Ремарки

II

      Новогодние каникулы в Нью-Йорке — мечта пятнадцатилетних девочек, впервые посмотревших сериал «Сплетница», и Арсения — взрослого, состоявшегося, но не состоятельного (по меркам Арсения) мужчины, который больше остальных радуется тому, что успел заскочить в свой автобус.              Личное авто даже для такого активного жителя, как он, здесь роскошь, а тратить сбережения на простенькую, но практичную машину он не хочет, считая, что тот, кто отличит на своей руке оригинальные часы Валентино от дешевой подделки и хочет приезжать к авторам и спонсорам вместе с Альмой, сохраняя достоинство, никак не может кататься на Мини-купере, при всём уважении к тем, кто берёт этих крошек в честь защиты экологии.              Арсений мечтает о чём-то длинном и немецком. Мерседесе, а никак не о члене. Да и как думать о новогоднем члене с праздничной лентой, когда напротив в автобусе сидит пожилой полупропитый-полуотбитый дед в костюме Санты и как-то слишком порнографично демонстрирует окружающим ощипанную индейку из своего пакета.              Девицы на соседних креслах в шоке, но Арсений, бывалый гражданин, уже к таким чудакам привык.              Он ко многому привык в Нью-Йорке и сам себе признаётся в том, что влюблён в этот порой надоедливый, слишком шумный и чрезвычайно активный город. Даже в те минуты, когда Арс мечтает о двухнедельной тишине где-нибудь в глуши, рассматривая ролики русскоязычного Тик-Тока (да, он по-прежнему их обожает), где девушка, бросив всё, мотается по миру в доме на колёсах с собакой, Арсений слегка ей завидует. Фантазирует, как мог бы поднакопить, подучиться на что-то с приставкой Ай-Ти в начале, создавать приложения и зарабатывать на этом из любого уголка планеты.              Например, он уверен, каждый захотел бы скачать себе приложение «Книжный конструктор» — вбить ключевые слова, подобрать тропы, персонажей, по сути, создать конструкт идеального романа и читать его. С глобализацией нейросетей такое точно случится если не в этом году, то в следующем наверняка. И Арс мог бы стать флагманом, да только слишком любит, помимо города, свою работу, своё издательство, всё ещё верит в его монументальность и независимость от сраных машинных клише.              Нейросетковых рассказов он вполне начитается после праздников, когда ему на стол для рецензии упадёт очередной шедевр, который ему порекомендует руководство бывшего Грандли. Они как будто помешаны на шаблонах и штампах. Три буквы Ш — шаблоны, штампы, штаны. Сила родного русского языка среди иностранных слов из головы подкидывает Арсению мысль, что, думай он полностью по-английски, такая шутка не сложилась бы. Штаны же не на «эс».              Дом успокаивает. Холодильник полон вкусной свежей еды, и плевать, если до фуд-блоггерской картинки ему далеко. Салат, клубника даже в декабре, матча и ненавистный, но полезный авокадо.              В честь окончания рабочих будней Арсений намешивает себе коктейль, переливает его в красивый стакан и захватывает с собой в спальню сразу после душа и переодевания в приятную пижаму из хлопка. Да, не люксовая красота, зато всё дышит. А ножка дышит в мягких тапочках с прорезью. Практично и по-домашнему, никакого позёрства. Его квартира — его крепость.              Присев на кресло, Арсений спохватывается, что забыл учинить главный ритуал и спешно роется в сумке. Статуэтка клевера — потрясающий малахитовый оттенок эпоксидной смолы на подставочке. Он нашёл его почти за бесценок на одном из барахольных сайтов и не удержался. Даже чуть было не предложил продавцу, милому джентльмену лет пятидесяти, накинуть пару баксов за согласие продать с доставкой. Тот и без того согласился, и Арсений решил беречь остатки финансов.              Прав был Шастун. Арсений как-то пробовал писать собственный роман, связанный с клевером. То была весна, настроение располагало, и он даже набросал несколько страниц о девушке, живущей в провинциальном городке, в котором ходили слухи о сказочном поле, исполняющем желания.              Сейчас, вспоминая о том текстовом файле, Арсу стыдно. Взрослый мужик, в конце концов, а так сентиментален до мелочей. Если бы он до сих пор хранил этот файл на рабочей флешке, кто знает, куда бы любопытство Антона завело его. Тот подлец мог не просто зачитаться им и насмехаться до пенсии, но и разослать во все подразделения издательства. У него же нет абсолютно никаких рамок.       

