Ветер воет твоё имя

В конце концов, Джон падает в кровать. Его сон — вялый, с часто меняющимися сюжетами, которые граничат с кошмарами каждый раз, когда он погружается слишком глубоко в мир своего сознания. В лучшем случае его сны бывают бессмысленными, но все равно толкают его в непробудную спячку, где Морфей измывается над ним с особым усердием. После третьей попытки отдохнуть, то есть после третьего пробуждения, Джон раздраженно трет глаза, обводя взглядом комнату. Ветер усилился, и Джон чувствовал его ярость через щели деревянной хижины. Дрожащий, он зарывается глубже в одеяло, стараясь защитить себя от холода. Его глаза сразу замечают Призрака, который сидит на полу, сапоги направлены в сторону Джона. Мужчина свернулся калачиком у огня, словно большой кот. Тихое посапывание борется с треском дров в пламени. В какой-то момент огонь гаснет, поглотив свою древесную пищу, и Джон понимает, что этого тепла будет недостаточно, чтобы согреть их хотя бы еще на пару часов. С того места, где лежал Джон, он может только догадываться, как Призрак все еще может спокойно спать, находясь практически в футе от огня. Как Призрак вообще заснул без одного из многочисленных мехов, которые валялись в этом месте, Джон не знал. Однако было бы эгоистично забирать их все себе, когда этот безумно скрытный человек наконец решил отдохнуть. Он тихо вздыхает, изо всех сил стараясь сесть, прежде чем откинуть тяжелые одеяла в сторону. Джон старается встать как можно тише, чтобы не беспокоить Призрака. Он аккуратно вытаскивает один из мехов из кучи, прежде чем снова взглянуть на спящего мужчину. Неизвестно, насколько крепко тот спал, но укрыть его хотя бы чем-то было лучше, чем позволить замерзнуть на холодном полу хижины. Как можно осторожнее, несмотря на рану и тяжесть шкуры, он накрывает Призрака густым мехом. Он почти укрыл его полностью, когда внезапно чужая рука вытянулась и крепко схватила его за запястье, пугая Джона и притягивая его к себе, пока он не согнулся. Дикие, затуманенные сном глаза смотрели на него. Джон позволяет остаткам шерстяного покрывала упасть на пол, задыхаясь от боли в ране. Он ждет, пока сознание Призрака прояснится, и спустя долгие несколько секунд его запястье отпускают, словно рука, схватившая его, обожглась. — Было холодно, я собирался заново развести огонь, — говорит он спокойно, несмотря на грохот своего сердца и боль в животе. Он спотыкается обо что-то рядом с молчаливой фигурой Призрака и морщится, поднимая большое деревянное бревно, скорее роняя его, чем бросая в огонь. Угли рассыпаются на пол, рядом с печкой. Вернувшись к кровати, он снова забирается под одеяло, ожидая, когда холод уйдет из комнаты и его сердце перестанет биться так сильно. Когда Джон снова бросает взгляд на мужчину на полу, он видит, что Призрак смотрит на мех так, как будто никогда раньше его не видел. Его взгляд пустой и опустошенный, словно он сейчас находится где-то в совершенно другом месте, а не в хижине. Джон не думает, что когда-нибудь сможет понять этого странного человека, но вновь обретенное тепло заставляет его веки опускаться под тяжестью усталости. На полу шуршат шерстяные одеяла, пока Призрак устраивается поудобнее. Когда же он все же не может найти удобное положение, выдает тяжелый вздох. — Все спокойно. Ложись спать, Призрак, — Джон зевает, закрывая глаза, слишком усталый и болезненный, чтобы заметить свою ошибку. Ему кажется, что он слышит, как дверь тихо открывается и закрывается, но к этому моменту он уже поддается сну.

