Лимб

      Жалюзи были закрыты, и кабинет Алекса в светлый летний полдень был погружен в зловещий полумрак. Узкие полоски света, пробивающиеся в дверь и окно, ловили танцующую в воздухе пыль, падали на заваленный папками стол и пересекали стены, завешенные распечатками с деталями по делу Майкла Скофилда. Там были длинные листы с расшифровкой кода из оригами лебедя, найденного в квартире Сары Танкреди, копии досье Майкла и, конечно, его фотографии. Здесь были снимки его лица и примерно четыре десятка фото его татуировок.       Алекс подбрасывал в ладони одну из этих фотографий, смятую в тугой комок, и прожигал стену невидящим взглядом. Подходили к концу те пятнадцать минут, которые он выделил для того, чтобы поддаться эмоциям.       Эти бумаги стоило снять со стены сегодня и повесить сюда что-то более актуальное для продолжающегося расследования: досье Линкольна, карту передвижений Франклина… Что угодно, кроме этих проклятых загадок, которые больше не имели смысла, потому что Скофилд уже был схвачен.       Но Алекс так не думал. Тот факт, что Майкл был у них, еще не означал, что его план был завершен. Захваченный Майкл не мог быть нейтрализован, и время уже доказало это неоднократно. В конце концов, его заключение и беззащитность не помешали ему воспользоваться всеми возможностями, чтобы посмеяться над Алексом.       Пальцы вновь поймали жесткий комок бумаги и сжали его до боли.       Алекс знал, что Майкл был неглуп. И тем не менее, он позволил себе понадеяться, что Майкл совершит ошибку и даст ему завершить это дело легко и быстро, выйти чистым победителем.       В какой момент Алекс начал думать о нем как о святом? С чего он решил, что Майкл пойдет на идиотскую сделку «виноватого»? Поддастся минутному психологическому давлению?       Майкл был крепким, и Алекс это тоже знал. Он хорошо играл любую нужную роль, притворялся, врал, манипулировал. Он перенес физические пытки в тюрьме: и отрезанные пальцы, и инцидент с ожогом. Он выдержал и психологическое давление постоянно меняющегося плана, многочасового ожидания, управления группой разношерстных преступников. Майкл Скофилд был непреклонен перед своей целью, и, более того, он сам был преступником.       Чем дольше Алекс думал об этом, тем более нелепыми казались его собственное поведение и решения. Он сохранил бы гораздо больше своей гордости как профессионала, если бы продолжил их разговор в плоскости сотрудничества, но Алекс ведь был не из тех, кто привык делать все правильно и медленно. Нет — Алекс всегда разрушал быстро и некрасиво.       Алекс понимал — с самого начала понимал — что Майкл не собирался говорить, и все равно, из собственной гордыни, попытался надавить на него, только чтобы получить в ответ идеально запланированную пощечину.       Немного успокаивало только то, что об этом позоре знал только он. Подчиненные Алекса, конечно, уже посочувствовали ему, мол, стратегия и риторика, судя по внешней реакции Майкла, были удачными, но тот просто «в последний момент нашел в себе силы потребовать защиту». И лучше бы им было думать именно так, чем замечать полный провал своего босса. Они совсем не видели сути вещей, когда дело касалось Майкла Скофилда — и Алекс почему-то был эгоистично этим доволен.       С того момента, как слово «адвокат» было произнесено, о любых личных разборках и разговорах можно было забыть. Алекс знал, что говорить он будет именно с защитником — и теперь это будут не допросы, а торги. Майкл и его драгоценная информация была слишком желанной для следствия, чтобы он продал ее дешево, и эта ситуация легко могла сместить баланс сил. А у Алекса уже закончились рычаги давления на него — он не мог вечно говорить про сафари, избегая чутья хорошего адвоката, а законные средства никогда бы не сработали.       Именно поэтому, чем дальше уходило это дело, тем больше Алекс ненавидел систему. Это было нормально, потому что в подобных случаях она работала скорее на преступника, чем на правосудие. И все равно, Алекс не мог рационализировать свою фрустрацию.       Если бы на шоссе не появилась полиция, Алекс бы уже добился от него ответов. Майкл рассказал бы ему все, потому что Алекс умел быть убедительным — война научила его.       Алекс резко и шипяще выдохнул через сжатые зубы и замахнулся, чтобы бросить комок бумаги в эту дьявольскую стену — но в этот же момент зазвонил стационарный телефон. Алекс прервал свой совершенно детский импульс и поднял трубку.       — Махоун.       — Алекс, это я.       — Сэр.       Алекс уронил голову в ладонь.       Рэй Хэйли был специальным ответственным агентом чикагского офиса ФБР — другими словами, он отвечал на все полевые группы в регионе и был прямым начальником Алекса. Несмотря на взаимное уважение, внезапный личный звонок от него посреди дела никогда не предвещал ничего хорошего.       — Я сейчас в Вашингтоне, только что ознакомился с результатами первого допроса Скофилда. Со мной разговаривали несколько человек, очень заинтересованных в завершении этого дела, особенно в поимке ключевого участника — Барроуза. Хотел узнать твои дальнейшие планы.       Нетрудно было догадаться, с кем именно агент Хэйли умудрился пересечься в Вашингтоне. Удивительно было только то, каким образом эти представители власти смогли на него надавить, чтобы он, в ответ, надавил на Алекса. Единственным возможной целью этого звонка было убеждение Алекса в том, что он должен был теперь расстелить перед Майклом максимально выгодную для него сделку, чтобы заставить его говорить.       — Сэр, я не думаю, что Барроуз является ключевой фигурой расследования: все было спланировано и воплощено именно руками Скофилда. Мы не должны позволять себе слишком щедрые сделки с преступником такого уровня.       Но возражения Алекса уже не принимались.       — Все, что мы должны сделать сейчас — это заставить Скофилда открыть рот в ближайшие сутки. Его досье как раз передо мной. Похоже, что он прекрасно образован, никого не убил, и, по сообщениям его психотерапевта, не имеет насильственных тенденций. Все его обвинения ограничиваются грабежом и побегом. В наших интересах установить с ним максимально цивилизованный контакт, и для этого, без лишних угрызений совести и потери репутации, мы можем сделать так, чтобы, вместо девяноста лет, он отсидел девять.       Алекс чуть не выдрал клок волос в попытке сдержать ярость.       — Но, сэр, это безумие, — сжимая зубы, он взмахнул рукой в пустой фрустрации. — Он гораздо опаснее любого из восьмерки!       — Алекс, ты не объективен. Не заставляй меня принимать во внимание твою безосновательную личную вовлеченность в это дело, — это замечание заставило Алекса прикусить язык. — Просто делай свою работу и поймай Барроуза. Ты обсудил сделку с прокурором?       Алекс попытался смириться со своим положением с помощью одного длинного и тяжелого вздоха, но это не очень помогло.       — Встреча с Харпер через час.       — Изучил адвоката?       — Да. Некий Джексон Кросс. Более сотни успешных дел, почти двадцатилетний опыт в уголовном праве, кристально чистое досье, — Алекс опустил взгляд на выпотрошенную папку перед собой. В сторону была отложена фотография мужчины с приятным и вызывающим доверие лицом. — Я не нашел никакой связи между ним и братьями, но он точно будет посильнее их прошлого семейного адвоката, бывшей Линкольна, Вероники Донован. Скофилд основательно подготовился к своему возможному аресту.       — Понаблюдай за ним.       — Как раз собирался.       — Не язви, Алекс. И знай, я в тебе не сомневаюсь. Только не погружайся в это с головой.       — Да, сэр.       Агент Хэйли сбросил звонок, и Алекс наконец упал обратно на стул — он даже не осознал, как вскочил с места посреди разговора.       Все яснее он чувствовал, как строгий ошейник затягивался на его шее. Его представления о справедливости теряли смысл: весь мир словно играл в пользу лично Скофилда. Знал ли Майкл, что именно так и будет? Если судить по его поведению — конечно, знал.       Алексу оставалось только так же хорошо подготовиться к следующей встрече. И ждать.       