***

             Большая и властная рука опускается на бедро, но не всей тяжестью. Словно обозначает присутствие, желание, подогревает нервные окончания, которые и без того поджаривают Арсения. Пальцы уверенно скользят по изгибам, Арс неминуемо заводится. Горячее тело крепче прижимается сзади. Такой твёрдый стояк трудно прятать за костюмной тканью.              Арс на миг думает о том, почему же этот раскалённый мужчина лежит с ним в постели полностью одетым, в то время как он сам лишь в брюках от пижамы, но уже через секунду забывает обо всём, потому что чужая рука спускается ниже, играючи, дразнясь, цепляя резинку от штанов.              Хочется притереться вплотную, хотя расстояние и так уже сведено к минимуму. Пытка огнём — все эти манипуляции и обжигающее дыхание в затылок.              «Возьми же его, сожми крепче», — единственная строчка в голове, и Он словно слышит её. Ловкие длинные пальцы скользят под ткань и сжимают головку. Арс стонет, непроизвольно толкается и выкрикивает уже вслух, просыпаясь от собственного голоса:              — Да, Энтони, ещё.

***

             Утро не задалось. Просыпаться с каменным членом — достаточно привычно, вполне решаемо и ни капли не удивительно. Просыпаться со стояком на врага из-за откровенного и абсолютно необоснованного сна — причина консультации с психотерапевтом.              Поскольку такового Арсений не имеет на быстром наборе, он решает, в честь солидарности со своими тараканами, не позволять себе сегодня передёрнуть в душе, поскольку это станет уже вполне осознанным выбором. И тогда сон перестанет быть просто фантазией несчастной головной жижи, прозванной мозгом, а станет частичкой оформленного желания. Такого Арсений Шастуну не простит.              Пусть тот и не знает обо всём и никогда не узнает (что-что, а хотя бы сны, в отличие от кабинета, Арсений не будет с ним делить), всё же слишком много Шастуна приходится на один квадратный метр площади, отведённой исключительно Арсению.              Пошёл прочь. Оставь голову.              В офис Попов приезжает потрёпанным больше обычного. И, он уверен, это не только из-за того, что всю дорогу загонялся насчёт сна, а ещё и из-за отсутствия привычного утреннего ритуала. Дрочка помогает ему сконцентрироваться, и это гораздо лучше, чем пробежки по улочкам со спящими в картонках бомжами. Сегодня остаётся лишь топить себя в кофе и ни о чём ночном не думать. От греха подальше.              Единственный плюс того, что дрочка не состоялась — было больше времени на наряд.              В этом Арсений спец: создать лук, от которого прошибёт. Несмотря на кашу в голове, он умело подбирает рубашку к давно ждущим своего часа классическим брюкам, в которых, он точно знает, его зад выглядит как восьмое чудо света.              Когда он выходит из лифта, слышит одобрительный присвист со стороны кафетерия.              — Святая Дева Мария, что за повод?              Эд в расхлябанной манере опирается на столик над своим извечно слишком крепким капучино и оценивающе разглядывает Арсения с головы до ног.              — Деморализация противника, Эдуард!              — Противник такими темпами не то, что ориентацию поменяет, а собственное вероисповедание. Без шуток, Арс, зад — отпад.              Арсений знает.              — Я знаю.              Что ж, очередь Шастуна сначала открыть рот, а потом от изумления, восхищения и подобострастия его звучно закрыть. Желательно, прищемив при этом язык. Свой подлый, мерзкий, ядовитый…              Нога цепляется за ногу, и чёрт бы побрал эти скользкие полы в коридорах! Какого проклятья их натирают до такого скрипа и не ставят табличек, чтобы несчастные офисные денди были осторожнее?              