•·······························•

Он снова ушел. Это первое, что понимает Джон, еще до того, как полностью откроет свои заспанные глаза. Сквозь размытое зрение он замечает шерстяное одеяло, которое он дал Призраку, бесцеремонно брошенное на ковер и давно забытое. Джон не знает, какой еще реакции он ждал от такого человека, как Призрак. Метель снаружи еще не утихла, и по облакам цвета индиго, темным и тяжело нависающим над хижиной, Джон понимает, что он проспал весь день. Ему придется привести свой режим сна в норму как можно быстрее, иначе весной он станет чертовски бесполезным, если вообще дойдет до дома. Он проводит рукой по лицу, отмечая длину своей щетины. Джону нужно срочно побриться, если у них есть для этого средства. Слово «они» казалось Джону забавным, и он усмехнулся над собой в тишине хижины. Трудно было считать их двоих чем-то большим, когда его сосед был скорее призраком, чем человеком. Жаль, что Джону не удалось уговорить его остаться, и это волнение за этого мужчину было еще одной причиной извращенного чувства товарищества, которое он разделял с Призраком. Тот заставил его остаться, пока его раны не заживут, и Джон не питал к себе никакого уважения, потому что чувствовал себя нахлебником на чужой шее. Это немного приводило его в бешенство, но, несмотря на это, он старался остыть. Он был не в состоянии указывать этому человеку, что ему делать со своим временем, даже если это время он проводил в дебрях, замерзая насмерть. Чего он не мог унять, так это беспокойства, потому что, несмотря на его приходы и уходы, Джон хотел бы считать, что они хотя бы частично знакомы. Называть их двоих словом «друзья» казалось слишком формальным, несмотря на все, что Призрак для него сделал. И Джону бы очень хотелось, чтобы Призрак был с ним почаще. Он ждет возвращения Призрака, пока снаружи воет и бьется об окна буря. В какой-то момент он встает, чтобы сложить одеяло на полу, убрав его с дороги, чтобы никто не споткнулся, но все же оставив его на случай, если Призрак замерзнет и будет нуждаться в нем. Затем он садится на ковре и ждет его — сходя с ума от скуки, от нечего делать, и наблюдая, как печь постепенно тухнет. Джон рассеянно склоняется к огню, когда тот тускнеет слишком сильно. Он не знает, сколько часов провел в таком положении, но проходит много времени, прежде чем дверь распахивается, и вместе с ней в дом заходит мучительный холодный ветер, который швыряет ее в стену. Джон подпрыгивает, ожидая, что ветер вынесет дверь, но тяжелые шаги говорят ему, что его товарищ вернулся. Он подползает к краю ковра, полуобернувшись, чтобы посмотреть на Призрака, который… Черт возьми. Он с головы до пят засыпан снегом, комья льда цепляются за все, до чего можно дотянуться. Призрак одной рукой откидывает капюшон, а в другой держит зайца, с которого капает кровь. Он заходит в дом так, будто Джона здесь вообще нет, снимает свои ботинки и отправляет их сушиться возле костра. Он бросает зайца на стол, затем направляется к комоду и останавливается, чтобы повесить свой плащ на стропила. С вещи капает растаявший от тепла снег. — Отвернись, — приказывает Призрак, поворачиваясь спиной к Джону и роясь в ящиках. Он не проверяет, послушался ли тот, но Джон предоставляет ему уединение, разворачиваясь, чтобы посмотреть на противоположную стену. Он слышит шуршание одежды и как она падает с влажным звуком на пол. «Хочу посмотреть,» — это все, о чем может думать Джон, когда слышит, как вечно укутанный в кучу слоев одежды Призрак, наконец, снимает их с себя. Джон знает, что не должен даже пытаться подглядеть, но… Когда последние шорохи одежды прекращаются, и Джон может быть уверен, что с переодеванием покончено, он медленно поворачивается. Призрак теперь сидит за столом, задвинутым в угол, с обнаженными руками в свободной тунике, занимаясь разделкой кролика. Он снимает шкуру и отделяет мясо от тушки. Джон спокойно наблюдает за его работой, рассматривая мускулы чужих рук и шрамы, которые их окружают. Это, несомненно, было что-то личное и не предназначенное для чужих глаз. Джон не в первый раз чувствует себя нарушителем личного пространства Призрака, но это первый раз, когда он почти может найти объяснение странному чувству в животе. Еда правильно забита и четвертована, но Джон не упускает из виду напряженные линии плеч Призрака и тяжесть, которая глубоко въелась в линии его спины. Джон безуспешно пытается понять, что могло пойти не так, но к его удивлению, именно Призрак первым нарушает их молчание. — Что ты имел в виду? — звучит низкий голос. Джон чувствует, как его лицо меняется от замешательства: губы приоткрываются, а глаза слегка расширяются. Он колеблется в поисках ответа, но не находит, что сказать. — О чём ты? — спрашивает он, вспоминая их предыдущие разговоры и слепо пытаясь понять, что он мог сказать не так. — Призрак. Ах, думает Джон. Он уже забыл про это. Это прозвище соскользнуло с его языка, когда он засыпал, и, видимо, даже не заметил, что произнёс его вслух. — Не знал, как к тебе ещё обратиться, знаешь… Ты так и не назвал мне своего имени, — честно отвечает Джон, пожимая плечами. Несмотря на то, что Призрак, похоже, обиделся на это прозвище, больше ничего и не подходило. Возможно, Джон мог бы быть более скрытным и держать язык за зубами, но оно неизбежно вырвалось из-за того, насколько широким был его чертов болтливый рот. Тайна этого прозвища была лишь вопросом времени. Независимо от того, одобряет ли Призрак это прозвище или нет, а возможно, и вовсе не делает ни того, ни другого. Он спросил и получил ответ, и Джон полагает, что для такого человека, как Призрак, этого было достаточно. Для Джона, тем