***

             Второй допрос был назначен на десять утра шестого июня, понедельник — всего через двадцать четыре часа после первого. Либо мистер Кросс был не особенно изощрен в искусстве растягивания времени, либо Майкл оказался готов к сделке удивительно быстро.       И тем не менее, для Алекса это был очередной бессмысленно потраченный день.       Только встреча с прокурором прошла эффективно. Оливия Харпер была заместителем прокурора США, и дело восьмерки было далеко не первым, над которым она работала совместно с Алексом. Несмотря на их различающиеся взгляды — Алекс ненавидел юристов и любую риторику о правах человека, а Оливия не терпела импульсивности — у них было достаточно профессиональной синергии для успешного сотрудничества. Алекс ценил умных людей.       На этот раз уговоров и аргументов с его стороны не потребовалось: Оливия была уже в курсе ситуации после такого же личного звонка агента Хэйли.       — Алекс, даже если Скофилд согласится на сделку, он может потребовать большего. Ты уверен, что сможешь его контролировать? — озабоченно спросила Оливия, передавая Алексу готовые варианты предложений, уже оперативно допущенные судьей.       — Я в любом случае смогу с ним совладать. Но сделка — это наш единственный шанс.       И весь оставшийся день он думал об этих своих словах.       Из всего ФБР, Алекс был единственным, кто так близко подобрался к Майклу — только Алекс понимал его достаточно хорошо, чтобы даже просто пытаться им манипулировать. Он не был готов сдаваться так просто. Второй допрос не должен стать тем знаменательным событием, когда Алекс раскроет все свои карты, и именно поэтому ему нужно было придумать достойную стратегию.       Ожидаемо, пятое июня прошло без значимых событий для дела Фокс-Риверской восьмерки — а точнее, уже пятерки. Казалось, все они нутром почувствовали, что Майкла схватили, и окончательно залегли на дно. Линкольн исчез — последний раз его видели еще в Юте*, как и Багвелла. Сукре пропал с радаров в Мексике: его труп не нашли. О передвижениях Патошика никто так и не сообщал. Айвс так и не нашел Сару в Гиле. Только Бенджамин подавал признаки жизни — его жену заметили в аптеке. Скоро всю семью Франклин поймают, и Лэнг не прекращала энергичной работы в этом направлении.       Алекс потратил все это время на размышления о возможных слабостях Майкла: о его плане, эмоциях и близких. Какими были его мысли сейчас? О чем он сожалел? Чего хотел больше всего на свете?       Алекс не смог найти ни одного однозначного ответа. Он не знал Майкла достаточно, и его мысли давно требовали перерыва.       Приехав домой глубокой ночью, он остановился на подъездной дорожке — и только в этот момент его демоны после долгого преследования наконец нагнали его. Вместе с машиной, спустя столько дней, заглохли и мысли. Туманная и темная летняя ночь, тусклый конус света от сломанного фонаря на дороге, теплый салон машины и полная тишина показались его полуапатичному, сонному и опустошенному сознанию идеальными спутниками для рождения новых секретов.       Его постоянное чувство незавершенности все же могло произрастать не из одной только мстительности. Когда он думал о возможных вариантах развития событий, только один сценарий повторялся в них каждый раз — тот, в котором Майкл признавал его победителем. Алекс хотел поговорить о завершенной партии со своим оппонентом. Не о преступлении и не о справедливости — это был просто настойчивый фоновый шум, который он не мог исключить из реальности. И вся его фрустрация на самом деле заключалась в том, что такой блестящий ум, как у Майкла, оказался по другую сторону непреодолимых баррикад.       Когда Алекс вышел из машины, прохладный ветер и запах свежести после дождя помогли ему проснуться и забыть об этом.       

***

             Ровно в девять часов и пятьдесят минут утра шестого июня Алекс вошел в комнату наблюдения.       — Здравствуй, Алекс.       — Доброе утро, сэр.       Оливия уже пришла — она собиралась пронаблюдать за вторым допросом точно так же, как должна была наблюдать за первым, если бы Алекс не настоял на обратном. Секретарь мисс Кэйси тоже была здесь — Алекс забыл позаботиться о ее отстранении от дела, так как, о боже, ему совершенно не было до этого дела.       Алекс скованно кивнул им обеим, тут же едва не поморщившись от боли в шее.       Он готов был поклясться, что не сомкнул глаз этой ночью, но она все равно прошла очень быстро. Такое случалось, когда он не успевал завершить какое-то дело, и время бежало впереди него, не давая ни отдыха, ни прогресса. Ни одной полезной идеи у него так и не появилось, и он пришел сюда лишь с новой, гораздо менее сильной, надеждой на то, что его импровизация его не подведет. Но с каждой минутой эта вера угасала, и внутри него оставалось лишь неуемное упрямство, на котором, впрочем, он мог существовать еще очень долго.       Алекс шагнул вперед, и устало поставил руки на стол перед экраном.       Майкл вновь был за стеклом — и на этот раз его поза определенно была говорящей.       Он сидел в профиль к Алексу, расслабленно съехав ниже на своем стуле. Его руки были прижаты ладонями вниз к столешнице, а ноги вытянуты и перекрещены в щиколотках. Откинув голову на спинку стула, с сонным выражением на лице, Майкл смотрел в потолок. Указательные пальцы поочередно отбивали бессмысленный ритм на столешнице.       Майкл издевался над ним — и это заставило Алекса нервно усмехнуться в ответ на столь детскую провокацию. Этот парень хотел, чтобы она именно такой и была — очевидной.       Адвокат тоже уже был там и внимательно изучал свои записи.       Джексону Кроссу было сорок два года. Темные волосы, аккуратная короткая борода, серебристые тонкие очки, дорогой синий костюм, симметричное лицо — люди, вроде него, отлично смотрелись в глупых телевизионных рекламах адвокатских контор, но у Кросса такой не было. Его прямая осанка, слегка нахмуренные брови и внимательный взгляд производили впечатление строгого и собранного человека.       Что ж, Алекс ломал людей и похуже.       — Они рассчитывают получить предложение о сделке сразу же? — Оливия подошла к Алексу и тоже посмотрела через экран.       — Мне все равно, чего они ждут. Я не пойду на уступки так просто, и ты меня в этом поддержишь.       Он почти почувствовал на себе ее сомневающийся взгляд.       — Алекс, слишком многое стоит на кону. Поумерь свою агрессию и заходи с сотрудничества, а не с антагонизма, пожалуйста. Мы уже утвердили три возможных предложения, и наша работа пройдет зря, если ты отпугнешь их, — она снова повернулась к экрану и прижала кулак к губам. — На этот раз я вмешаюсь, если мне не понравится твое поведение.       Добавление в эту картину двух юристов — что могло быть лучше? Теперь, кроме протокола и наблюдения, Алекс еще и был зажат между обвинением и защитой, и обе этих стороны хотели от него одного и того же. Кто бы мог подумать?       Оттолкнувшись от стола, Алекс выпрямился и посмотрел на часы — осталась минута.       — Мисс Кэйси, запускайте.       — Да, сэр.       Алекс вышел из комнаты наблюдения.       Уже рядом с допросной, он бросил взгляд на зажатую в руке папку — вблизи название дела раздвоилось перед уставшими глазами, заставив поморщиться. Дальнозоркость пришла к Алексу не так давно и усугублялась после бессонных ночей, и он был не в восторге от постоянного бремени ношения очков: после военной карьеры, они все еще казались ему не столько признаком интеллектуальной работы, сколько слабостью. И все же, сейчас ему пришлось их надеть.       Дверь допросной открылась с отвратительным звуковым сигналом. На этот раз взгляд Майкла был не первым, что встретило его.       — Агент Махоун, вы пунктуальны, — Кросс скользнул взглядом по своим наручным часам и поднялся со стула, уверенно протянув руку вперед. — Джексон Кросс, адвокат мистера Скофилда.       Майкл, не меняя своего положения и не обращая внимания на Алекса, скользнул взглядом к руке своего адвоката так, как будто это было лишь немного интереснее потолка.       — Мистер Кросс, — Алекс осознавал важность жеста и давление обстоятельств, и все равно два шага к столу и короткое рукопожатие показались ему предательством собственной веры. Он лишь надеялся, что отвращение не отразилось на его лице. — Наслышан.       — Уже ознакомились с моим досье? Я не удивлен, — Джексон расплылся в вежливой, но острой улыбке, и его темные глаза перестали отражать свет из-за наклона головы. Алекс отпустил его руку и дернул уголками губ в ответ. Они все еще стояли напротив друг друга, разделяемые столом.       — Блестящая карьера. И только этот факт заставил меня задуматься о том, почему такой человек, как вы, ввязываетесь в это грязное дело.       — Отчего-то мне кажется — по той же причине, что и вы, агент Махоун. Я амбициозен.       Откуда Майкл вытащил этого скользкого типа?       — Думаете добиться успеха?       — Мой успех — полноценная защита моего клиента, агент Махоун. Защита не только от необоснованных обвинений, но и от давления.       Иными словами, Майкл привел его сюда только для того, чтобы вывести Алекса из себя. И у него это уже получилось.       Алекс скривился и скрыл свое выражение лица за наклоном головы, пока отодвигал стул и садился. Когда он вновь поднял голову, то наконец встретился взглядом с Майклом: в его внимательных светлых глазах плясали чертята.       — Что ж, это не первый раз в моей карьере, когда преступники не выдерживают законного допроса и приводят живой барьер.       