Ремарки

VIII

      Касания скользят по бёдрам к поясу, мурашки следуют дюймами выше, бегут по спине и заставляют покорно опрокинуться на постель. Настойчивые руки Антона не останавливаются, с напором и почти детским любопытством исследуют каждый доступный участок.              В прошлый раз Арсений лежал на этой кровати, но по-другому, торгуясь с надеждами на ответное желание, без подлинного подтверждения. Сейчас инициатива целиком за Шастуном, и хочется просто двигаться марионеткой, перестать бояться и не думать о прошлых неудавшихся моментах.              Тело Антона создаёт правильную тяжесть. Арс облизывает пересохшие губы и уже не может терять ни секунды, сам рвётся навстречу его губам, сминает жадно, ладонями цепляется за чужую рубашку где-то в районе лопаток, то выше, то ниже, он толком и не соображает, только ощущает всепоглощающий жар и возбуждение.              Всего мало не только Арсу: он замечает, как движения Антона становятся полусрывами. Жмётся ближе, протягивает руку за спину Арсения, чтобы немного приподнять и устроиться между его ног, потирается и только на пиках нехватки воздуха ненадолго разрывает поцелуй, чтобы вдохнуть, переключается на скулы, ключицы и затем снова ныряет своим влажным ртом в поцелуй.              — Ты прекрасен, Арс, — полухрипом отзывается Шастун, и слова срабатывают перебором, как команда скорее сдвинуться с мёртвой точки.              Петтинга катастрофически недостаточно. Они уже видели друг друга голыми, чувствовали кожа к коже, потому одежда слетает так быстро, что Арс удивлён, почему их до сих пор экстернами не зачислили в местные пожарные. Антона не только за скорость, но и за тело, идеально подходящее под календарные развороты. Такое фото на холодильник, и Арс бы сошёл с ума от траты времени на дрочку.              Пользуясь случаем, пока Антон приподнимается, чтобы стянуть боксеры, Арс встаёт на колени и лёгким толчком заставляет Шастуна лечь на спину. В отеле в их пробный раз Антон взял на себя роль ведущего, теперь Арсений намерен открыть премьеру. Дело не только в желании не показаться бревном, исключительно принимающим ласки. От чего-то ещё неоформленного в груди Попов в самом деле хочет изучать это тело, повесить табличку на каждый отмеченный его поцелуем дюйм и запретить прикасаться.              Антон в него влюблен, это он сам сдался. И неужели только лишь признание и безоговорочная капитуляция так подстёгивают желания Арсения?              Он склоняется над ним, смотрит в глаза, ищет этот контакт и нарывается на растопленный теплом взгляд. На пробу касается языком головки, ощущает солоноватый привкус и обхватывает член ртом. Выше слышен чуть сдавленный одобрительный стон, который действует и похвалой, и, одновременно, спусковым крючком. Собственный потирающийся о простыни член сильнее наливается, но Арс говорит себе переключиться хотя бы ненадолго.              Ему так сильно хочется заглотить целиком. Не из демонстрации, а от какого-то внезапного и почти демонического приступа похоти. Этот человек сводил его с ума ежедневно, а теперь выносит все возможные эмоции на совершенно новый уровень: с ненависти до благоговения.              Арсений опускается чуть ниже, к основанию члена, и во рту скапливается так много слюны, что он развязно и даже слегка грязно-киношно размазывает её по мошонке Антона, массируя и оттягивая.              В ответ на ласки Шастун хаотично сжимает волосы, сколько дотягивается, увлекается, потом отпускает и слегка поглаживает кожу головы, затем снова несдержанно цепляется, накручивая пряди. Арсу немного больно, но от этого он заводится сильнее и отзывается благодарным стоном удовольствия, эхо, как будто они друг другу вторят этими звуками.              Умело облизывая головку, Арс ощущает, как у Шаста предоргазменно поджимаются яички, ускоряется, получая от Антона в подтверждение какие-то несвязные слова одними выдохами, смыкает губы, чтобы быстро теребить уздечку кончиком языка, а рукой уже смело и размашисто гладить ствол в темп до самых яиц и обратно.              В этот раз Антон ощутимо менее сдержан: кончая, он изгибается в пояснице, толкается глубже в горло, хрипит и даже громко выругивается, и Арсений считает этот прорыв стеснения личной победой.              Весь рот в привкусе спермы, губы распухли и с непривычки саднят, но невольно тянутся в улыбке.              — Что ж ты со мной делаешь? — ласково шепчет Шастун и тянет за руку на себя. — Как ты хочешь?              Арсений хочет, как угодно. Возбуждение разве что из ушей пар не подаёт, тело под ним такое горячее и податливое, что Попов готов растопиться в этом тепле. А ещё до внутреннего скулежа хочется почувствовать член внутри. Упругий, налитый и влажный от смазки член. Проще вспомнить все штаты в алфавитном порядке, чем день, когда в последний раз у него был секс с проникновением. При всем желании, сейчас это неудобно: никакой подготовки давным-давно, даже элементарного душа, не говоря уже о чужой квартире, где сам процесс осуществить без деликатной паузы и неловкости потенциально проблематично.              Прижимаясь к Антону и скользя своим членом по его влажному животу, Арсений одной рукой хватается за его затылок, чтобы сохранить хоть какую-то ощутимую связь с реальностью и смотреть в глаза, всё ещё помутневшие и полуоткрытые, пока второй рукой тянет его за ладонь.              — Подрочи мне хорошенько, от тебя я почти на грани.              Шастун обхватывает нежную кожу бережно, но крепко. С таким уровнем напряжения излишняя скромность и осторожность только раздражали бы Арса. Для уверенности он ещё поверх руки Шастуна сжимает сильнее, показывая, как быстро и жёстко ему нужно. Антон на мгновение ладонь убирает, но только чтобы напоказ длинными размашистыми движениями облизать, и снова возвращает, двигаясь уже совсем иначе. Рвано, но так, как нужно, сжимая у головки, чуть сбавляя темп и снова ускоряясь.              Когда внизу живота уже затягивается знакомый узел, Арс приподнимается на локтях, давая немного пространства и для движения, и чтобы опустить глаза вниз и посмотреть. Ему невыносимо хочется запечатлеть момент, когда его член взорвётся в этой тёплой ладони.              Он не выдерживает. Сперма пачкает и животы, и руки, но Антон не выпускает, а лишь сбавляет темп, давая выдохнуть, насладиться, одновременно притягивая к себе за волосы для поцелуя.       — Вот так лучше, — бормочет, улыбаясь.       — Я до смерти хочу, чтобы в следующий раз ты меня трахнул.       — О, как прямолинейно, тыковка.       — Буду всё сваливать на оргазм.       — Теперь тебя укрыть и не трогать? — смеётся Шастун.       — Так просто не прокатит. Душ, а потом мы закажем доставку. Проводишь в ванную?

