Я буду следовать за тобой до конца

Пальто хорошо прятало все места, куда мог попасть колючий ветер, и согревало. Абелия быстрым шагом направлялась к Армину, пряча лицо в ткани белого шарфа. Парень о чем-то тихо разговаривал с Аккерман, имея взволнованный и грустный вид. Подойдя поближе, она услышала отрывок его фразы. — …и обязательно пиши, как ты здесь, — взволнованно просил парень. — Армин, — она ​​привлекла его внимание легким прикосновением к плечу, указала на корабль позади себя, когда он к ней вернулся, — мы уже готовимся отплывать. Ожидая, пока друзья попрощаются, девушка взволнованно переминалась с ноги на ногу. Сказав Армину идти на борт, Морен провела его взглядом, после чего перевела его на Микасу. Та хмурила брови, глядя на Абелию, но враждебно не выглядела, скорее прятала за этим свое волнение. У нее хорошо получалось его скрывать, на самом деле, Морен приходилось крепко сжимать челюсть при виде на Микасы и прятать дрож в руках, которая была обусловлена ​​не холодом, в карманах. Дрожь была обусловлена ​​не холодом и ее страхом перед самой Микасой, разумеется, а от страха оставлять ее здесь. Она знала наверняка — Аккерман себя в обиду не даст, защитит себя, да и оставалась та не одна, а с госпажой Адзумабито. Однако оставлять ее без близких ей людей на земле врагов все равно было чертовски тяжело. Тяжелый выдох сорвался с уст Абелия и она тряхнула головой, отвлекаясь. У нее мало времени, не стоит тратить его на пустое молчание в неудобстве. Девушка подошла немного ближе к Микасе, и робко начала: — Микаса, я хочу извиниться за… Тот спор неделю назад. Я не хочу разлучаться с тобой на неопределенное время с нерешенной ситуацией, особенно сейчас, когда мы оказались в такой ситуации и не знаешь, что будет дальше. — Одна ее рука выбралась из теплого кармана. Абелия осторожным движением взяла ладонь Аккерман, накрыла второй, мягко принялась гладить ее тыльную сторону, и продолжила немного смелее: — Мне жаль, что я на тебя накричала, и я постараюсь, чтобы такого больше не случалось. Я понимаю, что ты волнуешься за него, но и ты пойми меня: я волнуюсь за свою семью, и просто не могу не сердиться на Йегера. Извини. Она пыталась дышать ровно, ожидая ответа; волнения, что тогда она пергнула палку и прощение ей не светит страшно сжимало сердце. Однако выражение лица Микасы немного смягчилось, а ее холодная лодошка несильно сжала не менее холодную руку Морен в ответ. Микаса несколько секунд непрерывно смотрела на Абелию, а потом кивнула, и та даже заметила на ее губах намек на улыбку. — Все хорошо, я понимаю, — Аккерман неуверенно приблизилась к девушке. — Ты мне тоже извини, сорвалась тогда. Абелия с облегчением улыбнулась, выпутала руки и так же осторожно, как до того сжимала ее ладони, обняла за талию, положив подбородок ей на плечо. Страх непримирения скоро отступил. — Будь осторожна, хорошо? — она почувствовала, как Микаса так же робко обняла ее в ответ. — Черт знает, что на уме у марлийцев. Хмыкание Микасы теплом обожгло ее ухо: — Поверь, я справлюсь. — Абелия, нам пора! — Жан, махая рукой, зазывал ее на борт. — Хорошо, — расстроенно прошептала Абелия. Ей не хотелось разрывать объятия, оставлять Микасу саму на земле врагов; было желание просто взять ее за руку и утащить на корабль, забив большой болт на условия острова. Как жаль, что это было не ей решать. Все же разорвав объятия, Абелия попрощалась с Микасой и побежала на корабль. Он удалялся все дальше от берега, а страх за Микасу рос все больше. «Поверь, я справлюсь» — Морен крутила эти слова в голове без остановок, пытаясь успокоиться. Почему-то за Эрена ей страшно не было. Было даже как-то безразлично, что с ним случится. Скорее из-за него было страшно, и что будет с островом из-за его отсутствия. От чего-то Абелия точно уверена, что просто так его резкое исчезновение ничем хорошим не обернется. Это, конечно, и так было понятно, но она боялась именно масштабов того, что задумали Йегеры. Весь путь к Парадизу был погружен в молчании. Друзья сидели в одной каюте: Армин прилег на койку немного поспать, Конни смотрел в потолок, о чем-то задумавшись; Абелия дремая сидела у стены. Прижимаясь к ней спиной, она положила голову на колени и даже не заметила, как к ней подсела Саша, а за ней Жан. Они навалились на нее по бокам, сдавливая, как сильным пресс. Девушка обняла ее за руку и положила свою голову ей на плечо, а Жан на ее макушку. Сначала Абелия, как серьезный майор, как человек, который выше по званию за этих болванов пытался на это не обращать внимания и держать спокойное лицо. Однако пальцы Саши, защекатавшие ее живот сломали этот образ мгновенно, и заставили тихо засмеяться. При попытке убирать руку Браус ничего не получилось, к ней лишь подключился парень. Сначала приглушенный, но по мере наростания щекотки Браус и Кирштайна смех начал ставать все громче и сдерживать его получалось все сложнее. Морен рывком вырвалась из-под тел и упала на пол. Уже и не пыталась не