Воронье Гнездо. Наше Счастье

      Петер не понимал, что происходит. Ему казалось, что он просто сгорал изнутри. Тело слово охватило пламя, а виной тому касания. Они были такими нежными и невинными, что Ландвисону было просто-напросто стыдно от того, что он испытывал. Петер подсознательно понимал чьи это руки. Пальцы скользили по его шее и щекам, спускались на ключицы. Мягкие, почти невесомые касания губ на своих.       Петер знал кто это. Кто решился навестить его сегодняшний сон и от этого хотелось пустить себе пулю в лоб.       Ему нравились эти касания, нравилось чувствовать этот невинный сжигающий его до пепла жар. Нравилось думать о том, что пускай и не по-настоящему, лишь в его мечтах и буквально розовых снах, но Жан с ним. Он касается его, целует так что губы начинают саднить и ныть, и кожа натягивается до такой степени, что того и гляди лопнет от напряжения.       — Всё хорошо? — ласковый французский отдавался фантомным эхо по всему сознанию, а Петер просто боялся пошевелиться. Он знал, что это неправда, призрак его воображения. Этот призрак пугал его до дрожи, но в то же время до истерической паники он боялся его спугнуть и развеять.       — Волшебно, — но он не может оставить Жана без ответа.       На его фантомные губы скользнула такая же фантомная улыбка.       Всё это лишь обман его подсознания. Петер знал это и ужасно злился на свою же дотошность. Почему во время кошмаров он не вспоминает об этом, а решает вспомнить именно сейчас?       Прикосновения любимого кажутся такими настоящими, живыми. Он ощущал тяжесть тела на себе, как Жан опирался на него, чувствовал этот ласковый взгляд и видел то, как Жан с готовностью притягивает его для поцелуя.       Миллиметр, два миллиметра и ещё…              Петер подскочил так, словно только что прозвучал выстрел.       Он тяжело дышал через рот, чувствуя, как по лицу катится холодный пот. Он панически оглядывается. В комнате было тихо. Первое что бросилось в глаза — окно. Они на третьем-четвёртом этаже, не меньше. На улице сияют ночные фонари. Петер облегчённо упал на постель.       Лисья Башня.       Он до сих пор привыкал к этом месту.       Петер уставился в потолок. Темнота комнаты помогала ему больше сфокусироваться на простеньком узоре плитки на потолке. Сосчитать каждый завиток, успокоиться, отвлечься.       «— Всё хорошо?»       Нет.       Петер знал, что ничего с ним не хорошо. Но тогда почему он ответил ему это несчастное «волшебно». Подсознание подсознанием, но он бы ни за что на свете не смог бы обмануть Жана. Но тот смотрел так добро и ласково, что при одном воспоминании снова начинало жечь сердце и кожу. Петер подтянул руку к лицу и коснулся губ. Холодные и в целом обычные. Никакие не влажные и не обкусанные, не размякшие. Просто губы. Сухие, как и всегда.       Всё было фантомом.       «И к лучшему!»       Заверял он сам себя, поднимаясь на ноги и быстро надев футболку и штаны, что оставил повешенными на стул, быстро нацепив носки, Петер тихими шагами движется к столу, чтобы не разбудить Аарона. На часах только половина шестого утра. Им всем ещё рано вставать.       Он подхватил пузырёк таблеток. Если он сейчас же их не примет его разорвёт на сотню частей, буквально так он это ощущал. На то чтобы выпить викодин понадобилось меньше минуты. Таблетка. Глоток воды. Жар сходит, тело успокаивается, и привычная боль отступает. Далее Петер выбрался из комнаты и первым делом направился в ванную. Он оглядел собственное отражение и в который раз поборол в себе желание вмазать себе пощёчину, чтобы прийти в себя. Глаза сияли так, словно только что он исполнил свою мечту. Но ведь это было совсем не так!       — Всего лишь сон, — произносит он тихо, сам для себя, повторяет несколько раз: «Сон. Сон. Сон». Он ополоснул лицо, быстро почистил зубы, ещё раз взглянул в зеркало и удовлетворённо вышел из душа.       Оказавшись на кухне, он чудом поборол в себе желание развернуться и уйти. Первый кого он заметил за столом был Эндрю, тот лениво потягивал что-то из чашки. Возможно, сладкий кофе. Напротив него сидел Дэй, что со скучающим видом крутил перед собой тарелку с тостами щедро сдобренных плавленым сыром, помидорами и беконом. Петер мог почувствовать, как его желудок делает панический кульбит от настолько жирной и плотной пищи с самого утра. У столешницы, заканчивая разбираться с собственным завтраком, возился Джостен. Обернувшись, он поставил тарелку перед Миньярдом, а заметив Петера повёл уголком губ в улыбке и поставил на единственное свободное место напротив себя ещё одну порцию.       — С добрым утром, — поздоровался Джостен. Петеру понадобилось ещё пару минут, чтобы понять, что произошло. — Садись. Позавтракаем и поедем на поле.       — Ты, кстати, проспал сегодня, — подтрунил Эндрю, продолжив потягивать кофе. Петер проигнорировал его и отмерев, присел на предоставленное место. Сейчас у него не было ни сил, ни настроения на споры с Эндрю. Все это заметили, даже сам Миньярд и потому похоже, решил ограничиться только этим колким высказыванием. — Приснилось что-то?       Петер перевёл на Эндрю подозрительный взгляд. С каких пор его интересуют его сны?       — Ты же ходишь к Би? Какой у тебя там по счёту сеанс?       — Третий, — Петер ответил не задумываясь. Эндрю не из тех людей. Что интересуются «просто так». — Это всё, сложнее чем я думал.       Петер не знал в чём причина его такой открытости. Возможно, он просто хотел занять голову хоть чем-то помимо этого несчастного сна.       — Что именно? Общаться с Би или подбирать конкретные темы?       — И то и то одинаково сложно. Темы чаще находятся сами собой, но говорить о них, иногда чересчур.       — Она не будет тебя заставлять, — предупредил Эндрю и ещё раз оглядел экс-Ворона. Он будто что-то отмечал для себя. — Но учти, что со стороны все твои метаморфозы заметны ещё больше.       