не менее, это было не так. — Почему? — мягко говорит Джон, прежде чем задать вопрос полностью. — Почему ты не говоришь своё имя? Призрак отделяет еще один кусок мяса от кости. — Ты не пробудешь здесь достаточно долго, чтобы это всё имело значение. Он кладет мясо в кастрюлю, которая каким-то образом оказалась в середине комнаты, когда Джон, скорее всего, отдыхал. Призрак бросает туда несколько других кусочков мяса, которые Джон не мог видеть. Джон продолжает смотреть, как Призрак подносит кастрюлю к огню, прикрепляет её к стержню, прежде чем сесть и начать присматривать за ней. Джон полагает, что мужчина прав, хотя и не может не почувствовать боль, которую эти слова оставляют у него под кожей. Возможно, это своего рода отказ. Хотя он и не собирался оставаться здесь долго, Джон застрял тут только из-за ран. Почему Призрак не назвал своё имя или почему он никогда не спрашивал, как зовут Джона? В его груди разворачивается что-то такое, от чего ему хочется скрежетать пятками. Джон был обязан этому человеку жизнью — тот не прошёл мимо, смело спас его. И Джон чувствует, что не мог уйти, как будто его здесь вообще не было. Как бы Призрак ни хотел тишины и чтобы всё оставалось как есть, Джон хотел чего-то другого. Он хотел заставить его говорить, заставить его дать что-то большее, чем те маленькие кусочки информации о себе, которые Джон всегда вытягивал сам. Ему хотелось назвать этого человека своим другом, и Джон понял, что для этого не нужно разрешение Призрака. — Меня зовут Джон, — говорит он. Возможно, это нужно для того, чтобы глубже разобраться в решительности этого человека. Может быть, это просто способ вырвать своё имя и отдать его человеку прямо в руки. Джон не знает, почему он это делает, но чувствует, что это правильный шаг по отношению к Призраку. — Я не спрашивал, — ворчит Призрак, его глаза темнеют и на мгновение закатываются в недовольстве. Хорошо, думает Джон. Его это должно было разозлить — тогда в этом плане они были равны. — Я знаю, но я подумал, что если ты не позволяешь мне уйти, то тебе стоит познакомиться со мной поближе, — вызывающе язвит Джон, ухмыляясь и наклоняясь вперед настолько, насколько позволяет рана. Огонь настолько силен, что он чувствует, как жар разливается по его щекам, вероятно, крася их. Призрак не сразу отвечает, сосредоточившись на разжигании огня. Джон слышит, как случайное бревно потрескивает и ломается. — И зачем мне это делать? Джон обдумывает этот вопрос, в любом случае — прозвучало достаточно искренне. Поначалу ничего не приходит на ум, порыв ветра сотрясает окна, и Джон находит ответ с улыбкой спустя пару мгновений. — Не знаю, — пожимает он плечами и машет рукой в сторону двери. — Как ты думаешь, когда закончится буря? Призрак откидывается на руки, слегка наклоняя корпус вбок, чтобы посмотреть в окно, созерцая, как стекло дрожит от жирных снежинок. Джон не может видеть его выражение лица в маске, но может сказать, что его мысли мчатся со скоростью мили в минуту, принимая решения. — Прежде чем наступит ясность, буря должна достигнуть своего апогея, — медленно произносит он, каждое слово звучит с определенной тяжестью. — Тогда у нас есть время, — Джон воодушевленно хлопает по бедрам. Призрак недовольно скользает глазами по Джону, но Мактавишу это не мешает. Если Призрак не собирался вышвырнуть его на улицу в снег, Джон бы и не подал виду. Сейчас ему было очень удобно, и он собирался использовать это время по максимуму. Джон начинает свою личную миссию, рассказывая обо всем, что приходит ему в голову. В основном о своей деревне, которая была центром его мира. Он делится историями о том, как он здесь оказался, о нехватке еды после неурожая. — Прайс, Газ, Руди, Алехандро и я старались изо всех сил. Но я уверен, что ты тоже пережил немало испытаний из-за засухи, верно? Джон продолжает болтать о зиме, о том, как деревня решила отправить их на охоту, разделившись для большей эффективности. Он делится историями о том, как они старались справиться с нехваткой еды после неурожая, и как оказался здесь. Призрак молчалив и сосредоточен на кастрюле с едой. Он не перебивает Джона и не выказывает никакого признака интереса, но и не пытается прервать поток его слов. Он продолжает следить за процессом приготовления, не показывая, что слушает. Когда еда готова, Призрак встает, чтобы взять миски. Он любезно передает Джону одну из них, но Джон, не смутившись, берёт другую пустую миску на полу и целенаправленно проникает в пространство Призрака. Призрак отходит, и Джон, понимая, что не стоит заставлять его терпеть ненавистные прикосновения, садится на пол, повернувшись к нему спиной. Джон слышит шелест ткани, когда Призрак аккуратно кладет маску-череп на пол. Он не может не задуматься, как тот вообще умудряется носить её, не вспотев. — Почему бы тебе просто не снять её навсегда? — решает спросить Джон. — И показать тебе мое лицо? — ответ приходит слишком быстро, будто Призрак ждал этого вопроса. — Да, — соглашается Джон, отхлебывая бульон и съедая кусок гриба. Он поворачивается, чтобы заглянуть через плечо и рассмотреть фигуру Призрака, которая склонилась над кастрюлей. — Нет. Джон вздыхает, скривив губы и закатывая глаза. — Почему? Ты что, уродливый? — язвит Джон. Это должно было быть шуткой, но Призрак не реагирует. Джон вздрагивает, осознавая, что его шутка была крайне нетактичной, и теперь другой мужчина воспринимает её всерьез. Когда ответ так и не приходит, и даже звук еды не заполняет паузу, Джон начинает сожалеть о своих случайно брошенных словах. — Я в этом сомневаюсь, — тихо поправляется Джон, думая о темных, странно красивых глазах. Призрак молчит.