***

             Неконтролируемость мыслей часто становится проблемой для Арсения. Иногда его мозг работает настолько автономно, что владелец верит в дистанционное управление им. Однажды в поликлинике ему в голову пришла наичернейшая шутка, что онкопациентам в ремиссии врачи в медкарте делают пометку «Рак-отшельник». Или что собаки с лёгкостью могли бы заменить регулировщиков. Если бы их кто-то научил так долго стоять на задних лапах. Арсений ругает себя за идею клеить наклейки на вещи, которые не соответствуют описанию. Так сильно в пекарне его взбесили пончики без дырок. Какие же это пончики.              Словом, периодически всплывают те странные вещи, которые Арс никогда бы не озвучил даже себе.              Наутро так же.              Мозг ему кричит, что пора сбежать, выпутываться из вороха постельного белья, к слову, всё ещё пахнущего нереальной свежестью, что странно, или запереться в своей квартире и никогда не выходить, потому что перемены в личной жизни — в самом деле страшно.              Они проснулись в обнимку: какое клише после ночи секса и откровенностей! Ещё удивительнее, что Арсений влюбляется в это клише, в эти сотни раз обруганные банальности вроде совместного вчерашнего душа, чужой руки под головой или закинутой поверх него ноги.              — Ну и печка, Шастун.              Откуда у него столько теплообмена?              Несмотря на внутреннее неконтролируемое брюзжание, нервозность и страх, Арс трепетно касается его плеча. Такой спокойный и расслабленный. По-прежнему, как статуя, но теперь будто у бетона внутри появился живой механизм.              А на прикроватной тумбочке Арсений замечает запрятанную книжку от издательства Гардена и хитро улыбается. Наплевав на всё, он повыше накидывает на них одеяло и пробует поспать ещё немного.