Арсений падает не как красотки в романтических фильмах. Он расстилается мешком, грузно, с прихрипыванием, наиглупейшим выражением лица в сопровождении конфетти из всего, что было у него в сумке — стикеров, ключей, документов. Шоу Мистера Бина потребует вернуть материал по авторским правам.              Да, Шастун, как Арсений и хотел, открывает рот. Отнюдь не в изумлении. Он стоит у входа в кабинет и ржёт так, как скулят собаки под окнами. Скотина. И ведь даже не мыслит предложить подняться.              — Да, это сильно. Недаром говорят — первая минута встречи определяет человека.              — Заткнись, Шастун. Сходи к папочке, он давно не чесал за ушком любимого щеночка.              Попов может сохранить достоинство, в этом его фишка. Он продолжает путь к своему месту и по привычке рассматривает кресло на наличие кнопок. Мало ли.              — Вечером свидание? — как бы невзначай спрашивает Антон.              Три секунды на размышления без путей отхода и запасных планов с последующей ложью, высосанной из пальца.              — Угадал!              Арсений жутко гордится собой. Даже несмотря на упавший со стола степлер из-за неаккуратно брошенной стопки бумаг. Поднимая его, он больно ударяется головой об угол стола. Этому кабинету срочно нужен экзорцист. Ничего, главное — держать себя выше.              — Что-то ты совсем сегодня размяк, тыковка? Всё ещё считаешь, что стоит при такой координации вступать в гонку за место управляющего?              — Что угодно, лишь бы стереть мерзкую ухмылку с лица наипротивнейшего соседа. Не буду говорить, кого именно. Чтобы не обидеть. А лёгкая несобранность из-за большого пласта мыслей по поводу презентации. Поверь, она будет грандиозной. Толком не спал.              — В самом деле? А я решил, что это из-за того, что тебе снились влажные сны с моим участием.              Арсений замирает. Он до оцепенения напуган, почти уличён. Такое глупое случайное попадание, не в первый раз же Антон так шутит, но палка выстреливает, это тот самый раз в год. Листая с очевидно слишком быстрой реакцией первую попавшуюся папку, он отвечает пренебрежительное:              — Не надейся. Только в твоих голубых мечтах ты можешь такое представлять, Шастун. Хотя, уверен, сексуальные фантазии у тебя могут быть разве что о твоих костюмах.              С другой стороны, что мешает Арсению сыграть в нападение? Можно же ловить на живца.              Он звучно откидывает папку, встает из-за стола и направляется прямо к столу Антона. Арс знает, какую позу принять, чтобы и не терять зрительный контакт, чтобы следить за жертвой, и при этом демонстрировать все плюсы выбранного наряда. Слегка оттопыривает зад, будто невзначай ставит обе руки на стол и говорит:              — Ладно, Антон. Я по секрету тебе расскажу, что мне снилось. Представляешь, моя постель, она такая огромная, что вполне вмещает двух высоких и крепких мужчин. Это я из практики точно знаю. И, в общем, сплю я, и будит меня отнюдь не будильник. Хоть я его и ставил накануне, встало совсем не то. Оценил игру слов? Вашим редакторам не понять. Особенности чужой языковой культуры.              — Я знаю русский, тыковка.              — Не отвлекайся. Так вот. Лежу я, уже почти просыпаюсь, весь в предвкушении. Раздеваюсь, чувствую его…              — Договаривай, я что-то не понял. У нас, вероятно, несхожие вкусы в… будильниках.              Скалится, но ничего, Арсений его сломает.              — Приснился… мой коллега.              — С ним свидание? — спрашивает Антон.              — Да! — выпаливает Арс раньше, чем успевает придумать, как действовать дальше.              — Жаль, что ты так плохо разбираешься в политике издательства, что не знаешь одно из главных правил: о любых сексуальных отношениях внутри коллектива необходимо докладывать в ЭйчАр. Неплохой повод для отказа в должности, кстати.              Диалогу не суждено завершиться так, как хочет Арс.              