Майкл вдруг резко выдохнул через нос в смешке — и сразу скрыл улыбку за сжатыми губами, отведя взгляд от Алекса обратно в сторону Кросса. Алекс чувствовал, как закипала его кровь.       — И у меня это далеко не в первый раз, когда представители закона жалуются на третьего лишнего, — Алекс слышал мерзкую иронию в этих словах. Кросс тоже сел. — Тем не менее, я думаю, мы оба сможем с этим работать.       Алекс, напротив, уже не был в этом уверен. Он захотел немедленно выкинуть этого слизняка из окна, но в допросной их не было.       — Конечно, мистер Кросс.       — Отлично, агент Махоун — адвокат поднял брови и сделал жест ладонью, который обычно делают люди, приглашая гостей за столом к обеду. — Приступайте.       О, как замечательно разворачивались события — эти двое даже не собирались с самого начала требовать смягчение приговора в обмен на сотрудничество, хотя это было единственным возможным исходом разговора. Нет — они собирались сначала довести Алекса до края, чтобы заставить его самостоятельно предложить сделку.       Никто из присутствующих бы сейчас не оценил, если бы Алекс вновь показал искреннюю агрессию. Давление при хорошем адвокате было попросту невозможно, и, в конце концов, проиграв, Алекс предложил бы минимальные уступки из упрямства, которые никто не принял бы за правду. Но вот если… Если все эти люди так сильно хотели от Алекса дружелюбия и мягкости, то, что ж, он мог их показать — мог побыть бедным виноватым копом ради разнообразия. Чтобы победить, он не гнушался и таких методов, а у «хорошего копа» были свои плюсы — например, ограниченность ресурсов.       Не так уж и часто ситуация требовала от Алекса безобидного вида, и только для этого очки подходили идеально: он медленно поправил их и опустил ладонь обратно на стол, поверх другой. Сделал усталый вздох. Нервно улыбнулся Кроссу. Посмотрел на Скофилда.       Время шоу.       — Знаешь, Майкл, твое дело по-настоящему удивило меня. Твой блестящий план, и, самое главное, твои результаты, — этими словами он заработал именно то, что хотел. Подозрительный взгляд и внимание. Алекс улыбнулся в ответ, не показывая зубов — Я не часто признаю это, но я бываю чрезмерно эмоционально вовлечен, когда дело касается напряженных дел. Наша прошлая встреча была не лучшим моим выступлением с точки зрения этики, и она уже подорвала наши возможные доверительные отношения. Но я все равно хочу снова предложить тебе исправить то, что произошло не по твоей вине. То, что вышло из-под контроля. Ты же знаешь, я понимаю, как тяжело это может быть. Я хочу помочь тебе.       Единственной целью этого спектакля было пустить пыль в глаза всем присутствующим. Майкл бы ни за что не поверил парочке красивых слов, но это точно могло сбить его с толку на какое-то время, а вот адвокат, прокурор и все остальные… Их вообще не должно было здесь быть, и они не должны были ничего понимать. Когда Алекс доберется до сделки, все будет уже решено.       Майкл был не единственным мастером лжи: Алекс знал, что для построения по-настоящему красивой истории требовалось хоть немного правды — и именно в этой маленькой и фальшивой речи ее было достаточно. Майклу только оставалось выбрать, что именно он примет за манипуляцию и ошибется, запутавшись в мотивах и методах Алекса, но все еще осознавая его цели. Не клюнуть на эту забавную загадку он попросту не мог.       Замерев и выпрямившись, Майкл смотрел Алексу прямо в глаза.       Его взгляд, как и всегда, был слишком проницателен. Но даже если бы он на самом деле был телепатом, то он не смог бы забраться достаточно глубоко в сознание Алекса, куда даже он сам не решался лезть. Чтобы читать обличительные мысли, нужно было, чтобы эти мысли существовали.       И лишь в этот момент Алекс на самом деле провалился слишком глубоко.       Что именно из того, что он только что сказал, было ложью?       Прошла едва ли секунда с тех пор, как Алекс закончил говорить. Время словно замедлило свой ход. Лицо Майкла напротив принимало выражение непонимания: его глаза потемнели под нахмуренными бровями.       После этой небрежно расставленной ловушки Майкл мог лишь прийти к суждению о том, что Алекс играл против него. И это было реальностью — это был слой правды под очевидной сладкой ложью.       Его слух вдруг оказался заполнен белым шумом, устранив даже жужжание флуоресцентных ламп. Поле зрение начало сужаться. Как и спокойными ночами, в такой пустоте и тишине демоны его сознания всегда просыпались.       Да, Алекс всегда хотел победить. Он был конкурентным человеком, а Майкл был достойным оппонентом. Но разве Алекс думал о последствиях своей победы? Что будет, когда Майкл сдастся, признает его и склонит голову?       Почему все это происходило?       Майкл должен был быть умнее. Он не должен был им попасться. Он не должен был сидеть по ту сторону стола. Это было не его место. Будь воля Алекса, он бы сделал так, чтобы ничего этого просто не произошло.       Губы Майкла приоткрылись, и он сделал короткий вдох, готовясь что-то сказать. Алекс чувствовал, как ранее горячая кровь теперь отливала от его лица, оставляя его голову абсолютно опустошенной и холодной. Но мысли продолжали бежать.       Они бы могли все обсудить еще на той ночной дороге рядом с Лас Крусес. Честно и открыто. Что могло быть лучше?       Алекс мог бы схватить Майкла до того, как он совершил больше преступлений. Еще лучше?       Они могли бы встретиться до того, как Майкл сбежал из тюрьмы. Еще раньше — до того, как Линкольн убил Стэдмана. До того, как Алекс убил Шелса. До того, как Алекс начал притворяться обычным человеком, чтобы попытаться найти счастье.       Именно тогда, достаточно далеко. Только тогда Алекс мог бы по-настоящему помочь Майклу. Или же — Майкл мог бы сам помочь ему.       Но сейчас все было иначе. Сейчас Алекс победит. И никто никогда и никого больше не спасет.       — …хоун, спасибо за трогательную речь, но я все же хотел бы услышать конкретику. Если у вас есть вопросы по делу, задавайте. Если говорите о помощи моему клиенту, я жду четких предложений.       Проклятье момента прервалось, когда Майкл вздрогнул от голоса Кросса и повернулся к нему, разорвав зрительный контакт. Мир снова навалился на Алекса с его шумом ламп и чужого голоса, ярким светом и скудными цветами помещения, где выделялся только ярко-оранжевый костюм Майкла.       Его сердце забилось, словно в титановых тисках — тяжело, болезненно и неровно. Воздух ворвался в легкие с судорожным вдохом.       О, Алекс знал, что приближалось. И поэтому он должен был убраться отсюда. Немедленно.       — Да, конечно, мистер Кросс, — Алекс поправил очки, чтобы скрыть манию в глазах, и опустил взгляд к столу перед собой. Его голос, проговаривающий ранее заготовленные фразы, был все тем же, но голова уже не думала. — Я лишь вновь подготавливал почву для сотрудничества.       — Давайте сделаем эту встречу максимально эффективной. Только факты, вопросы и предложения.       — Читаете мои мысли.       На самом деле, фраз было подготовлено немного больше, но Алекс бы уже не успел их сказать. Он схватил свою папку и достал из нее первый комплект документов — тот, в котором было предложение о минимальных уступках. До этого разговора Алекс планировал достать именно ее. У него не было времени обдумывать альтернативные шаги после новых откровений — гораздо больше он был занят тем, чтобы заставить свои руки не дрожать.       Бумаги легли на стол перед Кроссом, и Алекс встал.       — Мы готовы смягчить наказание по нескольким пунктам обвинения, — он обращался к Майклу тоже, но не мог посмотреть на него. — Нам нужна вся информация по оставшимся пятерым. С нашей стороны — это. Думаю, вас приятно удивит предложение.       — Почему бы нам не обсудить условия прямо сейчас, агент Махоун? Вы куда-то торопитесь? — Кросс встал вслед за ним.       — Вы захотите обсудить их с мистером Скофилдом. Не смею мешать адвокатской тайне.       Если Алекс и нарушил уже свой новый образ, ему было все равно. Он вышел из допросной, не заботясь о вежливых прощаниях.       — У кого-нибудь здесь есть сигареты? — прорычал он, распахнув дверь от комнаты наблюдения.       Вератрил, черт его подери, был вне досягаемости. Сердце билось где-то в горле.       — Агент, сэр, да, — мисс Кэйси взволнованно вскочила со своего стула рядом с компьютером и принялась рыться в карманах. За экраном, охранники заходили в допросную, а Кросс и Майкл о чем-то говорили. Алекс не видел их лиц со своего угла, а электронное наблюдение уже было отключено, так что он еще и ничего не слышал.       Майкл не сказал ему ни слова сегодня.       — Алекс, может, объяснишь свой гений? — Оливия стояла спиной к экрану, скрестив руки на груди. — У нас даже не осталось возможностей для дебатов. Если тебе нужна была помощь, я могла бы присоединиться.       Алекс махнул рукой в ее сторону, заткнув.       — Харпер, пятнадцать минут, — он снял очки и с усилием протер лицо.       — Достаточно, сэр? — Аннет наконец протянула ему две тонкие сигареты.       Алекс выхватил их, бросил папку на стол и вылетел из комнаты. Тяжелая дверь даже не успела захлопнуться, а он уже был на другом конце коридора.       Его ждал бесконечный путь до курилки, которая находилась на этаже администрации. С каждой секундой в его воображении он становился все длиннее.       