сдержала смех, когда Саша села на ее ноги и принялась щекотать сильнее. Это обратило внимание парней и Конни первым подбежал к девушкам в попытке так же защекотать майора. К счастью Абелии, она успела сбросить с себя Сашу и отбежала в другой конец комнаты. Улыбаясь, Кирштайн с Армином наблюдали, как Морен уклонялась от нападения очередной щекотки. Спрингер бился с ней на кулаках и постоянно бросал «ну, ну давай!», «ха-ха, не попала!». В какой-то момент, когда Абелия все же была зажата в углу, подруга пугала ее, резко тыкая указательными пальцами в ее живот и бока, а Абелия же, пытаясь успеть заблокировать доступ к тем местам. В какой-то момент напротив послышался смех, и, подняв голову, девушка поймала взгляд Кирштайна. Затылком прислонившись к стене, он из-под опущенных век наблюдал за ними, ина его лице расползлась искренняя улыбка. Парень сразу заметил ее взгляд и подмигнул ей. В груди Абелии что-то тепло на это отозвалось. Морен с удовольствием бы растянула счастье от встречи с братом на пристони, и родителями в Шине еще на несколько дольше, чем это было, но полиция ждала и требовала от них объяснений. Недоверие с их стороны Абелия могла понять, наверное, будь она на месте военных так же были бы сомнения в том, не причастен ли разведывательный корпус к исчезновению Йегера. Но с стороны розведчицы девушку это уже к чертям все достало. Месяц поисков беглеца, будь он тридцать раз проклят, невероятно утомил ее, а недельный отдых (можно его вообще так назвать?) не дал почти никакого результата. Эмоциональные качели ощущались невероятно четко. Страх за Микасу, перетекающий в покой и веселье благодаря друзьям, заменила тревога перед встречей с королевой. Как убедить Хисторию в правдивости своих слов? Как доказать, что разведка не причастна к исчезновению? Что для этого надо сказать? Положив голову на стол брата, Абелия без остановки прокручивала все варианты событий и соответствующие разговоры, какие доказательства привести. Родители хоть и старались, но сдержать волну страха, охватившую весь остров и особенно сильно повлиявшую на полицию, было не так просто. Абелия кусала губы и заламывала пальцы рук. У нее уже был конкретный тремор перед дверью кабинета, где ждала королева. — Так, милая, — Каролина схватила дочь за дрожащую руку, — успокойся. Королева выводов никак еще не делала. Я с твоим отцом сделала все, чтобы улучшить ситуацию, волноваться не о чем, — голос Морен-старшей был спокойным, в котором слышалась холодная уверенность. Ее крохи перекочевали к девушке, этим немного ее успокоив. Мысленно еще тридцать раз прокляв Эрена и поблагодарив мать за поддержку, Абелия вошла внутрь. Небольшой кабинет освещался многочисленными кристаллами, они отсвечивали от окон, у которых стояли солдаты гарнизона. За столом спокойно сидела Хистория, за ее спиной стоял ее, Абелин, отец с братом. Первый сдержанно кивнул ей, утаив радость от возвращения младшей дочери. Леви с командующей, с ровными, как жердь, спинами сидели на кожаном диване сбоку от двери. Руки по привычке спрятались в кармане темно-серой кофты, зубы заскрежетали от напряжения в челюсти, когда Морен-младшая в три шага оказалась перед столом из монолитного красного дуба. Хистория не сводила с нее взгляда, когда полицейский, который стоял с боку от нее, уточнял какие-то детали из писем и задавал свои вопросы. Ровный и спокойный голос Абелии контрастировал с ее водоворотом тревоги внутри. Слова четко произносились ею, а в голове набатом звучало только одно: в разведке будут охуеть какие проблемы, если полиция добьется своего и убедит королеву в их помощи Йегеру. Иногда девушка бросала взгляды то на отца, то на мать, в их глазах находила немую поддержку и возвращала внимание на полицейского. К концу допросов Абелия даже немного успокоилась, в голосе даже появилась скука от вопросов — они были одинаковыми, только подходили к ним с разных сторон. Почти удалось успокоиться. Однако отбой эмоциональным качелям никто не давал. — Вопросов у больше нет, — сказала Хистория, внимательно разглядывая все письма от разведки. — Вы не причастны к этому. Разведывательный корпус может отправляться в свой штаб. Ханджи удивленно глянула на королеву, быстро скрыв это, солдаты полиции с изумлением обратили свои взгляды на королеву, Морены-старшие удовлетворенно кивнули. Абелия далеко от полиции не ушла: шокированно смотрела на бывшую однокурсницу училища. То есть Абелия сама себя весь путь к верхушке накручивали, а тут такое?! Наверное, ее это немного разозлило — хрен там она могла уже хоть немного разбираться в своих эмоциях! Облегчение, что для разведки все обошлось конечно де было, но это все равно не хватило чтобы пружина, которая все время натягивалась все сильнее, внезапно выстрелила. Это вылилось в оцепенение. Ее так внезапно все достало, что спасительная бутылка вина из коллекции брата появилась в памяти внезапно и стала, по мнению Абелии, прекрасным решением. Влила она в себя четыре чашки, пока