•·······························•

Они медленно заканчивают ужин, но Джон теряет аппетит после своего неудачного комментария. Когда из-за спины высовывается рука, он без лишних слов передает пустую миску. Он наблюдает, как Призрак надевает свои высохшие ботинки и слышит шорох их надевания, прежде чем дверь снова открывается и закрывается. Прохладный ветер нежно касается его спины, прежде чем исчезнуть. Джон поднимается с пола и возвращается к кровати, снова ложится. Когда Призрак возвращается, миски уже чистые, и Джон осознает, что, несмотря на его неудачный комментарий, тот все равно убирал за ним. — Спасибо, — говорит Джон тихо, не совсем робко, но и не так уверенно, как раньше. Ответом ему становится лишь стук чашек, поставленных на стол. Джон чувствует, как усталость от этого дня проникает в его кости. Призрак садится на пол, прислоняется спиной к ковру и смотрит в потолок, согнув одну ногу и закинув руку на живот. Он не выглядит особенно уставшим; скорее, он находится в ожидании, пока усталость подкрадется и к нему. Джон знает это чувство. Затем Джон делает то, что у него получается лучше всего, и продолжает с того места, на котором остановился, бесцельно болтая о всякой всячине из своей деревни. Он рассказывает о каждом мелком событии, которое когда-то казалось важным. Его рассказ о Алехандро и Руди, уже почти достигший кульминации, прерывается, когда Призрак не выдерживает. — Ты хоть иногда молчишь? — рычит Призрак, прерывая Джона в самый интересный момент рассказа. — Не совсем, — отвечает Джон с застенчивой улыбкой, поднимая голову и проводя рукой по затылку. — Можешь спросить у любого, кто меня знает. Он ожидал, что Призрак может устать от его болтовни, возможно, это даже было одной из его целей в начале. Но теперь, когда тот сидит здесь и слушает (пусть и сквозь силу), Джон понимает, что он чувствует себя немного лучше. — И тебя ни разу не пытались прибить, чтобы замолчал? — Призрак комментирует с недоверием, и Джон не может не улыбнуться. Такой короткий обмен репликами, но он все же приносит улыбку. — Лев был первым, кто пытался, — шутит Джон, но снова неудачно, поскольку Призрак не смеется. Вместо этого он раздраженно выдыхает и переворачивается на бок, отворачиваясь от любопытных глаз Джона. Джон позволяет ему отдохнуть от себя. В тишине, которая осталась между ними, Джон скорбит о том, что разговор не идет так легко, как он надеялся. Он осознает, что, возможно, это никогда не случится, и импровизационный план Джона не оправдал себя. Когда его внимание привлекает тихое посапывание — единственный признак того, что Призрак задремал, — Джон снова осматривает спящее тело. Сапоги, которые снова промокли насквозь, штаны, местами плохо сшитые, гимнастерка в плачевном состоянии. В хижине было не так тепло, чтобы согреть их, и Джон замечает, что мех, который он оставил сложенным на полу, остался отброшенным в сторону. Он понимает, что ничего не может сделать в этом моменте, кроме как отпустить ситуацию и принять её.

•·······························•

Он долго не может уснуть, вслушиваясь в тихие звуки спящего на полу Призрака и завывание ветра за окном. Он ждет, пока сон заберет и его, но понимает, что, возможно, сон пропустил его, оставив его слишком нервным. Джон осторожно ворочается и поворачивается, чтобы не повредить свои струпья или не разбудить спящего рядом. Лежа в темноте, кажется, что буря снаружи усиливается почти вдвое, бьет по маленькой конструкции, как будто единственной целью было разрушить их хижину. Несмотря на все усилия — у хижины ничего не получается, и окна дрожат от силы ветра. Несмотря на то, что все это не выглядит слишком трагично, гул от этого шума настолько громкий, что Джон задается вопросом, как Призрак до сих пор не проснулся. Возможно, он просто привык к такому шуму. Джон мог только предположить, что Призрак долго жил один, судя по состоянию хижины и его выверенным действиям. Его раны чесались под тканью, горели и болели, и Джону пришлось удержаться от того, чтобы не впиться в них ногтями и не начать терзать их снова. Он пытался отвлечься, его мысли устремлялись куда-то за тысячу миль отсюда, но каким-то образом все еще оставались ограничены четырьмя стенами их маленькой хижины. Сам Джон всегда был экстравертом и искал компанию, к которой можно было бы прислониться. Благодаря этой своей черте характера он быстро нашел друзей в деревне, когда переехал туда несколько лет назад, и за последнее время завел немало других хороших людей в приятели. Джон не особо понимал одиночество и искал компанию в любое время, когда мог. Это была такая же странная концепция, как и у Призрака. Только тот, кажется, напротив, сторонился подобного и желал уединения. Джон был уверен, что есть люди, которым он может не нравиться — это вполне естественно. Но до того, как он прибыл сюда, он мог бы сказать, что мог очаровать кого угодно — по крайней мере, если не сразу, то через некоторое время. Он был здесь уже несколько дней, и казалось, что Призрак построил для МакТавиша стену из тайн и