Одна решетка отъехала перед ним. Вторая решетка отъехала перед ним. Табло показало, что оба лифта были слишком далеко, и Алекс свернул к двери от пожарной лестницы. Зрение уже расплывалось от гипоксии, и на лестничном пролете ему пришлось схватиться за перила перед тем, как помчаться вниз.       Сигареты были у него.       Зажигалка. Ему нужна была зажигалка.       Алекс похлопал себя по карманам, не прекращая бежать вниз. Во внутренних — очки, удостоверение, шариковая ручка. Во внешних — ключи от машины, телефон, платок. Зажигалки не было.       Конечно, Алекс же не курил, откуда у него зажигалка?       Он остановился на лестничном пролете седьмого этажа рядом с узким, длинным, вертикальным окном, которое пропускало очень мало света, но зато отлично вызывало клаустрофобию — и снова проверил свои карманы. Предметы перечислялись в его голове, как улики на месте преступления: очки для дальнозоркости (№1), удостоверение специального агента ФБР Александра Махоуна (№2), шариковая ручка с прозрачным корпусом (№3), ключи от служебной машины (№4), серый мобильный телефон (№5), голубой хлопковый платок (№6), комок мятой бумаги (№7)…       Какой комок?       Пальцы Алекса дергались и дрожали, пока он пытался расправить бумагу. От одного неосторожного движения фотография все же порвалась посередине — прямо вдоль лица Вероники Донован.       Эта была копия снимка, найденного в квартире Майкла — чуть ли не единственная имеющаяся у следствия его личная вещь. Копия была снята только с лицевой стороны, но Алекс помнил текст с оборота, написанный крупными и неряшливыми заглавными буквами: «ВЫПУСК ВЕРОНИКИ, ЧИКАГО, ИЮНЬ, 1991».       Майкл стоял чуть поодаль от обнимающихся Линкольна и Вероники и неуверенно улыбался. Его темные кудрявые волосы выбивались из-под неровно сидящей кепки, белая рубашка была слишком очевидно снята с чужого плеча, а галстук перекосился.       В девяносто первом году Майклу было семнадцать лет, и тем летом он поступил в Лойольский университет на гражданское строительство. На деньги, которых у его семьи не было.       В девяносто первом году Алексу было двадцать семь лет, и он вернулся живым с «Бури в пустыне» в марте, а в июне уже поженился с Памелой. Возможно, свадьба была в тот же день, когда было сделано фото — в то же время, в том же Чикаго Алекс тоже праздновал свою нормальность.       Смотря на это фото сейчас… Вероника пропала — или была убита. Линкольн был приговорен к смерти и стал самым разыскиваемым преступником Америки. Майкл—       Алекс сходил с ума. Он содрал это фото со стены кабинета вчера, потому что оно было другим. Оно выбивалось среди четких планов Майкла: расчетов, татуировок, шифров, чертежей, холодного взгляда с полицейского снимка. Оно попросту было нерелевантно к делу. Следствию не было дела до фотографии четырнадцатилетней давности.       Но из всех фото, Алекс возненавидел именно это. Этот семнадцатилетний мальчишка не был тем же Майклом Скофилдом, которого он узнал. Он был обычным. Он еще не стал тем Майклом, который провел полгода в непрерывном маниакальном планировании и две сотни часов под иглой татуировщика. Тем Майклом, который не скрывал свои настоящие природу и потенциал.       Алекс презирал этого подростка за его нерешительность точно так же, как презирал глупость в людях и собственное притворство. Настоящие Алекс и Майкл оказались в худшем возможном месте и времени, но это хотя бы позволило им встретиться. Каждому потребовалось лишь немного сойти с ума и разрушить свою жизнь.       И Алекс был рад этому, потому что он был чудовищным эгоистом.       Сигареты сломались в его пальцах — резкий запах табака и ментола выдернул его из непрекращающейся мысленной спирали и прогнал внезапные и нелепые мысли об одиночестве. Не было ни одной причины размышлять об этом неубиваемом чувстве после сорока лет его существования.       

***

             — Это торги, Харпер. И я кинул им кость.       Алекс все же дошел до курилки и добыл себе новые сигареты и спички. Оливия, словно настойчивый злой рок, догнала его здесь.       — Только не говори мне, что ты ждешь, как они немного подумают и в итоге продешевят в ответ? — она не курила и просто ходила из стороны в сторону по пустой комнате, раздражающе мельтеша перед глазами. Алекс не успел закончить даже свою первую сигарету.       — Именно так.       — Ты обещал мне контролировать ситуацию.       Алекс затянулся. Ему нужны были какие-то пять или десять минут, чтобы встать обратно на рельсы, но у него отняли даже их. Интересно, на какой стадии принятия неизбежного он находился? На самом деле, эта теория была полной чушью.       Алекс не думал ни о чем, и апатия пришла к нему неожиданно легко. Конечно, это не был эффект Вератрила, и табак не действовал так хорошо, но он был благодарен своему сознанию за неожиданную передышку. Алекс хотел бы просто докурить эти две сигареты — и он хотел бы никогда не знать человека, находившегося сейчас пятью этажами выше.       Но обстоятельства, как всегда, были сильнее. Ему нужно было думать о новых переменных и о своих следующих шагах. Ему ведь теперь придется что-то менять. Снова что-то менять. Возможно, стоило просто оставить все, как было?       О каком контроле могла говорить Харпер? Алекс был лжецом — он давно не мог контролировать даже себя.       Он выдохнул табачный дым.       — Чего именно ты боишься, Оливия? Ты одобрила мне предложение гораздо хуже того, что я им выложил.       — Боже, я не понимаю тебя, — она остановилась и отвернулась от него, сжав переносицу пальцами. — Сначала ты просишь меня поддержать тебя с этим минимальным предложением. Я готовлюсь к дебатам. После самых коротких переговоров за весь мой опыт, если их вообще так можно назвать, ты выходишь из этой комнаты и говоришь, что теперь ждешь их шага. Скажи, у тебя когда-нибудь бывает складная стратегия?       — Да, но иногда приходится быть более гибким. Мне нужно знать, чего они хотят. Единственный способ это выяснить — дать им пространство.       — Зачем позволять им думать? Ты просто дал им новый повод потянуть время. И это же просто нелепо. Они могут потребовать что угодно, и именно этого нам нельзя позволять.       — Они не будут тянуть время. Если бы они этого хотели, они бы откладывали и первый, и второй допрос любыми способами, — Алекс провел рукой по волосам и сделал еще одну затяжку. — Они уже достаточно нас задержали: идут третьи сутки с ареста Скофилда. Они с самого начала хотели сделки, просто поводили нас за нос.       Оливия всплеснула руками.       — Ты не отвечаешь на мой вопрос. Что именно из твоих действий нацелено на то, чтобы сдерживать их в рамках разумного?       Алекс затушил сигарету и прикурил новую. Оправдывался он сейчас только потому, что это позволяло не думать о чем-нибудь другом. Можно было сказать, что Оливия подобрала прекрасный момент, чтобы потребовать объяснений.       — В моих действиях — ничего. Скофилд сам будет сдерживать свою информацию и попросту не сможет потребовать что-то сверхъестественное. Наших уступок хватит с головой, и нам еще повезет, если он скажет что-то существенное.       — То есть, ты даже не уверен, что он будет говорить? — Оливия усмехнулась в неверии.       Алекс уже не был уверен ни в чем.       — Поверь, против него, я делаю всё, что могу.       — Потрясающе, — бросила она раздраженно, но тут же тяжело вздохнула и прикрыла глаза. — Не знаю, что ты хочешь сказать Хэйли, но скажи ему что-нибудь другое.       — Я справлюсь с Хэйли.       — А со Скофилдом?       Губы Алекса дернулись вокруг фильтра сигареты. Ему вдруг надоел этот разговор.       — Пока, Оливия.       Она покачала головой.       — У тебя еще много работы. Держи себя в руках.       Алекс не сдержал гримасы и отвернулся к стене. Об уходе Оливии ему сообщил лишь удаляющийся стук ее каблуков. В курилке больше никого не было.       Что дальше? В голове Алекса будущее было таким ярким, словно оно уже произошло.       Дальше будет еще одна встреча, и какая-то сделка все же будет заключена. Потом Майкл расскажет все, что знает о Багвелле и Патошике, но будет молчать про остальных. Может, попытается поводить всех за нос ложной информацией о Линкольне. Один — максимум, два — разговора. Его информации не будет достаточно, и ее качество не будет подходить под условия сделки. И его посадят до конца его жизни.       Замечательный план, Майкл. Блестяще, как всегда. Разрушил свою жизнь. Использовал Алекса, чтобы прибрать за собой. Разрушил его жизнь тоже — и исчез.       Догорая, сигарета обожгла пальцы Алекса, и он сделал последнюю затяжку перед тем, как задавить ее в пепельнице.       Стены этой комнаты ничем не отличались от стен допросной. Здесь легко было представить Майкла, в его ужасном ярко-оранжевом комбинезоне, рассматривающего серую краску и побелку. Он стоял, прислонившись к стене напротив, с руками за спиной и перекрещенными в щиколотках ногами. Его выражение лица было безразличным, а глаза — светлыми и внимательными.       — Чего ты все-таки хочешь больше? Спастись или спасти брата?       Иллюзия посмотрела на него. Ответ был слишком очевиден, и если Алекс хотел от него обратного, то они все еще играли друг против друга.       В этом вопросе не могло быть полумер, и Алекс уже сдался. Будущее было понятным, и его определенность была единственным утешением: если исход был очевиден заранее, Алекс мог не вступать в эту бессмысленную борьбу вовсе. Ему осталось только прожить остаток этой истории.       А потом?       У него было еще много работы. Ему нужно было держать себя в руках.       