не почувствовала легкое опьянение. Стало немного легче. Мысль о Йегера, из-за котрого и был развернут весь этот цирк, и которого так и не переставали проклинать, было заброшено на потом, чтобы не играло на нервах. Пусть только попадет ей на глаза — задушит. Так же она пыталась не думать о Микасе и о том, как она сейчас. Это делало ей еще хуже, и вводило уже в подавленое состояние. Заканчивать день в отвратительном настроении совсем не хотелось. Были надежды на баню, которую парни любезно растопили ей и Саше. Надежды провалились. Морен вылила много воды на горячие камни, в надежде немного успокоить нервы (да так много, что Саша выскочила из душного помещения со словами, что она, Абелия, наверное, намерена ее убить). Надежда провалилась. Растопила камин, зажгла свечи, попыталась убрать на столе бумаги в надежде отвлечься — надежды не оправдались. Бляха. Раздраженная, размаренная из-за бани алкоголем, Морен ходила по комнате, ища по полочкам шкафа пододеяльник, собираясь сменить постель. Ради Святых Стен, почему она, бляха, об этом заранее не подумала? Пододеяльник был обнаружен на самой верхней полочке — какого она вообще его так высоко запихала?! — с помощью стула и несколько ласковых в сторону этого же одеяла. И, возможно, в сторону ее роста. Бесило абсолютно все, от Эрена, который в нескольких тысячах километрах от нее и который все же иногда возникал в мыслях, до сраного одеяла, которое никак не хотело влезать в пододеяльник. Абелия имела желание разорвать эту тварь на куски. Наконец-то — наконец-то! — одеяло, уголком к углу плотно прилегало к углам пододеяльника, подушки, на которых надели красивые белые наволочки в свете свечей, выглядели невероятно уютно и тепло, манили девушку в объятия сна. Сопротивляться она не собиралась — валилась с ног, и если бы не оставлены свечи, в ее кабинете на столе, сразу же залезла в постель. Из-за большой усталости приметила кое-что новое на столе Абелия не сразу. Серая прямоугольная коробка, перевязанная белой лентой, стояла на краю стола. «Я забылся, и положил подарок, который готовил тебе в сумку, и даже не поздравил тебя, извини.» Растерянное лицо Жана сразу предстало перед глазами, что вызвало у нее легкую улыбку. Она настолько была занята насыланием проклятий на род человека, который создал пододеяльник, что не услышал ни звука, который мог звучать из кабинета. На мягком бархате серого цвета осторожно лежала пара белых перчаток. Натуральный кашемир приятно ощущался на ощупь, на части ткани, которая должна защищать запястье, вшиты специальные шнурки, которыми можно было регулировать силу затяжки; на запястьях перчаток ткань собрана в мелкие струящиеся складки, а на каждой из них осторожными серебряными иероглифами было написано «手作り». Воспоминание, как Жан грел ее руки в своих, когда та замерзла заставило улыбку стать шире. Перед парнем было еще немного стыдно, он в тот вечер волновался за нее, а она вела себя так беззаботно. На следующий день Абелия извиненилась за это, но парень только махнул на это рукой, уверив, что все хорошо. Еще более стыдно было за ее фразу «ты такой милый, когда сердишься». Возможно, это как обычно вырвалось из-за алкоголя, однако было одно «но» — Морен тогда выпила только две бутылки пива, мозг был не столь затуманен, чтобы настолько не контролировать свои действия… Встряхнув головой, девушка осторожно положила перчатки на подоконник в коробке, напоследок осторожно проведя пальцами по ткани. Ею было решено поблагодарить Кирштайна с утра, ведь в штабе уже было тихо и понятно, что все уже спали. Огонь первой свечи погас от легкого дыхания Абелии, как она заметила маленькую записку на полу с аккуратной надписью. «С днем ​​рождения, женщина». День кончился на счастливой ноте. С уст Морена не сходила улыбка до момента, как она заснула. Подарок парня, который должен согревать ее руки, согревал сердце. Обнимая подушку, перед закрытыми глазами четко стоял момент того вечера, когда исчез Эрена. Вечера, когда они провели время только вдвоем. Перед закрытыми глазами пробегали воспоминания о том, как Жан согревал ее руки в своих и его губы мимолетно ксались ее пальцев. На следующий день Кирштайн вошел в комнаты без стука, когда Абелия убирала стол. Как только парень подошел к ней поближе, странный порыв заставил Морен сразу обнять его шею. Тихое довольное хмыкание в висок и теплые руки на ее спине, придержавшие ее, заставили сделать еще несколько неожиданное. — Спасибо, они очень красивые, — немного отшатнувшись, Абелия оставила на небритой щеке поцелуй. Странным это показалось ей совсем чуть-чуть, ведь более правильное чувство заполонило сознание. Их лица находились друг напротив друга, и девушка едва сдерживалась, чтобы не засмеяться над шокирующим выражением Жана. Он застыл на несколько секунд, прежде чем сильнее обхватил ее спину руками и прижал к себе. — С днем ​​рождения, Абелия, — низкий голос пустил по коже мурашки и девушка сжала его в объятиях еще сильнее.

