Я буду следовать за тобой до конца

Вечером на улице температура почти близка к нулю, идет крупный снег, оседающий на волосах и одежде, и даже не тает. Ветер закдадывает уши, больно бьет по щекам, а нос Кирштайн почти не чувствует. Но даже это не мешает ему чувствовать тепло в груди, что обусловлено счастьем возвращения домой. За несколько часов до прибытия погода ухудшилась из-за чего волны в море поднялись и били судно по бокам так, что казалось, они уже точно не вернутся. Но, к счастью, все обошлось, хоть и испугало их не плохо. Порт освещается многочисленными факелами, разгоняющими непроглядную тьму. Вдыхая морской запах вместе со снегом, от которого у Жана, кажется, замерзают легкие, он с наглой улыбкой рассматривает военную полицию, собравшуюся вокруг корабля. Они демонстративно держат в руках оружие, и в ответ смотрят на Жана, который первым вышел на палубу. По крайней мере, дуло оружей не на него направлены, а вниз, только дело здесь скорее всего в Марке Морен. Как раз он и не дает поднять им оружие. Корабль пришвартовывают, и ставят трап, который ведет точно к Морену-старшему. Он одет в зимнюю военную форму, и явно выделяется на фоне других солдат — вышитый единорог выглядит дороже ткани его одежды. Бесспорно, иметь собственную швею, которая шьет прежде всего их семье не бывала роскошь. Кирштайн улыбается этому и смотрит на свои черные сапоги — подарок Абелии на его прошлый день рождения. Как оказалось, у семьи Моренов еще и знакомый обувщик есть. — Жан! — Марк машет парню рукой, чтобы тот спустился к нему. Под прицельным взглядом военных, Жан спускается к Морену, и жмет протянутую ему руку, здоровается. — Где Абелия? — не отпуская руку разведчика, Марк заглядывает из-за его плеча, надеясь увидеть сестру. — С ней все хорошо? — Она там каюту с Сашей разносили, — фыкрая отвечает Жан, и пытается выдержать пронзительный взгляд светло-серых глаз Марка; в который раз удивляется силе генов их матери. — Сейчас выйдут. В отличие от сестры, унаследовавшей черты у каждого родителя (кроме роста), Марк полностью пошел в их мать Каролину Морен. Характером, внешностью, мимикой и даже взглядом. У Абелии взгляд обычно мягкий, который она взяла у отца; у Марка же острый взгляд, который за всеми наблюдает, и смягчается только в присутствии семьи. — Хорошо, — кивает мужчина. — Расскажите мне по дороге, что там произошло в Марли. Верхушка уже готова вас с потрохами сожрать. — Абелия и Ханджи писали в письмах, разве нет? Морен приглаживает свои темные волосы, собирая все снежинки ладонью на прядях, но их снова треплет ветер и оседает снег. В его холодных глазах мелькнула усталость, но тут же спряталась, давая место злобе. Не только разведка была на стрессе весь месяц. — Им этого все равно мало, эти идиоты напуганы, и не хотят слушать, всю неделю мне и родителям мозги едят... — мужчину обрывают, не давая договорить. — Очень самокритично, учитывая, что ты сам являешься частью этих идиотов. Абелия позади Жана радостно оскаливает зубы, встретившись взглядами с братом. Тот, не на секунду не задумавшись, сразу же бросается обнимать девушку, и Жан замечает это смягчение в глазах Морена, когда он видит целую и невредимую сестру. У Абелии же в радужках появляется облегчение, когда она убеждаеться своими глазами, что с одним членом ее семьи точно все хорошо. Зажимая в крепких руках Абелию, Марк целует ее в лоб, заглядывая в глаза, и гладит сестру по голове. — Ну, наконец что-то хорошее за это время. Мы очень по тебе скучали. — Я за вами тоже, — говорит Абелия, а Жану хочется отвернуться — кажется, что это что-то очень личное, которое он не должен видеть. Но даже присутствие посторонних их не смущает, потому Жан только отводит взгляд. — Эта Марли за месяц успела меня достать так, как не доставал Жан за все годы знакомства с ним. Жан выкрикивает обиженное "Эй!", возвращая взгляд на Моренов. Абелия только смеется, а уголки губ Марка слегка поднимаются, и это даже похоже на улыбку. Но радость с момента быстро утихает, и Марк становится снова серьезным, когда с корабля спускаются все оставшиеся. Командиры садятся в одну карету с Морен-старшим, четверку сажают в другую, и везут сзади первой. Прибыли на остров они примерно в шесть вечера, дорога к верхушке займет не менее четырех часов, поэтому Жан решил использовать это время, чтобы нормально доспать свои часы, которые у него отобрали друзья с утра. Первые минуты двадцать он разговаривал с друзьями, и они вместе пытались игнорировать нависшее над ними напряжение, но в конце концов не выдержал, и пригрозил Конни с Сашей, что выбросит их из кареты, если и сейчас они его разбудят раньше, чем они прибудут. И уже через десять минут спал на плече Армина. Сквозь сон Жан иногда слышал тихие разговоры между ними, брань кучера, когда карета снова и снова попадала в ямы снега, и чувствовал холод, даже сквозь свитер и теплую куртку. Зима в этот год решила не церемониться и с самого начала декабря начались холода. На пути в порт дорогу чистили от снега, чтобы кареты могли нормально передвигаться, но к вечеру началась вьюга, и она быстро перекрыла дорогу, которую так долго чистили, поэтому Жану представилась возможность поспать дольше, чем он ожидал. Это только было разведкорпусу на руку, потому что поспать этой ночью они нормально точно не смогут. Это быстро поняли и другие, потому что когда один раз Жан все же проснулся при очередном, и особо резком попадании