Ветер воет твоё имя

Ужин проходит в тишине, и Джон хотел бы внести свою лепту в разговор, но головная боль под черепом мешает ему это сделать. Тошнота и пульсация в основании шеи практически парализуют его, и в итоге он почти ничего не ест, так как его самочувствие оставляет желать лучшего. Когда Призрак подходит, чтобы забрать пустую миску, он останавливается и вопросительно смотрит на Джона, который просто пробормотал, что не голоден. Призрак удовлетворяется этим ответом и возвращается к своей работе. После ужина Джон лежит на спине, его кожа зудит, и каждое движение вызывает боль. Он переворачивается с боку на бок, но боль в голове удерживает его на месте, и он терпеливо ждет, когда она утихнет, прежде чем снова начать нормально дышать. Призрак, хотя и хотел бы выразить свое недовольство из-за беспокойных движений Джона, молчит, просто сидя у огня и бросая на него время от времени беспокойные взгляды. В конце концов Джон находит более удобное положение, чтобы попытаться уснуть. Его сон становится крайне беспокойным, с частыми пробуждениями от ощущения падения, и это заставляет его снова и снова искать безболезненное положение. Это его сильно раздражает, но он старается держать себя в руках. Он беспокойно ёрзает и стонет, когда вдруг что-то прохладное прижимается к его лбу. Это ощущение приносит облегчение. Сквозь полные тумана глаза он видит, как рука Призрака отрывается от его лба, и обнаруживает, что тот сидит рядом с кроватью, смотрит на него сверху вниз своими загадочными глазами, полными жалости и беспокойства. Он поднимает руку ко лбу и нащупывает под пальцами тонкую ткань. — От лихорадки. Должно помочь, — говорит Призрак. Его слова звучат в ушах Джона словно издалека, как если бы он говорил через стену. Тем не менее, Джон едва различимо бормочет слова благодарности, но верит, что Призрак поймет его. Сон снова начинает манить его, и он растворяется в нем, словно капля воды, стекающая по щеке и впитывающаяся в ткань рубашки.

•·······························•

Проснувшись, Джон обнаружил, что ночь все еще окутывает окружающий мир, судя по темноте за окном. Мокрая ткань, которую Призрак положил ему на лоб, каким-то образом осталась на месте, хотя он был уверен, что ворочался. Теперь она была теплой, и боль, пронизывающая его кости, напоминала о лихорадке. Он застонал от дискомфорта. Раны под повязкой горят, и Джон стиснул зубы, прижимая руку к боли. Ткань повязки теперь казалась еще более тугой. Он просовывает руку под рубашку, пытаясь ослабить ее. Это не приносит облегчения и лишь добавляет дискомфорта, пока он не отцепляет одну из полосок. — Что ты делаешь? — голос Призрака пугает его: он звучит так, словно Джон был ребенком, пойманным на чем-то, чего не следует делать. — Слишком туго..., — невнятно отвечает Джон. — Нужно поменять повязки. Призрак, кажется, оценивает ситуацию с тревогой, и Джон чувствует, как его взгляд давит на него, заставляя дрожать. — Прямо сейчас? — спрашивает Призрак, и Джон понимает, что он имеет в виду, даже не произнося это вслух. Джон едва держится на ногах, но зуд под кожей неотвратимо мучает его. Что-то было не так, хотя он не мог найти точные слова, чтобы описать это. Он просто знал, что повязки нужно сменить. — Было бы славно, — хмыкает Джон, изо всех сил пытаясь сесть в ослабленном состоянии. Он борется с рубашкой, отбрасывая её в сторону, и начинает медленно распутывать беспорядок из бинтов вокруг своего туловища. Призрак стоит на ковре, собирая остатки старых повязок, пока Джон случайно не замечает оставшуюся на полу полоску ткани. Джон тянется за бурдюком с водой и подносит его к себе, готовясь использовать, когда это понадобится. Призрак садится напротив и внимательно наблюдает, как Джон начинает снимать бинты. Как только верх раны открывается, Джон корчит лицо, глядя на воспалённую кожу. Рана выглядит ещё хуже, чем он предполагал, и он понимает, что её состояние только ухудшается. Несмотря на это, он продолжает осторожно срывать оставшиеся бинты, издавая