***

Абелия бы соврала самой себе, если бы скинула все свои теплые чувства к Жану как на дружеские. Откровенно, это было бы чертовски тупо. Она знакома с ним семь лет и никогда за собой не замечала, чтобы от его прикосновений кожа моментально покрывалась мурашками, а сердце сжималось в удовольствии и желании проблить это чувство. Подозрения у нее возникли еще в ту ночь, когда Эрен впервые обнаружил признаки жизни на материке, прислав им письмо. Рой мыслей, который постепенно превращался в кашу, почти мгновенно прекратился, когда она оказалась в объятиях Жана. Тихий стук его сердца, контраст с его теплым телом и холодным воздухом с открытого окна успокаивающе действовал на девушку, и она была готова уснуть у него на рукав в тот же момент. Такой успокаивающий эффект от объятий был только от родителей при их попытке поддержать дочь. Подозрения были, однако Абелия все откладывала время, предпочитая отдых, чтобы лучше разобраться во всем, после поисков Эрена и нервов из-за этого. По прибытию на Парадиз времени стало чуть больше, однако не нервов. Она переписывалась с родителями из штаба, под наблюдением Ханджи. В письмах Каролина прямым текстом не говорила, но и без того по отдельным ее фразам было понятно, что в скором времени начнут искать нового шифтера для Атакующего титина, ведь полиция потеряла свое доверие к Эрену. С ними Морен-младшая даже была согласна. Через неделю, когда все наконец-то немного стихло, они гуляли во дворе. Абелия, даже не смотря на свой День рождения, зиму не выносила. Слишком холодно, снег по колено и слои одежды — все это сплошной ад для нее. Согласилась она только с условием, что кто-нибудь поможет ей слепить снеговика. Этим несчастным был Армин, но он, вроде бы, не возражал, и даже сам с энтузиазмом начал крутить первый слой. Именно в тот день ей и стало более понятно, что именно с ней происходит. А помог ей никто другой, как Жан. Все ее логические аргументы ее странному поведению втоптались в снег вместе, когда Кирштайн свалил ее со снежной горы. Что она говорила? Заторможенность на холме, из-за страха оказаться близко к врагу? Покой возле него, Жана, из-за дружеских чувств, что все время их знакомства только росли? Даже вспоминая это, Абелии было смешно с самой себя. Встретившись с глазами Кирштайна в тот момент, когда она находилась у него в объятиях, и он прижимал ее к себе, до Абелии постепенно стала доходить правда. В простой «придурок» была вложена вся нежность к этому парню, вся дружеская любовь, и вся симпатия в него. Как-то неожиданно ей в голову прилетело это осознание. Все в один миг встало на свои места, и понимание симпатии к Жану озорило в одно мгновение. В тот момент Морен захотелось, чтобы они оказались не в холодном снегу, а в теплой кровати и объятиях друг друга. Проваляться так как можно дольше, пока за окном шел бы снег и его холод не доходил бы до них. Чтобы пока она читала книгу, он лежал у нее на коленях, создавая приятную тяжесть на бедрах. Как тогда, в день отбытия, но без Саши и Конни, которые внезапно ворвались, нарушив такой уютный покой. Чтобы тяжесть с ног внезапно не исчезла, как тогда. Абелия это скрыла, однако ее немного огорчило отсутствие головы Жана на коленях. Оставалось только одно непонятное — как это вообще произошло? То есть, не могла же она в один день проснуться с чувствами к Киршатну, вот так внезапно. Должна была быть какая-то почва для этого, правда? Это происходило настолько постепенно, что Абелия даже не заметила. В течение четырех лет Жан был ее лучшим другом, к нему никогда, кроме дружеской любви не было, тогда как это, ради Святых Стен, случилось? А еще: как ей на это нужно было реагировать? То есть, влюбиться в лучшего друга после семи лет знакомства? Серьёзно? Что испытывать на этот счет у Морен представления не было. Вечером того же дня она украшала елку к Новому году, а Жан, как всегда, что-то говорил ей под руку, сидя в кресле с документами, которые девушка попросила проверить. Все его слова ударялись о окружаемый купол мозга, который не давал понять смысла сказанного. Абелия будто бы находилась вовсе не в своем кабинете, а в невесомости, погрузившись в свои мысли. Заметила, что словесный поток стих она не сразу. Красный шарик все никак не хотел оставаться на ветке елки, которые оставляли белые следы на ее наперженных и от этого немного дрожащих пальцах. И в какой-то момент просто не выдержали — игрушка выпал из рук и разбилась. — Бляха! — прошипела Морен. — Мужчина, принеси, пожалуйста, веник. Жан не ответил. Повернувшись к креслу, Абелия застала картину того, как парень, откинув голову на спинку серого кресла, спит с открытым ртом. Бумаги лежали на его коленях и в любой момент были готовы упасть. Девушка вздохнула — она ​​предлагала ему пойти