь на себя, что так и не получила права. Просить Óлив ехать с ней в сам Лондон — язык бы не повернулся, учитывая, как подруга тряслась над Кэсси все дни после травмы. Удачно, что затылок более не отзывался случайной болью.       Следующий автобус отправлялся с автовокзала через сорок минут — достаточно, чтобы собрать небольшой рюкзак и выдвинуться на общественном транспорте. Её палец не успел коснуться большой кнопки «Купить» — широкая ладонь легла на экран телефона, попутно блокируя его.       — Ты не поедешь, — негромко, но уверенно вымолвил «череп», стоя у неё за спиной.       — В каком смысле? — нахмурилась девушка, развернувшись к нему. — Мне нужно к нему, ты не понимаешь…       — Понимаю, — он чуть наклонился к ней, несильно сжав ладонь, что держала телефон. — Поэтому ты не поедешь на автобусе. Я отвезу тебя на машине. Так быстрее.       — Туда ехать почти четыре часа.       — Три с половиной, если не будешь спорить и соберёшься поскорее.       — Но… почему? — она всё ещё озадаченно смотрела на него. — Почему тебя это заботит? Почему ты предлагаешь везти меня и тратить на это своё время? Зачем всё это?       Его взгляд внезапно смягчился: Кэсси готова была отдать руку на отсечение — он без сомнений улыбался. Мягко потрепав её светлые волосы, он развернул и подтолкнул Грин к лестнице:       — Иди. Я буду в машине.       Ответы на поток вопросов она так и не получила. Проглотив свою упёртость и уступив место обеспокоенности за отца, девушка за несколько минут сменила одежду и затолкала в чёрный рюкзак некоторые вещи, которые могли пригодиться.       Она не знала насколько задержится там. Не знала что делать дальше. Не знала абсолютно ничего. Единственное, на что с уверенностью можно было опереться в этой пропасти неизвестности — Гоуст, терпеливо ожидающий в сером седане.       Закрывая дверь дома на замок, её накрыла волна глубокой признательности. Его присутствие зачастую успокаивало, придавало уверенности хоть в чём-то в её жизни. Нет, Кэсси не полагала на него все свои надежды и что Саймон сможет ей помочь разобраться со всем тем дерьмом творящимся в черепной коробке.       Он просто был рядом. В самые подходящие и не очень моменты.       А ещё разбил твой любимый кофейный столик из весенней коллекции Икеи и заодно твою тупую башку, которая вместо нормальных мозгов держит вихрь бабочек и…       Хлопок двери оборвал поток назойливых мыслей, а щелчок ремня безопасности надежно зафиксировал девушку внутри автомобиля. Окинув её взглядом, Гоуст вырулил машину на Одби Клоуз, а затем прочь из Манчестера, стараясь ехать в пределах скоростного лимита, за что Кэсси была весьма благодарна: дополнительного чувства страха в неконтролируемой ситуации взволнованное сердце не выдержало бы. Наверное.       Они ехали в непривычной тишине. Саймон расслабленно держал руль, не задумываясь над тем, чтобы включить радио или завести разговор, что и Грин не решалась сделать, пялясь в окно. Путь пролегал сквозь скопление маленьких городишек с невысокими домами. Кое-где лежал неубранный снег, хотя сильных снегопадов не было минимум пару дней. До Бирмингема не стоило надеяться на какие-то живописные виды — именно после него не было голых черных деревьев, что возвышались над каждой дорогой, а начинались раскидистые холмы с нетронутым слоем пушистого снега. Глядя на вереницу тёмных столбов, Кэсси мысленно поблагодарила неизвестно кого за то, что они едут днём, а не ночью: иначе за каждым деревом ей казалось бы какое-то страшное чучело, которое при дневном свете было бы простым кустом, пеньком или пакетом, зацепившимся за ветку.       — Твой отец, — откашлявшись, прервал тишину водитель. — Вы близки?       — Не очень, — горько усмехнулась девушка, проводя взглядом городок, что быстро удалялся в боковом зеркале. — Он много работает. Редко бывает дома. И ещё реже вспоминает обо мне. Впрочем, это взаимно.       — И кем он работает?       — Коп, — шумно выдохнула девушка, поерзав на месте. — Детектив. Убойный отдел.       — Я думаю, с ним всё будет в порядке, — после долгой паузы и размышлений сказал Саймон.       — Надеюсь.       До Бирмингема снова нависла молчанка. Впрочем, Кэсси предпочитала уже больше её, чем разговоры об отце — это нервировало, не давало отвлечься, сконцентрироваться на пейзаже за окном. Как она и надеялась: бескрайние, идеально-белые поля тянулись до горизонта, кое-где прерываясь на одинокое дерево или куст.       Девушку слегка укачало и она откинулась на спинку сидения, прикрыв глаза. В голове прокручивались утренние события: из весьма стандартного начала дня это всё превратилось… Грин нахмурилась, отгоняя мысли о плохом.       