***

             После выходных на рабочем месте Арсения поджидает милый сюрприз. Как же это предсказуемо, жутко умилительно и по-Шастуновски: вести себя, как английский кавалер. В крошечной коробочке, дотошно перемотанной лентой в цвет, в бархатном мешочке лежит брелок с клевером и записка:              «Чтобы твоя удача всегда была с тобой, тыковка. Э./А.».              Самого Антона на рабочем месте пока нет, но размашисто сброшенное на кресло пальто говорит, что тот где-то в здании и, вероятно, взмыленный: Арс не помнит дня, когда бы Шастун позволил себе так расхлябанно обращаться с вещами. Либо вызвали, либо опаздывал, в любом случае, дёргать сообщениями Арсений не видит смысла.              Зато сигналы тревоги слышатся из коридора. У Шемистоуна открыта дверь, и по повышенным тонам ясно, что дело дрянь. Не так Арс хотел начать свою рабочую неделю, но когда вообще его кто-то спрашивал?              — К чёрту её и её прихвостня Арсения. Они превратят всю работу в своё пепелище, а наверху тлеющей горы будет возвышаться ветхий томик какого-то хипстера из Бруклина и испачканная поцелуйчиками открытка! — разоряется Шемистоун.              Любопытство вперемешку с гневом заставляют Арса осторожно выглянуть из-за угла, чтобы попробовать увидеть, что происходит в кабинете. Он замечает развалившегося в кресле босса Грандли и стоящего рядом со столом Шастуна. Что они обсуждают? Презентации? Эскалацию? Планы издательского мора остатков Гардена?              — Этот пижон в цветных шарфах строит из себя святую невинность. Не дай ему себя одурачить, Энтони. На тебя огромные ставки. Не только у меня, но и у наших стейкхолдеров, не забывай.              — Предельно ясно, — отвечает Шастун, и Арс готов поклясться, что в его словах распознаёт не необходимые нотки пренебрежения и бешенства от услышанного, а вполне расположенный и уверенный тон.              — Будущее этой компании зависит именно от тебя, — подытоживает Шемистоун.              Компании! Каков придурок. Оно и понятно, для него это лишь очередной проект для кругленькой суммы, чистейшая сделка, и плевать он хотел, чем мы занимаемся. Будь в здании склад плутония, он бы без зазрения совести толкал его направо и налево, если б ему за это платили или если бы влиятельные друзья попросили.              Беспринципная скотина. И непонятно, кто именно из них двоих. Похоже, что оба.       Арсений не хочет снова проваливаться в яму, у которой на люке была надпись «Ты точно пожалеешь, что сблизился с ним», но, кажется, он из неё и не выбирался. Это не тупая история в стиле доверчивой овечки, ведь Арс до последнего перекручивал всё, сказанное Антоном ранее. И, будь он проклят, этот злосчастный Шастун, но в его словах Попов нутром чувствовал искренность. Конечно, скинуть всё на желание секса тоже можно, оно всегда разрешает другим людям парковать свою лапшу на уши Арсения, но что-то не вяжется во всём происходящем. Какое-то всё искусственно драматичное: не верится, что Антон настолько дьявол-акула, выживающий его из компании, и в то же время страстно вожделеющий.              Кто-то кому-то нагло врёт. И в кои-то веки это не Арсений.              До слуха доносится:              — У тебя есть конкретная стратегия по поводу должности?              — Как раз воплощаю, — отвечает Шастун, и пол под ногами Попова уже пошатывается.              Такого не может быть. Они же не американские школьники из романтических фильмов двадцатилетней давности. Так низко не пал бы никто. Разве что сам Шемистоун, но, Бога ради, кто с ним вообще поведётся на любовные интриги. Отлично. Теперь Арсения ещё и тошнит.              — Совет не пропал даром, дорогой друг. Нужно было лишь погладить петушка!              — Погладить петушка?! — с отвращением повторяет Арс шёпотом слова главреда.              Это омерзительно.              Первое желание — схватить огромную вазу из кабинета кадров, выбежать с ней в коридор и с размаху кинуть в оргстекло, отделяющее кабинет босса от коридора. Второе — размозжить Шастуну голову осколками. Затем, возможно, напиться. Конкретно так, чтобы подступающий к горлу ком выплеснулся в самом неприглядном виде. Истерическая натура Арса требует сиюминутной расправы, но паникёр внутри берёт верх, и Попову остаётся только на скорую схватить с вешалки пальто и сбежать из кабинета, пока Антон не вернулся на своё место.              Метнувшись за угол к лифту, Арс набирает единственный пришедший на ум номер, своего рода экстренная поддержка. Плевать на предрассудки по поводу дружбы между двумя людьми, где один был влюблён, потому что Попову просто необходимо обсудить всё услышанное хоть с кем-то из тех, кому он доверяет.              — Не занят? Могу подъехать в кофейню?              Шульгис, похоже, в самом деле рад его голосу в трубке.