спать, как только заметила его полусонное состояние, но тот отказался и теперь пускал слюну на белую ткань кресла. — Жан, Жан… — качая головой, Абелия тихо подошла к парню и осторожно забрала бумаги, положив на стол. — Говорила тебе спать идти. Попытки разбудить его ни к чему не привели. Не то чтобы она хотела будить его, но со своего опыта девушка могла сказать, что спать на кресле не очень удобно. Особенно это будет не удобно Жану, с его ростом и габаритами боль в спине ему обеспечена. Но парень даже не реагировал на ее голос и прикосновения, только перехватил ее руку и прижал к своей груди. Со вздохом Абелия сдалась, осторожно забрала руку и укрыла его одеялом, лежавшим на ее стуле. Камин был затоплен недавно и кабинет не успел хорошо нагреться, а Кирштайн был в футболке, благодаря чему девушка видела как на его обнаженной коже на руках бегали мурашки из-за холода. Перед тем как накрыть белым одеялом плечи парня, Морен провела кончиками пальцев по его коже. Вторая волна мурашок прокатилась по его рукам. Абелия весело хмыкнула. Одеяло было заправлено за плечи Жана, бумаги отложены до завтрашнего дня, украшение елки продолжилось после уборки обломков шарика. Через полчаса сна Кирштайн ни разу не изменил позы, поэтому Абелия уже готовилась к нытью о боли в спине. Это ей напомнило их вечера на крыше. К сожалению, после переезда в новый штаб это окончательно прекратилось. От части потому, что Жан можно сказать поселился в ее кабинете, и не нужно было больше искать место, чтобы посидеть вдвоем. Но девушка все же иногда скучала по этому. А что ей чувствовать она все-таки поняла. Глядя на спящего Жана, Морен улыбалась. На душе было умиротворение от одного его вида. Было чувство правильности рядом с ним.

***

Изменило ли это осознание ее жизни? Нет. Все оставалось прежним, жизнь с ног на голову не перевернулась, каких-то особых перемен в отношении с Жаном не было: он продолжал ее бесить, она велась на провокации и начинала стычки; он начинал флиртовать с ней и она поддерживала это (разве что с чуть большей радостью); он просился поспать на ее кровати — Абелия молча кивала, не отрываясь от книги. Ну, возможно, только эта часть претерпела малые изменения: раньше девушка наиграно закатывала глаза и неохотно давала разрешение, а сейчас же даже не бросала взглядов на него, мол, достал, иди уже. Это удивило даже самого Жана. — А ну, — руками хватая ее за щеки, удивленно говорил Кирштайн, — головой ударилась что ли? Чтобы ты без боя мне свою кровать отдала? Абелия сдерживала свой хохот и делала недовольное выражение лица. — Сейчас к себе пойдешь, — отвечала она, а сама получала удовольствие от тепла его рук. И тогда Морен уже не отрицала своего огорчения, когда он убрал свои руки с ее лица. А еще, взглядов бросать на парня она стала больше: когда он вместе с ней сидит в кабинете и проверяет заполненные документы; когда тренеруется в рукопашном бою или за обеденным столом. Иногда Жан будто чувствовал ее взгляды и поднимал глаза на нее, но Морен успевала вовремя отвести взгляд, чтобы не быть пойманной. Несколько раз, когда Абелия слишком глубоко погрузилась в свои мысли и откровенно разглядывала его, и он ловил ее на этом. На его поднятую бровь и вопрос «что?» девушка только трясла головой и отмахивалась словами, что просто задумалась. Что ей делать она не имела ни малейшего представления. В такие моменты хотелось ударить себя. И желание это росло, и не только по лицу; по рукам, которыми она все чаще цеплялась за локоть Жана; по голове, из которой не шли мысли о нем. — Легче уж застрелиться, — устало растирая лицо ладонями, сказала однажды Абелия, снова поймав себя за разглядываниям Кирштайна. — Что? — отозвался тот. — Сама с собой, — махнула рукой, — не обращай внимания. Наверное, действительно легче, потому что в какой-то момент ее все-таки поймали с поличным. Тогда парень попросил помочь ему с тренировкой. Полуголый Кирштайн был уже довольно обычным явлением во время тренировки. Морен даже в голову не приходило вот так откровенно рассматривать его, впрочем в жизни девушки происходили значительные изменения, и взгляд сам по себе упал на его обнаженный торс. И взор она не отводила слишком долго. Так долго, что это подметил сам Жан. — Что, женщина, — насмешливо улыбнулся он, — я настолько хорош, что взгляд от меня отвести не можешь? Точно будет легче. А что? Взять пушку и размазать свой мозг по стене. Почему нет? Хорошо, что удалось выйти сухой из воды тогда. — Не радуйся, красавчик, просто задумалась, — самым спокойным голосом, который могла из себя выдавить, в который раз отмахнулась Морен. А свое быстро покрасневшее лицо отвернулось в сторону окна. Тупо? Абелия спорить не будет. Но ведь сработало! По крайней мере, она на это надеялась.