тихие стоны, когда последний кусок ткани прилипает к воспалённой ране. Рана выглядит уродливо и запущено, как он и боялся. Ткань под повязками тёмная и опухшая, а из некоторых мест сочится гной. Призрак, похоже, испытывает те же эмоции, что и Джон, и недовольно ругается себе под нос, глядя на запущенное состояние раны. Если бы инфекция начала разрастаться, лихорадка была бы лишь началом всех проблем. Джон тянется к бурдюку с водой, но в тот момент, когда он начинает открывать крышку, Призрак вырывает его из рук и выливает воду на полоску ткани, которую сам же и бросил на пол. — Ложись, — командует Призрак. Джон ворчит в ответ, что сам справится, но усталость одерживает верх, и он покорно ложится. Призрак удовлетворённо кидается взглядом на Джона и опускается на колени рядом с ним. Он аккуратно прикладывает мокрую ткань к воспалённой коже. Джон вздрагивает от резкого холода, когда Призрак начинает очищать заражённые участки. Каждое прикосновение приносит настоящий дискомфорт, превращая процесс в мучительное испытание. — У тебя есть мази? — задыхается Джон, когда Призрак начинает обрабатывать особенно болезненные участки, пытаясь вытеснить инфекцию. Он стиснул зубы, едва сдерживая стон, когда Призрак нажимает сильнее. Он понимает, что это необходимо, но боль от каждого прикосновения проникает глубоко. — Я же не врач, откуда они у меня, — тихо отвечает Призрак. В его голосе слышится нотка извинения, и Джон не совсем понимает, зачем тот извиняется. Черт возьми, он уже слишком далеко зашел. — Дикий ячмень и тысячелистник. Уксус, если есть, — проборматывает Джон про себя, вспоминая советы Доктора. Уксус будет жечь, но он помнит, что Док упоминал об этом как о лечебном средстве. Призрак удивленно посмеивается. — Откуда ты знаешь, что это поможет? — спрашивает Призрак, переходя к следующему глубокому порезу и аккуратно очищая зараженные участки между складками оторванной кожи. Джон шипит от боли. — В прошлом году помогал Доктору весной, — отвечает Джон, стараясь поддерживать фокус. Он сжимает кулак, полный шерсти, за бедро, чтобы хоть немного уменьшить свои стоны. Его гордость всегда тяжело воспринимала слабость, но теперь, под руками Призрака, это чувство только усиливается. Казалось, что он должен что-то доказать, даже если сейчас он был в самом низу. Призрак уже видел его в самых плохих состояниях, и это не было исключением. — Я почти закончил, — шепчет Призрак, продолжая работу. — И да, мне нужно что-нибудь из этого. Попробую что-то сделать. На этот раз Джон молчит, слишком поглощенный болью, чтобы подумать о чем-то еще, но он слышит слова Призрака. Когда Призрак удаляет остатки гноя и слизи, Джон вздыхает с облегчением. Его живот остается нежным и раздраженным, но по крайней мере теперь он чистый. Самое трудное позади. Он собирается сесть, чтобы изменить положение, но теплая рука снова ложится ему на плечо, возвращая его обратно. — Отдохни немного, я приготовлю мазь, — говорит Призрак. Джон слушает, хотя его поле зрения заполняется пятнами из-за усталости. Призрак встает и направляется к столу, где, как предполагает Джон, он возится с травами и порошками, которые тот упоминал. В каюте остается только тихий шорох движений Призрака. Ничего больше не нарушает тишину, и ни один из них не пытается заполнить это молчание. Джон приветствует тишину, закрывая глаза и надеясь, что боль утихнет и станет более терпимой, прежде чем она снова возобновит свои атаки. Джон не стал бы притворяться, что знает, сколько времени нужно, чтобы приготовить мазь; это всегда была работа Дока. Где-то между попытками не заснуть и случайными короткими дремами он замечает, что Призрак не спешит. Джон не возражает, скорее беспокоится о том, как усердно работает мужчина. Сквозь полузакрытые веки он видит, как Призрак наливает порцию воды в пестик и снова перемешивает смесь. Джон тайно улыбается. У него не было никаких причин быть таким внимательным к незнакомцу, как Призрак, но тот не только проявляет заботу, но и делает это от всей