***

             Шестое июня оказалось насыщенным днем для оперативной группы по поимке беглецов.       Когда Алекс вернулся в офис, там царил абсолютный хаос — но он понимал хаос, и поэтому влился в него даже с некоторым умиротворением.       Бенджамин Франклин связался с ними и изъявил желание сдаться властям: он готов был предоставить любую информацию в обмен на иммунитет для своей семьи и помощь его дочери. На примере его истории прекрасно можно было разобрать значение слова «недальновидность»: сбежать из тюрьмы, не продумать будущие шаги, вмешать в свое преступление свою семью… Алекс считал его беспросветным идиотом.       Он отправил Лэнг для его захвата и допроса: она уже проделала много работы в деле Франклина и заслуживала это поощрение. К тожу же, Алексу не было никакого дела до тупицы, который не был близок к Майклу и не мог быть в курсе его планов. Фелиция получила только одно задание — выведать любую информацию, которая могла быть секретом между Майклом, Линкольном и Сукре. Только эти двое представляли ценность для Майкла — только они были участниками плана «Bolshoi Booze». В зависимости от ценности этой информации, Алекс уже мог подумать о том, чтобы выполнить условия Франклина. Такая сделка нравилась ему больше.       Несколько часов Алекс провел за совершенно обычными для такого дела телефонными переговорами и координацией действий между полицией, маршалами и ФБР. В отличие от тихого захвата Майкла, как только Франклина взяли, к этому делу очень быстро подключилась пресса — и Алекс окончательно забыл о любых мыслях, которые отвлекали его от холодной ненависти к этим пираньям.       И когда Уилер в очередной раз за день вошел без стука в его кабинет с трубкой в руках и со словами: «сэр, это вас, срочно», Алекс, все еще на проводе с вашингтонским отделом по пресс-релизам, уже готов был задушить его собственными руками.       — Что там такого важного? — рявкнул он в ответ, прикрыв микрофон своего телефона, чтобы не испугать бедных писак.       — МСС.       Алекс замер, за секунду еще раз пережив события этого утра. Часы показали два часа дня. Прошло едва ли четыре часа.       — Здесь PR-отдел, пресс-релиз, — Алекс обменялся трубками с Уилером и тут же пошел в сторону выхода из офиса. Четырех часов было более чем достаточно для разговора с адвокатом и даже небольшого отдыха. Вот только у Алекса не было таких привилегий, и на мгновение он малодушно пожелал, чтобы Майкл исчез оттуда, лишь бы не встречаться с ним снова так скоро. — Махоун слушает.       — Агент Махоун, это МСС, — голос девушек из администрации всегда был одинаковым. — Заключенный №521-780 сообщает о готовности продолжить переговоры сегодня.       О, прекрасно. Алекс даже не успеет получить показания Франклина. Гребаная пресса и Кросс. Майкл уже узнал о его захвате.       Но сомневаться в выборе между Майклом и Франклином было глупо.       — Я буду через десять минут, выводите его обратно в допросную. Адвокат с ним?       — Да, сэр.        Алекс завершил звонок и бросил телефон на ближайшем столе рядом с выходом, взамен схватив лежащую там пачку сигарет. Агент Фоали, сидящий на этом месте, боязливо поднял на него глаза.       — У меня снова допрос Скофилда, не беспокоить! — крикнул Алекс перед тем, как наконец выбежать из шумного офиса — к внутренней парковке.       Путь до Коррекционного Центра Метрополитан от главного офиса ФБР в Чикаго занимал всего восемь минут езды. Этого оказалось недостаточно, чтобы о чем-то подумать, потому что по дороге он пытался дозвониться до Оливии.       — Я смогу приехать не раньше, чем через полчаса. Начинай без меня, но не вздумай подтверждать сделку.       Алекс уже был у лифта, когда сбросил звонок с ней. В этот раз двери открылись сразу, как только он нажал на кнопку вызова.       В истории Майкла и Алекса была забавная закономерность. Когда Майклу нужно было достать Алекса любым способом, это происходило в кратчайшие сроки. В обратном случае — Алексу приходилось проходить через огонь и воду. И сейчас, словно подтверждая эту иронию судьбы, как только Алекс успел взять себя в руки в лифте, за открывшимися дверями на десятом этаже его встретил никто иной, как Кросс.       — Агент Махоун, рад снова видеть, — он взглянул на наручные часы и поднял на Алекса притворно понимающий взгляд. — И снова вы оперативно. Я бы сказал, отчаянно оперативно.       Он стоял напротив закрытой двери-решетки, за которой был основной коридор, и держал перед собой маленькую записную книжку.       — Что вы здесь делаете? — Алекс вышел из лифта и встал рядом с Кроссом, чтобы показать пропуск и удостоверение охране.       — Тоже, что и вы. Жду, когда Майкла переведут в допросную с другой стороны.       Алекс скривился от его неформального обращения к клиенту.       — Из камеры?       Кросс снова поднял насмешливый взгляд на Алекса.       — Полагаю, так.       Это означало, что Майкл не был с Кроссом, когда запросил новую встречу. Если они разошлись после своего разговора, что сподвигло Майкла вызвать Алекса в тот же день?       Плохое предчувствие опустилось в груди Алекса.       — Кстати, агент Махоун, строго между нами. Я понимаю, что вы скорее всего проигнорируете эту просьбу, но тогда будет хуже только вам, — в этот момент в коридоре раздался резкий звуковой сигнал, и решетка на противоположной его стороне отъехала в сторону. Из-за угла вышел Майкл в сопровождении двух охранников. Кросс продолжил, не отвлекаясь от своей книжки. — Пожалуйста, больше не звоните моему клиенту лично. По закону, я должен присутствовать при любых ваших разговорах. Тем более, если они включают новые предложения.       Что?       Майкл шел по коридору навстречу. Медленно — из-за цепи на ногах. Его задумчивый взгляд скользил по темному полу и серым стенам.       Кто? Кто позвонил ему? Какая крыса посмела позвонить ему?       Новые предложения?       — Мистер Махоун, куда вы? — голос Кросса, впервые за все это время, был удивленным.       Алекс набрал номер на ходу.       Когда за ним закрылась дверь, ведущая на пожарную лестницу, на звонок уже ответили. Алекс слышал, как офис все еще шумел в хаосе на том конце провода.       — Какого дьявола ты творишь, Марк?!       Крик отдался громким эхом по пустым и высоким стенам лестничной клетки.       Алекс отвлекся. Он был слишком занят своими мыслями — он был невнимателен. И именно к таким результатам приводила излишняя вовлеченность.       Алекс ведь с самого начала знал, что на допросах не должно было быть никого, кроме него и Майкла. Он ведь проверил тогда тот факс, отправленный в офис директора МСС от имени офиса ФБР и агента Марка Уилера. Но был недостаточно расторопен и ничего не предпринял.       Из милой и безобидной мисс Кэйси получился отличный и даже законный информатор для Уилера — не только с деталями о втором допросе, которым Алекс еще не поделился с офисом, но и о разговорах вне их. Например, о беседе Алекса с Оливией в комнате наблюдения — той, где они упомянули несколько вариантов сделки. Иначе как Уилер бы узнал о готовности следствия расширить предложение? Он наверняка еще и успел просмотреть документы, когда Алекс выходил из кабинета сегодня.       Марк всегда был гребаным карьеристом, и Алекс когда-то ценил его за амбициозность. Но в этот раз он перешел границу.       Что еще он предложил Майклу? Смену ведущего агента по этому делу?       Ярость разорвала благоразумие Алекса на куски. Он ударил стену рукой — на рукаве пиджака осталась белая пыль побелки.       — Ничего, выходящего за рамки, Алекс. Я всего лишь делаю то, что ты с самого начала должен был сделать, и не растягиваю это дело впустую.       Голос Уилера был спокойным и уверенным. Он говорил так, как будто имел право вмешиваться в дело Алекса. Будто имел право говорить с Майклом.       — Что ты предложил ему?!       — Вы еще не говорили? Может, мне поговорить с ним?       Ублюдок.       — Да я скорее сдохну, чем подпущу тебя к Скофилду! Что ты ему предложил?! — голос Алекса опустился с крика на рычащее шипение. — Говори, или я изживу тебя со свету в качестве своего заявления на увольнение.       — Лучшую сделку, Алекс. И себя на место ведущего агента. Он не очень-то в восторге от тебя, знаешь?       Алекс сбросил звонок. Он не спросил, согласился ли Майкл — но это было бессмысленно. У Скофилда теперь были все карты в руках: и возможность избавиться от Алекса, и лучшие условия.       Его ноги подвели его на секунду, и он сполз по двери на бетонный пол.       Это был конец. Получить нож в спину было очень подходящим завершением этой истории. В самый раз для такого, как Алекс — зацикленного на движении вперед.       Вератрила не было. Пачка сигарет была в кармане, но зажигалки снова не оказалось. Он не сможет дойти до курилки.       Паническая атака, чудом отложенная четырьмя часами ранее, все же нагнала его. В этот раз она была быстрее, чем его реакции.       