Сказав это, Эндрю быстро сполоснул кружку и тарелки и бросив «пятнадцать минут», вышел из блока. Петер же так и остался сидеть, глядя вслед Миньярду, абсолютно потерянный и непонимающий, что всё это должно значить. О каких изменениях он ему говорил? Об его абсолютном моральном обезвоживании? Возможно. Именно благодаря этому Петер и вёл себя так тихо. У него не было сил даже на то, чтобы подумать об агрессии, не то, что поругаться с кем-то. Ужас и волнение, о том, что он может кому-то случайно навредить, просто сводил его с ума. Петер не мог понять, откуда взял такую мысль, но возможно это можно было объяснить тем, что сейчас его окружали те люди, которым он просто не хотел вредить.       Петер поднял взгляд на Джостена, тот загадочно пожал плечами и принялся за свои тосты и сок. Петер оглянулся на свою порцию и заткнув все возмущения своего желудка, принялся за пусть и тяжёлый завтрак, но это могло стать ещё одним пунктом, который помог бы ему отвлечься от непристойных мыслей.       По окончанию завтрака Петер отошёл чтобы переодеться: кофейная водолазка и джинсы, можно быстро снять чтобы надеть форму и не более того. Когда они оказались на поле, то Дэй как обычно принял на себя обязанности главного, после разминки подав мысль того, как им сегодня лучше поработать. Переквалификация в нападающего давалась Петеру поразительно просто. Возможно, какие-либо защитники были им и нужнее, но как заметил Кевин: «ты будешь полезен в качестве нападающего». У Ландвисона было множество отличительных качеств, как на поле, так и в жизни, что играли ему на руку. Когда в его клюшку попадал мяч Петера было не остановить. Сколько Нил не пытался его заблокировать, всё было бесполезно. Петер не был любителем разных финтов, но при необходимости он мог выкинуть любой из них. Установка «победа или смерть», кажется, навечно поселилась в его голове.       Но сейчас, справедливости ради, поле было лишь одним из пунктов, что помогал ему отвлечься от собственных идиотских домыслов.       Нападай. Нападай. Нападай.       Только и всего. Костедробительные тренировки помогут ему забыться, помогут потеряться в собственных мыслях настолько, что Петер забудет о собственном существовании, чего уж говорить о ком-то ещё. Ком-то кто посещает его сны. Но как на зло, как только Петер начинал забываться в своей тактике, Дэй прерывал их или Нил сбивал его с толку, резким ударом по клюшке. Каждый раз в такие моменты, Петер хуже зверя начинал рычать и, как назло, возвращался в реальность. Кроме него, никто этого поведения не замечал. Оно и к лучшему.       По окончанию тренировки Петер остался недоволен. Тело не так болело и все мысли были на месте. Он всё так же был в трезвом уме и стоя в кабинке душа, стоило только закрыть глаза, как он видел это лицо и в ушах эхом отдавался ласковый тон.       «— Всё хорошо?»       Нет.       Петер всё больше убеждался в этом.       Петер оглянулся на время, стоило только оказаться в раздевалке. Часы показали ему половину одиннадцатого. У него было ещё добрых три часа. Он придирчиво уставился на свои руки. Пока не колотит. Значит, ещё терпит. Точно.       «Ещё один способ», — пронеслось в голове.       Он искал так много способов и поводов не думать о том, что помнил, потому что сам прекрасно понимал, что это выше его сил. Он хочет думать об этом. Вспоминать и представлять. Он действительно мечтает чувствовать эти касания, но это звучит так жестоко и эгоистично по отношению к Жану. Пускай это лишь его фантом, но ведь, ему бы вряд ли понравилось подобное. Петер надеялся, что хоть эта мысль заставит его забыться или хотя бы осадит эти мысли. Его безумно пугало собственное сознание.       У него нет ни единого права позволят себе подобные мысли.       Когда они вернулись в Башню, там во всю носился Ники, вроде тоже решил заняться завтраком, Аарона не оказалось ни в кухне, ни в комнате. Петер предположил, что он с той самой «Кейтлин». Петер снова оглянулся на время.       Без пяти одиннадцать.       Ещё около двух с половиной часов до сеанса.       Время тянулось бесконечно долго и медленно, а в голове не было ни единой мысли чем его занят. Сесть рисовать? Но ведь первое что приходит на ум это…       Обжигающие касания рук и губ, дрожь тела и мысль «ещё, прошу…»       Петер размахнулся и залепил себе мощную пощёчину. Резкая вспышка боли расползлась от лица и отдалась в ладонь. Он уселся на постель, глубоко вдохнул, выдохнул, поднял взгляд уставившись в окно. Солнце уже было высоко, погода прекрасная, но не было никакого желания идти гулять.       Опасно.       Петер оглядел бледную кожу, прикрыл глаза и растрепал волосы. Он оглядел комнату ещё раз. На тумбочке возле постели Аарона лежало несколько пухлых тетрадей, исписанные. Наверное здесь, в Пальметто, с учёбой всё намного сложнее и строже. Эта мысль мелькнула как-то сама собой. Но Петеру было неважно, как и почему она появилась в его голове. Сейчас он был рад любым идеям.       Петер сам не понял в какой момент оказался напротив комнаты Монстров. Он занёс руку, постучав и только тогда заглянул внутрь. За столом развалился Ники, что, читая что-то в телефоне, жевал сэндвич. Проход к спальне был закрыт, Дэй разместился в кресло в другой части гостиной с ноутбуком на коленях. Он не обратил на него никакого внимания. Кевин сидел в наушниках, неподалёку валялась тетрадка с какими-то записями и зарисовками. Петер вдруг поймал себя на мысли, что ужасно завидует ему. У Кевина всегда было чем занять мысли, может присоединиться к нему, а вопрос предметами оставить на потом?       