Сознание почему-то подсунуло картинку с мирно сопящим Гоустом у неё на диване в гостиной. Воображение подрисовало над его головой табличку «Не трогайте диких зверей во время сна». Её губы сложились в мягкую улыбку — первую за весь день. Но тут она вспомнила кое-что и глянула на Саймона:       — Кто такой Джонни?       Руки, держащие руль, заметно напряглись, натягивая огрубевшую кожу на костяшках. Кэсси нутром чувствовала, что что-то не так, но чёртово любопытство выталкивало вопросы изо рта.       — Ты пробормотал это имя сегодня. Кто это?       — Друг, — сипло и нехотя ответил Гоуст.       — О, ещё друг, как…       — Нет, — прервал её водитель. — Не ещё один. Джонни — был моим единственным другом.       Был…       Девушка сглотнула. Значит, Джонни — это именно тот человек, о котором Саймон упоминал за чаем относительно недавно, но более ничего не говорил.       Каким был его друг? Как они познакомились? Как долго дружили? Был ли Джонни весёлым и безбашенным или молчаливым и немногословным под стать «черепу»? Как он выглядел? И… как умер? Потребность узнать что-то близкое Гоусту оплетала её изнутри, как ядовитый плющ, заставляя отбросить стеснение и спросить:       — Могу ли я…       — Нет, не можешь, — грубо отрезал мужчина, не отрывая взгляда от дороги. — Я… Мы не будем говорить о Джонни. Тебе ясно?       Грин ошарашенно кивнула, чувствуя, как язык прилип к нёбу от неожиданности. Она уже успела сотню раз отругать себя за бестактность. Уши горели от стыда, а серые глаза уставились в заснеженный пейзаж.       Остаток дороги оба провели в гнетущей тишине.       Уже на подъезде к больнице святой Марии у Кэсси предательски начали дрожать руки, не самые приятные мысли о случившемся с отцом снова нахлынули волной цунами, смывая неловкость, в которой она просидела последний час. Пробормотав благодарность, она схватила рюкзак и потянулась к двери. Сработал автоматический замок, блокируя выход. Гоуст неспешно отстегнул свой ремень безопасности, а затем и её, садясь в полоборота к девушке.       — Кэсс, глянь на меня, — спокойно попросил он. — Пока ты не ушла…       — Мне жаль, я не хотела тебя расстраивать расспросами, — виновато посмотрела на него Кэсси.       — Об этом поговорим позже, — Саймон положил ладонь ей на волосы. — Сейчас сфокусируйся на отце, окей?       — Окей.       — Что бы там не произошло — я рядом, малая. Запомнила?       Девушка неуверенно кивнула, пытаясь понять его выражение лица под балаклавой. Глаза — серьёзнее некуда, даже брови слегка нахмурены, но голосом он пытался успокоить, унять тревогу. Грин выдохнула, сжав в руке лямку рюкзака.       — Ты… ты не мог бы пойти со мной? — тихо попросила она, не надеясь, что услышит согласие.       — Конечно, — Гоуст мягко зарыл пальцы в светлую копну девичьих волос. — Если ты просишь.       Кэсси почувствовала, как кожа на затылке покрылась мурашками, заставляя инстинктивно вздрогнуть. Что-то промелькнуло в глазах мужчины и тот со вздохом убрал руку, а затем, разблокировав дверь, покинул машину. Грин с сожалением коснулась макушки, от которой стремительно исчезало тепло от его касания, и вышла на улицу, застёгивая молнию пуховика настолько быстро, что едва ли не прищемила себе подбородок.       Больница святой Марии была красивым зданием по меркам того, какими обычно строились госпитали в Манчестере. Несколько корпусов соединялись множеством дорог, а территория больше походила на какой-то колледж: снующие туда-сюда в спешке люди, множество припаркованных машин, ухоженные крошечные участки для прогулок пациентов. Кэсси почувствовала себя неуютно: ей никогда не нравились больницы. Она шагнула в сторону ближайшего здания — белая обшивка выделяла его на фоне остальных из старого кирпича.       — Нет, нам вряд ли туда, — Гоуст слегка придержал её за капюшон. — Приемная в другом корпусе.       — Откуда ты знаешь? — вскинула брови девушка, немного поёжившись от резкого ветра.       — Был здесь.       — Тогда что там?       — Морг, — коротко бросил Саймон, разворачивая её к соседнему зданию. — Идём.       Кэсси глянула на мужчину, чувствуя как напряглась его рука, что настойчиво лежала поверх капюшона пуховика. Он смотрел строго вперёд, хотя было заметно, что карие глаза расфокусированы. Несколько человек столкнулись с ним по пути к рецепции, но Гоуст будто бы и не замечал их, твёрдо шагая и держа спутницу рядом: пациенты, посетители, врачи и медперсонал вечно спешили куда-то, толкаясь и не замечая никого вокруг. Грин никого не винила и молча стерпела, когда пару раз кто-то прошелся ей по ботинкам.       Смуглая медсестра на рецепции говорила с кем-то по телефону, но заметив, как Саймон навис своей тёмной фигурой над стойкой, сразу же отложила трубку и спросила, глядя на него:       — Чем могу помочь?       — Джейсон Грин, — подала голос светловолосая, откашлявшись. — Привезли сегодня утром. Возможно, он в корпусе неотложной…       — Вы кто? — женщина нехотя перевела взгляд на неё, Кэсси её глаза показались чересчур тёмными.       — Дочь, — Грин выудила из рюкзака документы и положила их на рецепцию.       — Он? — медсестра кивнула на Гоуста, что с напускным интересом рассматривал узор костей на своих перчатках.       — Э-э, — светловолосая посмотрела на него. — Друг семьи.       Видимо, ответ удовлетворил женщину и она отвернулась к компьютеру, искать данные о пациенте. Раздалось тихое хмыканье, Кэсси ловила на себе взгляд Саймона — подозрительно и ехидно прищуренный, словно спрашивающий «друг семьи, серьёзно?». Девушка закатила глаза и дёрнула плечами.       — Мистер Грин был переведён в обычную палату в отделении внешних травм, как только его осмотрели и он пришел в себя, — проинформировала их медсестра, не отрывая взгляда от монитора. — Лёгкое сотрясение.       Кэсси выдохнула с огромным облегчением: чувство, что сжимало горло и лёгкие всю дорогу до клиники, начало ослаблять свою хватку. Отец в порядке и это самое главное, что ей требовалось знать на данный момент. Она едва ли не заулыбалась прямо в лицо недовольной медработнице, но решила не испытывать её терпение.       — Я… Я хотела бы ещё поговорить с врачом, который закреплён за ним, — добавила девушка, вкладывая всю вежливость в слова. — Если это возможно. Пожалуйста.       — Я сообщу доктору МакКарти.       Тон медсестры указывал на то, что разговор окончен и она вряд ли сообщит доктору МакКарти, что его или её ожидают родственники пациента. Саймон помахал у Кэсси перед лицом буклетом больницы: разглагольствования о прекрасном сервисе, сердобольном персонале и так далее. На последней странице в углу пристроилась довольно детальная карта, по которой можно было сориентироваться и ребёнку.       Травмпункт не сложно было найти — вереница пациентов с костылями, гипсами и ревущими детьми с ушибами и переломами едва ли не блокировала вход. Протиснувшись мимо мужчины с переломанной рукой и попутно извинившись с сотню раз, Кэсси уже ступила внутрь, как пострадавший рявкнул ей что-то в лицо. Его акцент был настолько непонятен, что девушка попросту извинилась повторно, но тот не унимался. Пока его не отодвинул Саймон, едва ли не заставляя его вжаться в стену и моментально заткнуться.       Ого, удобно.       Грин натянуто усмехнулась и направилась к ближайшей медсестре, что стояла возле рецепции. Эта уже оказалась более приветливой: представилась Эммой и с широкой доброжелательной улыбкой сообщила куда идти к палате отца. Кэсси на всякий случай повторила и ей, что хотела бы встретиться с лечащим врачом, и Эмма, понимающе кивнув, сказала, что передаст всё доктору МакКарти. Впрочем, глядя на километровую очередь «переломов» в сезон гололёда, это казалось чем-то малообещающим.       Коридоры травмпункта освещались болезненно-желтым светом, пустые стены тянулись безо всяких постеров или вывесок, кроме направлений к палатам и кабинетам лечащих врачей. Торопливый медперсонал шагал настолько часто, что Кэсси не удавалось услышать стука подошвы собственных ботинок. Гоуст не отставал ни на шаг, бросая тень на девушку.       Она терпеть не могла больницы. Нет, врачи и медсёстры делали титанический труд, спасая жизни и излечивая раны, но едва ли не с детства Грин ассоциировала больницы со смертью. Каждый муниципальный госпиталь, как этот, имел при себе морг — конечная остановка на жизненном пути каждого человека. Внутри него ей никогда не удавалось побывать, но этот запах… запах оборванной жизни девушка знала слишком хорошо.       Сладковатый, едва уловимый, заставляющий почувствовать кисловатый привкус на языке, что вызывал инстинктивное слюновыделение — это больше всего пробуждало в ней недоумение. Как смерть может наполнять твой рот слюной, словно ты — долбанный зомби?       Кэсси чувствовала этот запах в длинных коридорах, вздрагивая от омерзения. Для неё больницы не пахли стерильностью, чистотой, хлором и спиртовыми салфетками. Она чувствовала болезнь и тонкий аромат гнили, который упорно старалась выбросить из головы.       Да-да, надейся, что тебе кажется.       Остановившись перед нужной палатой, Грин постучалась и толкнула дверь, осторожно просунув голову в дверной проём. Тусклая комната, освещённая одной бледно-белой лампой над больничной койкой с приподнятой спинкой для удобства пациента, который оторвал взгляд от утренней газеты. Девушка встретилась взглядом с такими же серыми глазами, как и у неё.       — Кэсси? — с удивлением в голосе произнёс мужчина.       