души. В какой-то момент Призрак опускает пестик, сосредоточенно глядя на Джона, прежде чем снова взять его в руки. Он подносит пестик к Джону и осторожно наклоняет его в его сторону. Они оба молчат, и Призрак чуть горбится, как будто он не уверен, что всё правильно сделал. — Так? — спрашивает Призрак, и Джон с трудом сдерживает улыбку. На мгновение ему кажется, что этот великановый мужчина выглядит удивительно мило, что является одним из немногих светлых моментов с тех пор, как он попал сюда. — Да, похоже, что-то вроде того и должно было получиться, — отвечает Джон честно, борясь с улыбкой, которая снова угрожает появиться. Он кладет ладонь на лоб под ткань и понимает, что все еще горит от температуры. Это частично объясняет его глуповатое состояние. Призрак кивает и садится рядом. Он берет чистую полоску бинта, обвивает ее вокруг пальцев и погружает в приготовленную мазь. Несколько раз он останавливается, проявляя явное сомнение, прежде чем аккуратно наносить средство на раны. Его прикосновения нежны, но каждое движение вызывает у Джона болезненный спазм, заставляя его задыхаться. Единственным звуком в комнате остается прерывистое дыхание Джона, но вскоре Призрак заканчивает свою работу, убирает инструменты и развертывает испачканную ткань. — Можешь сесть? — спрашивает Призрак, собирая чистые бинты на колени, пока Джон недовольно бурчит в ответ. Он встает перед Призраком, поднимает руки, позволяя тому заняться своими ранами. Между ними царит молчание, пока последняя повязка не окажется на месте, и Джон не вздыхает с облегчением. — Спасибо, — шепчет он, проводя рукой по туловищу, чтобы проверить, нет ли где незакрепившихся кусочков. Он ничего не находит и натягивает одолженную рубашку через голову. — Пожалуйста, — отвечает Призрак, его голос звучит неестественно вежливо, как будто эти слова ему не совсем привычны. — Ложись обратно, завтра проверим еще раз. Джон не собирается спорить, и поэтому просто бормочет свое удовлетворение, с глухим стуком возвращаясь в меха. Усталость и напряжение постепенно отступают, оставляя его тело расслабленным. — Однажды тебе придется построить вторую кровать, — говорит он, когда Призрак укладывается на ковер. Это была едва ли не случайная мысль, но лихорадка, похоже, развязала ему язык. Призрак на мгновение замирает, и Джон почти слышит, как его мысли обрабатывают смысл сказанного. — Лучше беспокойся о своем комфорте, — отвечает Призрак. Это всё, что он говорит, и Джон, чувствующе это как своеобразную заботу, погружается в сон снова, полностью отдавшись ему. Как будто его недостаточно в реальном мире, Джону снится Призрак. Он видит их обоих в деревне, где Призрак кажется таким же привычным, как и все остальные. В его сне Призрак находит свое место в каждой сцене: на ферме он работает в поле рядом с Джоном; в пабе он сидит напротив и протягивает пинту пива. В больнице Призрак помогает Доку, а затем в тишине беседует с Алехандро и Руди, когда те играют в кости в своем уютном коттедже. Странно, но в его сне они все еще делят хижину Призрака, словно Призрак действительно переселился в место, где раньше жил Джон. Это ощущение удивительного уюта, будто Призрак всегда был частью его жизни. Вместе они создают особую атмосферу товарищества, не совсем как у Алехандро и Руди, но все равно неповторимое и ценное. Мило. Пока однажды Призрак не исчезает. Джон просыпается и обнаруживает, что Призрак просто исчез. Все, что стало их домом, теперь пустует. Он ищет его в поле, в привычных местах, где они обычно бывали вместе, но Призрака нигде нет. Когда он спрашивает у местных, они смотрят на него с недоумением, как будто Призрака никогда и не было в деревне. Он исчез так же внезапно, как и появился. Голова Джона все еще пульсирует, когда он возвращается в реальность. Время его не волнует — он слишком поглощен жаром своего тела, чтобы думать о чем-то еще, кроме как сбросить меха. Он медленно приходит в себя, замечая, как на его лоб кладут еще одну влажную ткань. Он вздыхает, чувствуя, как