Он только задумался об этом, как в общей гостиной показались Нил и Эндрю. Второй сразу направился к придавленным подушками, которые развалились на полу, и Петер только сейчас обратил внимание на то, что здесь на паузе стоял какой-то фильм. Эндрю полностью проигнорировал его присутствие, но Джостен забеспокоился, глянув на потерянного Ландвисона.       — Всё хорошо, Петер?       — Нет, — Петер ответил машинально, и этим обратил на себя всеобщее внимание. Ники скинул свои наушники, поставил на паузу видео, а Миньярд перевёл на него взгляд, но даже не удосужился головы повернуть. — Я просто… я имею в виду, что…       — Побудь с нами, — предложил Нил. Петер смотрел на него отупело, но Джостен лишь уселся рядом с Эндрю и кивнул на место неподалёку. — У тебя же ещё есть время до сеанса?       Петер кивнул.       — Можем вместе посмотреть фильм, если хочешь, — Джостен уже поднял пульт, но терпеливо ждал, чтобы Петер последовал его предложению. А сам Ландвисон никак не мог понять, говорит ли он это всерьёз.       — Прищеми ты свой зад уже, — устало бросил Эндрю, подтянув к себе ведёрко шоколадного мороженого с какими-то добавками. Грубый тон Миньярда сработал так же, как недавняя пощёчина. Красный след от неё ещё остался, но никто не посчитал нужным поднять эту тему.       — Знаешь этот фильм? — когда Петер всё же сел рядом, Джостен кивнул на экран. На нём застыло выражения лица некой женщины, но Петер не узнал её.       — Нет.       — «Мистер и Миссис Смит», комедия вроде, — Нил перемотал к началу фильма, как оказалось, что они не так уж много успели посмотреть. Петер судорожно кивнул и такое напряжённое состояние явно раздражало Миньярда, что сидел в двух шагах от него.       Дэй давно вернулся к разбору какой-то игры, тем временем Ники ещё минуту попялился на их компанию, но вернулся к своим делами.       — Нервничаешь перед сеансом? — интересуется Джостен.       — Это тоже, — признался Ландвисон, глубоко вдохнул, выдохнул и попытался сосредоточится на фильме, но выходило это с большим трудом. Тело слегка начинало колотить, подобрав одно колено, Петер опёрся на него руками.       — Опять паникуешь из-за того, что Жан занят своими делами? — бросил Эндрю, Петер отвёл взгляд.       Жан за всё утро ничего не написал ему, это правда. Но ведь, он мог просто, спать, да? Вполне.       — Он не забыл о тебе, даже не надейся, — заверил Эндрю, выбирая ещё не облюбованную область в мороженом.       — Это меня и пугает, — бросил Петер. — Если бы он забыл меня, то ему не пришлось бы потом разочаровываться во мне.       — Почему он должен в тебе разочароваться? — не понял Нил краем сознания, следящий за событиями фильма.       — Я ведь обещал, что отпущу его, но так и не могу этого сделать, — Петер крепко сжимает руку, чувствуя, как ногти врезаются в бледные ладони. Боль хоть немного приводит в себя. — Я просто жалок.       — Определённо, — вклинился Миньярд не сводя взгляда с экрана телевизора и откинувшись спиной на ножку дивана, рядом с которым они и разложились. — Но это абсолютно нормальное чувства, а с тем в каком фарше пребывает сейчас твой мозг, удивительно что ты настолько сдержан.       Петер перевёл на него вопрошающий взгляд. Эндрю закончил:       — Ты неплохо справляешься.       Петер не знал как должен реагировать на подобную похвалу. Это звучало так странно и приятно. В голосе Эндрю не было снисхождения или саркастичной язвительности. Он действительно говорил то, что думал. Петер правда поверил в его слова.       — Но лучше обсуди это с Бетси, — посоветовал Нил, он глянул на Эндрю, тот повернулся к нем и вскинув брови, вернулся к мороженому и фильму. — Мы можем подвезти тебя, если хочешь.       Петер кивнул.       — Спасибо.       Кажется, он понял в чём была проблема. Оставаться одному ему сейчас просто противопоказанно. Он попытался сосредоточится на фильме, но стоило только телефону чуть завибрировать, он тут же выдернул его, проверяя мессенджер.       «Добро утро. Хотя у вас там, наверное, уже обед».       Петеру казалось, что его сердце только что завели как музыкальную шкатулку. Оно забилось в каком-то паническом неистовстве. Именно сейчас он понял, насколько переживал всё это время. И, конечно, всеобщие старания по успокоению пошли насмарку.       «Как ты? Всё хорошо?»       Ответ не заставил себя долго ждать.       «Конечно. Ты выспался? Успел позавтракать?»       «Если честно, я встал только минут десять назад»       Этот ответ в какой-то мере даже успокоил Петера. Он просто спал.       «Вот как. значит, ты выспался?»       «Не то слово. Джереми готовит завтрак, он предложил всем вместе перекусить. А как ты? Ты выспался? Надеюсь, ты следуешь расписанию»       Петер словно услышал этот наставнически-строгий, но в то же время заботливый тон. Сердце снова сжалось. Дрожащими пальцами он отвечает, желая заверить и успокоить.       «Я очень стараюсь, правда. И, конечно, позавтракал».       «Ну и славно. Мы тут скоро планируем пойти прогуляться по городу».       Сразу после этого ответа облегчение сменилось тревогой.       «Снова?»       Петер внезапно понял, как звучит это его последнее сообщение. Он почувствовал, как в горле встал ком. Очень захотелось хорошенько врезать себе по лицу, а ещё лучше, чтобы это сделал кто-то другой и не рукой, а чем-нибудь потяжелее.       «Прости. я, имею в виду, что…»       Он только начал печатать, как Жан уже прислал ему сообщение.       «Да, в тот раз мы успели посмотреть только пару парков. Сегодня поедем в центр. К тому же я так и не нашёл «Маленького Принца» в оригинале. Это уже дело принципа. Мне нужна эта книга».       Почему-то Петеру показалось, что Жан оправдывался перед ним, несмотря на всю беззаботность сообщения. Ему стало безумно стыдно и потому он не винил Жана, когда тот отделался от продолжения диалога словами, что его зовут на завтрак. Петер крепко поджал губы и думать забыв о людях, что находились рядом.       — Всё хорошо? — интересуется Нил, снова отвлёкшись от фильма.       — Вроде того, — неуверенно ответил Петер, ещё минуту уставившись в экран и после всё же убрал. Нил не стал его допрашивать, и Петер был благодарен ему. От такого человека он бы просто ни смог утаить ни единой мысли, а Петер всё же хотел оставить всё это только в своём сознании. Оставить там и похоронить под грузом самоуничижения, от того, что он вообще смеет думать о чём-то подобном.       — Во сколько у тебя сеанс?       — Половина второго.       Нил оглянулся на часы, всерьёз беспокоясь о чужом времени. Его ещё было достаточно. Всего двенадцать часов.       — Могу я спросить? — уточняет Ландвисон.       — Что такое? — Нил опирается на подушку дивана, повернувшись к другу. Петер оглянулся на него и поинтересовался.       — Я, просто решил подумать об учёбе. Не то чтобы я думаю, что последний год меня чем-то меня спасёт, но, не хотелось заканчивать своё обучение на плохой ноте. Я подумал, взять французский, чтобы подтянуть грамматику, а в остальном, даже не знаю…       — Ты никогда не выбирал себе предметы, — догадался Нил, Петер кивнул в подтверждение. Он оглянулся на Ники, что что-то кропотливо выписывал в свою тетрадь. Хэммик в данный момент был образцовым студентом. Обучение в дисциплинированной Германии, да и в целом его желание максимально усвоить изучаемый материал делали ему честь. Петеру, наверное, было бы лучше поговорить с ним, нежели с тем, кто нигде не учился дольше полугода, не считая Пальметто. — В начале того года я брал испанский как иностранный.       — Планировал смыться в какой-нибудь затхлый городишко, — скучно бросил Миньярд с язвительностью, но Нил ничего не ответил, только горько улыбнулся, и отвёл взгляд. Петер мог понять его. Теперь всё это казалось таким далёким и нереальным. Вот ещё несколько лет обучения и контракта Лисов, потому Джостена, Миньярда и Дэя ждут арены профи, контракты на огромные суммы и тысячи фанатов. Это их будущее. Будущее тех, кто всего несколько месяцев назад не представляли, как им дожить до конца недели и не напороться на точёные пики, что для них заботливо расставили Морияма.       — С учётом, что это твой последний год, я бы посоветовал тебе сделать упор, на то, что тебе действительно понадобится. Ты же планируешь заниматься художественной деятельностью. Возможно, стоит поискать что-то подобное в дисциплинах.       — Никто здесь не научит меня писать лучше, чем уже научил мой отец, — упёрто заявил Ландвисон. — Я получил в руки краски и карандаши раньше, чем начал держать ложку.       — Твой отец точно знал, что хотел в тебе видеть, — подметил Эндрю. В этот рад его тон Петеру не понравился.       — Он делился со мной всем, что было у него самого. Те четырнадцать лет моей жизни были самыми светлыми, — в голосе альбиноса явно слышалась угроза и предостережение. — Не смей говорить о моём отце в таком тоне, Миньярд.       — Надеюсь за те шесть с чёртом лет в Аду, ты благодарен ему столько же.       — Эндрю… — начал было Нил, но Петер уже перебил его.       — Благодаря этому я встретил Жана. Так что да, даже здесь мне есть за что сказать ему «спасибо», — Эндрю ничего не ответил ему на это, а Петера его молчание просто выводило из себя. Ко всему прочему он уже час как должен был принять викодин, и такая просрочка уже играла не слабую роль. — К чему ты вообще поднял эту тему? Тебе так нравится бесить всех вокруг?       — Всех? Сейчас только ты на взводе. Причём тут остальные?       Петер буквально ощущает, как внутри всё клокочет от раздражения.       — И для чего тебе это нужно?       — Просто проверяю.       — Что проверяешь?       — Твою устойчивость.       Петер уставился на Миньярда и его лицо мгновенно из недовольного сделалось удивлённым. Первую минуту он вообще не понял, что он имел в виду, но уже в следующую вспомнил:              — Чего ты добиваешься, выводя меня из равновесия?       — Так научись его держать, полезный навык.              Ландвисон отвёл взгляд, его словно по голове ударило молотом и в ней поселилось озарение. Эндрю действительно не желает ему зла. Он ещё раз косо глянул на Миньярда, что мирно поедал мороженое небольшими порциями и как Нил изредка подворовывал у него сладость. Петер не знал почему и зачем это ему было нужно, но Эндрю действительно проверял насколько ему помогают эти сеансы. Контролирует его «социализацию». Но для чего?       Узнать ответ на этот вопрос Петер так и не смог. В голове не мелькнуло ни единой идеи на верный вопрос, в то время как Нил поспешил вернуть тему в прежнее русло.       — В таком случае, бери что-то связанное с культурой или именно живописью, если хочешь сегодня-завтра можем посмотреть дисциплины и решить, что тебе приглянется?       — После сеанса, можно, — Петер уставился на экран телевизора, наблюдая за молчаливой сценой, формируя собственные мысли. — После него, мне точно нужно будет отвлечься.       — Значит договорились.       На этом разговор закончился. После просмотра фильма, Нил предложил перекусить. Эндрю отмахнулся, но Петер решил, что это было бы неплохо. Желудок всё ещё бунтовал из-за жирного первого завтрака и в целом отсутствием второго приёма пищи после тренировки. Пока Нил возился с обедом, сам Петер сходил в комнату и колотящимися руками закинул в рот вторую за день таблетку. Каждое прикосновение к ребристой поверхности приносило колющую боль, и голова пухла если не от ломки, то от количества мыслей. Но было грех жаловаться, теперь у него избыток того, на что можно отвлечься.       Когда Петер вернулся на кухню, то принялся наблюдать за тем, как Джостен возился с тостером, параллельно пожарив несколько яиц с помидорами. Петер чувствовал себя максимально бесполезным. Оглянувшись по кухне, в поиске того, чем бы он мог помочь, пока викодин начинает действовать он замечает небольшой вытянутый ковш с расширенным горлышком — турка.       — Нил, а кто-то из Лисов пьёт свежесваренный кофе?       — Элисон как-то купила, хотела попробовать. Ей не понравилось, поэтому она просто оставила на общей кухне. А что? — Нил разложил тосты.       — Я могу приготовить кофе, если хочешь, — Джостен обернулся на него, не то, чтобы испуганно, но опасливо, явно вспоминая как в первые пару дней Петер хотел приготовить себе завтрак в виде каши, как и та просто выкипела. А пока он резал хлеб и вовсе порезался, пришлось в скором темпе обработать порез.       — Уверен? Не то чтобы я тебе не доверяю, просто переживаю, — признался Нил, всё же снимая турку и отдавая Петеру початую упаковку кофе.       — Меня ещё в самом детстве мама научили, — поделился Петер. — А потом, мы с отцом часто его готовили.       Нил поджал губы, оглянулся, влез в холодильник, достал молоко.       — Я с радостью попробую, — заверил Нил, подтолкнув другу всё необходимое. Петер кивнул.       Варка кофе явно не относилась к готовке, потому что она давалась альбиносу невероятно просто. Каждое действие было похоже на умелый трюк фокусника. Он всыпал необходимое количество кофе, а как только поднялась кофейная пена, Петер выключил газ и ни капли не пролилось на плиту. Душистый кофе распространил свой аромат, кажется, на всю Башню. Петер добавил чуть подогретое молоко и взглянул на Нила с вопросом.       — Сахар?       Нил отупело моргнул и кивнул.       — Давай пару ложек.       Петер размешал сахар в чужой чашке и отдал её Нилу. Тот, не сдержавшись, тут же сделал глоток и можно было поклясться, что в его голове произошёл микровзрыв. Немного горький, немного сладкий, немного нежный. Но это точно было чертовски вкусно.       — Знаешь, как вариант, если тебе понадобится работа, ты вполне сможешь устроиться бариста с такими навыками, — подметил Нил, отдав Петеру его порцию обеда.       — Возможно, — согласился Петер и уставился в тарелку, но почувствовать гнетущее молчание, он оглянулся на Нила. Тот как-то слишком долго и печально смотрел на чашку кофе перед собой. — Что-то случилось?       Нил поднял на него взгляд, посмотрел минуту, теми же потерянными глазами, что он обычно видел, когда Нил приехал на рождественские каникулы. Это заставило Петера не на шутку насторожиться.       — Ты вспомнил свою мать? — это первое что пришло Петеру на ум, а Нил только отупело моргнул, поразившись чужой догадливости. Интуиция Петера чаще всего работала на недостижимом уровне, если вопрос, кончено, не касался Моро.       — Ты иногда чересчур догадливый, — поделился Нил, Петер повел уголком губ в улыбке и пожал плечами. — Да. Это так. Мэри, мама, она делала всё чтобы уберечь меня, а в итоге не уберегла себя. Звучит тоскливо.       — Она была удивительной женщиной, — Петер даже не думал, что это должно звучать как поддержка, он действительно считал так. — Моя мама умерла, когда мне было пять. Рак кожи. Отец делал всё чтобы вылечит её. Мама рискнула лечь под нож, чтобы удалить опухоль. Но, хирург что оперировал её, пускай и смог удалить опухоль, не смог справиться с её кровопотерей. Так она и умерла.       Петер как загипнотизированный уставился в свою чашку, но через минуту уже перевёл взгляд на Нила. Тот протянул ему руку и коснулся ей плеча альбиноса. Он ничего не сказал, но это было и не нужно. Они могли понять, что думают и чувствуют без слов. Слишком схожие чувства. Обед прошёл в спокойном молчании, после Нил заглянул в комнату, вероятно, чтобы позвать Эндрю, но вышел просто со своими ключами и кивнул Ландвисону на выход. Петер взглянул на часы.       Без десяти час.       Надо бы поторопиться по-хорошему.       Ехать в целом было не так далеко, но Нил всё равно с пониманием относился к немому волнению Ландвисона.       Перед кабинетом мисс Добсон по итогу он оказался за десять минут до начала. В холле играла спокойная музыка, сначала она Петеру даже понравилась, но спустя пять минут однообразной мелодии уже начала немного раздражать. Поэтому, как только часы показали ровно половину второго, Петер постучал.       Бетси снова открыла ему сама и поздоровавшись пригласила в кабинет.       — Ты очень пунктуален, — подметила Бетси, в попытке сделать комплимент.       — Стараюсь, — тихо отозвался Петер, когда мисс Добсон уже опустила перед его местом кружку с горячим шоколадом, на столе как обычно тарелка с несколькими овсяными печеньями. — Я, кажется, знаю о чём хотел бы поговорить с вами сегодня.       — Очень хорошо, — психотерапевт, принялась крутить в руках ручку в непроизвольном жесте. — И что же это?       — Мои… — Петер оборвал себя, замявшись, почему-то ему было тяжело сказать об этом. Он вообще был не уверен, что и правда имеет хоть малейшее право говорить об этом. По-хорошему, он должен просто вычеркнуть это из своей памяти. Эти чувства уже не важны и не нужны. Они ведь никого не спасут больше и никому не пригодятся. Они просто будут висеть непомерно тяжёлой, но бесполезной ношей на его сердце и мало того, возможно, доставят не самые приятные чувства самому Жану, — …чувства к Жану.       Бетси на мгновение задумалась, по-настоящему осмысляя сказанное и кивнула.       — Это очень серьёзная и важная тема, — согласилась Бетси.       — Не думаю, что это настолько важно, как вы говорите, — виновато заметил Петер. — Я имею в виду, просто, я боюсь, что эти чувства могут принести кому-то неудобства.       — Что ты понимаешь под неудобством?       Петер на мгновение задумался и выдавил.       — Боль, наверное… я не знаю, как правильно описать, — Петер нервно потирает ладони. — Я боюсь, что это может быть кому-то неудобно.       — Под «кем-то» ты подразумеваешь Жана? — уточняет Бетси, но по молчанию пациента она поняла, что попала в точку. — Но чего же плохого в этих чувствах?       — Возможно ничего, — согласился Петер. — Но они теперь, никому не нужны, а всё что ненужно, оно не должно тянуть нас балластом вниз.       — Я так понимаю, эта мысль касалась не только чувств, — предположила Бетси, покачав головой, она начала. — Послушай меня, Петер. Твои чувства — это не балласт. В них нет ничего плохого, и, если ты до сих пор испытываешься их, значит кому-то они нужны. Возможно, тебе самому или даже Жану…       — Нет! — Петер панически вскинулся и почти выкрикнул это, его голос дрожал. Он испуганно сглотнул, оглядев реакцию Бетси, но она осталась всё так же спокойна и сдержана, и всё так же была готова его выслушать. Эта картина заставила Петера поуспокоить свой пыл и нервно, сжать собственные пальцы. — Нет. Это, точно, не то, чего я хочу.       — Ты не хочешь, чтобы Жан начал испытывать такие же чувства к тебе? — кажется Бетси была удивлена подобной идеей.       — Это, сложно объяснить, — признался Петер. Его голос так же нервно дрожал. — Я просто думаю, что, возможно, я и хотел бы этого, но я, просто, хочу, чтобы Жан нашёл… альтернативу. Кого-то, кто действительно сможет позаботиться о нём, и кто не будет, таким как я.       — А что не так с тобой? — Бетси искренне недоумевала, подперев подбородок несколькими пальцами, она смотрела на Петера, действительно волнуясь о его мыслях и его переживаниях. Петер поднял на него взгляд, которым прямо говорил «вы шутите?».       — А по мне не видно? — Петер смерил её бесновато-испуганным взглядом, но поспешил опустить его. Он очень боялся смотреть кому-то в глаза. — Я одно сплошное напоминание о прошлом. О Том Месте. Каждом болезненном эпизоде жизни. Жан заслуживает большего, чем просто… воспоминания, понимаете?       — Ты до сих пор пытаешься уберечь его, — вынесла вердикт мисс Добсон. — Но что насчёт самого Жана? Ты не предполагаешь, что он может думать ровно так же о тебе и о себе. Может он тоже боится быть напоминанием о прошлом.       — Нет. Он не должен переживать обо мне, это точно, — хмуро заметил Петер. Бетси помолчала минуту, другую, словно собиралась с мыслями.       — Петер, прости меня за такой резкий вопрос, но всё же, — Бетси чуть наклонилась, чтобы поймать взгляд Ландвисона. — Почему ты решаешь за Жана, как ему будет лучше?       Петер почувствовал, как его пробила резкая болезненная дрожь. Викодин до сих пор должен действовать, значит это снова слова мисс Добсон попали точно в цель.       — Я думаю, Жан достаточно самостоятелен, чтобы принимать такие решения и решить, как ему будет лучше. Ты так не считаешь?       — Я не хочу, чтобы он пожалел о своём выборе, вот как я считаю, — упёрся Петер. — Он, итак, получил слишком много шишек и-то даже не по своей вине и…       — И именно поэтому, он знает достаточно, чтобы сделать правильный выбор. Если ты ему позволишь, конечно, — Бетси оглядела Петера, наблюдая как тот вцепился в свою чашку с шоколадом, словно в последнюю надежду. — Понятия «верный» и «неверный» выбор очень растяжимые. Для каждого человека они разные. Ты, вероятно уже встречал таких людей, с которыми твоё мнение не совпадало, но ведь от этого они не становились хуже.       Петер загрузился новым потоком мыслей. Самое странное, что он действительно знал такого человека. Всего одного. Петер никогда бы не понял такого человека как Артур, так он считал в первые секунды, но стоило задуматься лишь за мгновение, как Ландвисон понимал, что в сути своей между ними нет абсолютно никакой разницы. Оба страдали, защищая того, кого по-настоящему любили и так и не почувствовали себя ни победившими, ни проигравшими. Они просто, были. Существовали. Конечно, никто из них и не рассчитывал получить никакой награды, но ведь даже обычной и привычный боли, они испытать больше не могли.       Их боль могла значить лишь одно: тот кого они любят рядом с ними, а разве другое важно?       — Ты же считаешь, что поступал верно, когда все эти годы был рядом с Жаном, — принимается пояснять Бетси. — Так почему сейчас, ты считаешь, что поступаешь, неверно держа при себе эти чувства. Это твои чувства, Петер, и ты имеешь на них полное право. Они взращивались так долго и с таким терпением и болью, что одна мысль об их истреблении просто ужасающая.       Петер поднимает на Бетси вопрошающий взгляд.       — О чём вы? — его голос сел от волнения. Бетси смотрела на него так ласково, что у Петера просто не хватало воздуха, на то, чтобы справиться со своим волнением.       — Твои чувства, Петер, прошли просто колоссальный путь, — поясняет врач. — Когда я думала о них первое время, мне в голову приходил лишь один синоним «одержимость».       — Это она и есть, — устало и угнетённо ответил ей Петер.       — Я так не думаю, — справедливо заметила Бетси. — Одержимость характеризуется несколько другими пунктами.       — Например? — Петер чувствовал, как от волнения его ужасно колотит.       — Позволь мне верно выразится, — Бетси собирается с мыслями и приступает к пояснению. — Ты определённо невероятно сильно привязан к Жану, ты любишь его, можно сказать до умопомрачения, но у тебя нет одержимости. Одержимость, Петер, это полнейшее подчинения разума какой-то мысли и идеи. Ты был одержим. Одержим мыслью, защитить Жана и, вероятно, делал очень многое для этого. Но давай посмотрим сейчас. Разве ты хочешь прямо сейчас контролировать каждый его шаг, ты готов подорвать его доверие своим недоверием? Готов ли ты пожертвовать всем, чтобы якобы защитить его от воображаемой угрозы?       Петер осмысляет эти слова, минуту, другую и тем временем Бетси продолжает.       — Если бы ты хотел поступать так, давно бы поступил. И тем не менее, ты здесь. Ты хочешь измениться в лучшую сторону, потому что это важно, ты ищешь способы жить дальше, — вот теперь Бетси замолкает и даёт Петеру ровно пять минут осмыслить сказанное. Его голова готова была вскипеть от количества мыслей, и он просто был не в силах сделать вывод самостоятельно и потому снова поднял взгляд на мисс Добсон, чтобы она снова помогла ему. И она сделала это, ровно с той же ласковой улыбкой. — Ты не одержимый, Петер. Ты просто невероятно влюблённый человек, которого настроили против себя же самого. Верно я понимаю? Кто-то нелестно отзывался об этих чувствах?       — Отзывался, — Петер не знал, что должен сейчас думать, он просто, хотел рассказать обо всём, впервые за долгое время он начал понимать, что думает и чувствует. — Их использовали. Это был, очень удобный рычаг давления. Все «чувства» Там были не более чем слабостью. Так они думали, но меня никогда это не волновало, я просто был рад тому, что могу защитить его.       — Манипуляцию, особенно такие частые и жестокие способны очень сильно подорвать здоровую самооценку, — подметила Бетси.       — Тетцудзи, называл эти чувства «балластом», — продолжил Петер. — Я ненавидел его за это. Эти чувства, были единственным, что помогало мне жить. Я не мог представить себя без этого…       — А сейчас можешь? — уточнила Бетси. Петер подумал минуту, опустив взгляд под ноги и выдавил:       — Нет.       Прошла минута, другая. После Бетси решилась продолжить.       — Твои чувства к Жану невероятны, Петер, — поясняет она. — Они появились так неожиданно и для тебя, и для Жана. Если ты позволишь, я проведу аналогию. Ты видел когда-нибудь как расцветают подснежники?       Петер кивнул и тут же понуро опустил голову. Он помнил это. В конце февраля, когда состоялись похороны его матери, он увидел эти прекрасные цветы рядом с её могилой. Они были очень красивы, но портрет на могильном камне привлекал намного больше внимания.       — Это просто невероятное зрелище. Под коркой льда появляются ростки и несмотря ни на что они тянутся к солнцу, пробиваясь сквозь снег. Сейчас это именно тот образ, который возникает в моей голове, когда я говорю о ваших чувствах.       — Моих чувствах, — поправил Петер, пускай и пребывая в прострации. — Жан, никогда, ничего не говорил мне о том, что чувствует.       — Верно, — одёрнулся себя Бетси. — Но я уверена, что пускай его чувства отличаются от твоих, ты ровно так же важен и дорог ему.       Теперь Петер не знал, что должен ответить на эти слова. Он важен для Жана. Возможно, это было правдой. Просто, в ином случае, Жан бы даже не стал переписываться с ним, верно? Не звонил, не помогал настроиться с видеозвонком и тому подобным. Это всё звучало так натянуто, но одновременно одной долей он хотел в это верить, и в то же время абсолютно не хотел, чтобы это оказалось правдой. Но подсознательно он уже всё для себя решил.       Тихо зазвенел таймер. Петер остро осознал, что так и не сделал ни глотка горячего шоколада за весь сеанс. Он поднял взгляд на время.       Половина третьего.       Час пролетел так незаметно, Петер даже не знал, как это описать. Всё время за пределами этого кабинета тянулось словно вечность, но сейчас, всего за час он ощущал себя словно выжатый лимон.       — Спасибо, — выдавил Петер, поднявшись с места. Бетси последовала за ним, ощутив, как торопливо и судорожно вёл себя пациент, она в противовес была абсолютно спокойна и собрана, ровно так же улыбаясь. — Я никогда, не думал обо всём этом, в таком ключе.       — Наш сеанс всего лишь подталкивает тебя к подобным мыслям. Проанализируй их сам и сделай вывод, что для тебя «верно» и «неверно», хорошо. Не обязательно делиться со мной, если ты не хочешь или не можешь, мне достаточно знать, что я действительно помогаю тебе, — она протянула ему руку и Петер, не задумываясь вложил в неё свою, явно хотел пожать, но Бетси не спешила. Она аккуратно перевернула его ладонь, накрыла своей и мягко провела второй рукой. Ласковый материнский жест в купе с её доброй улыбкой, просто не оставил Петеру ни шанса на сопротивление.       Петер кивнул и сам смог выдавить смущённую улыбку. После этого Бетси отпустила его, предупредив, что в пятницу сеанс будет всё же в обычное время, в половину третьего. Сегодня вышли какие-то накладки, но Петера не особо волновало это. Его просто радовало, что они с мисс Добсон смогли поговорить и она снова покопавшись в его голове, нашла то что именно так долго пугало его.       Во всех этих чувствах действительно не было ничего плохого. Они действительно были тем, что спасало его на протяжении долгих шести лет и с помощью них, он смог спасти Жана. И благодаря этому сейчас у них обоих был шанс на будущее. Общее или раздельное. Петер мечтал о первом, но очень надеялся на второе. Пускай, в голове до сих пор гремели слова мисс Добсон, о том, что ему ни в коем случае нельзя решать за Жана, Петер слишком боялся в чью пользу Жан примет это решение. В этот раз Петер предпочёл заранее настроиться на проигрыш.              По возвращению в Лисью Башню, первым делом Петер вернулся в свою комнату и нашёл там викодин. После всей этой головомойки его до сих пор колотило. Приняв таблетку, он хмуро заметил, что скоро нужно будет обновлять запасы. После того как препарат подействовал, он обратил внимание, что Аарона в комнате до сих пор не было и все вещи лежат ровно так же, как и несколько часов назад: та же вздутая тетрадь лежит ровно на той же тумбе. Наверное, им с Кейтлин очень весело. Петер был искренне рад за них. С этой мыслью он подхватил сменную одежду и направился к душу. Тот оказался занят, Петер решил подождать возле двери. Всё же надо принять душ и поговорить с Нилом насчёт дисциплин. Он был абсолютно прав, что ему потребуется разгрузка.       Но точно не прямо сейчас. В кармане завибрировал телефон. Петер проверил мессенджер и наткнулся на фотографию тонкой книжной обложки. Книга было очень миниатюрной в сравнении с той рукой, что её держали.       «Нашёл! Убил весь день. Джереми до ужаса устал со мной таскаться по всему центру».       Все тревоги тут же улетучились. В сердце поселился неизменный восторг.       «Я рад. Будешь читать сегодня?»       Жан ответил восторженное «конечно!» и принялся расспрашивать о том, как прошёл его день. Ответить было особо нечего. Жан был так рад, что Петер никак не хотел тревожить его какими-то посторонними темами. Достаточно было просто насладиться радостью Жана и дождаться пока он захочет закончить разговор.       Через минуту после этого Жан пропал из сети, Петер убрал телефон и дверь напротив него заскрипела. Из душа показался немного сонный, но в целом как обычно весёлый Ники. Его волосы были мокрыми, а на лице сияла довольная улыбка.       — О! Приветик, как твои посиделки с Би? — тут же начал Ники.       — Ужасно устал, — признался Петер. Ники понимающе кивнул и пропустил друга в душ.       — Нил уже ждёт тебя, столько всяких направлений нашёл, у меня от одного их вида голова заболела.       Петер молча закрылся в душе. Помещение ещё было наполнено паром, плитка была немного влажной, поэтому идти нужно было очень аккуратно, чтобы случайно не ушибиться. Когда он оказался перед душевой кабинкой, то уложив сменные вещи на ближайшую тумбу, он быстро разделся, включил воду и попытался раствориться под струями тёплой воды.       Ничего не вышло.       Лёгкие удары воды о кожу походили на массаж и на те тёплые прикосновения из его сна, что он запомнит на всю свою жизнь. Петер поймал себя на том, что чертовски мечтает уснуть как можно скорее, в надежде, что сегодня ему снова приснится нечто подобное. Он хотел этого, безумно хотел. Даже не потому, что он снова сможет ощутить эти касания.       Он сможет снова увидеть его. Как будто по-настоящему.       Выйдя из душа, избегая смотреть в ближайшие зеркала, которые очень кстати запотели, он обтёр волосы полотенцем и отнес его в комнату, оставив сушиться на стуле. Он двинулся в стороны комнаты Монстров, как проходя мимо кухни поймал картину того, как Миньярд с запредельным спокойствием раскладывал чайные пакетики по трём чашкам.       — Сахар? — уточнил Эндрю, когда заметил, как Петер замер напротив двери.       — Не пью чай, — пояснил Петер. Эндрю молча вытащил пакетик и убрал в коробку, достал из холодильника бутылку сока, взболтнул и налил в освободившуюся кружку. — Спасибо.       — Я ничего такого не сделал, — скучно заметил Эндрю, дожидаясь, когда закипит чайник и убрал сок на место.       — Я не об этом, — Петер сам закрыл холодильник. — Сегодня ты сказал, что проверяешь меня на устойчивость.       — И всё равно, не совсем понимаю за что ты меня благодаришь, — то ли из вредности не соглашался, то ли действительно не понимал, чего Петер от него хочет. — Я лишь хочу убедиться, что спустя год ты не выйдешь отсюда одичалым зверем.       — Ты хочешь как лучше, — упрямо заметил Петер и опёрся на столешницу рядом, скрестив руки. — Перечислить тебе людей, которые хотели «как лучше для меня»? Мне хватит пяти пальцев.       — Вот только не надо устраивать вот эти обряды восхваления, как ты умеешь. Аж тошнит от них, — ворчливо отзывается Миньярд, выключив чайник, он принялся разливать кипяток по чашкам. — Считай, что я возвращаю тебе долг. Когда Рене вытащила Моро из той задницы, я сказал ей, что больше не принимаю беженцев. Но потом к нам поступил ты. Весь такой разбитый и несчастный. У меня как-то не вязалось в головы, что ты сейчас это тот же самый Петер Ландвисон, который сцепился со мной на Осеннем банкете и который защитил Джостена в Гнезде. Полный мрак. Ты действительно выглядел так жалко.       — То есть, вся твоя помощь последствие твоей же жалости?       — Нет, — отмахнулся Миньярд, размешивая сахар. — Я чувствую себя обязанным, а я такое просто ненавижу. К тому же…       Эндрю показательно цокнул ложкой по бортику кружки и закончил:       — …Нил беспокоится о тебе. А значит, ты того стоишь.       Петер хотел сказать что-то вроде «я не хотел доставить проблем», но понял, насколько глупо будет это звучать. Это ведь просто невозможно.       — И всё равно, это не значит, что я не могу быть благодарен тебе, — просто ответил Петер. Эндрю действительно был хорошим человеком. Теперь-то он понимал это и чувствовал. От него исходила ощутимая угроза, но лишь тогда, когда оно было необходимо.       Эндрю не сдержал нервного смешка.       — Я тебе удивляюсь, — он опёрся рукой на стол и смерил Петера взглядом. — Ты очень странный человек, Ландвисон. Я всегда думал, что все Вороны одинаковые как картонные упаковки. Не знаю, дело ли в том, что ты такой Белый Ворон или правда я ошибался, но мне действительно любопытно.       — Что?       — Все ли Вороны так быстро признают, что были не правы?       Петер на минуту задумался, отвёл взгляд и прошёлся рукой по влажным волосам.       — Возможно, я в принципе не привык быть правым. Вся моя «правда» заключалась лишь в том, чтобы Жана никто не трогал. Если я делал или говорил что-то и после этого мы ещё день могли дышать спокойно это и становилось правдой автоматически.       — Как-то кротко для Зверя, — заметил Эндрю.       — Ты тоже больно смирный для Монстра, — отрезал Петер и наткнулся на усмешку Миньярда. — Но ведь это касается только Нила.       — А у тебя Жана, — ответил тот и вернулся к столешнице забирая чай. — Спрошу кое-что, хочешь можешь ответить, не хочешь — не надо. Как ты понял, что влюбился?       — Мгновенно, — бросил Петер, забирая свою кружку и открыв дверь для Эндрю. — Так же мгновенно, когда понимаешь, что летишь в пропасть.       Миньярд кивнул и прошёл мимо него. Петер не стал спрашивать его, потому что знал, что ответ будет такой же.