Имеющий глаза - да увидит

      

Положи меня, как печать, на сердце твое,

как перстень, на руку твою:

ибо крепка, как смерть, любовь;

люта, как преисподняя, ревность;

стрелы её — стрелы огненные;

она пламень весьма сильный.

Большие воды не могут потушить любви,

и реки не зальют ее.

Если бы кто давал все богатство дома своего

за любовь,

то он был бы отвергнут с презреньем.

(Соломон, "Песнь Песней")

*******

"Слава тебе, безысходная боль!"

(А. Ахматова "Сероглазый король")

      Вряд ли ему удастся найти душу шицзуня. Ведь со смерти учителя прошло столько времени: тот наверняка уже выпил суп Мэнпо и проследовал в очередное воплощение. Он это понимает. Но всеми силами гонит из головы эту мысль, не позволяя себе на ней зацикливаться и полностью сосредотачиваясь на своих дальнейших планах. Он боится, что если хоть на мгновение замешкается или остановится, то рассыплется, подобно скелету учителя, когда он прикоснулся к его останкам в Водной тюрьме.       Прежде чем искать душу учителя, он бросает все силы на воссоздание тела как на дело первостепеной важности. Исследуя растение, на которое указала ему Но, он узнаёт, что выращивание нового тела требует времени, и если ему удасться-таки найти душу, то лучше иметь уже готовое тело. Он уходит в работу с головой, посвящая ей все свои помыслы, силы и энергию, избегая мыслей о том, что будет, если ему не удастся найти душу шицзуня.       Тело.       Тело — это уже кое-что.       Тело — часть искомого целого. Уничтоженного им целого.       Даже если душа учителя давно ушла, неповрежденное тело — содержимое, гораздо более соответствующее предполагаемому драгоценному вместилищу, которое в готовом виде несомненно будет поражать воображение роскошью и изысканной работой, чем та горстка праха, что осталась от человека, для которого оно предназначалось: давным-давно истлевшие кости обезображенного при жизни тела, что так долго подвергались воздействию ядовитых испарений Водной тюрьмы.             Если ему не удастся найти душу, то, имея тело, он сможет держать гроб в своих покоях, не сводя глаз с сокровища, которого он лишил себя, ослеплённый собственной гордыней. Будет ли это счастьем или мукой?       Тело — это всего лишь тело. Тело — это не шицзунь.       И вполне вероятно, что это единственное, с чем он в итоге останется.       Он начинает со сбора семян Цветка Росы, Луны и Солнца в одном из гротов леса Байлу. Вокруг — ни души: тишина и спокойствие, но его путешествия по миру открывают ему глаза на ту катастрофу, что повлекло за собой слияние миров. Лес завален множеством останков разной степени разложения, большинство из которых принадлежат людям, похоже, погибшим в поисках убежища: их имущество разбросано тут же, рядом с телами, и разграблено, но некоторые останки явно демонические, и сосредоточены в основном неподалёку от медленно разлагающейся зловонной массы того, что, очевидно, когда-то было крупным змеедемоном.       Он гонит от себя мысли о том, что здесь произошло. Неважно.       Больше ничто не имеет значения.       Как только семена собраны, он использует каплю крови из языка шицзуня, чтобы запустить процесс роста, и сажает растущее семя в тайном саду, который разбила для этого Но по его приказу. В последнее время она ведет себя почёркнуто ровно и исполнительно, без тени осуждения или каких-либо других эмоций во взгляде. В её безэмоциональных глазах он видит лишь своё отражение.       Из её глаз на него воспалённо взирает измождённый, похудевший демон, со впалыми щеками и алеющим болезненным взглядом, горящим из запавших глазниц. Волосы, обрамляющие исхудавшее лицо, висят спутанными патлами. Она первым делом отправила его принимать ванну, когда он вернулся с семенами, но вода в ванне немедленно стала настолько грязной, что её пришлось менять пять раз, прежде чем грязь, наконец, ушла. Он недоумевает, зачем она это сделала. И почему он позволил ей.       Он думает, что заслужил эту грязь.              