молчания. Джон знал только несколько вещей об этом человеке, и большинство из них были получены путем наблюдения. Призрак не говорил о себе, ну, почти не говорил, разве что если с ним не разговаривали, и даже тогда половину времени он не отвечал. Он не любил прикасаться или быть тем, кого касаются без нужды. Его акцент был ему незнаком, хотя во многих деревнях существовали свои диалекты. Однако, несмотря на свой суровый вид и неприступную манеру поведения, Призрак был бесконечно добрым и даже нежным. Джон вздыхает, позволяя дыханию едва заметным паром подняться к потолку. «Ты не пробудешь здесь достаточно долго, чтобы это имело значение», — сказал Призрак, и Джон был уверен, что он имел в виду ровно то, что сказал, без подтекстов. Но что-то в сокрытии чего-то такого простого, как имя, показалось Джону глупым. Это было просто имя, такое же, как и у остальных. То же, что и его лицо — Джону не имел смысла скрывать то, что было у всех. Он задумался о лице Призрака, о том, как он выглядит под своей маской. Его глаза были единственным центром миража видений, единственной деталью его лица, которую Призрак позволял ему видеть. Раньше он шутил, что, возможно, Призрак слишком уродлив, чтобы показать свое лицо, но, несмотря на это, он не нашел ни намека на уродство, когда видел светлые ресницы, обрамляющие темные радужки глаз. Он погрузился в свои мысли о Призраке, когда сбоку послышалось внезапное движение. Джон перевернулся, чтобы поймать взглядом мужчину, сидящего прямо, грудь которого вздымается, но дыхание почему-то тихое, скорее всего, звуку не дает пробиться ткань. Руки Призрака задрожали и судорожно трогали лицо, когда он нашел маску, и чувство потерянного напряжения покинуло его тело, когда он обнаружил, что она все еще на месте. Чужие глаза обратились к нему, когда Джон сел, отражая его позу, обеспокоенный, но не совсем уверенный, как это выразить, чтобы не спугнуть Призрака. Глаза напротив снова затуманились, как будто Призрак не мог понять, где находится. — Эй, все в порядке, да? — медленно говорит Джон, словно обращаясь к дикому, испуганному животному. Кажется, Призрак всё равно испугался, судя по дрожащим рукам. Джон видит, как на шее выступают сухожилия, как напряжены плечи, как дернулся кадык. Призрак был напуган, и Джон задается вопросом, что могло вызвать страх у такого человека, как он. Призрак встает так же резко, как и сел, с такой силой, что Джон удивляется, как он может двигаться так быстро. Прежде чем Джон успевает моргнуть, Призрак хватает свой плащ со стропил и направляется к двери, как всегда. Джон чувствует усталость, поскольку беспокойство охватывает его. Шторм действительно усилился, и Джон не знает, как можно выйти на улицу, пока не станет тише, как и говорил Призрак. — Призрак, — зовет он тихим голосом, пытаясь успокоить мужчину. Призрак останавливается, держа руку на ручке, сжимая её так сильно, что костяшки пальцев побелели. Он наклоняет голову в сторону Джона. Джон не знает, как достучаться до него, но понимает, что хочет попробовать. — Ты был прав, шторм становится сильнее. Я бы не дошёл до-… Но прежде чем Джон успел закончить предложение, Призрак уже переступил порог, даже не удосужившись закрыть за собой дверь.

•·······························•

К тому времени, как Джону удалось закрыть дверь, к половицам уже прилипла мокрая жижа. Ноги замерзли, пока он ходил по ней; упрямый ветер заставил его немного потрудиться, прежде чем он смог снова закрыть её. Ему пришлось порыться в ящиках в поисках чего-нибудь подходящего, чтобы убрать беспорядок, и к тому времени ему уже было почти всё равно, найдет ли он что-то или нет. Это было бы справедливо, если бы он испортил полы. Однако Джону не удалось долго злиться. Примерно через час его беспокойство усилилось до невыносимого уровня. Снаружи царил настоящий конец света, и даже несмотря на все годы, что Призрак провёл здесь, Джон не знал, как тот сможет пережить этот ад. Температура за пределами хижины была настолько низкой, что Джон почувствовал холодок всего за минуту пребывания у двери. Как Призрак собирается вернуться, он не знал. Если бы Джон попытался выйти отсюда, он бы запутался в лесу и погиб через несколько часов. Он с удивлением ловит себя на мысли, что хочет пойти и найти Призрака, прежде чем тот умрёт там. Он замечает свои ботинки в углу у комода, и это только укрепляет его решимость, когда он подходит, чтобы надеть их. Несмотря на то что Призрак игнорировал Джона и относился к нему как к мебели, Джон признаёт, что испытывает к этому невыносимому мужчине своего рода нежность. Или, по крайней мере, к его личности. Он не совсем понимает, что будет делать, если Призрак не вернётся и не будет здесь, вместе с Джоном, в хижине. Разве это не самая странная мысль? Он роется в ящиках в поисках чего-нибудь потеплее и находит в глубине ещё один черный плащ. Он накидывает его на плечи, застёгивает и замечает, что ткань закрывает его по самые пятки; он слышит, как ткань волочится по полу, и говорит себе, что этого будет достаточно для его