Двери лифта открываются, и в коридор буквально вываливаются Шемистоун и Альма. Их криками, которых те уже давно не стесняются, можно разбудить даже мумии. Или похоронить целые цивилизации.              — Мы по горло увязли в мемуарах придурошных футболистов, опомнись!              — Да что ты! Забыла, как в прошлом квартале мы продавали ваши остатки за бесценок?              Если не помнит Альма, то помнит Арсений — ему очень нравились «Хроники подземелий», но, видимо, читающие касты города ещё не успели дорасти до таких антиутопий и всё ещё питаются отголосками Оруэлла. Жаль тираж, обложка от Алекса была безупречной.              — Биографии — это ходовые книги, моя дорогая, — не прекращает орать Шемистоун. — К твоему сведению, они пользуются спросом вне сезонов! С нами даже связывалась одна контент-площадка, чтобы на постоянной основе освещать наш блок историй о людях!              — Да что ты!              Арсению из-за стеклянной двери даже на приличном расстоянии в десяток метров видно, как истерично она мнёт в руках несчастный кекс. Бедняга не доживёт до ланча.              — Знаешь, а вот в этом как раз и проблема! С вами связывается кто угодно, даже, не удивлюсь, когда напишет сам Линкольн, упокой Господь его душу, только не талантливый автор! Да, что уж, хоть какой-нибудь автор, который хочет издать у нас по-настоящему интересную художественную книгу, а не инструкцию к стиральной машинке!              — Да мне насрать!              — Попробуй книжки почитать!              Альма дёргает ремешок своей сумки и с грохотом проносится к себе, крикнув Арсению и Антону на ходу грубое:              — Доброе утро, коллеги.              Уже из другого конца коридора слышно, как Шемистоун, хлопнув за собой дверь до пошатанного офиса, орёт в сердцах:              — Катись к чёрту!              Шастун не ведёт губами в ухмылке. Война войной, но он так же, как Арсений, наблюдает такие выплески чуть ли не каждое утро. Офис устал. Они устали. Даже трупик мухи на половине подоконника Арса устал крутиться от дуновения ветра из открытого окна.              — Так что, — делая пометки в ежедневнике, Антон невзначай переводит взгляд на Арса, — где и когда, согласно твоим фантазиям, у тебя свидание? Или мне спросить позже, когда придумаешь?              Ублюдок. Наглый и беспринципный. Благо, Арсений уже успел всё сложить в голове, но так просто ничего не скажет.              — Что у тебя за интерес вдруг возник, а? Почитай в романтических книжках, куда обычно ходят на свидания.              — Согласно исследованиям Массачусетского университета, проявление интереса к подчинённым укрепляет рабочую атмосферу и стимулирует работоспособность. Мне же нужно на ком-то тренироваться.              — Опять замечтался, папуля.              — А ещё ты врёшь, я точно знаю.              Арсений выпрямляет спину, потирает носком туфлей о носок и пытается прикинуть, так ли предсказуем, как говорит Шастун. С одной стороны, Арсений, скорее, славится неординарностью и взбалмошностью. С другой стороны, Антон пока на его счёт не ошибался. В тот раз он точно предугадал, что в бежевых брюках Арсений и минуты на улице не останется чистым, учитывая, что в ноябре ливень шёл сутками, а такси так и норовили остановиться аккурат перед его ногами. Или тот случай, когда, откуда ни возьмись, Антон выскочил из кафетерия с идиотским советом не брать фраппе, потому что видел, как для приготовления льда использовали водопроводную воду при том, что здание сто лет как обслуживается на древнем и непрочищаемом коллекторе. То ли Шастун накаркал, то ли булочка с маслом оказалась в тот день не из свежих, Арсений провёл обеденный перерыв в общественном туалете, с ненавистью проклиная всех маркетологов, придумавших шесть сотен вариантов кофе с молоком.              — Я иду на свидание в Хэдвилл, в семь. И да, чуть не забыл. Тебе не бывать моим боссом.              — Какое совпадение! Я тоже иду в Хэдвилл в семь! Вау! Неслыханная удача, тыковка.              Вот урод! Не тренируй Арсений свою выдержку и не практикуй контроль агрессии, переломил бы карандаш в ладони. А так, только смешок. Один единственный. И чувство нарастающего всепоглощающего ужаса.              Разумеется, если Шастун придёт туда и впрямь, не будет ничего страшного в том, что Арсений окажется один. В конце концов, соврёт, что его продинамили, что, безусловно, тот ещё повод для шуточек, но хотя бы не ложь в принципе о том, что у него свидание. Для себя Арс расценил так, что лучше выглядеть жертвой обстоятельств и ядовито осуждать вымышленного бойфренда, чем признать, что сам на пустом месте такового выдумал.              — Фан-тас-ти-ка! Ушам не верю, Энтони! Какая неожиданность! Значит, там и увидимся.              Полностью удовлетворённый, судя по расплывшейся морде, Шастун продолжает что-то печатать, пока Арсений истерично перебирает планы.       

***

             В кабинет Алекса Арсений стучит, проглотив все свои недовольства. Обстоятельства играют против него, и он никак не может с ними соревноваться — ноль времени для поиска подходящего или хотя бы менее болтливого спутника, ноль вариантов давать заднюю. Уж не перед этим длинным ослом точно. Из плюсов — вряд ли такие, как Алекс, заняты в будни чем-то, что нельзя перенести на попозже.              — Тук-тук-тук!              Арсений хорош во всех видах флирта, кроме вымышленного, потому на подмогу приносит стаканчик кофе. На крайний случай, если дело дойдёт до шантажа, он сможет выудить у наивного Алекса услугу за услугу.              — Ох, Арс! Напугал! Тебе бы колокольчик на шею. Ну, как корове. То есть, не смысле, что ты похож на корову, просто они такие ходят, ну, знаешь с ними, и громко всегда так. Чё как? Спасибо за кофе! Мой любимый!              — Ты же пока даже не знаешь, что в стаканчике.              — Точно, но я в принципе же кофе люблю! Какими судьбами в наших краях?              Арсений оглядывается. Он раньше бывал в этой каморке, с позволения всевышних названной кабинетом — буквально три на три, унылый стол с кучей железяк вокруг монитора, пёстрые постеры каких-то комиксов в стиле «вырви глаз», куча то ли гипсовых, то ли глиняных статуэток из стран, куда ездили другие дизайнеры и которые передавались, видимо, от сотрудника к сотруднику. Но внимание Арса привлекает не это, а полупустые полки единственного некогда захламлённого стеллажа.              — Ты наконец переезжаешь из этого… помещения?              — Да. Знаешь, давно пора было немного отреставрировать своих уточек, — Он показывает на статуэтки в коробке, — знаешь, немного переставить вещи, что-то убрать…              Попов всё понял.              — Ты что, увольняешься? Скажи, что нет, Алекс!              — Не переживай, у меня будет свой бизнес, своя практика. Шу-дизайнс, Шуль-Принт, Алекс-Дро… с названием я пока не определился, открыт для предложений.              — Нет! Ну как же? Ещё один толковый дизайнер из-за этого идиота Шемистоуна уйдёт. Кто же останется? Кучка недоумков с кривой цветокоррекцией в глазах из Грандли? Алекс, как так?              — Ещё неделю тут. Потому готов эти бесконечно ценные пять рабочих дней посвятить тебе и твоим пожеланиям.              — Как раз есть одно!              Арсений крутит свой стаканчик, кошечкой подбирается ближе, строя глазки, чокается со вторым стаканчиком и говорит:              — Есть планы на сегодня? У меня дикое желание наперекор традиционным будням вырваться из дома и немного отдохнуть. Знаешь, такой мини-бунт против устоев капитализма. Вот так взять и бах! Не идти с работы сразу домой, а заскочить в милое место, посидеть, поболтать, выпить. Немного…              — Знаешь, я сегодня с парнями как раз планировал отметить своё отбытие в нейтральные воды, но вот завтра я в твоём распоряжении.              — Ох! Не поверишь, но у меня есть только сегодня. Так вышло, что завтра и до конца недели я ужас как умотаюсь носиться на другой конец города к своей… тётушке. Да! У неё трое котов, а она приболела, и, знаешь, как это бывает у пенсионеров — она жутко о них печётся, и у неё они такие все приученные к режиму. Им гулять на лужайке нужно. У неё газоны новые, может, слышал, у Мэрпл-сток был завоз? Так вот, она скупила почти десять рулонов этого газона, только бы котики ненаглядные на них по вечерам могли нужду справлять. И, в общем, она неважно себя чувствует, а положение усугубляет тем, что постоянно тревожится за котов. Те ещё вдобавок и орут, как сумасшедшие. Представь — она же сама приучила, а теперь после ужина они скребут дверь на задний двор, а она не выходит, у неё ещё и давление. В общем, без меня никак. Я должен быть, не могу отменить.              — Ого… — ошалело отвечает Алекс.              Арсений и сам шокирован потоком своей импровизированной лжи.              — Да, грустно, но куда деваться. В Нью-Йорке я у неё один родственник, других не завели пока что.              — Тогда, может, на следующей неделе?              — Ох! Мне бы так мечтать! Я же совершенно загружен на всё ближайшее столетие — там пойдут волонтёрские кухни, забег…              — Ты участвуешь в забегах?              — Нет, но они проходят под моими окнами, это очень ответственно — мне нужно будет денно и нощно наблюдать за бегунами.              — А разве они бегают сутками?              — Нет, но мне всегда выпадает именно вечернее время. Плюс, после работы надо готовиться будет к презентации, встречи с Альмой тоже расписаны. Словом, сегодня единственный шанс немного развеяться. Жаль, что ты никак. Я, знаешь, немного надеялся.              Грязная манипуляция. Но на кону у Арсения стоит честь, здесь выбирать не приходится.              — Окей, я понял. Раз такое дело… с кошками… я перенесу парней. Идёт?              Арсений сияет — каков стратег, шулер, не иначе.              — Спасибо! Уверен, это пойдёт нам на пользу. Ты — просто чудо!              — Это ты чудо, — чуть тише вслед произносит Шульгис.              — Жду в семь в Хэдвилл.              — Я буду!       

      ***

             Операция «Тайное свидание» почти реализована. Арсений представляет, с каким лицом Антон зайдёт туда, полный самоуверенности во лжи, и обнаружит вполне себе счастливого Арса за столиком с Алексом.              Место выбрано идеально — в пятнадцати минутах от работы, стильное и уютное. На часах — половина седьмого, самое время собираться и выходить, но Шастун ещё сидит. Коршуном смотрит то на бумаги, то на монитор, то на Арсения.              Арсений откладывает последние листы прочтённой рукописи, встаёт и, потянувшись, говорит:              — Что ж, пойду я.              — Свидание ещё в силе?              Арсений готов поклясться, что слышит неподдельное удивление в его словах.              — Ага.              — Советую начать беседу с рассуждений о броских обложках. Ты в них явно разбираешься.              — Лучше начну с того, что у меня под брюками нет трусов, — парирует Арс.              Брови Шастуна взлетают, и это именно та реакция, которая последней каплей довольства падает в напиток победителя — Арсения.              Больше Шастун ничего не говорит, но собирается домой в такт: Арсений надевает пальто — Антон накидывает своё, Арсений гасит свет настольной лампы — Антон закрывает крышку ноутбука. Арсений, уже в дверях, оглядывается, вспоминая, не забыл ли чего, Антон обходит его на неприлично близком расстоянии и идёт к лифту.              