Эта грязь была смешана с кровью тех, кто когда-то причинил вред учителю.       Он должен был бы носить её на себе, словно вериги, в знак покаяния за всё, что совершил.       В то время, как растёт тело, он ищет душу шицзуня.       Ищет, но не находит.       Её нет: как в воду канула.       Очень скоро эта ужасная правда открывается ему. И всё же, он продолжает поиски, надеясь, что она может быть лишь повреждена. Или разбилась на части после смерти учителя, и он сможет найти все кусочки и каким-то образом собрать их воедино.       Он начинает поиск редких артефактов для обнаружения душ. Кажется, мир полнится ими. Но все они до единого оказываются бесполезны. Тем не менее, он настойчиво продолжает поиски, не оставляя надежды.              Наконец, он попадает в земли, принадлежащие одному из владык Западного демонического царства, — известного знатока подобного рода эзотерических артефактов. Тот обитает в небольшом дворце, с многочисленной охраной и высокими стенами, но впускает его, после искренних заверений, что единственное, что интересует этого странствующего лорда — лишь знания.       Владыка Запада оказывается щедрым и гостеприимным хозяином. Три дня, что он гостит во дворце, наполнены разговорами на тему заклинательства и обсуждением редких артефактов, а также штудированием древних свитков в библиотеке, перемежающихся с роскошными застольями, полными вкуснейших блюд, к которым он едва притрагивается, и прогулками по небольшому, но изыканному саду в компании самого радушного хозяина и его консорта-супруга. Его охватывает ярость при взгляде на супруга лорда. Он ненавидит хозяина за то, что у того есть прекрасный юноша, держащий его под руку и мило улыбающийся ему. Ему хочется рвать и метать при виде этой нежности, этой редкой и изысканной красоты, так всецело и очевидно преданной и любящей.       Супруг лорда имеет смешанное демоническое происхождение. Он строен и высок и отчасти напоминает шицзуня: лицом и телом. Тело его покрыто переливающейся жемчужной чешуёй, на голове — небольшие изысканные рожки, чем-то похожие на те, что есть у Но. На этом сходство с ней заканчивается. Судя по всему, у него в роду был златоглавый демон-фазан. Да и шицзунь не был бы самим собой, если бы вёл себя столь мило и сдержаннно.       Если бы он получил шицзуня таким — спокойным и умиротворённым — он заскучал бы по его прежней язвительности и ершистости.       Забавно.       И всё же, при взгляде на воркующих счастливых супругов, он не может сдержать грызущей ревности, отзывающейся тупой болью у него в груди. Ему больно видеть, как едва заметив тень грусти в глазах любимого, могущественный хозяин дворца становится сама нежность и окружает ненаглядного супруга заботой и лаской, словно по мановению руки развеивающей все страхи и печали прекрасного демона-фазана.       — Когда я впервые увидел его, я был эгоистом, — признаётся ему лорд однажды вечером, когда они вместе сидят в кабинете хозяина, наблюдая из окна, как его супруг музицирует в саду, исполняя на пипе печальную мелодию, подставив лицо свету полной луны. — Я не выкупил его сестру вместе с ним, когда покупал его, хотя он умолял меня об этом. Через пару лет, когда я уже полюбил его без памяти и готов был исполнить любое его желание, я вернулся за ней, но было уже слишком поздно: она исчезла из того борделя, откуда я выкупил его. Хозяйка сказала мне, что она умерла.       — Не в нашей власти исправить последствия ошибок, что мы совершили, — только и может ответить он.       Они оба знают, что он прав. Что за всё в жизни приходит расплата, а право сильного и вседозволенность всегда оборачиваются своей тёмной стороной. И их собственные действия в прошлом привели к тем последствиям, с которыми им самим теперь приходится жить и заставили пожинать горькие плоды их собственных заблуждений, эгоизма и непомерной гордыни.       