На вид ему было под шестьдесят. Редкие русые волосы легко укладывались рукой, не слишком прикрывая залысину на макушке. Он был худощав и жилист, кожа была бледноватой, но не одутлой, что свойственно мужчинам в возрасте. Кэсси всегда удивлялась как с такой работой у него выходило выглядеть не как типичный прокуренный коп в неряшливой одежде и мутными от вечного употребления кофе глазами. Даже зрение едва ли подводило — её отец всегда гордился тем, что может читать без уродских очков.       — Я побуду в коридоре, — краем уха девушка услышала тихий голос Саймона, а его рука ободряюще подтолкнула в спину.       — Пап, ты в порядке? — Грин осторожно зашла внутрь. — Мне позвонили и сказали, что дела не очень.       — Ох, малышка, я в порядке. Тебе не стоило приезжать, — Джейсон отложил газету и с нежностью посмотрел на дочь. — Впрочем, я чертовски по тебе соскучился. Иди сюда поближе.       Его тон всегда был такой успокаивающий. Даже если Кэсси косячила или делала что-то неправильно — он никогда не повышал голос, излучая вселенское терпение. Серые глаза излучали доброту и тепло, от чего она всегда задумывалась, глядя на себя в зеркало — такой же ли у неё взгляд? Но отражение показывало только что-то похожее на хмурое осеннее и дождливое небо. Ни единой искорки.       В один момент девушка сразу же ощутила давно позабытое чувство домашнего комфорта. Не важно, что отец лежал в тусклой белой комнате и в больничной робе — его мягкая, едва заметная улыбка словно вернула её в то время, когда они жили в Лондоне одной семьёй. Задолго до теракта. Задолго до…       Её губы предательски задрожали, а на глаза навернулись слёзы, которые она сразу же загнала обратно, запрокидывая голову. Не хватало ещё прибавить отцу проблем с давлением от разрыдавшейся дочери, с которой он не виделся пару лет.       — Эй-эй, — мужчина похлопал по краю койки, приглашая присесть. — Я в норме, правда.       — Мне звонили… сказали… точнее, нихрена мне не сказали, — борясь со всхлипами, Кэсси отвернулась, пялясь в стену, пытаясь утихомирить слёзы.       — Так, выбирайте выражения, юная леди, — с напускным строгим тоном произнёс Джейсон, вызывая глупый смешок у девушки.       — Пап, мне под тридцать, успокойся, — она наконец-то улыбнулась, хотя на глазах стояли слёзы.       Отец и дочь обменялись долгими и только им понятными взглядами в нависшей тишине. Шмыгнув носом, Кэсси всё-таки спросила, что случилось с ним.       — Семь новогодних смен, литры кофе и почти отсутствие сна, — ответил мужчина. — Меня просто вырубило, как только я сегодня вернулся домой. Видимо, промахнулся мимо кровати и упал на пол. Соседи, наверное, переполошились.       — У тебя лёгкое сотрясение, — Грин осуждающе сложила руки на груди. — Это не шутки. В твоём-то возрасте.       — Я крепче, чем некоторые в твоём возрасте, малышка, — хмыкнул с усмешкой пациент.       Светловолосая только и закатила глаза — что правда, то правда. Она даже готова была поспорить на двадцатку, что отец до сих пор бегает по утрам так, будто бы гонится не за преступниками, а за сраными марафонцами.       — Как твои дела вообще? — он сложил пальцы рук в замок, словно сейчас вот-вот начнёт допрос. — Что новое случилось?       Девушка задумалась, облизав зубы. С чего вообще начать? И стоит ли вообще развлекать отца рассказами о Саймоне? Высокий мужчина, скрывающий лицо под балаклавой с черепом — не самый располагающий к себе тип человека, который уж никак не сможет не вызвать подозрений у копа с двадцатитрёхлетним стажем.       — Да так, ничего нового, — она дёрнула плечами. — Работа там же. Дом там же. Всё по-старому.       — Как поживает доктор Дарлинг?       — Нормально, — упоминать о прекращении сеансов ей тоже не хотелось.       — А… это… ну….       — Я тоже в порядке, — смекнув о чём речь, выпалила Кэсси. — В полном. Лучше некуда. Крыша на месте.       Врушка. Врушка. Врушка.       Впрочем, сложно было понять — соврала она или нет. Кошмар снился всего раз. Паника от неконтролируемой ситуации тоже была единожды. А, нет, дважды — серое пятно на потолке кухни будет ещё долго напоминать об этом. В остальном — полный порядок, наверное.       За дверью раздалось невнятное бормотание, а затем в палату вошел доктор МакКарти. Высокий, с морозным румянцем на щеках и каплями воды от растаявшего снега на тщательно уложенных густых каштановых волосах. Синие глаза за стёклышками очков в проволочной оправе тщательно прошлись по девушке, осматривая её с головы до пят. Кэсси заметила, как Гоуст отошел от двери, пропадая из поля зрения.       — Мисс Грин? — после утвердительного кивка, лечащий врач резко подошел к ней, вытягивая руку. — Доктор Николас МакКарти. Рад встрече.       