***

Вообще, с Эреном у Морен были хорошие отношения: были прекрасными друзьями, парень иногда бесил, но это не так важно — с этим она научилась жить еще в кадетах. Зла никогда на него Абелия не была, лишь легкие споры, доводившие только до понимания того, что в некоторых мыслях они расходятся. Эрен для Абелии всегда был человеком, которому она доверила. Сомнений к нему никогда не было, даже после его превращения в титана в Тросте. Морен прекрасно видела, как Эрен сражался с титанами и этим спасал их, хотя ничего не понимал. Парень неоднократно доказывал преданность своему делу и защите друзей. Для девушки Эрен всегда оставался верен своим идеям по защите Парадиза и дорогих ему людей. Она верила, что он всегда их защитит, будет оставаться рядом. Однако в тот вечер после его исчезновения эта вера резко пошатнулась. Когда в Марли он неожиданно пропал некоторое время Морен волновалась за него. Думала, что парень снова мог попасть в какую-то передрягу, из которой не может выбраться. Или навлек на себя беду. Черт его знает — это же Эрен, он мог вычудить что угодно и попасть куда угодно. За месяц волнения за него стало поменьше, ведь их затмила усталость от того же самого волнениния. Но даже когда он прислал первое письмо только через месяц (спасибо, что вообще написал), Абелия хоть и злилась на него, но почувствовала немного облегчения, что тот все же жив и с ним все в порядке. После же была только усталость. Однако ту ярость, при прочтении его письма после Нового года, она не испытывала даже к Кирштайну в кадетах. Читая письмо Эрена раз за разом в ее голове появилась лишь одна мысль: Это не их Эрен. Это не тот Эрен, которого она знала. Тот Эрен никогда бы так не поступил, не оставил бы их на произвол судьбы. Не оставил бы их в опасности. Не нарушил бы ее доверие. Но этот поступил. Оставил. Нарушил. Она не знала этого Эрена. Ее друг, который говорил, что они — самое дорогое в его жизни; который желал им долгой жизни, бросил их, и тем самым давая очень большой шанс на то, что его желание не збудется. Их Эрен куда-то делся, а Морен этого не заметила. То, как он уверял о безопасности Парадиза, пробудила какую-то до того неизвестную на него злость. Девушке хотелось рвать и метать все на своем пути, однако ограничилась хлопаньем дверей по всему штабу. Да как Йегер вообще может так спокойно говорить об опасности острова, когда его не нет? Не с ними, не на острове. Как? Пока она волнуется за безопасность своей семьи, за свою жизнь и жизнь своих друзей, он слоняется по Марлии с Зиком, согласившись на его план. Хотя когда-то говорил, что не собирается этого делать ни при каких обстоятельствах. Но не только злость она чувствовала. Разочарование в нем граничило со злобой и создавало невероятное комбо из желания бить и крушить, и желанием просто забиться куда-то в угол, не выходя из него до тех пор, пока взрослые не решат все сами. Однако Абелия и сама взрослая, так что такое себе позволить она не могла. К сожалению. Кто этот человек вообще? Абелия его просто не знает. Разрешить забиться в угол Морен не могла, однако побыть слабой в этот вечер она решила себе позволить. К вечеру девушка была полностью истощена. Недоверие к разведке ясно читалось в глазах некоторых полицейских, однако те ничего не говорили. Еще один разговор с полицией и Хисторией; передача уже готовых документов и получение новых, вместе с ними приказ на подготовку к отправке обратно в Марли, которые займут много времени; и наконец нормальная встреча с родителями, которая была глотком спасительного воздуха, не иначе. К сожалению, на долгое время задержаться в родительском доме у Абелии не получилось. В назначенное время она должна была быть в штабе, поэтому примерно в два часа дня села в карету, которую ее родители приказали подготовить для нее, потому что они наотрез отказались отпускать ее на кобыле ехать самой. По дороге в штаб она вдруг почувствовала такое опустошение внутри себя от усталости и злобы, что ее начало тошнить. Голова шла кругом от духоты и становилось все сложнее дышать и она попросила остановить карету, когда они проезжали по Стохесу. В желании немного прогуляться и успокоиться, она приказала кучерю ждать ее, а сама отправилась проветриться по улочкам города. Прошло возможно минут десять ее скитания по улице, пока туман в голове наконец-то прошел. Тошнота почти сразу исчезла, чему Морен была счастлива. Она ненавидела тошноту. И каждый раз, когда она доходила до того, что придется блевать, она тихо умирала внутри. Для нее путь в ванную в такие моменты всегда казался эшафотом, на котором ее собирались казнить. Оказалась тогда Абелия в пабе как-то незаметно даже для себя. Делалось все на автомате. Заказ первого бокала пива, а за ним второго. Через минут пятнадцать отдыха пошел третий бокал. Даже глотки она делала как-то не задумываясь. Вкус алкоголя не чувствовала, только прокручивала последний месяц событий и делала длинную затяжку сигареты, которую одолжила у одного из посетителей паба. К пагубной привычке, которую переняла от