***

             — Махоун, я на месте. Где ты?       Алекс ответил на третий или четвертый звонок. Это был голос Оливии.       Его сознание постепенно собиралось по кускам. Если звонила именно Оливия, это означало, что прошло примерно полчаса с начала приступа.       Панические мысли уже отступили, но сердце все еще грохотало где-то в горле.       — Задержался, — выдавил он, схватив себя за волосы. — Пять минут.       — Кросс начал бунтовать. Поторопись, — она положила трубку.       Алекс в последний раз судорожно выдохнул. Досчитал до десяти. Провел мокрыми и онемевшими ладонями по холодному лицу.       После приступа, ощущение опустошения и дереализации обычно преследовало и спасало его еще некоторое время. Конечно, это был не эффект Вератрила, но он хотя бы не вызывал зависимости. В этот раз Алексу нужно было завершить свои дела до того, как эмоции вернутся вместе с мыслями и заставят его почувствовать и осознать этот провал со всех сторон.       Алекс заставил себя встать, используя стену в качестве опоры. Каким-то чудом он не забыл про папку с документами, лежащую на полу.       Было не совсем ясно, зачем ему все еще было нужно идти на эту встречу. Перспектива увидеть Майкла сейчас казалась невыносимой. Алекс пока не хотел полностью осознавать ситуацию.       Толкнув дверь, он вышел обратно к лифту. Охранник кивнул ему и впустил через обе решетки. Алекс не торопился и прошел в туалет для персонала через одну из множества одинаковых белых дверей.       Он привел себя в порядок с капитуляцией — так, как неудачные политики делают это перед публичным линчеванием. Поправил рубашку, затянул галстук, пригладил волосы. Надел очки — в этот раз они были скорее барьером, чем костюмом. Но даже несмотря на свои усилия, он выглядел ужасно. Майкл заметит это — но Алексу впервые за долгое время было все равно, что тот о нем подумает.       Заходить в комнату наблюдения было бессмысленно: Алекс не хотел видеть Оливию, и ему не было дела до Кэйси. Поэтому, чтобы не растягивать пытку, он прошел прямо к допросной.       — Мистер Махоун, я уже подумал, вы нас оставили, — полный язвительности голос Кросса звучал хуже, чем резкий звуковой сигнал от открывшейся двери.       — Непредвиденные обстоятельства, мистер Кросс, — Алекс поправил очки, чтобы не смотреть на него, дошел до своего места и сел, устремив взгляд в папку на столе и свои руки на ней.       Он был тут всего лишь третий раз. Прошло всего лишь тридцать часов с первого допроса и шестьдесят три часа — с поимки Майкла. Казалось, маленькая жизнь прошла за это время и теперь готовилась к своему концу.       — Привет, Алекс.       Голос Майкла, впервые спустя эти тридцать часов, прозвучал слишком неожиданно. От удивления, Алекс поднял на него взгляд — и сразу попал в ловушку.       Сейчас, когда его сознание было достаточно пустым и честным, он готов был признать, что пришел сюда только для того, чтобы увидеть Майкла в последний раз перед прыжком в неизвестность. У Алекса просто не осталось причин мучиться самообманом.       Майкл сидел, наклонившись вперед, с руками, сцепленными в замок на столе. Его глаза не выражали ни триумфа, ни презрения — там были лишь любопытство и немного осторожного удивления. Впрочем, это ни капли не изменило ожидания Алекса: гадать будущее по его выражениям было бесполезно.       Их контакт длился недолго: через пару секунд Майкл повернул голову, приподнял брови и посмотрел на Кросса.       — Джек.       Он сказал имя Джексона Кросса, своего адвоката, с приглашением продолжить. С приязнью. И с улыбкой.       В этот самый момент раковая опухоль обсессии на рациональности Алекса все же разорвалась окончательно. Мысли, текущие в апатичной и пустой голове, было уже не остановить.       Сколько именно человек Майкл уже свел с ума вот так? Был ли Кросс среди них? А кто-то из беглецов? Чем Алекс отличался от Сары Танкреди или от Ники Волек?       О, отличий было предостаточно. Майклу нужна была помощь этих людей, и он заманил и использовал их всех — но он также и дорожил ими. Все это никак не могло быть похоже на его отношение к Алексу.       Так как именно Алекс оказался соблазнен им? Майклу не была нужна его помощь, и он не заманивал его — он просто шел по своему пути, и Алекс преградил ему дорогу. Он не использовал ни свою доброту, ни внешность, ни давление, чтобы проникнуть Алексу в голову. Да, он играл не по правилам, но разве Алекс был лучше? Майклу не нужно было так влиять на него, чтобы победить. Обстоятельства были тому доказательством — мир был на стороне Майкла. Ему везло.       А Алексу не везло. Он потерял голову из-за какого-то умного мальчишки. Это было унизительно.       Майкл был очень красивым — и пользовался этим. Привлекательные люди всегда вызывали больше внимания и доверия. Если бы Алекс был на его месте, он бы точно так же применял для собственной выгоды эти большие и мягкие глаза, правильное лицо, загадочное обаяние. Хотя, последнее было скорее комбинацией и внешнего, и внутреннего.       Алексу было проще не замечать этого точно так же, как он всегда настойчиво игнорировал татуировки Майкла, выглядывающие из-под слишком коротких рукавов комбинезона. В зависимости от того, как лежали его руки, Алекс мог увидеть «Ripe Chance Woods», расположенный на его левом запястье, или же штрихкод «38 12 1037», котелок «Cute Poison» и розу «617» — на правом. Даже только из этих четырех загадок, Алекс знал ответ лишь от одной. Да, он разгадал еще две — «Bolshoi Booze» и цветок — но он уже сбился со счету, пытаясь понять, сколько таких было спрятано на теле Майкла на самом деле. И это влекло его сильнее, чем могла бы любая физическая привлекательность.       Татуировки Майкла были невероятным воплощением красоты сознания на красоте тела — и в этом был весь он. Алекс никогда не видел ничего даже немного похожего.       Стоило ли вообще и дальше задаваться вопросом, почему Алекс потерял голову? Он уже не мог прекратить. Зачем — если все и так было потеряно? У Алекса осталось совсем немного времени, чтобы сохранить в сознании отпечаток этого живого чувства, вспыхивающего, когда их глаза встречались.       И Майкл уже снова смотрел на него.       Его взгляд скользнул поверх глаз Алекса — по очкам и голове — опустился по его груди к рукам. Его губы дрогнули, когда он заметил остатки побелки на рукаве пиджака. Алекс почти видел его процесс его мыслей — он их предсказал, когда пытался привести себя в порядок. Он знал каждую обличающую деталь. И это было жалко.       Но он все же не знал, к чему Майкла приведут его мысли. В этом была очередная загадка.       — … события, мы не готовы принять ваше предложение, агент Махоун. Оно не кажется нам достаточным.       Кросс говорил четко и уверенно. Его слова были предсказуемыми.       