Девушка пожала прохладную ладонь. От него пахло сигаретами и… тушеным мясом. Глядя на внешний вид и едва ли распотевшие очки сразу напрашивался вывод — всё-таки Эмма довольно быстро разыскала его и, скорее всего, вытащила несчастную докторскую душу с обеденного перерыва. Кэсси виновато усмехнулась.       — Я хотела бы обсудить дальнейшее лечение отца и насколько серьёзно «лёгкое сотрясение», о котором мне уже сообщили, — она расслабила пальцы, намекая, что рукопожатие затянулось.       — Да-да, конечно, — голос МакКарти был довольно звонким. — Пройдёмте за мной в кабинет.       Кивнув в ответ и ободряюще бросив отцу, что она скоро вернётся, Грин последовала за доктором, бросив взгляд на Гоуста. Мужчина подпирал стену спиной так, словно весь госпиталь рухнет, если бы он отошел от неё. Руки сложены на груди, а указательный палец отсткукивал нетерпеливый такт по поверхности куртки. Губы девушки тронула улыбка, как только она заметила подаренный ею шарф, свободно свисающий вокруг шеи мужчины. Саймон перевёл взгляд с неё на врача, а затем и вовсе отвернулся.       МакКарти был весьма быстро шагающим, как и весь остальной персонал: Кэсси едва ли поспевала за ним, глупо вспомнив, как впервые следовала за Гоустом когда-то. С тех пор «череп» более внимательно подбирал темп ходьбы, дабы всегда держать её на виду сбоку от себя.       — Итак, — выдохнул врач, толкая дверь своего кабинета и проскальзывая внутрь. — Простите, тут бардак…       Это мягко было сказано. Очень мягко. Грин окинула взглядом небольшую комнату, которая более напоминала захламленную кладовую. Стаканчики от кофе, пустые коробки от еды, сменная одежда, что ворохом валялась на двух креслах, мусорное ведро, битком набитое бахилами и перчатками, пестрело голубым пятном на фоне всего хаоса. Девушка изо всех сил постаралась не скривиться, но не смогла заставить себя переступить порог «кабинета».       — Извините, за эти сутки уборщица ещё не приходила, — пробубнил мужчина, ища на столе в стопке папок нужную.       — Тяжёлая смена? — спросила Кэсси.       — Четвёртая подряд, мисс, — извиняющимся тоном ответил МакКарти, найдя нужные бумаги.       Девушка понимающе кивнула. Люди, живущие, чтобы спасать других людей, всегда ставили свою личную жизнь на второй план, отдаваясь целиком и полностью другим. Это немного напомнило ей отца. И мать…       — Что ж, — прокашлявшись, доктор подошел к ней ближе, вытаскивая из папки снимок. — На фоне общего переутомления и недомогания, мистер Грин получил лёгкое сотрясение мозга без утяжеляющих последствий, кроме шишки на затылке, головокружения и слабости. Мы оставим его на ночь: стоит проследить за его общим состоянием, поставить несколько капельниц, назначить дополнительное лечение, проверить рефлексы.       — Благодарю, док. Ему ничего не угрожает?       — Ничего, кроме усталости, возможно — обезвоживания, — усмехнулся МакКарти. — Ваш отец довольно крепок на свой возраст и стиль жизни, впрочем, я бы посоветовал ему отказаться от сигарет и кофе.       — Думаю, это будет почти невозможно, — скривилась девушка, вспоминая сколько раз её папа пытался завязать хотя бы с сигаретами. — Но посмотрим, что можно сделать. Я наведаюсь ещё завтра, можно ведь?       — Конечно.       Мужчина хотел было что-то ещё добавить, но из громкоговорителя в его кабинете требовательно зазвучал голос той самой медсестры Эммы — его звали к другому посетителю. Торопливо попрощавшись, Грин развернулась на каблуках и, ориентируясь по номерным табличкам палат, вернулась к отцу. Дверь так и осталась приоткрытой, а Гоуст исчез. Девушка замедлила шаг.       — Боже, сынок, ты и правда служишь? — раздался голос Джейсона: восхищённый и заинтересованный. — Серьёзно? Где?       — В армии, сэр, — саркастически фыркнул Саймон.       — Да ну? И чего ты не на полигоне, сынок?       Кэсси застыла, не зная входить или нет. С одной стороны — отец никогда так по-издевательски не общался ни с кем. С другой — подслушивать, конечно, идея хреновая, но…       Все мы не без греха, Кэсс.       — Временно отстранён, — нехотя проворчал Гоуст.       Девушка прислонилась к стене, прокручивая в голове услышанное. Он — военный. Временно отстранённый от службы. Интересно, почему? Из-за чего?       — Подкатываешь яйца к моей дочери? — тон Джейсона посерьёзнел.       Ого, а папа в карман за словом не лезет. Господи…       — Нет, — после долгой паузы, словно раздумывая, сказал Саймон.       Крошечный комок разочарования заворошился где-то в районе желудка. Взвешенный и короткий ответ ощущался, как последний гвоздь в гроб чего-то недосказанного и нераскрытого. Грин тяжело сглотнула, облизывая зубы по привычке.       — Кэсси, это ты там стоишь? — спросил отец, заставляя её вздрогнуть от неожиданности.       — Да, пап, — она заглянула внутрь палаты, стараясь не столкнуться взглядом с «черепом», что стоял в тёмном углу. — Говорила с доктором.       Кэсси натянуто улыбнулась, рассказывая о разговоре. Цепкий взгляд Саймона будто бы прилип к ней и чувствовался зудом на шее и щеках. Более он ничего не сказал, оставаясь молчаливой статуей где-то вне её поля зрения.       Она видела лёгкую усмешку на губах отца, а его взгляд плавно переходил от покрасневших щёк дочери до балаклавы мужчины, что белела в тусклом освещении палаты.       — Я ещё завтра утром вернусь тебя проведать, пап, — девушка поправила на себе пуховик.       — Останешься на ночь? — глухо спросил Гоуст.       — Ага, — она хотела глянуть на него, но осеклась. — Найду гостиницу неподалёку…       Конечно, если снять комнату на ночь, то зарплата за декабрь закончится ещё быстрее. И придётся сесть на шею подруге, чтобы та забирала её на своём «жуке» по пути на работу. Транспортные поездки стоит сэкономить на возврат домой.       — Гостиницу? — удивился отец. — Милая, но у тебя же есть ключи от дома. От нашего дома. Твоего дома. Ты же выросла там, на Флэтчер-лэйн…       — Пап!       Джейсон замер. Его дочь втупилась в пол, закусывая губы, а затем, довольно громко шмыгнув носом, подняла взгляд.       — Я никогда не вернусь в тот дом, — резким движением она застегнула пуховик. — Не после того, что произошло. Я просила продать его к чёртовой матери, но ты никогда никого не слушаешь, пап. Когда ты вообще сам там был последний раз, а? Как ты вообще…       Широкая ладонь резко накрыла рот — губы неприятно прижались к зубам. Гоуст осуждающе нахмурился, нависая над ней и слегка сжимая пальцы на её щеках. На фоне раздалось пищание аппарата сердцебиение, показывающее учащённый пульс пациента. У отца подскочило давление.       Чёрт…       Едва ли Кэсси хотела извиниться, как Саймон довольно грубо выволок девушку из палаты, не давая попрощаться. Его рука соскользнула с лица, а затем ухватила предплечье, таща за собой прочь из травмпункта. Грин едва ли поспевала за ним, раз за разом прося остановиться или сбавить шаг, но мужчина упёрто игнорировал любое слово, пока не толкнул её к машине.       — Что за… — она хотела было возмутиться, но Гоуст моментально среагировал и наклонился очень близко к ней.       — Слушай сюда, малая, — голос рокотал от сдерживаемой злости. — Твой старик лежит в больнице и пытается с тобой нормально общаться после стольких лет, а ты устраиваешь истерики, как ребёнок.       Светловолосая опешила от подобных слов, но защитный механизм щёлкнул в мозгу. Это было несправедливо.       — Вижу, с тобой-то он более разговорчив стал за двадцать минут, чем со мной почти за десять лет, не-подкатыватель-яиц, — процедила Кэсси, заталкивая секундное удивление от своего же острого языка.       Теперь уже была очередь Гоуста умолкнуть. Он медленно выпрямился, прожигая её взглядом, который сложно было выдержать, но девушка смотрела прямиком ему в глаза.       — Ты нихрена не знаешь и не имеешь права лезть в мои семейные дела, — выскочило из её рта.       — Могу то же самое сказать о твоих попытках потыкать палкой в моего мёртвого друга, — язвительно парировал мужчина и отвернулся, а затем обогнул машину и скомандовал: — Сядь.       Скрипнув зубами ей всей душой хотелось развернуться и демонстративно уйти прочь, но в таком случае это было бы слишком по-детски. Только ребёнок убегает от проблемы, не идёт на уступки, чтобы загладить конфликт, и не извиняется. Но полыхающий огонёк злости внутри уже с удовольствием плясал на её языке, норовя выпустить ещё пару-тройку колких слов в ответ на любую обиду.       С шипящим звуком она выпустила воздух из лёгких, думая о том, что надо успокоиться и держать свой собственных рот на замке. Затем, делая вид, что Гоуста вовсе не существует, девушка забросила в салон рюкзак и уселась на заднее сидение, демонстративно отвернувшись в окно. Краем глаза ей-таки удалось заметить раздраженный взгляд водителя.       Кэсси закусила щеку до боли, всматриваясь в прохожих и проезжающие мимо машины. Лондон был более серым. Если уж по Манчестеру всё белело и оставалось каким-то сказочно-новогодним, то в этом городе о праздничной атмосфере напоминали только гирлянды и украшения во дворах. Юго-западный ветер иногда приносил противную морось, проедая насквозь снег крупными каплями и делая из него мерзкую слякоть, что цеплялась за одежду.       