холодок окутывает его, принося облегчение. Он моргает несколько раз, пока его зрение не проясняется настолько, чтобы он мог рассмотреть Призрака, стоящего у его кровати. Мечты, похоже, еще цепляются за него, оставляя разум размытым и утомленным. Слова вырываются из него сами собой, не поддаваясь контролю. — Я думал, ты ушел, — слабо произносит он, глаза то открывая, то закрывая, зрение то расширяется, то тускнеет с каждым мерцанием. Призрак одновременно и пятно на фоне, и каким-то образом кристально чистое. Джон тянется, чтобы прикоснуться к колену Призрака, проверяя, настоящий ли он. Призрак осторожно убирает ногу, но этого достаточно, чтобы Джон понял, что он здесь. — Я никуда не денусь, Джонни. Возвращайся в постель. — Джонни, — медленно повторяет он, словно пробуя на вкус каждое слово. Уже придумал ему уменьшительно-ласкательный вариант? Он издает слабый смех, который переходит в кашель, и поднимает руку, чтобы прикрыть рот, пока его тело продолжает трястись от смеха. Призрак не отвечает. — "Джонни" звучит мило, — мямлит Джон, но слова сливаются и теряются, когда дымка сна вновь окутывает его. Мечты приходят и уходят, и вместе с ними исчезает Призрак. В одних видениях они находятся в хижине, в других — в горах. Деревня больше не появляется во сне, и Джон не возражает. Вместо этого они охотятся вместе, и их скромная хижина становится домом, где две кровати тесно прижаты друг к другу в углу. Когда Призрак уходит, Джон не спрашивает, куда он идет. Иногда он следует за ним, но никогда не догоняет. В реальном мире, где мечты все еще цепляются к нему, как когти, столь же глубокие, как раны на животе, Джон никогда не находит Призрака далеко. Он думает, что слышит его голос, но приглушенные звуки не доходят до его ушей. Ему кажется, что он отвечает, но слова сбиваются и теряются в пространстве. Всё, что между снами — это мираж забытого, исчезающего, когда сон снова окутывает его. В бескрайнее пространство проникает голос Призрака, и Джон начинает пробуждаться, распахивая глаза, чтобы увидеть, как над ним нависает человек. Он не может различить слова, которые тянут его из тумана, но с каждым мгновением они становятся яснее, рассеянные облака в его сознании. — Можешь сесть? — Призрак снова говорит, и Джон бормочет что-то, звучащее как «может быть», пока чья-то рука не сжимает его бицепс, медленно заставляя его сидеть. — Чё за нах? — Джон искажает слова, пытаясь удержаться, и его акцент становится заметно сильнее, когда Призрак помогает ему поднять руки. — Английский, Джонни, — фыркает Призрак, явно раздраженный тем, что руки Джона не дотягиваются до него. Когда это не помогает, он помогает освободить руку Джона от туники, и, когда она частично снята, он натягивает ее на голову, позволяя другой стороне упасть, когда Джон не пытается помочь. — Извини, — произносит Джон, хотя и не уточняет, за что именно извиняется. Призрак снова вздыхает, явно усталый от таких трудностей. — Помягче, ладно? — Кряхтя, Призрак возится с повязками на талии и груди Джона, пытаясь их распутать, в чем Джон до сих пор не разобрался. — Я же попросил помягче! — огрызается Джон, хлопая по рукам Призрака. Тот лениво отбивает его, не обращая на это особого внимания. — Мне нужно убедиться, что мазь подействует, — объясняет Призрак, как будто это было очевидно. Джон понимает это и хмурится, почему нельзя было сказать сразу? Джон сидит самодовольно, пока Призрак снимает с него повязки, стараясь не заснуть. Кратковременный дискомфорт, когда последняя повязка убирается, быстро уходит в тень его разума. Призрак что-то говорит, но Джон не успевает отреагировать, и следующее, что он осознает, — это то, как его толкают на спину. Он быстро моргает и пытается понять, как он оказался в таком положении. — Да уж, хотя бы пригласи меня на ужин перед тем, как мацать, — бормочет он, нахмурившись от недовольства по поводу обращения с ним. — Я тебя и так неплохо накормил, — вздыхает Призрак, закатывая глаза. — Сиди и не дёргайся. Джон ворчит, но