На третий день, вновь перебирая древние свитки в библиотеке, он наталкивается на упоминание об артефакте, некогда принадлежавшем повелителю Западного демонического царства: "Зеркале Плачущей Души Золотой Орхидеи", которое якобы способно показывать своим обладателям проекции их самих и их возлюбленных, их жизней и душ во времени и пространстве.       Он пропускает мимо ушей предупреждение о том, что использование этого артефакта может обернуться несчастьем для его хозяина. Его не смущает также, что оно покоится в Священном Мавзолее, погребённое вместе со своим прежним владельцем.       Всё это он уже проходил.              Он никогда не горел желанием возвращаться в то место, но, по крайней мере, на этот раз он знает, чего ожидать, хотя бы отчасти. Конечно, чтобы добыть зеркало, ему придётся спуститься так глубоко, как он ещё не заходил. Но ничего страшного: ему хоть будет, чем заняться. Ему необходимо что-то делать, к чему-то стремиться. Ему нужны вектор и цель.       Он покидает гостеприимный дворец, готовый отправиться в путь к Священному мавзолею. Лорд Запада и его супруг провожают его. Он оглядывается на них, видя, как супруги стоят рядом — плечом к плечу — и держатся за руки, глядя ему вслед... Он хочет...       Он просто должен двигаться дальше. Заветная цель гонит его — вперёд. Вперёд!       Добыть волшебное зеркало оказывается делом трудным и опасным. Но разве есть на свете сила, способная противостоять желанию самого могущественного существа в обоих мирах? Он возвращается в свой дворец обладателем волшебного артефакта, всё ещё завёрнутого в погребальный разлагающийся шёлк.       Он уединяется вдали от любопытных глаз, веля Но проследить за тем, чтобы его никто не беспокоил, и запирается в кабинете вместе с зеркалом и останками шицзуня, хранящимися, пока не готов гроб, в самом драгоценном из всех ларцов, какой он только смог отыскать.       Сердце колотится где-то в горле и в лёгких не хватает воздуха. Дрожащей рукой он откидывает золотистый шёлк и тот ползёт, рассыпаясь под его рукой, обнажая содержимое свёртка: небольшой, размером с его ладонь, плоский диск без единого украшения сзади и спереди, с одной стороны отполированный до идеального состояния.       Он пристально вглядывается в отражение и видит, как изображение дрожит, контуры теряют чёткость и расплываются, подобно грозовым тучам.       — Скажи мне, кто он, хозяин, — шелестит ползущий шёпот у него в голове, — Кто тот, для кого бьётся твоё сердце, кого ты любишь?       — Шицзунь, — громко произносит он. И уточняет: — Шэнь Цинцю. Меч Сюя. Горный лорд пика Цинцзин. Покажи мне его душу. Где мне искать её?       На мгновение воцаряется тишина, а затем:       — Душа того, кого ты ищешь, покинула этот мир, отправившись в перерождение. Её невозможно найти. Хочет ли хозяин увидеть другого Шэнь Цинцю?       Ушёл! Шицзунь ушёл...       Шицзунь выпил суп Мэнпо и забыл его.       Шицзунь оставил его навеки...       — Ты можешь это сделать? — спрашивает он, не обращая внимания на то, как в глазах закипает горячая солёная влага и выплёскивается, заливая лицо.       — Я могу показать тебе каждого из шицзуней, который когда-либо мог существовать в любом из миров и времён, — шепчет волшебное зеркало.       — Покажи мне шицзуней, которых я знал. Можешь показать мне моего шицзуня в прошлом?       — Да, хозяин.       Он едва сдерживается, чтобы не попросить зеркало показать ему кончину его собственного учителя, в тот момент, когда его не было рядом, потому, что гордый и довольный собой, он покинул тогда Водную тюрьму, рассыпав перед пленником осколки Сюаньсу, которые и стали в итоге причиной смерти шицзуня. Он не присутствовал при его смерти. Это ощущается неправильным, но что-то вроде инстинкта самосохранения не позволяет словам выйти наружу. Вместо этого он произносит:       — Покажи мне того шицзуня, учителя которого я убил. Не сам момент убийства, а что случилось потом. Покажи мне его взрослым — в том возрасте, в котором он был, когда я заточил его в Водной тюрьме.       Он надеется, что тот учитель избежал сей чудовищной участи.       — Как пожелает хозяин.