Лимб

      Алекс не успел сказать ни слова.       Его черная импала столкнулась с синим седаном с оглушительным грохотом, и отдача удара передалась физическим и адреналиновым импульсом из рук и ног прямо в голову. Вспыхнувшее на чужой машине пламя ярко озарило темное ночное шоссе. Алексу понадобилось несколько секунд, чтобы подавить животную панику и сделать все верно и последовательно: остановить машину, отстегнуть ремень, достать пистолет, пнуть заклинившую дверь, выйти.       Все звезды сошлись в этот самый момент, спустя всего неделю.       Семь полных суток. Для разных людей этот временной промежуток имеет разную субъективную ценность или продолжительность. Работая над делами беглецов, Алекс воспринимал время как конкретные периоды: насыщенное золотое окно первых трех суток, за которым следовало напряженная работа или ожидание в течение пары недель, а затем — охлаждение дела и признание поражения. Одна неделя для поимки беглеца, несмотря на преодоление отметки золотого окна, могла считаться полным официальным успехом — но вот тут уже встревало и личное понимание успеха Алекса.       Неделя — непозволительно долго для поиска простого человека. Семь дней — восхитительно быстро для поимки Майкла Скофилда. Отметка где-то между прекрасным идеалом и ожиданием. Жар погони, смешанный с периодами бесконечного исследования.       Как пес, Алекс всю эту неделю рыл носом землю, и каждый его ход заканчивался контратакой Майкла.       Загадочные татуировки, пустая квартира, «Ripe Chance Woods», Линкольн Младший — испуганные глаза Майкла в лифте.       Убийство Абруцци, поддельные трупы, клад в Юте, поимка Аполскиса, нитроглицерин — агрессивный звонок Майкла.       Обыск квартиры Сары Танкреди, разгадка шифра, рандеву в Гиле — заточение в клетке.       И, наконец, «Bolshoi Booze».       За эти семь дней произошло так много событий — и Майкл все это время был в его голове. Так странно было осознавать, что встречались лицом к лицу и говорили они всего два раза — да и разве можно было назвать это разговорами? Агрессия в ответ на агрессию: Алекс забрался в его мысли и планы, а Майкл ответил тем же. Алекс действовал, а Майкл показывал свое превосходство.       Он был неподконтрольным: не поддавался ни хаосу обстоятельств, ни личному давлению. Даже на расстоянии, просто наблюдая и преследуя, Алекс чувствовал его холодную уверенность в своих силах. И чем агрессивнее становились решения Майкла, тем более загадочной казалась та маленькая и совсем нежданная искра уязвимости и отчаяния, которую Алекс увидел в лифте, а затем и в клетке. Майкл был не банальным умным преступником — о, совсем нет — и Алекс почему-то умирал от эгоистичного желания узнать, что на самом деле было спрятано там, внутри. Героизм? Ложь? Наивность? Самолюбование? Справедливость? Возможно, все вместе. У Алекса было миллион догадок, и он пока не хотел заканчивать эту игру просто потому, что не разгадал его загадку полностью.       Но это мешало его работе. И моментный страх того, что столкновение машин могло убить Майкла сейчас, был таким же неуместным.       Дверь синего седана со стороны водителя открылась в тот же момент, когда Алекс наконец твердо встал в стойку и поднял пистолет. Майкл вывалился из машины боком, едва успев подставить руки.       Он, должно быть, жалел сейчас, что не сел на тот самолет — хотя, перехватчики уже полетели на ним тоже. И Алекс был рад: задержать Майкла должны были не пограничники, не мексиканская полиция, не охрана тюрьмы, и даже не ФБР — поймать его должен был только сам Алекс. Ему лично нужна была эта победа, и он был в секунде от того, чтобы ее полностью прочувствовать.       Но Алекс не успел сказать ему ни слова.       — Говорит пограничная служба США! Бросай оружие на землю! Никому не двигаться!       Оглушающий звук громкоговорителя прервал белый шум в голове Алекса, а яркие лучи фар и красно-синие огни нескольких экипажей полиции ослепили его на мгновение.       Никогда, черт подери, никогда эти гребаные полицейские не прибывали вовремя.       — Пограничная служба США! Живо оружие на землю! — несколько офицеров выпрыгнули из машин, подняли пистолеты и присоединились к ору громкоговорителя.       — Спецагент Александр Махоун, ФБР! Я задерживаю преступника! — собственный крик отдался болью и звоном в голове. Скорее всего, у него было сотрясение небольшой тяжести.       — До установления личности — оружие на землю! Бросай, или мы будем стрелять!       Спиной к нему, Майкл полу-лежал на асфальте рядом с горящей машиной — Алекс даже не видел его лица из-за ослепительных фар экипажей полиции впереди.       Был ли он раздосадован? Понял ли сразу, что это был Алекс? Возможно, уже придумывал новый план? Или уже отчаялся?       Все уже было разрушено. Не было никакого смысла в победе, если Алекс не мог увидеть весь спектр эмоций и капитуляцию в глазах противника. Не могло быть победы без признания поражения.       Для такого человека, как Скофилд, первые секунды понимания и анализа решали все. Именно сейчас он переживал эту ситуацию — именно в этот момент он был уязвим и честен в своем искреннем удивлении и страхе, которые у него точно были. Через какие-то жалкие минуты или секунды он снова соберет себя по кускам и что-то придумает. И Алекс снова окажется позади.       У него были лишь мгновения для того, чтобы по-настоящему поймать Майкла и застать его врасплох — и он их упустил.       Рыча через зубы проклятья в жалкой досаде, Алекс уронил руки из стойки и наклонился, чтобы положить пистолет на землю. В этот момент, как никогда, ему не хватало Вератрила. Опять приходилось действовать по ситуации.       Полицейские засуетились вокруг, и Алекс, не обращая внимания на пистолеты, ткнул удостоверением в лицо подошедшего к нему случайного офицера.       — Специальный агент Александр Махоун, ФБР, оперативная группа по задержанию беглецов! — закричал он, перебивая сирены. — Я перехватил Майкла Скофилда, одного из Фокс-Риверской восьмерки! Это задержание должно остаться в строгой секретности для расследования со стороны ФБР! Никому не сообщать о Скофилде, тем более — прессе! Любая крыса пройдет через меня лично!       — Агент Махоун, успокойтесь, — к Алексу подбежал другой офицер, упрямо и строго посмотревший на протянутое к нему удостоверение ФБР. — Лейтенант Уэйверли. Вы едете с нами в ближайшее отделение в Лас-Крусес. Поговорим про межведомственные терки с начальством по дороге.       Несколько офицеров уже грубо подняли Майкла с земли, надели на него наручники и отводили к экипажу. Алекс, прожигая взглядом их спины, запихнул удостоверение обратно во внутренний карман пиджака и поднял пистолет с земли.       — Будьте добры, донесите до ваших людей, что это строго секретное задержание федеральной важности, — рычал он сквозь зубы. — Если хоть кто-то узнает, что Скофилд пойман, это помешает захвату остальных беглецов.       — Конечно, пройдемте к машине, — лейтенант Уэйверли развернулся и пошел вперед, включив рацию на плече. В пару коротких фраз он отдал приказы подчиненным и сообщил центру о возвращении экипажей.       Майкла уже посадили в другую машину.       — Я еду с ним, — Алекс шагнул в его сторону.       — Стойте, — лейтенант перехватил его плечо, заставив Алекса оскалиться в ответ. — С ним едут три офицера. По протоколу вы едете со мной.       — Какая, к черту, разница?! Замените одного офицера!       Алекс постепенно закипал все больше. Где-то на краю сознания он понимал, что никто не позволит ему отойти от идиотских протоколов, но разочарование было слишком сильно.       — Успокойтесь, агент. Мы в пятнадцати минутах. Потерпите до отделения, а потом делайте с ним, что угодно, — лейтенант говорил твердо и равнодушно.       Его тон и слова вернули Алексу толику хладнокровия. Выдернув плечо из чужой хватки и раздраженно кивнув, он направился к ведущему экипажу.       Факт оставался фактом — он все же схватил Майкла. У них еще будет возможность поговорить. Алекс точно мог потерпеть пятнадцать минут.       

***

             И все же, иногда пути справедливости были неисповедимы.       — До Чикаго двадцать один час пути. У нас каждая минута на счету. Этот человек является ключом ко всему плану побега из Фокс Ривер. Я схватил его лично. И вы серьезно говорите мне, что я не могу ехать в одном фургоне с ним, потому что у меня нет полномочий?!       — Все так, агент Махоун — с задержанным поедет специальная охрана. Я бы предложил допросить его прямо сейчас, но медики говорят, у него сотрясение. Время перевозки как раз должно хватить для его стабилизации — и на самом деле они даже этого не рекомендовали.       Бред. Полный бред.       В ярости, Алекс отвернулся от шерифа и уставился за решетки камеры на другом конце длинного зала отделения полиции. В ночной час посторонних здесь было немного, но постоянно мельтешащие в работе офицеры все равно частично закрывали ему вид.       Полчаса назад, выйдя из машины, Майкл упал в обморок, и сейчас, после короткого визита медиков, все еще сидел на койке и умело прикидывался умирающим. Все попытки Алекса поймать его взгляд заканчивались неудачей: для сохранения тайны личности Майклу выдали серую кепку с потертым гербом местного колледжа и белую медицинскую маску, за которыми он умело прятался. Подойти к нему сейчас было бы заманчивым, но жалким решением: проводить конфиденциальные разговоры в людном помещении было глупо, а выражать свои эмоции — тем более.       Оставалось только прожигать его взглядом издалека и ждать конвой.       Почти час непрекращающихся телефонных звонков директору чикагского офиса ФБР и корпоративной ругани — и Алексу позволили оставить транспортировку заключенного на стороне ФБР и Службы Маршалов. Конечно, главной причиной этому послужила секретность. Если бы он арестовал Скофилда открыто, здесь бы уже толпилась пресса, из ниоткуда бы возникли представители Управления исполнения наказаний и Бюро тюрем со своими бесценными комментариями, проснулся бы кто-нибудь из Вашингтонского офиса — да разве что только для самой мисс президента здесь места не хватило. Все бы захотели отхватить часть его успеха.       Алекс даже не был до конца уверен, что больше повлияло на его решение о секретности: логичное предположение, что Скофилда надо было использовать как приманку, или же желание сохранить хоть какие-то границы его личной победы.       Он раздраженно провел по своим растрепанным волосам и упал на стул рядом с доисторическим вендинговым аппаратом. Отсюда камеру было видно еще хуже.       Снова зазвонил телефон — Уилер. У Алекса все еще раскалывалась голова от сотрясения, но почему-то он, в отличие от Майкла, не догадался показаться медикам.       — Махоун, — бросил он, приняв звонок.       — Поздравляю, сэр, — в трубке раздался воодушевленный голос Марка. — Вас давно не было слышно. Куда определите Скофилда?       — На время допроса — MCC*, Чикаго.       — Думаете, его не допустят сразу в офис, поближе к нам?       — Уилер, это же Скофилд. В центре содержания в офисе нет достаточных мер охраны, — Алекс уронил лицо в ладонь и протер глаза. Иногда объяснять очевидные вещи было подобно пытке. — Побудет в Коррекционном центре, в камере повышенной безопасности и полной изоляции. Поскучает.       — Понял, сэр, — Уилер нервно кашлянул. — Когда нам ждать вас в офисе? У нас новости по передвижению пропавшей Сары Танкреди. Ее видели в Гиле, Нью Мексико, рядом с вами.       — Старые новости, — Алекс устало усмехнулся. — Пришли сюда Айвса, пусть поищет ее. Я отправляюсь в конвое Скофилда в Чикаго, буду через сутки.       — Вы уверены, что хотите лично его сопровождать, а не прилететь сюда? С ним все-таки будут марш—       — Да! — Алекс зло перебил его. Сколько еще людей его об этом спросят сегодня? — Я лично убежусь, что Скофилд под стражей в Чикаго. Сообщай мне любые новости о восьмерке.       Он сбросил звонок.       Майкл сидел боком к нему, и за спинами ходящих туда-сюда офицеров Алекс видел только его плечи и голову. Его лицо было полностью закрыто козырьком кепки и маской, а татуировки — узким воротом и длинными рукавами грязной серой футболки.       Алекс ловил его семь дней — и мог подождать еще сутки.       