В кабине неловкое молчание. Взаправду им нечего сейчас говорить, оба уставшие за день, резервуар подколов на день исчерпан. Но что-то Арса всё же коробит. Это не привычное молчание, как в кабинете, и не холодное, как при посторонних. Какое-то тяжёлое, мыслительное. О чём этот ходячий костюм может думать?              — Тебя подбросить?              — Нет, я пешком.              Арсений старается говорить в тон Шастуновскому спокойствию, но внутри теряется от неожиданности. Что этот придурок замыслил? Что в самом деле крылось бы за «подбросить»? Наверняка намеренно увёз бы в трущобы и выкинул из тачки. Или обокрал. Или изнасиловал. Или связал, чтобы вслух прочесть одну из книг Грандли.              — В такой ливень ты собрался пешком? Не дури. Ты ровно двадцать две минуты в туалете прихорашивал свою супермодную причёску. Сейчас намокнет, лак с водой потечёт по лицу, глазки защиплет, расплачешься, тыковка. Зачем такие страдания.              Ага, вот и нутро Шастуна полезло. Мудак. Настоящий мудак.              — А тебе не говорили, Энтони, что ты с виду — настоящий маньяк. Я каждый раз разглядываю доску «Их разыскивает полиция» в поисках твоей фотки.              — Сказал мужик с жаждой убийства в зрачках.              Арсений натурально начинает беситься. Этому человеку удаётся завести его до чёртиков, до предынсультного состояния практически за секунду. Невыносимый, ненавистный, холодный, чёрствый козёл. Арс разворачивается и вплотную подходит к Антону. В кабине лифта и без того душно, но сейчас, если Шастун или не заткнётся, или Арс ему не вмажет, эта духота вперемешку с гневом перекроют ему дыхание.              — Она просыпается, как только вижу тебя. Задушить тебя мечтаю.              Шастун лишь мгновение бегающим взглядом проносится по его лицу, резко поднимает руку влево, нажимая кнопку «стоп». Арсений готовится к удару по щеке.              — Зачем это всё?              Арсения немного пугает выражение лица напротив. Драться в лифте — последнее, чем бы ему хотелось сейчас заняться.              — Что — всё?              — Эти проклятые игры. Каждый день.              — Ты про наши игры в ненависть?              — А это точно игры?              Ответа от Арсения не следует. Он в самом деле не знает, игры это, привычка или что-то иное. Впрочем, не следует и удара.              Крепкой хваткой за грудки Шастун притягивает Арса к себе и больно впечатывается своими губами в его. Целует жадно, мокро, то ли злясь, то ли лаская, а Арсений чувствует бешеный приток адреналина.              Все рецепторы обостряются, тело хочет и отвечает, и он запускает руку в чужие волосы, сжимая их в такт поцелую. Нет времени для шока или каких-то других мыслей, потому что Антон жмётся плотнее, подтягивает его за зад всё ближе, пока Арс не чувствует через брюки чужой стояк.              За Антоном не поспевает: того так много на руках, бедрах, заднице, губах, что физически ощущается нехватка кислорода. Хочется стонать, когда Шастун подхватывает его под коленями, устраивается между ними и толчком прижимает к стене лифта, чтобы ещё теснее, до всхлипов и мокрых дорожек.              Какое-то наваждение. Арсению так хорошо, что он готов рухнуть вниз на слабых тросах, только бы Антон так же властно держал его, вылизывая шею и упираясь стояком.              — Что у вас случилось? — орёт диспетчер, и Арсений в ужасе раскрывает глаза.              В зрачках напротив — тьма.              — Извините, случайно нажал.              Это отрезвляет. Арсений медленно соскальзывает, Антон осторожно расцепляет руки, которыми удерживал его зад. Минутное помешательство, синтетический всплеск или накопившая усталость. Ошибка в исходном коде.              В машине едут молча.              