подчиняется, пока Призрак аккуратно вытирает старую мазь и наносит новую. Он достаточно осознает происходящее, чтобы различить боль, когда она возникает, и замечает, что уже не так раздражен, как раньше. Это означало, что мазь действительно начала действовать, и Джон добавляет еще одну ступень к списку долгов перед Призраком. Когда Призрак продолжает свою работу, тишина окутывает их, создавая чувство умиротворения. Прежде чем Джон успевает что-либо осмыслить, повязки вновь крепко закреплены на месте. Он понимает, что должен поблагодарить Призрака, но усталость одолевает его, и он падает на кровать, размышляя, стоило ли это все затраченных усилий. Когда Джон снова просыпается, Призрака на его обычном месте уже нет. Он тревожится лишь мгновение, пока запах ужина, который он различает, не проникает в его нос. Джон вздыхает с облегчением, что каюта пуста — его голодный желудок недовольно урчит при мысли о еде. Дверь открывается и закрывается, и Призрак снова оказывается на пороге с еще несколькими поленьями дров. Он замечает взгляд Джона и кидает ему короткий кивок. — Хорошо, еда готова, — гремит он, бросая дрова в топку. Пока Джон собирается что-то сказать, Призрак уже подталкивает к нему миску. Джон заставляет себя сесть, стараясь принять миску, и бульон выливается, обжигая его руки. — Осторожно, ладно? — замечает Призрак с сарказмом, и Джон поднимает бровь. Призрак действительно полон сюрпризов. — Ох, спаси-и-ибо, — отвечает он с тем же саркастическим оттенком, или, по крайней мере, пытается. Джон прижимает миску к груди, чтобы получить дополнительную устойчивость, и находит ложку, набирая суп и мелко нарезанное мясо. Призрак, похоже, знал, что ему не хочется слишком много жевать. Он осторожно делает первый глоток, стараясь не обжечь язык или руку, и почти стонет от удовольствия, когда аромат супа раскрывается на его языке. — Очень вкусно... — вздыхает Джон, наслаждаясь супом. — Костный бульон всегда такой, — отвечает Призрак, заполняя свою миску и, как обычно, становясь спиной к Джону. Это стало настолько привычным, что Джон уже не обращал на это внимания. Он ожидает, что их трапеза будет такой же молчаливая, как и в прошлый раз, но Призрак, похоже, настроен на разговор, потому что через несколько мгновений нарушает тишину. — У тебя недавно спала лихорадка. Как ты себя чувствуешь? — Как будто меня растерзал дикий зверь, — шутит Джон, хотя это не такая уж шутка, если подумать. — И всего-то? — Призрак растягивает слова, и Джон замечает, как его плечи дрожат от сдержанного смеха. Тишина в комнате остается, и звуки за пределами ее не доносятся. — Кто-то сегодня явно болтливый, не правда ли? — Джон улыбается, наблюдая за ложкой, подносящейся ко рту. Но это вызывает обратный эффект: Призрак снова погружается в молчание, и только звуки их медленной трапезы наполняют комнату. — В этом нет ничего плохого. В смысле… быть болтливым, — добавляет Джон, когда понимает, что его комментарии могут быть неуместными. Он не хочет портить хорошее настроение Призрака, которое, похоже, уже затмило предшествующие моменты молчания. — Да что ты говоришь, — отзывается Призрак спустя мгновение, и Джон приподнимает брови в притворной обиде. — Эй, о чем это ты? — О том, что ты едва замолкаешь, — бросает Призрак через плечо. Джон замечает мельчайший изгиб подбородка, усеянного светлой щетиной, прежде чем он снова скрывается. Это не похоже на обиду, скорее, это поддразнивание, и оно заставляет Джона немного замереть. — Ну, возможно, ты просто недостаточно разговариваешь, Призрак. — Возможно, мне просто нечего сказать, Джон. Звук его имени вызывает что-то глубокое в груди Джона, и он усмехается, воспринимая это как шутку. — А чего же не «Джонни» в этот раз? — Он шутит, игриво улыбаясь. — Не с твоим плохим поведением, — усмехается Призрак. — Awa' and bile yer hei, — стонет он. Призрак почти ничего не заметил в его позе. — Английский. — Ох, извини, позволь мне перевести, — он закатывает глаза. — Иди на хуй. — Так-то лучше. Джон взрывается