***

             Двадцать три часа в пути прошли гладко, если не считать того факта, что Алекс чуть не сошел с ума от самой страшной пытки — бессмысленного ожидания.       Майкл ни разу не вышел из фургона и, судя по сообщениям охраны, не сказал ни слова. Удивительная выдержка — либо же истощение от побега и сотрясение. Алекс ловил взглядом его профиль из окна машины сопровождения: Майкл либо спал, либо просто сидел с закрытыми глазами. Его лицо было видно так плохо за маскировкой, что во время коротких остановок случайная паранойя Алекса несколько раз толкала его подойти поближе к фургону и проверить, точно ли это все еще был Скофилд. Но Майкл просто спал и не делал ничего криминального — внешне.       Возможно, он просто сдался и расслабился? Или уже продумал свой следующий шаг и спокойно ждал? Или же все-таки это был специфический ответ его психики на полное поражение?       Факт оставался фактом — Майкл не давал Алексу ни единого повода насладиться успехом: ни лишними эмоциями, ни беспокойными поступками. Он бы отреагировал точно так же, будь это не настоящий арест, а просто длительная поездка домой.       Алекс поймал достаточно преступников: все они сопротивлялись, боролись, огрызались, рыдали, кричали — в моменте они стремились отомстить хоть каким-то образом, даже обычными грубыми словами. За весь его опыт в ФБР он видел лишь пару похожих реакций при задержании. Возможно, Алекс все же некорректно составил его психопортрет, и Скофилд на самом деле был психопатом? Но это не имело никакого смысла: даже его мотивация попадания в тюрьму этому противоречила.       В этой объективно выигрышной позиции, на полпути к финишу, Алекс с каждой минутой все больше чувствовал, будто он на самом деле проигрывал и упускал суть. Это он был на взводе, это он хотел личной мести, это он не получил того, чего хотел. Майкл добился своего — пусть и на время, но его брат сбежал из тюрьмы.       Было ли ему вообще дело до самого себя? Если он был не психопатом, то, возможно, он был кем-то вроде зависимого эмпата? Может, он был не против позиции гребаного мученика?       Алекс должен был сделать себе заметку ни за что не позволять ему говорить с прессой. Они обожают мучеников и, конечно, злодеев в черных костюмах.       Да. Пустое ожидание сводило его с ума: гиперактивное сознание отвратительно реагировало на отсутствие деятельности.       Он не смыкал глаз уже двое суток — и те три часа последнего тревожного сна во время короткого перелета в Нью-Мексико с трудом можно было назвать полноценным отдыхом. Он чувствовал себя отвратительно, и выглядел не лучше: как минимум два раза он жалко думал о том, чтобы купить уродливую футболку на заправке и содрать с себя пропитанную потом рубашку — но он бы скорее умер, чем снял галстук и потерял репутацию во время межведомственных терок. Алекс мог выдержать многое ради своей гордости и был с собой в этом полностью честен. И пусть только отвратительное кофе с заправок держало его на ногах все это время, Алексу и не было нужно физическое насыщение, если у него было достаточно топлива для мыслей. Даже будь у него кресло бизнес-класса сейчас, он вряд ли бы смог заснуть, ну а в машине сопровождения Скофилда и под подозрительным и оценивающим взглядом представителей правосудия — тем более.       Оставалось только держать себя в руках и сконцентрироваться на работе.       Лэнг звонила несколько раз с новостями по восьмерке — в основном, у них были только подвижки по Франклину, сбежавшему с семьей. Алекс был не особенно заинтересован в нем: побеги целыми семьями редко заканчивались хорошо. Рано или поздно кто-то из них расколется или найдется — тем более, с больным ребенком.       По остальным беглецам была тишина, и Алекс с раздражением чувствовал наступление последних прохладных двух недель этого дела. Его не расстраивало новое ограничение во времени — его злил только тот факт, что по прошествию золотого окна в его руках было не так уж и много добычи: только убитый Абруцци и бесполезный Аполскис. Впрочем, с невероятно успешной поимкой Скофилда он точно найдет остальных в самые сжатые сроки.       В моменты отвлечения от скуки, тревоги и отвращения Алекс развлекал себя мыслями о предстоящих допросах. Майкл пока не высказал желания взять адвоката, и перспектива свободных разговоров с ним была… интересной.       Был ли он восприимчив к агрессии? Шел ли на сделки? Играл ли в игры?       Майкл все еще был сильным оппонентом, и стратегию стоило продумать сильно заранее.       Метод “хорошего копа”, конечно, с ним уже не сработает — они знали друг друга достаточно хорошо, и Майкл понимал, что Алекс был не самым терпеливым человеком.       И где-то на двадцать третьем часу этой бесконечной поездки Алекс наконец тоже понял кое-что о Майкле.       Десяток маршалов утомленно вывалились из машин перед входом в Коррекционный Центр Метрополитан. Умирающий от нетерпения Алекс в это время находил утешение в мелочах: разговаривал по телефону с директором MCC и настаивал на повышении мер безопасности для изолятора. С невероятным облегчением он вышел из машины и мстительно захлопнул дверь, что-то рыча в трубку, а его глаза сразу обратились на добычу.       Майкла вывели из фургона, и именно этот момент он выбрал для того, чтобы наконец поймать взгляд Алекса. Его прикрытые светлые глаза сверкнули в тени козырька кепки со странным довольством — маска скрывала его лицо, но Алекс был уверен, что он победно ухмыльнулся.       Неразборчивый и раздраженный голос директора MCC раздался в трубке, но Алекс потерял суть разговора.       Майкл снова упал в обморок — прямо в руки охраны.       Все было так очевидно. Этот умник просто хотел вывести Алекса из себя.