своего отца, Морен-младшая обращалась невероятно редко. Она до ужаса боялась стать зависимой от этого яда, но все же, когда дела были хуже некуда — могла себе позволить две или три сигареты. В тот вечер она обошлась только одной сигаретой — их заменил алкоголь, который постепенно помогал девушке на время отпустить ситуацию. Купив бутылку виски она вышла из паба в четыре часа вечера. Приблизительно именно в это время она уже должна была приехать в штаб. Вообще Абелия никак не планировала напиться. Сначала все действительно должно было закончиться только прогулкой, и как только ей бы стало лучше, девушка вернулась бы в карету. Однако, если прогулка помогла избавиться от тошноты полностью, то успокоиться не удалось даже на половину. Зайдя в паб, Морен решила пригубить только одну кружку пива, надеясь этим немного успокоить нервы. Уже после половины опустевшего бокала пива Морен начала вспоминать вечер на берегу моря в Марли. Как она вместе с Жаном отдыхали после тяжелого дня, и как ее отпускал стерс, который, как оказалось, присутствовал у нее весь вечер, и который она до того не замечала. Это воспоминание внушало Абелии спокойствие и умиротворение. Девушка вспоминала их танцы на площади, как они, уже будучи пьяными, шли к берегу, вспоминая что-то из прошлого и подкалывая друг друга. Было ей в тот вечер возле Жана весело, спокойно и комфортно. Ей хотелось вернуться в тот момент или пережить нечто подобное снова, поэтому алкоголь и вливался в нее дальше и приносил все большее облегчение. Когда до прибытия в штаб оставалось минут пятнадцать, началась метель, набирая свои обороты. Оставив недопитую бутылку спиртного на полу кареты, Морен вышла на улицу. Ветер резким порывом запутал ее распущенные волосы, с которыми бороться на пьяную голову было не просто. Кучер предложил ей помочь дойти до двери, на что Абелия отказала и приказала ему возвращаться быстрее назад, пока вьюга не разошлась по полной и не замела все дороги. На пьяную голову Морен все казалось смешным, однако точно не тот ботинок, который никак не хотел слезать с ее ноги, и этим бесил девушку. Удивительно, но ей удавалось более-менее ясно мыслить и контролировать свои действия и не создавать каких-то странных ситуаций. Ну, по крайней мере, ей тогда так казалось. Сколько ей вообще нужно раз повторить самой себе, что ей нельзя пить? Идея полезть к Жану с объятиями, а после и повиснуть на его шее тогда казалась очень хорошей. Ну а еще приятной. Обнимать сильное тело парня стало еще приятнее, когда Морен осознала свою влюбленность в него. А от того, как он подхватил ее под бедра, унося ее в кабинет, девушке чуть совсем голову не снесло. Широкие и теплые ладони осторожно сжимали ее ноги, что вызвало волну мурашек за волной, а нагретое тело, как оказалось позже в ее постели, и запах Жана заставлял девушку все больше проваливаться в сон. Каково было разочарование, когда парень опустил Абелию на кресло и убрал руки с ее бедер. Но даже сквозь затуманенный алкоголем мозгом у Абелии пробивались зачатки стыда за ее слабость. Она тогда выбрала самый простой способ забыть на время о проблемах и убежать от них. Вместе с этим Жан еще вынужден был возиться с ней в тот вечер, что делало Абелии еще хуже. На следующее утро стыд полностью превратился в страх, обусловленный возможной злобой парня на нее. Она боялась показать перед ним такую ​​слабость, ведь сама не поощряла такой способ разлабления: напиваться до беспамятства и прятаться от проблем. Жан прекрасно знал о ее отношении к такому и полностью поддерживал. Однако прошедшего дня сама так же и поступила. Волнение за реакцию Жана усиливало головную боль. Все тело ломило, болезненная пульсация с висков переходила на все тело и заставляла девушку тихо стонать от боли. Откуда появился стакан с обезболивающим, она не сразу, но догадалась. Только через несколько минут вспоминала, как парень ходил по ее комнате, выискивая что-то. Наверное, именно обезболивающее он и искал. Еще примерно час у Морен не было возможности встать с постели. Ожидая, пока обезболивающие подействует, она все больше утопала в мыслях о реакции Жана на ее срыв. Что если он разозлится? Разочаруется? Она же сама ему говорила, что не поклонница напивается. Она всегда ограничивалась несколькими порциями, и на этом все. А здесь… «Я не сержусь, красавица.» Когда мозг через пол часа начал вспоминать какие-то частицы вечера того дня, в воспоминаниях Абелии всплыли эти слова Кирштайна. Точную интонацию вспомнить было невозможно, однако почему-то девушка не особенно была уверена, что Жан говорил правду. Честно говоря, она вообще ни в чем не была уверена. Ей еще сложно было принять действительность. Спустя еще полчаса она смогла подняться наконец с кровати. Держаться на ногах до сих пор было тяжело. Задача принять душ, при этом в нем не поскользнуть и не разбить голову было довольно сложно выполнимым. Несколько раз девушка чуть не падала лицом на пол. Спасала ее раковина, за края которой она хваталась при всяком случае при утрате координации. Холодная вода