смехом, и, хотя он не слышит ответа Призрака, он интуитивно понимает, что тот тоже улыбается, если судить по тону его голоса. Комната погружается в атмосферу легкости и уюта, и Джон наслаждается моментом, насыщаясь не только едой, но и теплым общением. Утренний свет мягко золотит окна, когда Джон пробуждается, потягиваясь, как кошка, и радуясь теплу, окутывающему его. Он прикрывает глаза от яркого света и, лениво поворачиваясь, начинает осматривать комнату. Призрак сидит посреди ковра, сосредоточенно наблюдая за огнем, как это часто делает. Джон, погруженный в сонное состояние, не может не удивиться, о чем человек может думать, сидя так долго. Он чувствует себя необычно умиротворенным, наслаждаясь теплом и уютом, которые окружают его. Мир кажется покрытым бархатом, и он лежит среди мехов с чувством глубокого удовлетворения. То, что раньше было стремлением и необходимостью двигаться дальше, заменилось спокойствием и миром, которые он ощущает сейчас. Лихорадка больше не мучает его, и он осознает, что не нужно искать оправдания для своей прежней спешки. Он просто существует в этом моменте, наслаждаясь тем, что есть. — Доброе утро, — зевает Джон, потягиваясь для пущей убедительности. Призрак пробурчал что-то в ответ, и Джон невольно улыбнулся. В свете раннего дня разговорчивость Призрака, кажется, исчерпалась, и Джон понимает, что должен заполнить эту тишину. — Есть что-нибудь на повестке дня сегодня? — спрашивает он, в первую очередь интересуясь, не собирается ли Призрак снова исчезнуть. Призрак некоторое время мычит, и Джон начинает думать, что ответа не будет. — Охота, как обычно, — наконец говорит Призрак, прежде чем Джон успевает задать другой вопрос. Джон кивает и проводит рукой по щетине, которая зудит под ладонями. Он на мгновение задумывается о том, есть ли у них средства для бритья, и решает просто спросить. — У тебя есть бритва? Призрак вопросительно смотрит на Джона, и тот уточняет: — Немного зарос, — Джон снова проводит рукой по подбородку. — Нужно побриться, пока это не свело меня с ума. Призрак, не задумываясь, вынимает нож и демонстрирует его: — Я не знаю, — говорит он, размахивая клинком. — Я просто использую это. Джон корчит лицо. Ему не очень нравится перспектива. — У тебя хотя бы есть зеркало? — спрашивает он. — Иначе я чувствую, что вспарю себя живьем этой штукой. Ткань вокруг рта Призрака дергается, как будто под ней скрывается ухмылка. — Не могу сказать наверняка. Джон вздыхает, откидывает меха и поднимается с кровати, подходя к Призраку и протягивая руку ладонью вверх. — Тогда давай её сюда, может, покончим с этим. Призрак передает лезвие, держа его за рукоятку, и Джон неловко принимает его, чувствуя взгляд Призрака на себе. Он осторожно подносит острый край к щеке, стараясь провести лезвием как можно ровнее. Лезвие скользит по коже, срезая часть волос, но когда Джон проверяет, он замечает, что не все волосы удалены. Снова осторожно проводит лезвием по тому же участку и ворчит от раздражения, когда обнаруживает, что некоторые из волос все еще остались. Призрак тихо посмеивается, и Джон чувствует смущение, проступающее сквозь румянец на его щеках. — Ну, конечно, ты-то уже делал это раньше, — усмехается он, вытирая лезвием штанины, чтобы очистить его от оставшихся волос. — Давай помогу? — предложение звучит мягко, почти неуверенно, и Призрак протягивает руку, как будто сомневается в своем предложении. Джон смотрит на его ладонь, явно колеблясь. В конце концов, необходимость перевешивает сомнения, и Джон осторожно передает лезвие, не удержавшись от последнего комментария. — Только не зарежь меня. — Звучит заманчиво, — говорит Призрак, ткань снова дергается, когда он наклоняется ближе. Холодная сталь лезвия снова касается щеки Джона, на этот раз в руках другого человека, и он инстинктивно закрывает глаза, когда лезвие скользит по его лицу. Он чувствует, как небольшая прядь волос падает на его руки, лежащие у него на коленях, и ему приходится сдерживать себя от ощущения, что кожа такая