***

             Время продолжало лететь. Имела смысл только его потеря, а не время суток       Еще через шесть часов Алекс проснулся у себя дома от телефонного звонка. Это был Уилер, вышедший обратно на смену. Работа не прекращалась, пока Алекс спал.       — Махоун.       На часах было восемь утра. Алекс поставил звонок на громкую связь и позволил себе не открывать глаза еще несколько минут. Он даже не успел поесть перед тем, как раздеться и упасть на кровать, а после этого разговора его ждала только поспешная поездка обратно в офис.       — Сэр, доброе утро. Извините, что так рано. Директор требует срочного допроса Скофилда.       — Парень лежит без сознания в санчасти MCC. Вашингтон хочет, чтобы я туда вломился и привел его в чувство своими руками? — он протер больные глаза.       Саркастическая шутка на самом деле была непозволительно соблазнительной перспективой. За два десятка лет работы на страну Алекс научился подчиняться порядку и поддерживать его — и все же, смирение не означало отсутствие гадкого и тяжелого разочарования. Мысли о прошедшем и уже невозможном почти не дали ему заснуть этой и так короткой ночью.       Раньше система только ограничивала его насильственные и мстительные тенденции, позволяя тем не менее раскрывать потенциал — но теперь она еще и лишала его возможности насладиться победой и вставляла палки в колеса. Как долго он снова сможет это выдерживать? Находиться в рамках закона?       Один такой срыв уже оставил кровь на его руках. Алекс едва смог избежать снов о трупах сегодня — только из–за того, что был смертельно измотан.       Он не хотел думать о том, почему именно эта недельная погоня оставила его в таком неспокойном состоянии сознания — спустя столько времени с убийства Шелса. Возможно, он наконец подходил к порогу своего настоящего безумия?       — На самом деле, из MCC передали, что Скофилд уже очнулся, они звонили час наза—       — Час назад?! — Алекс распахнул глаза и сел так резко, что у него потемнело в глазах. — И вам понадобился пинок от Вашингтона?! Почему ночная смена не позвонила мне до твоего выхода?!       — Извините, сэр… Может, мне позвать агента Лэнг вместо ва—       — Никого не звать! — Алекс рявкнул прямо в трубку. — Пусть срочно подготовят допросную и выведут туда Скофилда. Он взял адвоката?       — Нет, сэр.       — Прекрасно.       — Вам нужна машин—       Алекс сбросил звонок.       От его дома до MCC можно было доехать за пятнадцать минут, а с мигалками — за пять. Но Алекс собирался приехать туда как минимум через час: никто не мог помешать ему помариновать преступника в допросной перед разговором. Для Майкла это могло быть полезно.       И поэтому Алексу было несколько сложно оправдать для самого себя собственную спешку. Отсутствие адвоката и перспектива почти свободного допроса все еще казались почти невероятными, и, возможно, именно это предвкушение заставило его сердце колотиться сильнее обычного. Какова была вероятность того, что Скофилд — не ограниченный ни в средствах, ни в связях, ни в уме — позволит подобраться к себе для официального допроса? Будь Алекс на его месте, первое, что он бы сделал — это вызвонил своего адвоката и дал ему говорить за себя. Иное поведение Майкла означало только то, что он что-то придумал. Но в этом не было никакого смысла. Что могло быть ему нужно, кроме сделки со следствием, которую было гораздо проще выпросить с юридической защитой, а не в прямой конфронтации? Алекс с усталым недовольством давил ничтожную надежду на то, что Майкл просто хотел высказать ему лично свое недовольство и дать этим самым повод позлорадствовать — но это было слишком нереалистично, учитывая его поведение при задержании.       Физическим усилием Алекс заставил себя потратить время на сборы, а не умчаться в MCC, едва одевшись. Он принял долгий по его меркам душ, побрился и привел себя в порядок, почти не осознавая усталость. У него хватило выдержки даже для того, чтобы, в приступе заботы о будущем себе, бросить кучу рубашек в стиральную машину и приготовить себе завтрак и кофе.       Долгие периоды трудоголизма и самоотдачи были для него не в новинку и, на самом деле, всегда были скорее целью его жизни, а не ее неприятным побочным продуктом, и Алекс делал всё для обеспечения собственной работоспособности. В редкие выходные или периоды затишья он полностью убирал дом, перепроверял тревожный набор, набивал морозильную камеру готовыми обедами, складывал комплекты одежды для их быстрой доступности, доводил себя тренировками — выполнял рутинные вещи ради того, чтобы во время войны быть готовым ко всему. Алекс всегда реагировал максимально эффективно — и именно поэтому насильно замедлять этот ядерный реактор было очень сложно.       Прошло пятьдесят минут со звонка Уилера, когда Алекс наконец позволил себе выйти из дома. С каждой новой потерянной минутой, к его собственному раздражению, ему все больше казалось, что мариновал он уже не Майкла, а самого себя. Именно поэтому он не отказал себе в удовольствии достать сигнальный прибор и промчаться с сиреной мимо утренней пробки на двести девяностом шоссе — но на многоэтажную парковку Центра он заехал чуть более спокойно.       Яркие лучи уже давно вставшего летнего солнца, освещающие желтоватый бетон парковки внутри, заставили Алекса болезненно прищуриться — как назло, он забыл солнцезащитные очки дома. С трудом обнаружив свободное парковочное место рядом со служебным входом на пятом этаже, Алекс поспешил бросить машину на нем и, схватив папку с документами, вылетел к двери на уровень администрации.       — Специальный агент Махоун, — бросил он, нажав кнопку внутренней связи. Влажный от пота палец почти соскользнул с нее.       — Добрый день, агент Махоун. Допросная на десятом этаже, администрация прямо по коридору. Пожалуйста, предъявите удостоверение, оставьте свою подпись и возьмите пропуск в окне слева после двери.       Алекс почти закатил глаза: охрана здесь всегда повторяла одно и то же, задерживая его каждый раз. Благо, после этих слов дверь сразу отъехала в сторону, и Алекс снова прищурился от яркого и холодного внутреннего освещения. Раздраженно вздохнув и приготовившись к множеству мелкой бюрократии, он выдернул из кармана удостоверение и очки для чтения.       