похода. Ничего, кроме лёгкой туники и потёртых штанов под плащом, конечно, не спасёт, но сойдёт. Он быстро пересекает комнату и на всякий случай бросает в огонь ещё одно полено. Им обоим придётся согреться, как только они вернутся, и он не знает, сколько времени это займёт. Надёжно закрепив бревно, он идёт к двери, но не ожидает, что она внезапно распахнётся. Темный силуэт Призрака пронзает дверной проём. Он не сразу приходит в себя от холода, вероятно, так же удивлён видом Джона, как и Джон им, но через мгновение он медленно входит в дом с ещё большим количеством дров под мышкой и захлопывает за собой дверь так легко, как будто ветер не дул, как будто там не бушует пурга. Его голова опущена, глаза сузившиеся, смотрят на Джона почти обвиняюще. Он ничего не говорит, просто смотрит на Джона сверху вниз, как будто требует объяснений. — Погода немного отстой, да? — Джон говорит, не отвечая Призраку так, как тому хотелось бы. Этот человек беспокоил его уже больше часа, а затем вернулся с вязанкой дров, ничего не сказав. Но Джон видит, что он весь в снегу, и его тело дрожит от холода, хотя он и пытается это скрыть. Призрак усмехается. — Немного. Его глаза последний раз скользят по Джону, прежде чем он отворачивается, как будто не уверен, что хочет сказать. — Ты же не собирался выходить туда, не так ли? — Только чтобы найти тебя. К счастью, ты спас меня от необходимости делать это, — отвечает Джон, сбрасывая плащ с плеч, аккуратно складывая его и отступая с дороги мужчины. Он кладёт ботинки туда, где нашёл их. — И зачем тебе понадобилось это делать? — сухо возражает Призрак, подходя, чтобы бросить дрова в кучу рядом с камином, прежде чем снять свой плащ и снова повесить его на стропила. — Ах, не знаю. Возможно, потому что ты выглядел так, будто собираешься самоубиться, — шутит он через плечо, возвращая ткань в ящик. — Я бы сказал, что это больше по твоей части. — Призрак мычит, садясь, чтобы снять ботинки. Джон останавливается, закрывает ящик и медленно поворачивается, чтобы посмотреть на него почти с недоверием. — Ты только что пошутил? — спрашивает он, ошеломлённый одной лишь мыслью об этом. — Это же шутка, мне не показалось? Я не думал, что ты умеешь быть веселым, мистер-Тишина! — он внезапно рассмеялся, радуясь возможности узнать что-то новое. — Ты ничего обо мне не знаешь, — ворчит Призрак, чуть-чуть напрягая плечи и поднимая их до ушей. — Боже, ты… — с головокружением думает Джон. Призрак смущен. — Ну, простите, чья это вина? — хмыкает Призрак, прислоняясь к комоду и закрывая его бедром, скрестив руки на груди. Он бросает ботинки обратно на место, чтобы они высохли, но больше не отвечает. Как это типично для него. Призрак вытаскивает нож из кобуры, подтягивает к себе ещё один кусок дерева и начинает сдирать с него кору. Джон закатывает глаза от отсутствия реакции, но отходит на безопасное расстояние и садится на коврик, наблюдая за его движениями. Мысли Джона вновь возвращаются к этому ремеслу. Он уже не раз задумывался об этом и сейчас решил спросить. — Не мог бы ты научить меня этому? — Он кивает в сторону дерева, и Призрак замедляет движения, обдумывая просьбу. — Я полагаю, — медленно говорит Призрак, — что я не очень хороший учитель. Джон пожимает плечами и подходит ближе. — Да ладно тебе, я уверен, что всё будет хорошо. Проходит мгновение, прежде чем Призрак протягивает ему полено, а затем нож, ручкой вперёд. Джон осторожно берёт их и пытается сделать первый срез, подняв глаза, чтобы увидеть реакцию Призрака. — Так? — спрашивает он. Призрак слегка качает головой, прежде чем осторожно поправить его пальцы, разместив указательный палец Джона на верхней части рукоятки, а большой — на нижней. — Это поможет лучше контролировать клинок, — шепчет он, не убирая руки с того места, где его пальцы касаются руки Джона. В свете огня это кажется странно интимным, когда Призрак так охотно касается его. Джон сглатывает, украдкой бросая взгляд на Призрака, а затем на их переплетённые руки, ожидая дальнейших указаний. — Начни с неглубокого надреза, — мягко говорит Призрак, направляя руку Джона так, чтобы лезвие аккуратно скользнуло под кору, отделяя её от древесины. Щепки падают на пол, и Призрак быстро убирает руку, чтобы собрать их и бросить в огонь, откашливаясь. — Хорошо, вот и всё. — Он кивает, слегка склоняя голову, его руки опускаются на бедра, как будто он не совсем уверен, что с ними делать. — Значит, я просто продолжаю делать вот… так? — тихо спрашивает Джон, сосредоточив внимание на своей задаче. Он старается повторить движения, которые показал ему Призрак, медленно срезая кору, чтобы не пораниться. Под пристальным взглядом Призрака Джон чувствует, как его нервозность усиливается, и сглатывает, ощущая, будто его рот пересох. — Да, — так же тихо отвечает Призрак, наблюдая за ним с непонятным выражением лица. Они сидят рядом, погружённые в молчание, пока Джон сдирает остатки коры с полена. Призрак тихо собирает падающие щепки и бросает их в огонь, не произнося ни слова. Джон чувствует, как его мысли путаются, а его