Они снова молчали. Девушка даже не хотела спрашивать куда они сейчас едут. Даже если бы Саймон повёз её обратно домой — пожалуйста, деньги на гостиницу пошли бы на рейсовый автобус завтра утром. Она злилась. На отца — за многие сделанные и не сделанные вещи, за сказанные и несказанные слова, которые должен был сказать ответственный родитель. На себя — за неспособность отпускать прошлое, за неумение заткнуться вовремя. На Саймона — за то, что попросту полез туда, куда никто не просил, и за то, что думает будто бы ему всё известно. Да нихрена подобного, чёрт бы его побрал…       Был ещё один человек, на которого Кэсси таила злость уже очень давно. За испорченное детство. За быстрое взросление. За неумение воспитывать. За невнимательность. За работу медсестры. За эгоизм. За то, что оставила её и отца одних.       Ох, мам…       — Какой?       Внезапный вопрос Гоуста вывел её из прострации. Закушенная щека успела онеметь и едва ли не прилипала к зубам, но стоило приоткрыть рот — почувствовался металлический привкус. Грин приподняла бровь, глядя мужчине в затылок.       — Какой твой? — повторил он, кивая в сторону ряда домов.       Кэсси сразу же узнала узкую улочку прямиком из детских воспоминаний. Кирпичные двухэтажные дома старого образца, окна которых выходили на небольшую поляну без единого дерева. Она тихо выругалась, но не ответила.       — Я, кажется, задал вопрос, — карие глаза сурово блеснули в зеркале заднего вида.       — Я, кажется, сказала, что не вернусь в этот дом, — фыркнула та в ответ.       — Малая, — его пальцы крепко вцепились в руль. — Прекращай.       — Ты лезешь не в своё дело.       — Знаешь, когда ты лезешь абсолютно не в своё дело, колупая своими тоненькими пальчиками то, что не следует — я не огрызаюсь тебе в лицо.       — По крайней мере, я не молчу о том, что меня беспокоит и волнует. Попробуй говорить словами через рот и я хотя бы не буду узнавать что-то о тебе, подслушивая задушевные разговоры с моим отцом.       Он умолк, отвернувшись от неё. Кэсси скрипнула зубами — очередной выпад остался без ответа, хотя она уже начинала понемногу ненавидеть свои выходки. Избегая очередного всплеска злости, девушка схватила рюкзак и выскочила из машины прямиком на плиточную дорожку перед домами.       Ветер неприятно ударил в лицо. Она не услышала хлопнула ли водительская дверь и последовал ли следом Саймон. Сжимая лямку, светловолосая направилась вверх по улице, пока не остановилась у до боли знакомого здания.       Два этажа, тёмно-коричневый кирпич, который так нравился отцу. Светло-зелёные шторы, которые выбирала мать, скрывали интерьер от любопытных глаз. Нечищенная дорога до двери.       Сама от себя не ожидая, Грин направилась к дому, игнорируя загрузающие в снегу ботинки. Пальцы погрузились в закисшую землю старого вазона — когда-то тут росла крупная бегония, а сейчас от неё остались только обломанные и мёртвые ветви. Она натолкнулась на что-то ледяное и твёрдое, а затем горько усмехнулась. Отец всё-таки недавно был здесь: ключ был новеньким, без единого следа ржавчины.       Отперев замок, девушка оглянулась. Серый седан подъехал ближе, стоя посреди дороги. Собрав волю в кулак, она пригласительно кивнула головой, а затем зашла внутрь.       В носу противно защипало от знакомого запаха, который даже после стольких лет оставался здесь. Запах лекарств, лавандовых саше и вымытых деревянных полов. Кэсси моментально ощутила укол совести: папа держал это место в чистоте, хоть и не жил тут годами. Это была память о когда-то целой семье Грин.       Под ногами скрипнули половицы, позади щелкнул дверной замок. Гоуст безмолвно остался в коридоре, следя за тем, как девушка осторожно прошла на кухню. Всё оставалось на своих местах: стеклянные шкафы с посудой, огромный обеденный стол, смешные желтые в белую крапинку обои и фотографии на холодильнике.       Она подошла ближе, касаясь кончиками пальцев каждого запечатлённого воспоминания, когда всё было нормально. Когда вся семья была в сборе. Мама, папа, Кэсси и… четырёхлетний Тимми. Примерно после его дня рождения всё и пошло наперекосяк, разрушая идиллию.       Пухлый и активный мальчишка, который обожал бегать везде и всюду за ней, расспрашивая о школе. Боже, Кэсси обожала своего младшего брата, хоть иногда и обижалась на родителей, повесивших заботу о нём на свою дочь. Она почти забыла как тот выглядел: выцветшие фотокарточки показывали едва ли не точную копию мамы — голубые глаза, чёрные волосы, узкие губы, которые всегда и везде складывались в хитрую улыбку, демонстрируя мелкие зубки.       — Саймон, у тебя есть семья? — сипло спросила Грин, зная, что мужчина её слышит.       — Нет, — его голос был тихим.       — Совсем? А родители?       — Их давно нет.       — Братья-сёстры?       — Я — единственный ребёнок в семье.       — Когда-то мне тоже хотелось быть такой же, — она шмыгнула носом.       