Охранник в окне слева недостаточно внимательно, по мнению Алекса, взглянул на его документы.       — Распишитесь здесь, пожалуйста, — он протянул несколько бумаг, которые Алекс подписал, не глядя. — Ваш пропуск.       Выхватив бейдж с электронной картой, Алекс кивнул охраннику и поспешил подойти к лифтам. Ему незачем было проходить в администрацию — он не собирался обмениваться любезностями с мистером Волтером Грантом, директором MCC, с которым он изрядно (но в корпоративных терминах) повздорил на пути из Лас Крусес. Возможно, это было зря: Алексу могло потребоваться сотрудничество с ним, если со Скофилдом что-то случится в пределах Центра. Но в то же время, в разговоре с ним Алекс настаивал как раз на повышении мер безопасности — конечно, в случае неблагоприятного исхода, Алекс мог бы надавить на директора тем, что заблаговременно предупреждал его об опасности задержанного…       Алекс всерьез успел задуматься о необходимости небольшого лицемерного визита за те две минуты, пока ждал медлительный лифт. Он почти успел забыть, что на часах было девять утра — утренний час пик. Лифт приехал полностью забитый, и Алекс со вздохом отступил, пропуская работников администрации.       В толкучке, останавливаясь на каждом этаже, Алекс все же достиг места назначения спустя один час и пятнадцать минут со звонка Уилера. Двери лифта разъехались, и он вышел на десятом этаже MCC, предназначенном для конфиденциальных свиданий и допросов. Очередной охранник, взглянув на его удостоверение и пропуск, открыл ему проход, и тяжелая решетка отъехала с громким звуковым сигналом.       — Коридор налево, — еще одна тяжелая дверь отъехала в указанном направлении. — Вторая допросная, Агент Махоун.       Алекс услышал его слова уже за своей спиной, и оглашенный факт заставил его внутренне скривиться. Вторая допросная использовалась для тщательного протоколируемых допросов: она была оборудована камерами, микрофонами и специальной комнатой наблюдения. С одной стороны, детально и со всех сторон задокументированный допрос был настоящим сокровищем для повторных исследований или получения дополнительного мнения. С другой же стороны, протокол снова ставил Алекса в строгие рамки: он больше не мог использовать половину методов допроса и был существенно ограничен в том, о чем мог говорить со Скофилдом. Как минимум, он не мог упоминать контакт Майкла и Пэм, иначе Алекса бы отстранили от дела как эмоционально вовлеченного или же как близкого «жертвы». Он не мог этого допустить.       В конце концов, чем дальше откладывался разговор с Майклом, тем более задушенным Алекс себя чувствовал. Это не могло способствовать повышению мотивации к работе, но Алекс все равно ухмылялся, когда прислонял электронный пропуск к замку у комнаты наблюдения, проигнорировав приветствия охраны.       Дверь открылась, и первым, что он увидел в полумраке, была чужая фигура. Он почти был готов зарычать от накопленной фрустрации, когда на секунду подумал, что это была Лэнг или кто-то еще из команды, но его глаза быстро привыкли к освещению, и, как оказалось, в комнате сидела всего лишь случайная работница Центра, судя по униформе.       — Что вы здесь делаете? Этот допрос проводится в рамках строгой секретности, — собственный голос показался Алексу сдавленным из-за попытки сдержать злость.       Сколько еще правил, людей или чертовых сил природы задержат его?       — Агент Махоун, вот и вы! — девушка отвернулась от лицезрения экрана перед собой, и вскочила со стула. — Секретарь Аннет Кэйси. Меня назначили протоколировать допрос, сэр.       Какая нелепость. Алекс заранее принял все меры для того, чтобы комната была пуста. Он и так испытал достаточно головой боли при разговоре с прокурором, а уж технический персонал он точно был в состоянии выгнать.       — В этом нет необходимости, мисс, — Алекс провел по лбу и взмахнул рукой по направлению к выходу. — Уходите немедленно. Это не было согласовано с ФБР. Надеюсь, вы хотя бы подписали приказ о секретности.       — Да? — хрупкие плечи девушки вздрогнули, и она сцепила руки перед собой в нерешительности. — Извините, назначение поступило мне от начальства. Позвольте уточнить по интеркому перед тем, как я уйду?       — Поторопитесь.       Аннет поспешно схватилась за трубку внутренней связи и что-то залепетала. У Алекса уже не было сил думать о нелепом обстоятельстве ее присутствия здесь — он, наконец, зашел в темную комнату, бросил бумаги на узкий стол перед большим стеклянным экраном в стене, который был единственным источником света, и поднял глаза.       Алекс дождался. Это был он.       Майкл сидел прямо перед ним, и их отделяло только непрозрачное с одной стороны стекло. Ярко-оранжевый цвет его комбинезона резко выделялся на фоне ярко освещенных белых стен допросной комнаты. Его руки в наручниках были прикованы цепью к столешнице, а ноги — к стулу. Он не был болезненно бледным, испуганным, нетерпеливым или сонным — он выглядел обычно.       Оценка заключенных перед допросом была важной составляющей психопортрета: поведение преступника при длительном ожидании могло многое предсказать. Показная расслабленность или бесстрашие были признаками отказа от сотрудничества или готовности к выбиванию выгодной сделки. Скованность, видимый испуг и нервозность были показателями слабой психики — на таких прекрасно работало давление. Нетерпение или неусидчивость могли указать на психоз или очевидную готовность к сотрудничеству. Впрочем, любая из этих реакций была не всегда так однозначна.       Но Майкл точно так же, как и при задержании, выделялся. Его поза была не скованной, а аккуратно расслабленной: ладони лежали на столе друг на друге, ноги согнуты в коленях и расставлены на небольшом расстоянии, спина откинута на спинку стула, шея выпрямлена, подбородок чуть склонен, взгляд устремлен в столешницу. Если бы не окружающая обстановка, он бы идеально вписался в какое-нибудь кафе в зале ожидания аэропорта или даже на лекцию в университете. Он выглядел прилежным, безобидным, нечитаемым, и, к разочарованию Алекса обычным.       