помогла почти окончательно прийти в себя. — Для того, кто вчера глушил виски в одиночку, ты неплохо координируешься. Абелия подпрыгнула на месте от испуга. Ходя по своему кабинету кругами после того, как она вышла из душа, и прислоняясь лбом к холодному стакану воды, Абелия даже не заметила Жана. Он сидел в ее кресле и, положив подродок на кулак левой руки, внимательно рассматривал девушку. Морен даже стало немного неловко от того, с каким интересом и как открыто он рассматривал ее ноги, часть которых не были скрыты под тканью серых шорт. — И выглядишь тоже… — он поднял на нее глаза, создавая зрительный контакт, — Неплохо. — Спасибо, — слабым голосом поблагодарила она, пытаясь скрыть неоткуда появившуюся неловкость. Прижав стакан к правой щеке, девушка оперлась поясницей о край стола. — Прости, пожалуйста, за вчерашнее… Я сама до сих пор не до конца понимаю, как до такого дошла. — Не за что извиняться, — парень пожал плечами. Поднявшись с кресла, подошел к столу, прижав Абелию к деревянной поверхности. Она подавилась глотком воды. Наклонившись к столу через ее плечо, Кирштайн взял какие-то бумаги и протянул Морен. Но вместо того чтобы взять их для просмотра Абелия отодвинула его руку и потянулась вперед к парню, обняв его за талию. Ей хотелось быть поближе не только к источнику тепла, которым было его тело, но и к самому Жану. Отхлебнув еще немного воды, она положила голову ему на плечо. — Ты сердишься? — кажется, этот вопрос она ему уже задавала. Ладонь парня сразу легла на ее плечи, другая так и продолжала держать документы. Его пальцы начали осторожно щекотать ее спину между лопатками, от чего Абелия приглушенно хихикнула. Значительно смягчившийся голос прозвучал возле ее уха: — Я уже говорил, что нет, женщина. Почему я вообще должен на тебя сердиться? — Ну… — закрыв глаза, девушка пыталась сформулировать свои мысли в четкое предложение. — Я у тебя на шее вчера висла. — Это было не в первый раз, — сразу ответил Жан, не даже не задумываясь. — И я уверен не в последний. — Тебе вчера пришлось со мной возиться… — Ты тоже со мной возилась в Марли, — снова не медля легко ответил он. — Кстати, у тебя действительно плечо болело тогда из-за меня? — Не важно, — выдохнула она, с улыбкой вспоминая пьяного Кирштайна (плечо у нее действительно тогда болело, но не сильно). Хмыкнув, Морен приняла последнюю попытку найти причину, почему Жан мог бы на нее злиться: — Я вообще вчера пьяная приперлась. — Не просто пьяная, а в усмерть, — тихо посмеявшись, парень снова наклонился к столу вместе с Абелией, поддерживая ее за спину. Положив бумаги обратно на стол, он за плечи отодвинул девушку от себя. Она была не очень довольна этим. К тому моменту, пока он неприжал Морен своим телом к ​​столу, положив руки по бокам от нее. Наклонившись к ее лицу так, что их носы касались друг друга, Жан проговорил низким голом точно ей в губы: — На самом деле, это было даже весело. Твоя борьба с сапогом была отдельным видом искусства. Карие глаза буквально пожирали Морен. Их зрачки, как в ту ночь на холме, постепенно расширились, гипнотизируя девушку. Грудная клетка Кирштайна вплотную прижималась к ней. Но если его дыхание было спокойным, то Абелина ускоренно вздымалась и еще плотнее прижималась к нему. Где-то внизу живота у нее начало что-то закручиваться. Не надо было ей долго думать, что именно закручивалось, но настойчиво откидала эти мысли от себя. Чтобы не поддаться этому. Тяжело проглотив слюну, Морен с расширенными от шока глазами созерцала, как Жан со смехом отшатнулся от нее, запрокинув голову назад. Тепло его тела перестало согревать ее. — Ладно, женщина, — отсмеявшись, сказал он, — я вижу ты еще до конца не проснулась. Я пойду посмотрю что с завтраком, а ты выходи через минут пять, — правой рукой он осторожно взял ее за подбородок и большим пальцем быстро погладил скулу. — Хорошо? На все, что смогла сделать девушка — это кивнуть. Едва за парнем захлопнулась дверь, Абелия закрыла рот рукой, чтобы не закричать вслух. Ну, хотя бы Жан на нее действительно не сердится и не разочарован. Это приносило немного облегчения. Сев в кресло, она залпом выпила воду, пытаясь привести дыхание в норму и избавиться от этого приятного ощущения чертового возбуждения по всему телу. Дрожащими руками Абелия закрывала себе уже все лицо, пытаясь удержаться от истерического смеха. Раньше, когда она или Жан столь близко приближались к лицам друг друга, таких эмоций у нее это не вызывало. Такое с ней было впервые… «Покажи тогда наглядно, — воскликнул внезапно Жан, самоуверенно улыбаясь.» Волна смеха, которая уже накатывала на девушку, резко исчезли. Морен застыла в кресле, вонзив свой взгляд на окно. Точнее, во двор за этим окном, который сейчас был покрыт новым слоем снега. Воспоминания, скрывавшиеся глубоко в памяти, вдруг начали вырисовываться четче. …капля пота стекала с его лба по скуле, медленно пересекала ее границу и обводила ярко выраженный кадык. …обнаженная грудная клетка быстро опускалась и поднималась, и его горячая кожа касалась ее живота.