Арс уже не может отнекиваться на повторное предложение подвезти — слишком много слов, чтобы перечить, а для согласия понадобился лишь кивок головы. Плюс ко всему, ливень и впрямь бешеный. Хотя причёска после лифта далека от идеальной.              Он не может перестать смотреть на Антона. Тот ведёт машину аккуратно, изредка поглядывая в ответ. Эмоций не различить — такая же ледяная статуя, как и всегда. Словно ничего не произошло.              За поворотом он бодро спрашивает:              — Так что, прямиком домой?              — Нет! — недоумевает Арс. — У меня же свидание. С Алексом.              Шастун резко оборачивается на него.              — Пожалуйста, следи за дорогой. Ни черта же не видно и так.              — В каком это смысле?              — Я же ещё с утра тебе сказал. Туда, куда ты меня и везёшь.              Попов ни разу не видел, чтобы Антон нервничал, но, по опыту и сотне прочитанных книг про невербальный язык, язык тела и прочие психосоматические трюки, подозревает, что Шастун, пусть не сильно, но всё же чем-то расшатан. Он дёргает шов кожаной обивки руля, слишком быстро, как дрозд, оглядывается в зеркало заднего вида, хотя на светофоре за ними никого нет, едва заметно покусывает губу. Арс очень хотел бы заслужить этот балл — шатание нервов самого непоколебимого человека в офисе.              — Я думал… Стой, Алекс и ты? Ты серьёзно? — он взвизгивает в непонимании. — Так это он — тот коллега, который якобы тебе утром приснился?              Арсению точно не стоит сейчас разбавлять встряску повторным стыдом за спонтанный выбор спутника на вечер.              — Останови, я выйду.              — Неугомонный. До бара один квартал. Посиди уже.              — Да, я знаю, потому хочу выйти. Негоже приезжать к парню с тем, с кем только что зажимался.              Арсений хлопает дверью, но Антон из-за опущенного стекла кричит:              — Погоди. Арс. Да стой ты! Возьми зонт!              Уйти нужно гордо. Хотя бы до тех пор, пока не разберётся и сам всё для себя не переварит .             

***

             Схожесть с мокрой псиной — сто из ста. В холле, представляющем собой крошечный коридорчик для пальто, перед входом в бар Арс стоит, прижавшись к стенке, чтобы немного скинуть с себя улицу, воду и наваждение.              Он уже слышит неприлично громкого Алекса из зала. Видимо, он присел на уши бармену и что-то активно рассказывает в ожидании спутника. А спутнику нужна всего минутка. Минутка, потому что в голове вместо: «Привет, извини, что задержался, там такой потоп» только стоны на ухо и чужой крепкий член.              Больше всего он боялся, что на его брюках останется пятно от смазки. Не соврал же — и впрямь был без трусов, а брюки маркие. Вроде обошлось. Арсений ещё раз осмотрелся. Если бы и остались следы его порочности, сослался бы на капли дождя. Сегодня он врёт направо и налево.              От неожиданности у него в лифте даже не успел толком встать член. Окреп, налился, но так чётко на полдень, как у Шастуна, не поднялся. Там был просто Импаэр в погожий день. Неужто дело и впрямь в возрасте? Хотя Арсу пока рано забивать себе голову подобным. Каждое утро он встречал свой стояк во всей красе, и тот его ещё не подводил. Видимо, дело всё же в спонтанности. Выходит, либо у Шастуна член встаёт за три секунды, либо, что вероятнее, Антон за минуту до своего порыва уже о чём-то фантазировал в своей голове.              — Ох…              От сделанного вывода Арс чуть ли не давится воздухом в прокуренном помещении. Хотя Шастун вполне мог придумать себе что угодно, да даже читать за несколько минут до выхода порнорассказ. Наверно, это могло случиться. Очень похоже. Случайная провокация. Потому что думать о том, что Антон хотел именно Арсения и возбудился от его тела странно. И немного страшно.              Он, в третий раз поправив перед зеркалом причёску, решается войти в зал.