Но Майкл Скофилд был каким угодно — только не обычным.       — Сэр? — женский голос отвлек Алекса от напряженного созерцания, и он нехотя перевел вопросительный взгляд на Аннет. Та протягивала ему интерком. — Это вас.       Алекс выхватил трубку.       — Махоун.       — Агент, рад слышать, — в трубке раздался знакомый сдержанный голос директора Гранта. Алекс отвернулся от мисс секретаря, чтобы незаметно закатить глаза и провести рукой по лицу. — Мне позвонил ваш коллега и передал, что допросу потребуется техническое сопровождение для быстрой расшифровки, поэтому мисс Кэйси с вами. С этим есть какие-то проблемы?       — Мистер Грант, добрый день, — Алекс давил вежливость сквозь зубы. — Кто вам позвонил? Обычно в таких случаях мы берем своего человека.       — Боюсь, не вспомню имя. На моем столе в кабинете лежит факс из вашего офиса с официальным запросом. Я сейчас по дороге на совещание, не могу посмотреть.       Что за бред. Официальный запрос? У кого-то из команды Алекса заиграла инициатива в заднице?       Чтобы отменить запрос, нужен был еще один документ либо из офиса ФБР, либо лично подписанный Алексом. У него уже не было ни терпения, ни времени на поиск виноватых, а на бегание по этажам между допросной и администрацией — тем более.       Его и так достаточно задержали. Эта полоса препятствий была просто невыносимой.       — Что ж, выясню позже. Никаких проблем, мистер Грант.       — Отлично, тогда удачи вам с допросом, мистер Махоун.       В корпоративной возне иногда трудно было услышать чужое раздражение за вежливостью, но Алекс всегда был в этом мастер. Директор сбросил звонок, и Алекс поставил трубку интеркома на место, развернувшись к Аннет.       — Вы остаетесь здесь, мисс. Буду ждать от вас полной расшифровки сразу по окончании допроса. Еще раз — вы подписывали приказ о секретности?       — Да, сэр, конечно, сэр, подписывала у директора.       Алекс подозрительно осмотрел девушку с ног до головы. На вид, Аннет было около двадцати пяти лет. Небольшой рост, испуганные глаза, волосы мышиного цвета в растрепанном узле — если бы безобидности и жалости можно было подобрать воплощение, то это была бы она.       Все внутри него противилось перспективе, что кто-то станет живым свидетелем этого разговора, тем более — какая-то бесполезная девчонка, случайно попавшая сюда. С каждой секундой обстоятельства все дальше уводили его от идеальной картины, которую он все же успел вообразить. И, на самом деле, он уже был достаточно скован раздражающими протоколами, чтобы без лишней боли допустить в эту картину еще один нежелательный элемент. Не было никакой разницы, кто станет наблюдателем — какая-то девчонка или же весь его отдел, который обязательно посмотрит и пересмотрит допрос на записи.       Сжав губы и сдержанно выдохнув через нос, Алекс отвернулся к экрану. За те несколько минут, что он отводил взгляд, Майкл сменил положение своих рук и слегка переплел пальцы.       — Как долго он ждет?       — На данный момент… — Аннет взглянула на настенные часы, — около сорока шести минут, сэр.       — Заметили что-нибудь особенное?       — Нет, сэр, он не делал ничего странного. Просто сидел вот так все время и смотрел в стол.       — А вы смотрели на него все сорок шесть минут, мисс? — Алекс бросил насмешливый взгляд на девушку.       — Нет, что вы… Я настраивала оборудование, — Аннет склонила голову, скрыв лицо за растрепанной челкой, и села за панель управления. — Готова начать в любой момент, сэр.       Алекс хмыкнул. Ее определенно нельзя было допускать к следующему допросу.       — Запускайте.       Не дождавшись ответа, Алекс схватил папку с делом со стола и вылетел из комнаты наблюдения. Через пару секунд его пальцы с пропуском замерли над электронным замком от допросной.       Пусть кастрированная, ограниченная и задушенная — но это была первая попытка Алекса установить полноценный контакт с Майклом. Он должен был взять себя в руки, забыть о личной мстительности и желаниях, вспомнить о цели своей работы — он должен был быть хладнокровным. Если он не подавит лишние эмоции, эта встреча может оказаться первой и последней. Она может стать не только провалом в деле Фокс-Риверской восьмерки, но и провалом во всей карьере Алекса.       Это было сложно. Появление Майкла уже усложнило его жизнь, но легче все никак не становилось. Алекс ждал этой встречи неделю, а затем еще тридцать три мучительных часа, и только сейчас с большим трудом признавал, что в итоге пришел сюда без полноценной стратегии. Он не знал, чего ожидать от Майкла, и эта непредсказуемость вызывала одновременно и предвкушение, и опасливость. Ему оставалось только полагаться на собственное умение быстро реагировать — которое, впрочем, было одной из его сильнейших черт. Как и тревога.       Алекс знал только одно — он не позволит Майклу использовать себя и тянуть время. И, в любом случае, игра должна была стоить свеч.       Замок щелкнул, Алекс надавил на ручку и открыл дверь.       Взгляд Майкла пронзил его, едва он ступил внутрь. Если бы Алекс был суеверным, он мог бы подумать, что за такими глазами, как у него, могли прятаться какие-то телепатические способности — но Алекс был реалистом и знал, что за умным, слегка хмурым взглядом не стояло ничего страшнее обычного гнева. И, в любом случае, в мыслях Алекса не было ничего предосудительного — только реакция здорового человека на чужую агрессию.       — Здравствуй, Майкл, — Алекс сделал три шага к столу, не спеша отодвинул свободный стул, сел, положил папку на стол. — Наконец, мы можем поговорить в спокойной обстановке.       Алекс все же поймал чужой взгляд — и Майкл, словно играя в кошки-мышки, сразу же разорвал контакт и нарочито медленно отвел глаза куда-то в стену справа от себя.       — Привет, Алекс, — его голос был мягким и безразличным.       — Как с тобой обходится Коррекционный Центр Метрополитан?       — Хочешь светской беседы? А как погода снаружи?       — Прекрасная, — Алекс улыбнулся заметной нотке раздражения в чужом голосе. Конечно, он пришел сюда только ради нее.       