колеса в яму, все спали. Разбудил их капитан, который, наверное, был единственным, кто не спал всю дорогу вместе с Марком. Конни вывалился из кареты вслед за Армином и Браус. На улице стало еще холоднее, и все поспешили в здание в тепло. На самом деле Жан бы лучше остался на холоде и замерз там к чертовой матери, только не идти под гнет полиции. Марк пустил разведку в свой кабинет, приказал принести им горячий чай и вместе с Ханджи пошел на ковер. Первый круг ада начался. Абелия уселась в кресло барата, положив руки на стол и на них голову. Саша раскинулась на диване у окна, но ей пришлось согнуть ноги в коленях, дав Жану место, где сидеть, но сразу же закинула свои ноги ему на колени. Парень уверен, что это она переняла от Абелии. Все были сонные, невероятно хотелось наконец лечь в постель, возможно даже не раздеваясь. Казалось, сон по дороге сделал только хуже, а тихое потрескивание дерева в камине, от которого шел весь свет, и звуки метели за окном срабатывали как колыбельная. Полумрак заставлял веки опускаться, но Жан настойчиво продолжал моргать, не позволяя себе заснуть. — Женщина-а-а, — не поднимая головы со спинки дивана, Жан позвал Абелию, растягивая гласную, — какова вероятность того, что твоим родителям удастся разобраться со всем, и нам не придется с этим иметь дело? Он не надеялся на ответ, будучи уверенными, что Морен спит, но почти сразу она ответила, не отрывая головы от стола, поэтому ее слова было разобрать немного трудно. — У них не удалось это сделать за месяц, вряд ли они смогут что-нибудь изменить за эту ночь. — Даже с учетом того, что Морены — элита среди элиты? — спросила Саша с последними зачатками надежды. — Даже с учетом этого, — подтвердила майор. — Сейчас большинство полиции думают, что мы причастны к исчезновению Йегера, и будет очень тяжело их убедить в обратном. Они напуганы, потому и донести что-то до них сложно. Не буду удивлена, если они уже и королеву убедили в этом. Прервал их слуга, когда принес чай. Через полчаса Кирштайн уже ходил по кабинету, лишь бы не заснуть, что уже сделала Саша с Армином. Конни рассматривал коллекцию каких-то редких монет, которые Марку передал его дед со стороны отца. Морен-младшую вызвали десять минут назад к королеве. Она была вторая, кого позвали на отдельный допрос после Кирштайна, мысленно уже перешедшего ко второму кругу, как дверь в кабинет отворилась, и за ней появилась девушка. Странно, думает Жан, слишком быстро прошел допрос. — Ну и, — он решился первым разорвать напряженную тишину, — что они уже тебе наговорили, какие глупости? — Королева Хистория мне сразу поверила, — монотонно говорила она, проходя к шкафу у письменного стола. Достав единственное открытое вино с полочки, которое было еще одной коллекцией Марка, Абелия налила алкоголь в чашку, в которой ей принесли чай, залпом выпила. По словам Абелии, королева хотела самостоятельно разобраться в ситуации, не полагаясь на паникующих войск, которые могли исказить содержание писем командующей Ханджи. Выслушав полную версию событий от Зоэ, Жана и майора, Хистория сравнила их слова с письмами и без сомнений поверила разведке. Абелия говорила медленно и так, словно сама не верила в собственные слова, вливая в себя второй стакан вина. А когда Кирштайн спросил ее об этом напрямую, отдельно от всех — она сослалась на усталость. Однако Жан, как и все, все же был рад такому неожиданному сценарию, ибо, по крайней мере, все опасения, что к куче проблем с доверием к разведке со стороны королевы были напрасны. Капитан устало приказал одеваться, и отправляться в кареты, потому что наконец они могут возвращаться в свой штаб. На выходе из здания госпожа та господин Морены набросились на дочь с объятиями, как Марко на пристани. Обнимали ее, и постоянно повторяли, как волновались за нее и рады, что с ней все хорошо. Еще несколько ужасных часа, и они наконец-то добрались до штаба. В середине было не лучше, чем снаружи: в стенах штаба так же изо рта выходил пар, и тело пронизывал ужасающий холод. Первое, что сделал Жан, оказавшись на своем этаже — зажег камин, и побежал к бане, и вместе с Конни начал растапливать ее. Кирштайн не жалел воды на горячие камни, пот стекал по его телу и впитывались в полотенце, которое он обвязал вокруг бедер. Опираясь на руки позади себя, парень вдыхал тёплый пар, и наслаждался теплом, которое постепенно окутывало и согревало его тело. Вышел Кирштайн последним, баня девушек тоже была уже пуста. Вернувшись в комнату, он обнаружил спящих Армина со Спрингером, в домашней одежде и под теплыми одеялами. Штаб за то время, что они провели в бане, наполнился уютным теплом, и он мог спокойно ходить по комнате, не содрогаясь от холода На скорую руку он разобрал вещи, достав подарок Абелии. Уже как несколько часов было четырнадцатое декабря, и Жан уже тридцать раз опоздал поздравить Морен. Ее кабинет соединен с ванной и спальней. Две двери по правую сторону от входа в сам кабинет разъединяли их. В ее комнате горел свет, и в щели света туда-сюда ходила тень девушки. Она тоже зажгла камин, что находится в кабинете, а на столе стояли свечи, они освещали бумаги, которые Абелия оставила еще в день отплытия в Марли. Поверх них парень поставил коробку, написал приветствие на ней, и так же тихо, как и вошел, покинул кабинет. Погасив лампу, Жан залез в кровать, и почти сразу заснул, с одной мыслью, которая грела душу: Дома. Они, наконец-то, дома.