Алекс ждал последнего удара.       — В ответ, мы готовы предоставить свою версию сделки, — Кросс положил руку на папку перед собой и придвинул ее к Алексу. — Ознакомьтесь.       — Позвольте напомнить, что я лишь переговорщик, — Алекс схватил предложенные бумаги и раскрыл их, чтобы чем-то занять свое внимание. Буквы расплывались перед его глазами. — Не стоило готовить документы, это будет дело вас и прокурора. Просто выскажите, в чем суть.        — Без проблем. Я просто подумал, что вы опять решите бросаться бумагами, вместо переговоров. Рад знать, что теперь это не так, — Кросс даже голосом смог изобразить свою мерзкую улыбку. — Суть нашего запроса довольно проста. Мистер Скофилд готов признать вину, а также оказать следствию как информационную, так и аналитическую помощь в поимке своих сообщников. Взамен, с вашей стороны, мы ожидаем постепенного снятия обвинений. Общий срок наказания должен быть поделен на количество оставшихся беглецов, а затем сокращен пропорционально количеству задержаний, которым поспособствовал мой клиент. Конечно, это подразумевает оценку качества вклада мистера Скофилда и пересмотр сделки после каждого задержания, чтобы предусмотреть возможный конфликт между…       Дальше Алекс уже не слушал — шок помешал ему.       Лучшая сделка, о которой говорил Уилер, не предусматривала пропорциональное снятие обвинений — она была про прямую замену девяноста лет заключения на девять в обмен на получение всей информации о сообщниках. То, что предлагал Кросс, было не только хуже в плане гарантии выгоды для самого Майкла, но и предоставляло следствию достаточно лазеек для оспорения его вклада в дело. К примеру, Алекс мог бы поймать кого-то даже без его помощи, или же приуменьшить полезность его показаний.       В чем был смысл такого переусложнения, если у Майкла уже были все гарантии при другом подходе?       И только в этот момент Алекс принял во внимание собственные недавние выводы: Майкл не хотел спасать себя, он хотел спасти гребаного Линкольна Барроуза. Он не собирался передавать следствию всю информацию — и не собирался принимать заранее проигрышную сделку, которая предусматривала только этот вариант. Майклу нужно было лишь убедиться, что в том случае, если он поможет с поимкой лишь двух беглецов из четырех, наказание все равно будет соразмерно сокращено. Это также в очередной раз давало ему право тянуть время. Гениально.       Но со стороны следствия никто, кроме Алекса, не понимал этого. Для них, информация и полное сотрудничество Майкла были важнее таких мелких деталей. Кроме того, никто не знал, что Майкл уже был в курсе существования лучшего предложения. Почему?       Почему Майкл и Кросс не говорили о звонке Уилера?       Алекс привык судить людей по себе.       Когда он зашел сюда, глаза Майкла не были полны мстительностью и триумфом. Если бы Алекс был на его месте, то стремился бы унизить в ответ на собственное унижение. Но Майкл не был бы собой, если бы поступил так. Нет — он поступал иначе.       Не поднимая взгляд с бессмысленных бумаг, Алекс чувствовал, как Майкл сверлил его взглядом. Его сердце опустилось в груди.       Тогда, у лифта, Кросс не сказал, что Майклу позвонил агент Марк Уилер или даже просто «кто-то из офиса ФБР». Нет — он сказал, что позвонил именно Алекс. И сделал новое предложение.       Предложение, смысл которого Алекс пока не знал, но от которого, похоже, уже не мог отказаться, если хотел остаться в этом деле.       О, Майкл действовал именно так.       Алекс резко поднялся с места, прерывая Кросса посреди речи, полной уже не интересных деталей.       — Две минуты, — бросил он, вылетая из допросной.       В комнате наблюдения Оливия встретила его задумчивым взглядом. Кэйси была занята расшифровкой речи Кросса, и поэтому пока не обратила на него внимания — она даже не знала, чего чуть не лишила Алекса. В конце концов, Уилер был из его команды и имел право запрашивать любые детали о допросах. Чертова крыса.       — Должна признать, ты был прав, Алекс, — Оливия тяжело выдохнула. — Они правда продешевили.       К сожалению для Алекса, полный смысл сделки ему только предстояло понять. Но он все равно чувствовал сумасшедшую эйфорию и не хотел знать, что выражало сейчас его лицо.       Алекс отвернулся к экрану: Майкл впервые смотрел в сторону комнаты наблюдения. С его стороны экран был глухим, и его настойчивый взгляд скользил мимо Алекса.       — Одобряй, Харпер.       — Даже не будешь торговаться? Что на тебя нашло? — подождав ответа Алекса несколько секунд и не получив его, Оливия снова вздохнула. — Хорошо. Это в рамках допустимого.       Радость толкнулась в его груди, словно второе дыхание.       — Забирай Кросса и подписывайте свои бумажки, — Алекс передал ей документы.       — Что ж… — в ее голосе была доля скептицизма, но она не сказала ничего против. Они работали вместе достаточно, чтобы она привыкла к подобному. — Удачи, Алекс.       Оливия спокойно вышла из комнаты и через несколько секунд уже стояла в допросной с вытянутой в приглашении ладонью. Наблюдение все еще было включено, и поэтому Алекс слышал ее слова.       — Добрый день, мистер Кросс, мистер Скофилд. Меня зовут Оливия Харпер, и я представляю обвинение по вашему делу. Мы готовы принять ваши требования.       Кросс встал и пожал ее руку. Они заговорили о чем-то неважном.       Алекс чувствовал, как болело его лицо от безумной улыбки — и зеркальная реакция Майкла за стеклом была почти наградой. Алекс знал, что в общей картине их игры он уже проиграл, но он не мог не задаться вопросом, всегда ли Майкл делал поражение от своей руки таким невероятным.       Оливия и Кросс собрали бумаги и вышли из допросной — направились утверждать сделку. Майкл остался один: он сжимал губы, чтобы сдержать улыбку, и смотрел в стол.       — Агент Махоун, сэр, я закончила расшифровку.       Голос Кэйси отвлек Алекса, и он обратил на нее внимание. Хоть она и была не виновата, видеть ее больше не хотелось. Кроме того, Алексу в голову пришла блестящая и почти забытая мысль.       — Можете собираться и уходить, Энн. Мистер Скофилд переводится, так что ваши услуги больше не понадобятся. Я подожду здесь наших людей.       Кэйси взволнованно пробормотала что-то в знак согласия и принялась отключать технику со своей панели управления. Алекс использовал это время, чтобы позвонить в офис.       — Сэр, — трубку взял Фоали.       — Я перевожу Скофилда в здание ФБР. Срочно пришли сюда конвой, — Алекс усмехнулся. — И, будь добр, поздравь Уилера от моего имени — мы заключили мою сделку. Он долго над ней работал.       Не дождавшись ответа, Алекс сбросил звонок, опустил руки в карманы брюк и принялся снова наблюдать за Майклом. Это было не особенно интересно — он просто сидел на месте.       Без наблюдения.       — До свидания, сэр, — Кэйси вышла из комнаты и Алекс запоздало кивнул ей.       Он осознал свои действия, только когда дверь в допросную снова открылась перед ним. Майкл не выглядел встревоженным его появлением — просто снова пронзил его насмешливым взглядом.       — Чего ты хочешь взамен?       Алекс нависал над ним: обошел стол, встал вплотную к его стулу, поставил руку на столешницу. Майкл внимательно проследил за его действиями.       Проникновение в личное пространство вызывало у людей дискомфорт, что в совокупности с угрозой было очень эффективно, и Алекс всегда пользовался этим. Внешнего наблюдения больше не было. Сейчас никто не помешал бы ему схватить Майкла за грудки, плечо или шею, чтобы усилить давление — но в один момент это вдруг показалось неуместным, и Алекс застыл. И этот ступор был вызван скорее шоком от собственного сомнения, а не чем-либо еще.       Чтобы поймать взгляд Алекса, Майклу пришлось запрокинуть и немного наклонить голову. Он все еще улыбался своей кошачьей улыбкой, не показывая зубов. Его большие глаза, смотрящие снизу вверх, казались еще более невинными, чем обычно. Алекс вновь внутренне дернулся от своих мыслей — он почему-то не мог их контролировать.       