Впервые они были так близко достаточно долго для взаимного изучения. Алекс заметил несколько новых деталей: маленькие свежие царапины на лице Майкла, разбитая и опухшая нижняя губа, пластырь на брови. По сравнению с полицейским снимком при задержании два месяца назад, сегодняшний Майкл заметно похудел и осунулся: его щеки впали, круги под глазами потемнели, кожа приобрела более нездоровый оттенок. Вопреки этому, сейчас он легко мог бы сойти за молодого нахулиганившего студента, но никак не за тридцатилетнего мозгового центра операции по побегу из тюрьмы группы преступников. И Майкл всегда пользовался всеми доступными ему ресурсами, в том числе, конечно, и своей внешностью.       — Не нагляделся еще на фотографии со мной? Видишь что-то новое?       — Да, — Алекс положил сцепленные в замок руки перед собой, показывая нарочитое спокойствие. — Свой успех.       Это все же заставило Майкла поморщиться, и Алекс позволил себе ликующе улыбнуться.       Его наконец наполнило яркое и приятное чувство восторга, которого он ждал все эти тридцать три часа. Дофамин от выполнения поставленной цели ударил сильно и точно. Алекс давно признался себе, что жил только ради этих американских горок между кортизолом, адреналином и дофамином, как зависимый — впрочем, он и так был наркоманом во всех смыслах этого слова. Сложнее было не стать таким, с его сумасшедшей работой и гиперактивным мозгом.       Если бы не официоз обстоятельств, если бы они говорили прямо там — на шоссе у Лас Крусес — Алекс бы посчитал это одним из лучших моментов своей жизни. Впрочем, Алекс мог довольствоваться и малым: вид абсолютно безоружного и беззащитного Майкла в его власти, пусть и ограниченной, все еще был невероятно приятным для его самолюбия.       — Каково это — быть не самым умным человеком в комнате?       Майкл, все так же безучастно разглядывая пустую стену, пожал плечами. Как бы он не пытался изобразить безразличие, он не мог отрицать собственного поражения.       — Не так интересно, как я предполагал. Я бы предпочел быть не здесь.       — А где же? — Алекс заинтересованно наклонил голову. Он не ожидал серьезного ответа.       — Через неделю ведь середина июня, — Майкл на секунду прикусил опухшую нижнюю губу. — Жарким летом хочется выпить холодного чая с женой, поболтать о прошлом, — он тяжело вздохнул, — сходить в зоопарк, посмотреть на зверей в клетке. Мне всегда становится интересно, по какой причине они там оказываются — по собственному желанию, или же кто-то другой пользуется ограниченностью их сознания?       Майкл снова поймал его взгляд своим — темным и непреклонным.       Алекс вдруг почувствовал, как все приятные ощущения покинули его сознание, сменившись холодным ужасом. Его шея напряглась, мурашки пробежали вниз по позвоночнику. Ему стоило огромной выдержки не вскочить с места.       Середина июня — убийство Шелса. Жена — встреча с Пэм. Зверь в клетке — Алекс на заброшенном заводе в Гиле.       Очевидно, только ради этой угрозы Майкл согласился на допрос. Он знал обо всем: о протоколе, наблюдении, непрофессионализме Алекса. Открытость допроса позволяла ему раскрыть следствию все карты — те самые, которые Алекс не мог показывать. Если Майкл откроет рот, Алекса отстранят от его дела.       Что ж, если Майкл хотел по-плохому, Алекс тоже умел играть грязно.       Он наклонился слегка вперед — на камере это могло бы выглядеть как дружеская беседа — и из его следующих слов исчезла улыбка.       — Если любишь смотреть на животных, рекомендую мексиканское сафари. Только ты, охотники с большими пушками, пустыня и дичь. Эти парни еще прекрасно ищут отбившихся от стаи птиц, а иногда, по разрешению властей, они даже могут стрелять в них на поражение. Прямо в полете.       Майклу не обязательно было знать, что это было абсолютным блефом: за Сукре не были посланы агенты. После пересечения границы Мексики он был все равно, что мертв, для американских властей. Кроме того, его самолет уже был сбит.       И блеф того стоил. Майкл вдруг вскинулся: его глаза широко раскрылись, а резкий и судорожный вдох выдал испуг. Алекс почти увидел в его глазах момент, когда Майкл понял: счет сравнялся. Теперь они не могли использовать эти угрозы друг против друга под страхом получить контратаку.       — Не люблю охотиться.       — Все зависит от твоего вкуса: есть разные маршруты.       Майкл отклонился дальше на спинку стула, будто пытаясь отдалиться. Его руки теперь были сцеплены в замок, по странной случайности имитируя жест Алекса, а подбородок опущен и отвернут в сторону. Он снова смотрел в стол, и его лицо было хмурым.       Очевидно, Майкл вовсе не был готов говорить даже перед этой светской беседой — и теперь он окончательно закрылся. Было множество способов прервать этот допрос с его стороны, но пока он этого не делал. Алекс мог предположить, почему: ему было нужно узнать, чего именно хотело следствие и на какие уступки было готово пойти.       К его сожалению, Алекс был не в настроении поддаваться. Допрос еще не был закончен — он мог выдавить из оставшегося времени все соки, пока Майкл не начал отпираться.       — Что ж, извини за резкую смену темы, но нам пора перейти к самому интересному. Я оглашу предложенные прокурором обвинения. Это будет нелепо длинный список, — Алекс щелкнул языком и открыл папку перед собой. — Пойдем в хронологическом порядке.       Для следующей речи ему понадобился глубокий вдох.       — Все то же вооруженное ограбление — пять лет. Множественное причинение ущерба собственности государства — три года и штраф в пятьдесят тысяч долларов. Угрозы, похищение, причинение вреда здоровью трем представителям закона — двадцать лет. Пять лет за побег из места лишения свободы, а также по три года за каждого соучастника, которых изначально было девять — еще двадцать один год. Многократное сопротивление аресту — три года. Угон как минимум двух автомобилей при отягчающих — десять лет. Надругательство над местом захоронения — штраф в тысячу долларов. Фальсификация документов — пять лет. Ограбление, кража со взломом, попытка оказания помощи в побеге Линкольна Младшего — семь лет. Мошенничество — год и штраф в десять тысяч долларов. Удержание заложников по предварительному сговору — двадцать лет.       