***

             — Знаешь, похоже на газлайтинг. Весьма и весьма поверхностный, даже слишком очевидный. Сексуальный газлайтинг, надо же! — подытоживает Алекс, выслушав подробный пересказ Арса.              В кофейне в это время совсем мало людей, все на работе, наплыв был пару часов назад. Тихая обстановка успокаивает нервы и напоминает Арсению времена, когда они вваливались сюда всем редакторским Гарденом, чтобы выпить кофе и почитать новинки, расположившись на мягких креслах-мешках. Когда-то очень давно их коллектив был счастлив даже при потоплении.              — Насколько же сильно нужно ощущать себя прям таким, знаешь, мужиком-мужиком, чтобы после секса самоутверждаться на работе? Логично, конечно, так устранять конкурента, но только он не учитывает, что ты — не плакса Миртл. Не запрёшься в туалете, чтобы молчать навечно. Я прав, Арс?              — Да, но это не просто лёгкий заманивающий флирт, понимаешь? Не в этом случае. Совсем другое дело — рассказывать, что влюблён, и, Святая Дева, показывать стену, выкрашенную в цвет утки, у которой глаза мои. Вернее, не у утки мои глаза. Цвет стены — это цвет утки, а она переливается.              — У тебя переливаются глаза? — настороженно уточняет Алекс.              — Нет! В смысле, да, иногда чуть темнее, всё от света зависит.              — Он покрасил стену в цвет утки?              — В цвет оттенка! Крылья, вроде. Не важно! Я просто идиот!              Шульгис лишь сочувственно смотрит на Арса, чуть склонив голову. Конечно, он согласен. Более того, он предупреждал, прямо говорил, что огонь — горячий, нечего подходить, но Арс же грёбанная метафорическая бабочка, возьми да поверь. Добавить, в общем-то, нечего. Попов крутит в руках кружку и проглатывает саморазочарование.              — Тебе, наверно, неприятен этот разговор. Прости меня. За всё, — говорит Арсений.              — Всё в порядке, правда. Я в мужских кругах — мэр френдзоны. Знакомые геи или би давно в парах, а я в статусе вечного друга. Они даже пытались меня пару раз свести с кем-нибудь в клубах, а я думал, что приглашён туда кем-то из них на свидание. Короче, я всё ещё на плаву, в активном поиске или как там говорят. Я не унываю, Арс. И тебе желаю только счастья. Мне казалось, ты загораешься рядом с ним. Или из-за него.              — А меня по-детски развели, прикинь? Взрослого мужика. Из-за карьеры. Нью-Йорк ваш не видывал русских сериалов! Там всегда побеждала любовь. И… мне казалось, что Антон со мной был искренним.              — Главное, мой сугубо по-мужски чисто по-братски дорогой друг, что ты всех порвёшь! Арс, оглянись! Ты столько лет жопу рвал… прости за такое сравнение… надрывался ради этой должности. Да спроси они меня, я бы всем кричал, как сильно ты заслуживаешь всех регалий. В тебе и есть суть издания по-настоящему стоящей литературы. Не вешай нос, идёт? А потом, как получишь должность, затопчешь его!              — Нет! Нет! Справедливость и моё нутро требуют устроить ему долгую и несчастную жизнь! Здесь мне целеустремлённости не отнимать, уж поверь. Он и его обожаемый Шемистоун будут с ужасом думать о каждом грядущем дне в моём окружении.              — С возвращением, зубастый Арс!              — Зубастый? — доносится сбоку.              Около прилавка в паре шагов стоит Шастун. Арсений не знает, какую часть разговора тот застал, но оно и к лучшему. Честность хотя бы со стороны Попова станет лучшей политикой. Нет потребности повторять всё заново, и, к тому же, в отличие от самого Антона, Арс и не стремится утаивать накопившуюся злобу. Бессердечный двойной агент.              — Привет, Эш, — натянуто здоровается Алекс.              — Что ты тут делаешь?              — Я тебя ищу, — отвечает Антон, игнорируя Шульгиса, — думал, кофе выпьем. Ты же всегда утром пьёшь кофе.              — Да, только с приятными мне людьми, а не лживыми ублюдками, — выплёвывает Арс и жутко гордится собой.              Шастун тушуется, растерянно вскидывает брови, прячет ладони в карманах и, уходя, произносит только тихое:              — Ладно. Прости.              На секунду Алекс и Арс замирают: никто пока не осознал, что за вставка персонажа в их диалог сейчас произошла, и не могут понять, в самом ли деле Шастун здесь стоял, или им привиделось. Из оцепенения выводит Шульгис:              — Вау, как мощно ты его отшил, — и протягивает кружку для победного тоста.

***