гладкая, как он предполагал. Он непроизвольно дергается, когда лезвие меняет положение, и обнаруживает, что большой палец касается его подбородка, удерживая его неподвижно, пальцы скрючены под ним. — Если ты не хочешь, чтобы я тебя порезал, не шевелись, — приказывает Призрак, но его голос тихий — такой же нежный, как рука, удерживающая его неподвижно, и такой же строгий, как этот острый клинок. Джон сглатывает, но перестает дергаться, стараясь сохранять неподвижность, насколько это возможно. Призрак работает молча, скользя лезвием по линии подбородка Джона, полностью контролируя ситуацию и продолжая удерживать его за подбородок. Джон едва дышит, стараясь сохранять неподвижность, когда Призрак меняет захват, но его руки остаются такими же нежными. Лезвие касается его губ, когда Призрак проводит вдоль линии рта, и Джон чувствует поверхностное дыхание на своей коже. — Поднимешь голову? — тихо спрашивает Призрак, в то время как его рука аккуратно отводит голову Джона назад, пока его шея не обнажается. Джон снова сглатывает и смотрит на него сверху вниз, его глаза распахиваются. Призрак пристально смотрит на открытую кожу, кажется, не замечая взгляда Джона, когда он прижимает нож к впадине его горла. Джон уверен, что Призрак может чувствовать его пульс, который часто сбивается, когда лезвие проходит по его шее, но если он и замечает это, то не комментирует. Он мог так легко перерезать Джону горло. Джон заставляет себя не глотать. Но в этом-то и заключалась особенность Призрака, не так ли? Снова и снова он ничего не делал, кроме как помогал Джону из собственной милости. Он мог оставить Джона истекать кровью в лесу. Он мог позволить ему умереть от ран, пока тот лежал с лихорадкой и инфекцией. У Призрака не было бы никакой выгоды, и всё же он помог Джону безо всякой награды. Даже сейчас Джон знал, что Призрак ничего не ожидает взамен. Такого рода доброта была редкостью. — Почему? — выдыхает он, когда нож проходит от основания шеи к челюсти. — Хм? — Почему ты мне помогаешь? — бормочет Джон, когда лезвие останавливается. Он чувствует, как нагретое лезвие покидает его кожу, и наблюдает, как глаза Призрака встречаются с его взглядом. Что-то мелькает в глубине его радужки, что-то более глубокое, чем то, что они могли обсудить, прежде чем Призрак снова отводит глаза. — Это то, что сделал бы любой человек, когда кому-то нужна помощь, — отвечает он тем же тоном, снова перемещая лезвие к основанию горла. Когда Джон не отвечает, он делает последний взмах, завершив работу, очищая последние остатки щетины. Джон проводит рукой по лицу и шее, впервые за несколько дней ощущая гладкость кожи под пальцами. — Спасибо, — говорит Джон с опозданием, когда Призрак уже отвернулся, вытирая нож о штанину. Он не отвечает, но Джон замечает, как тот едва заметно кивает, прежде чем поднимается на ноги. — Какие еще таланты ты скрываешь? — спрашивает Джон, не зная, собирается ли мужчина уйти, но почему-то желая, чтобы он остался ещё немного. Солнце стояло не так высоко в небе, и времени оставалось мало. Под кожей Джона ощущалась какая-то нервозность, и разговор казался единственным способом её заглушить. — Всему пришлось научиться из-за необходимости, — пробормотал Призрак, направляясь к месту, где висел его плащ. Он взял его и накинул на свои широкие плечи. — Какой именно? Призрак смотрит на него своими темными глазами, скрытыми за маской, как будто понимал, что Джон пытается его задержать, но не мог понять, зачем. — Разве это имеет значение? Джон не может ответить, потому что, в конце концов, нет, это не имеет значения. Часть очарования Призрака заключалась в том, что он знал лишь то, на что этот человек был способен, и не был уверен, нужны ли ему простые ответы. Он проводит рукой по своей голове, ощущая новый рост волос с тем же пренебрежением, что и щетину. Когда Джон не отвечает, Призрак снова отворачивается к двери, берет ручку и поворачивает её. Он бросает на Джона последний беглый взгляд, но затем выходит, не произнеся ни слова.