Алекс сделал паузу, закрыл папку и поднял взгляд с бумаг на Майкла.       — В сумме, девяносто один год заключения и штраф в шестьдесят одну тысячу долларов. Прибавить к твоему возрасту, на свободу ты выйдешь примерно никогда, — Алекс наблюдал за тем, как Майкл сжал губы. Осталось только дать ему последний толчок к развилке. — Все ради убийцы брата. Где-то ты свернул не туда, ты так не считаешь?       — Линкольн не убийца, его дело было сфабриковано… — Майкл вскинулся на секунду, но тут же осознал провокацию и вновь опустил взгляд в стол. — Пусть эти слова останутся в протоколе допроса. Может, когда-нибудь хоть кто-то достаточно умный посмотрит на его дело снова.       Алекс усмехнулся. Как он и думал, Майкла не трогала собственная судьба — его гораздо больше волновало чужая честь или благополучие.       Как же Алекс ненавидел мучеников.       — Я смотрел его дело, Майкл. Мало того, что половина доказательств утеряна, так еще и апелляции вашего «семейного адвоката» многократно были отклонены еще при их существовании. А сейчас, похоже, она вообще сбежала.       — Ее убили, как и Ника Саврина, — Майкл опустил подбородок еще ниже и скривился. — Они подобрались слишком близко. За этим делом стоят власти.       — Что ж, даже будь это так, в отсутствие новых доказательств или значимого свидетеля, мы не можем сделать ничего для этого дела, — Алекс коротко развел руками, а затем сцепил их обратно. — Давай лучше поговорим о тех, кого еще можно спасти. К примеру, о твоей благоверной, Саре Танкреди, — он показательно открыл другую папку перед собой. — Ей готовы предъявить обвинения по двум статьям, а срок наказания может составить до пятнадцати лет.       — Вы еще даже не нашли ее, — Майкл снова отвернулся к стене.       Алекс позволил себе смешок.       — Вот именно, Майкл. Наша правоохранительная система бывает нетерпеливой: чем больше Сара скрывается, тем хуже будет ей самой. Это сопротивление аресту, ты сам знаешь, — Алекс поставил локти на стол и поднял сцепленные руки к подбородку. — Я скоро поймаю ее. На свободе не осталось никого, умнее тебя. К тому же, я склоняюсь к мысли, что наша доктор не сможет смириться с жизнью в бегах. Не зря же она оставила тебя в Гиле. Ты же был там с ней?       Конечно, был — и Алекс там тоже был.       Короткий, но насыщенный взгляд Майкла в ответ на его слова снова вызвал отголоски прежнего восторга. Этот умник вовсе не был непробиваемым — Алексу просто нельзя было терять позиции.       — Очень жаль видеть размолвку влюбленных после такой романтичной истории, — он покачал головой. — Ты знаешь, чего я хочу. Просто помоги мне найти ее, и я позабочусь о том, чтобы ее резкое исчезновение после залога не повлияло на приговор.       На этот раз Майкл никак не отреагировал, и просто уставился на свои руки на столе.       — Подумай хорошенько, Майкл. Я, как и вся правоохранительная система, не особенно терпелив, — Алекс отсчитал двадцать секунд в тишине перед тем, как продолжить. В любом случае, Сара его не особенно интересовала и была скорее якорем для эмоций Майкла. Ему нужно было продолжать быстрое и интенсивное давление на чужую совесть. — Нет? Что ж, отложим доктора и перейдем к следующим кандидатам. Только в этот раз будем спасать не их, а, скорее, от них.       Алекс открыл еще две папки, на этот раз — с фотографиями.       — Чарльз Патошик и Теодор Багвелл. Один — убийца и непредсказуемый психопат с насильственными тенденциями. Второй — убийца и насильник, но полностью разумный. Оба на свободе только благодаря твоему героизму, — Алекс принялся аккуратно раскладывать фотографии жертв на столе. — С момента побега Багвелл уже убил одного и сильно покалечил второго. Ветеринара, доктора Марвина Гудата, и водителя, Сэмюэля Вихтера. Мисс Гудат осталась вдовой, а дочь Вихтера — сиротой на время комы отца.       Алексу было достаточно вида сжатых до белизны и дрожащих пальцев Майкла, чтобы безжалостно продолжить.       — Я ведь даже не прошу о помощи с поимкой твоего брата, Сукре или Франклина. Из всех, мне нужны от тебя только эти двое, — Алекс снова поставил локти на стол и наклонился вперед. Сейчас он мог нести любую чушь, потому что Майкл уже был поглощен своей виной. — На самом деле, я уже говорил то же самое этому мальчишке, Аполскису, чтобы заставить его сотрудничать. Должен признать, это было не совсем оправданно по отношению к нему, — он поднял взгляд на лицо Майкла, бледное, испуганное и покрытое испариной. — Ты, с другой стороны, являешься единственным настоящим виновным во всей этой жестокости. Ты ведь немного религиозен, Майкл? Если в тебе есть хоть капля искупления, ты должен понимать свою обязанность помочь нам в их поимке, чтобы предотвратить дальнейшее зло.       Алекс замолчал и принялся выжидать и наблюдать за тем, как добыча трепыхалась в его хватке.       Отчаянный взгляд Майкла метался по фотографиям долгие десяток секунд перед тем, как он болезненно зажмурился и отвернулся. Он даже не представлял, какое сильное оружие вкладывал в руки Алекса своей реакцией.       — Я могу дать тебе время подумать, посмотреть поближе, если хочешь.       Еще один шаг вперед в этой партии. Словно дьявол, Алекс придвинул несколько фотографий ближе к оппоненту — руки Майкла тут же дернулись от них прочь, как от скверны.       — Нет, не нужно, — его голос дрогнул, — прошу.       Не было необходимости предлагать более выгодные сделки, если Майкл готов был согласиться на столь малое — всего лишь очищение собственной совести. Он был готов в очередной раз пожертвовать собой ради благополучия других, забыв о толике эгоизма — и Алекс в свою очередь собирался протянуть ему для этого когтистую руку.       — Помоги мне поймать их, Майкл. Мы сделаем это вместе — спасем всех.       Майкл снова открыл влажные и покрасневшие глаза — они смотрели с отчаянием и надеждой. Его сжатые губы раскрылись, впустив судорожный вдох.       Алекса наполнил триумф…       — Я требую звонок и адвоката.