голова кажется такой же тяжёлой, как и его рот. Когда на полене не остаётся коры, он оборачивается к Призраку за дальнейшими указаниями. — Что дальше? — спрашивает Джон, поднимая глаза и замечая, что Призрак всё это время наблюдал за ним. Их взгляды встречаются на мгновение, и Призрак быстро отводит глаза, прежде чем снова откашляться и ответить. — Делай, что хочешь, — отвечает Призрак, бросая в огонь очередной кусок коры. Оба наблюдают, как он сгорает в огне, и вдруг Джону приходит в голову идея. Джон начинает грубо придавать форму своему творению, осторожно вырезая дерево, пока они оба молчат. Это ощущение умиротворения сильно контрастирует с напряжением предыдущего вечера. Призрак время от времени помогает ему, показывая, как вырезать мелкие детали, наклоняя лезвие под нужным углом, чтобы аккуратно прорезать дерево, но в основном он позволяет Джону работать по своему усмотрению. Джон начинает понимать, почему Призрак так хорош в этом ремесле, несмотря на его грубоватую технику. Джон сомневается, что увидит его за этим занятием часто, но то, что происходит сейчас, действительно успокаивает, и он замечает, как его веки тяжелеют. Иногда Призрак поправляет его, когда хватка Джона ослабляется, но кроме этого, в хижине царит спокойствие. Звуки ветра за окном, тихие скрипы стекол, мягкое шуршание ножа по дереву и потрескивание огня заполняют комнату. — Ты хороший учитель, — шепчет Джон, когда Призрак снова молча поправляет его, удерживая руку, чтобы посмотреть ему в глаза. Призрак встречает взгляд Джона лишь на мгновение, прежде чем снова отводит глаза и смотрит на огонь. — Нет, это ты… молодец. Ты быстро учишься. Джон мягко улыбается, глядя на свое скромное творение, и понимает, что Призрак, возможно, преувеличивает. Или, возможно, действительно считает, что вышло неплохо… Джон недостаточно знает о резьбе по дереву, чтобы точно судить, но он понимает, что его работа далека от идеала. Несмотря на это, он все равно улыбается, откладывая свою маленькую незавершенную скульптуру в сторону и протягивая нож Призраку, так же, как тот передавал его ему. — Думаю, я готов спать. Скоро утро, — зевает Джон. Призрак медленно берет нож и еще раз кивает в ответ. Джон медленно отодвигается назад, пока его руки не касаются меха кровати. Он раздвигает одеяла и забирается под них, затем переворачивается на бок, наблюдая за Призраком, который берет в руки еще одно полено и начинает сдирать с него кору. — Не собираешься ложиться? — спрашивает Джон, хотя уже знает, что услышит. — Нет. Джон тихо мычит в ответ, но не настаивает. Он продолжает наблюдать за Призраком до тех пор, пока глаза не становятся слишком тяжелыми, чтобы оставаться открытыми. Когда они наконец закрываются, сон тут же уносит его. На этот раз кошмары его не тревожат.

•·······························•

Когда наступает утро, Джон ощущает липкий жар, который отличается от того, что был в предыдущие дни. Он стонет, стягивая мех со своего тела и наслаждаясь прохладным воздухом. Пики солнечного света струятся по половицам, пыль танцует в их свете. Впервые за много дней приятно не слышать вой ветра, и Джон благодарит богов за тишину, которая сейчас царит. Он не особенно удивлен, увидев, что Призрак воспользовался хорошей погодой для своих дел, хотя ему хотелось бы, чтобы тот прекратил свои постоянные походы. Знал ли Призрак, что Джон не уйдет без прощания, или нет, но сегодня было бы идеальное время вернуться в деревню. Однако мысль об уходе вызывает у Джона странные чувства, которые он не ожидал. Откидываясь на подушку, он осознает, что пока не хочет уходить. Прошлая ночь ощущалась как своего рода прорыв в их странных отношениях, хотя он не совсем понимает, почему. Мужчина казался более открытым и готовым к общению, словно Джон каким-то образом смог достучаться до него. Уход сейчас мог бы разрушить все, что они достигли. «Не то чтобы я не мог вернуться сюда ещё», — думает Джон. Мужчина отчаянно нуждается в новой одежде, и в конце концов Джону придется вернуть ту, которую он одолжил, если он уйдет. Он размышляет, сможет ли он убедить Призрака приехать с ним в деревню, прежде чем решительно отбросит эту мысль, почувствовав головокружение. Призрак был слишком пугливым существом. Даже если бы это не был прямой отказ, невозможно было бы предсказать, насколько это может его испугать. Не в первый раз Джон задается вопросом, откуда Призрак взялся и как оказался так высоко в горах. Деревня была ближайшим населенным пунктом к этой хижине, и Призрак должен был о ней знать. Джон не понимает, почему он никогда не видел его за те годы, что провел там. Этот вопрос, похоже, придется оставить без ответа, хотя Джон знает, что, вероятно, не получит на него ответа. Он садится, морщась от боли, когда рана снова затягивается, чувствительная почти так же, как в день её получения. Прижимая руку под рубашкой к бинтам, он обнаруживает, что они горячие на ощупь, как и он сам. Вскоре придется снова их перевязать. Джон встает на нетвердых ногах и берет бурдюк с водой. Прохладная поверхность