Мужчина подошел ближе, глядя на фотографии. От его расстёгнутой куртки шло приятное тепло. Кэсси мысленно прокляла себя миллион раз за то, что вызверилась на него. И за то, что хотела уткнуться ему в грудь и расплакаться, извиняясь и благодаря. Впрочем, перспектива предстать перед ним с опухшим лицом и текущими соплями дала ей мысленную пощечину.       — Твой брат? — палец в перчатке опустился рядом с изображением Тимми, где он праздновал свой день рождения.       — Да, его звали Тимми, — она вздохнула, пресекая последующие вопросы. — Он умер очень давно. Не диагностированная аневризма головного мозга.       Саймон отдёрнул руку и отошел на несколько шагов, а затем осторожно коснулся спины Кэсси, ожидая дальнейшей реакции.       Она не плакала. Давно перестала скучать и горевать по маленькому Тимми. Как страшный сон, вспомнился полицейский отчёт, который зачитывал отец шокированной матери в этой самой кухне, складывая по хронологии.       Через неделю после празднования дня рождения мальчика, он начал жаловаться на головную боль. Мама же решила, что он просто слишком много смотрит телик и отругала Кэсси. Но Тимми не успокаивался — жаловался и жаловался, что ему плохо.       Что родители пропадали на сменах в участке и больнице, их дочь после школы всегда бежала поскорее домой, дабы успеть на трёхчасовый выпуск молодёжного шоу. Но в тот злополучный день мать вернулась в полдень домой, дабы забрать забытую сменную одежду.       Тимми снова жаловался на боль, плача и повышая голос, потому что чёртова мамочка не обращала внимания и спешила к пациентам в больнице. Соседи сообщили, что мальчик плакал ещё около часа, а потом затих. Они посчитали, что тот просто уснул или пошел играться.       Кэсси привычно вернулась к трём часам дня и обнаружила младшего брата в коридоре. У него шла кровь из носа, глаза закатились, а на своё имя не реагировал. Телефоны родителей не отвечали, четырнадцатилетняя девочка панически вызвала скорую, но не знала, что с Тимми.       Банально, правда? Дочь копа и медсестры не знала как измерять пульс, делать искусственное дыхание и массаж сердца. Никто не удосужился научить.       Тимоти Грин умер от разрыва аневризмы, которую спровоцировали головные боли, а затем и долгий плач. Врачи сказали, что он ушел из жизни быстро. Словно заснул. Девушка ещё долго не могла представить себе каково это — просить о помощи, плакать от боли и остаться проигнорированным самым родным человеком. Мать же после шока от случившегося просто исчезла. Уехала из города, уволившись и не взяв никаких своих вещей. Отец после подобного ушел в себя и даже не пытался искать жену.       И абсолютно забыл о несовершеннолетней дочери.       — Эй-эй.       Светловолосая почувствовала мягкое касание к щеке, стирающее слёзы, которые незаметно для неё оставляли влажные дорожки. Кэсси захныкала и спрятала лицо в ладони, чувствуя, как крепкие руки Гоуста мягко прижимают её голову к груди. Его ладонь привычно гладила волосы. Он слегка покачивался, словно успокаивающая колыбель, убаюкивающая младенца.       — Мне жаль, — слова раздались вибрацией в грудной клетке мужчины.       — Мне тоже жаль, — тихо ответила девушка. — Жаль, что твой друг умер.       Она почувствовала, как кольцо из его объятий сжалось сильнее, крепче вжимая её. Складывалось ощущение, что внутри него зияла огромная кровоточащая дыра, которую ему хотелось чем-то закрыть. Налепить пластырь. Закрыть бинтом. Дать обезболивающее. Да хоть налепить подорожник. Только бы прекратить боль.       Они оба испытывали её. Свежую, постоянно напоминающую о себе отсутствием человека в жизни. Старую, позабытую, как затянувшийся шрам, который фантомно болит, стоит вспомнить что случилось.       — Его… его убили во время исполнения обязанностей, — с заминкой сказал Саймон. — В какой-то момент… Джонни просто не стало. Я не успел ему помочь. Не успел защитить.       — Всё произошло неожиданно, да? — горько и понимающе усмехнулась девушка, посмотрев на него. — Оборванная жизнь. Потерянное время и возможности. Столько всего не сказано, не услышано и не сделано…       Мужчина утвердительно хмыкнул. А затем прижался к Грин, от чего она замерла, чувствуя движение губ сквозь ткань балаклавы, чувствуя себя перепуганным кроликом.       Он мягко поцеловал её в лоб, поглаживая бледно-голубые волосы, и шепча:       — Кэсс, позволь остаться так ненадолго. Пожалуйста. Немного. Совсем чуть-чуть.       Она сгребла в пальцах свитер на его груди, закрывая глаза. Было странно понимать, что они наконец-то нашли что-то общее, даже в смертях своих близких, становясь маленьким утешением, облегчающим боль.       Но как же сладко ощущать, что в тебе нуждаются, не правда ли?