Не поворачивая головы, Майкл медленно перевел взгляд на экран в стене и обратно на Алекса. Намек был понятен.       — Там никого нет. Наблюдение отключено.       Майкл поднял брови в скепсисе.       — Я убил чертова Оскара Шелса! Достаточно убедительно для тебя?!       Майкл слегка дернулся от резкого крика Алекса, а потом вдруг коротко и беззвучно рассмеялся.       — Да? Я и не знал, — его глаза прикрылись от саркастической улыбки. Он поднял обе руки в наручниках, чтобы положить одну на свою шею и размять ее. Его поведение было слишком расслабленным.       Алекс убрал свою руку со стола и отступил от Майкла, как от огня. Несмотря на долгожданную свободу, он вдруг почувствовал себя скованным: его ребра словно застыли, не давая сделать полный вдох. Прежняя эйфория все еще переворачивалась в его груди, но уже затмевалась сомнениями.       — Как дела у Марка? — продолжил Майкл.       — Ему конец, — Алекс подошел к стене и прислонился к ней спиной, сложив руки на груди.       — Амбициозный парень. Не вини его за желание делать свою работу, — Майкл положил руки обратно на стол и устало откинулся на спинку стула.       — Это не твое дело, — Алекс ощерился. — Говори уже, чего ты хочешь.       — Все просто, — Майкл не стал больше уходить от темы и посерьезнел. — Я помогаю поймать Патошика и Багвелла. Ты — не бегаешь за Линкольном, Сарой и Сукре и держишь меня в курсе их дел.       Прикрыв глаза, Алекс помотал головой в неверии и усмехнулся. Все точь-в-точь, как он и предполагал. Майкл был безумцем.       — Ты в своем уме? Предлагаешь мне утопить себя же?       Груз реальности быстро возвращался на плечи Алекса.       — Алекс, я мог бы заставить тебя снять обвинения с Сары или изучить дело Линкольна еще раз, найти доказательства. Но я знаю, что ты можешь, а что — нет. Я хочу от тебя только немного невнимательности и бездействия в твоей работе. Просто не ищи их намеренно. Ничего более.       Его голос был спокойным и вкрадчивым, а глаза — убедительными. Алекс наконец понял, кто на самом деле был дьяволом в этой сделке.       Это звучало как будто бы даже трезво. Вот как, значит, Майкл переманивал на свою сторону? Ломал все альтернативы, а затем предлагал свой единственный верный и логичный выход? Намеренно уязвлял гордость и проявлял свое фальшивое и великодушное понимание?       Майкл существовал в его голове так долго и основательно, что реальный разговор с ним казался миражом. После часов и дней наедине с собой и своей тревогой, Алекс привык разгадывать загадки, искать подтексты и двойные манипуляции — но никак не слышать его голос и принимать обычные слова за правду.       Предчувствие и сумрачный страх переворачивались в нем почти физическим ощущением, и он безуспешно давил эту унизительную паранойю, пытаясь мыслить рационально. Но он также и понимал, что эти реакции на самом деле только защищали его — убив предубеждение и злость, он уничтожит последний рубеж, который стоял перед его уязвимостью и всепоглощающими демонами, таившимися в ней.       Обычно люди умели стоять на границе между страхом, злостью и искренностью, но для Алекса баланс давно уже был чем-то невозможным. Скорее всего, он потерял себя год назад, когда сорвался и убил Шелса. Или это произошло раньше, когда работа поглотила его, и прежне яркие отношения с Пэм окончательно потухли, а он не нашел ни нужных слов, ни настоящего желания это исправить. Или — еще раньше, когда они думали, что ребенок спасет их разрушающийся брак. Или его жизнь на самом деле закончилось еще в девяносто первом, в том теплом июне, в Чикаго, когда он еще был в состоянии откинуть ужасы войны в задворки своего сознания, когда свадьба казалась самым светлым моментом его жизни, и когда Майкл — в поношенной кепке и рубашке, с короткими темными кудрями — попросил прохожего сфотографировать его счастливую семью.       Но это было неважно. Алекс уже давно научился жить здесь и сейчас со своим новым «я». Они были хорошими союзниками и могли отлично выполнять свою работу при любом раскладе, не оглядываясь назад.       Поэтому сейчас, когда упрямая злость поднялась в нем, он не сопротивлялся.       — Ни за что. Стать частью твоего плана? — Алекс высоко и резко всплеснул руками в фрустрации и отошел от стены, не в силах стоять на месте. — Да я скорее умру, чем стану участником этой убогой компании, Скофилд.       — Ты уже согласился, приняв сделку, Алекс, — голос Майкла был строгим и настойчивым. Алекс не видел его лица, потому что отвернулся, расхаживая по узкому пространству комнаты из стороны в сторону. Несмотря на то, что только Майкл был скован, именно Алекс здесь чувствовал себя запертым. — Не забывай, что я в любой момент могу рассказать следствию интересную выдуманную историю. Или принять предложение Марка.       В резком приступе ярости Алекс оскалился и пнул стул — железные ножки издали жуткий скрежет по полу.       — К черту тебя, Скофилд! — Алекс зарычал схватившись за волосы. Отрицание было трудно преодолеть, и ему было почти физически больно осознавать свое унижение. — Я откажусь. И тогда Уилер будет искать их.       — И тогда он ничего от меня не получит и не найдет, Алекс. Он — не ты. Я останусь в выигрыше.       Алекс рассмеялся.       Чертов мальчишка все знал — понимал, куда давить. Манипуляция была простая, но сработала, как нужно: Алекс чувствовал, как в груди разливалось совершенно низкое, предательское удовольствие от долгожданного признания.       Он с усилием провел рукой по лицу и тяжело выдохнул, чтобы согнать это чувство.       Только несколько минут минут назад, в приступе эйфории, еще не осознавая всей ситуации, он думал о том, что поражение от руки Майкла было невероятным опытом. Теперь же он полностью понимал, как глубоко в темный угол на самом деле оказался загнан. Идеальная ловушка.       Телефонный звонок резко выдернул Алекса из абсурда этой ситуации.       — Махоун, — бросил он в трубку, отвернувшись от Майкла.       — Сэр, — на том конце был Фоали. — Конвой уже отправляется, но MCC проинформировали нас, что они не в курсе перевода Скофилда. Вы передавали им запрос?       — Так запросите его самостоятельно!!! — Алекс рявкнул так громко, что эхо отдалось даже в этой крохотной комнате. Он чувствовал, как пульсировали в агонии его виски от крайней степени истощения и перегрузки. — Перевод обсуждался с директором еще до его поступления сюда! И не звоните мне по идиотским причинам!       Рыча, он сбросил звонок и прислонил ладонь ко лбу. Он уже перестал понимать и распутывать клубок интенсивных эмоций внутри себя.       — Знаешь, Алекс, — голос Майкла, как всегда, привлек истекающее внимание Алекса, и он развернулся. Майкл смотрел на него с прищуром, и его тон был полон скепсиса. — Еще месяц назад я тоже имел руководящую должность. А потом контролировал еще одну группу, состоящую из преступников. Я понимаю все подводные камни, но твой стиль управления… поражает.       Алекс услышал в этих словах все: и неодобрение, и каплю мнимого сочувствия, и попытку сместить фокус Алекса.       — Опять же, Скофилд, это не твое дело.       — Я даже могу понять Марка… — Майкл был полон провокации.       Алекс опустил ладонь ниже, закрыв свои глаза, и выдохнул в истощенном смешке.       — Забудь уже про гребаного Уилера, Майкл.       В абсолютной капитуляции, он развернулся к двери, рядом с которой стоял, и опустил пропуск к замку.       — Алекс, — Майкл сказал его имя резко и скованно: так, словно он не планировал его говорить. Это вновь заставило Алекса замереть. — Спасибо.       Чувствуя только полное опустошение, Алекс открыл дверь и вышел в коридор.       У него было много работы. Ему нужно было держать себя в руках.