облегчает его жар, когда он прижимает её ко лбу и вздыхает, прежде чем сделать глоток. Вернув бурдюк на место, он медленно и неуверенно идет к двери. Стеклянное окно замерзло, и он не может выглянуть наружу. Открывая дверь, он ощущает прохладный воздух, когда впервые за несколько дней касается земли. Вокруг нет ничего примечательного, кроме деревьев, стопки дров, прикрытой шкурами и знакомого топора, прислоненного к навесу. Недалеко стоит еще одна маленькая хижина, но Джон не знает, для чего она предназначена: она выглядит широкой и высокой. Справа от него прочно вырытый колодец, заросший ежевикой и засохшими лозами, цепляется за камень. День на удивление ясный, несмотря на несколько тяжелых облаков, которые появляются и исчезают, закрывая солнце, а затем снова уносясь прочь. Призрака не видно поблизости, но Джон не против. Он видит свежие следы, ведущие от двери и проходящие вокруг изгиба деревьев, пока не исчезают из виду. Если в Призраке было что-то особенное, так это то, что он всегда возвращался. Джону остается только довериться ему в этом. Он закрывает дверь, прежде чем она успеет выпустить все тепло из хижины, хотя холод помогает вернуть ему ясность и бодрость. Глоток свежего воздуха после столь долгого пребывания в постели в доме пошел ему на пользу. Он чувствует себя почти воодушевленным. От нечего делать Джон решает изучить место, где его так долго держали, расхаживая по комнате и наблюдая за различными предметами, расположенными вдоль нее. На столе царил беспорядок: глиняные горшки, наполненные травами и дикорастущими зернами, миски и тарелки, посуда, различные мелкие шкуры и прочее. Он находит среди них свой охотничий нож и берет его в руку, радуясь, что тот уцелел, ведь Джон был уверен, что потерял его. Он улыбается, подбрасывая нож в воздух, прежде чем снова поймать его в ладонь. Ему обязательно придется поблагодарить Призрака, когда тот вернется, так как он всегда был неравнодушен к этому предмету. Найдя свое новое сокровище, он плюхается на ковер, подбирая остатки деревянной скульптуры, которую оставил накануне вечером. Она пока не сильно походила на льва, но Джон был уверен, что со временем справится с этим. Он намеревается начать вырезать низ живота и ноги, посмеиваясь про себя от удовольствия, когда форма начинает вырисовываться. Делать надрезы и вводить нож под крутыми углами, чтобы создать более резкие линии, доставляет ему некоторые трудности: его руки неуверенны и неловки, а скульптура становится все меньше с каждым бритьем дерева. Однако это занятие увлекает его и не позволяет мыслям блуждать в лишних местах. Солнце греет его спину, и вскоре Джон снимает ткань туники с плеч и груди. Он снова сильно потеет и подумывает о том, чтобы совсем избавиться от этой чертовой одежды, несмотря на все неудобства, которые она приносит. Его раны начинают жечь, чем дольше он возится со своим ремеслом, и ему несколько раз приходится пить воду, чтобы утолить сухость во рту и горле. Он делает паузу, прижимая руку ко лбу и ощущая, что он влажный и горячий. Мысль о новой лихорадке заставляет его беспокоиться, хотя он и не понимает, что могло бы вызвать такую проблему. Он старается успокоить себя, думая, что все будет хорошо. Он уже сталкивался с трудностями раньше. Когда Призрак возвращается, солнце уже скрылось за горизонтом. Тихий звон дверной ручки пугает Джона, когда лезвие неожиданно соскальзывает и ударяет по большому пальцу. Он ругается, прижимая неглубокий порез к языку, и поворачивается, чтобы посмотреть на Призрака, встречая его взгляд почти обвиняюще. — Чем ты занимался? — Призрак вздыхает, закрывая за собой дверь. В его руке виднеется свежий кусок мяса, а на бедре, где он вытер его, видна полоска крови. Джон вынимает большой палец изо рта и отвечает: — Ты меня напугал, вот и все, — говорит он, хватая пригоршню стружек и бросая их в огонь. Он кладет большой палец обратно на язык и заставляет себя встать. На мгновение у него кружится голова, и он шарит в воздухе, почти падая на землю, прежде чем чья-то рука вытягивается, чтобы поддержать его и сжать его руку. — Да, спасибо, — говорит Джон, но не раньше, чем та же рука прижимает прохладную ладонь к его лбу. Холодный контакт настолько приятен, что Джон почти вздыхает от облегчения, нажимая еще сильнее, прежде чем пальцы исчезают. — У тебя жар, — прямо говорит Призрак, ненадолго отходя и кладя кусок мяса на стол. — Почему ты встал? — Он втискивается обратно в пространство Джона, ведя его к кровати. Джон отталкивается, его ноги задевают линию мехов, прежде чем он спотыкается и с раздражением приземляется на задницу. — Все нормально, — возражает он. Мех неприятно щекочет кожу. Его одежда заставляет его чесаться. Его раны зудят. Его все раздражает. Призрак смотрит на него с таким же раздражением, прежде чем отойти к столу и заняться приготовлением только что пойманной дичи. Джон не думает, что сможет переварить что-нибудь горячее, хотя голод щемит глубоко в его животе. Он плюхается на кровать, позволяя тихому звуку нарезанного мяса заполнить хижину.