***

Их комната, в которой теперь всегда есть одна пустая кровать, где раньше спал Эрен, иногда бывает очень тихой и необычной. В Марли его отсутствие было не так ощутимым, потому что все их пребывание там сводилось к его поискам, и сильно отвлекало от этого ощущения. Иногда, по привычке, Кирштайн направляет свой взгляд на кровать у окна, когда заходит в комнату, надеясь увидеть там Йегера, который читает книгу, спит или просто смотрит в потолок. В последние недели, перед отъездом на материк это состояние у него было привычным. Он мог по несколько часов прожигать одну и ту же точку в потолке, и Жану казалось, что в том месте уже появилась впадина. Докричаться до него можно было только раз на третий, он удивленно моргал, будто забывал, где находится и с кем. Отмахивался, что просто задумался, и "вообще отвали от меня, придурок, чего пристал". Жан только закатывал глаза, и бросал в него подушку, точнее в его спину, потому что всегда Йегер отворачивался лицом к стене, как только закончит фразу. Это сподвигало на новые конфликты, в котором Эрен бросал ответную подушку, только уже с большей силой. В штабе стало гораздо тише без постоянных скандалов Жана и Йегера. Абелия даже однажды призналась ему, что скучает за гамом, которые они вдвоем устраивали. Даже с Сашей и Конни не было столько шума, хотя они с момента прибытия на остров продолжили буянили. Сильнее всего это давит на Армина. Отсутствие Микасы и Эрена рядом словно высасывает из парня силы. Он почти не разговаривает, постоянно летает в своих мыслях, и ждет первого письма из Марли, спрашивая у командующей, не пришел ли он. Пытаясь его отвлечь, Жан постоянно звал его на прогулку, когда была возможность прогуляться немного по двору. Арлерт соглашался, пусть и не с таким энтузиазмом, как раньше. Вот и сейчас, Армин вместе с Абелией лепят снеговика у лестницы на крыльцо, пока Конни закапывает Сашу в снег. Сквозь слой снега слышен ее крик, но его заглушает смех парня. После трех дней почти непрерывного снегопада двор покрылся большим слоем белого пуха, и утонуть в нем не было проблемы. Саша же, не зная этого и думая, что слой не так велик, прыгнула в снег с высочайшей ступеньки крыльца, утонув в нем. Спрингер сразу вскочил, и вместо спасения побежал закапывать подругу еще больше. Сидя на первой ступеньке, Морен помогает Армину катать третий шар для снеговика. На ее руках — белые перчатки, которые являются подарком Жана, и девушка без проблем уже пол часа возится в снегу, разговаривая о чем-то с Армином. На улице температура держится ровно нулю градусов уже вторую неделю с того дня, как разведка вернулась. Хлодный воздух больно кусает кожу лица, и даже темно-голубой шарф, который Жан натянул на самый нос, не помогает скрыться от него. Ужасному холоду, который создает впечатление, будто съедает глаза парня, помогает солнце. Оно не прячется за облаками, и светит ему в глаза, из-за чего Жан надел капюшон куртки, закрыв глаза от солнца. Красиво сверкает снег на свету, который они вообще-то должны были почистить еще в позапрошлый день по приказу Леви, но Морен его все же убедила перенести это на несколько дней, когда будете настолько холодно. Сейчас капитан возмущается, что чистить снег им холодно, а гулять нормально. Абелия только закатывает глаза, говоря, что свежий воздух им необходим, и выходить на улицу очень полезно. Аккерман отвечает, что дышать можно и при уборке снега, Абелия снова закатывает глаза, и просто говорит, что нельзя. Разведка за этим наблюдает, тихо себе смеются вместе с Ханджи и не влезают в этот спор, который длится уже третий день. Но все всё равно с опаской смотрят на лопаты, которые капитан уже подготовил, и которые стоят на кухне в углу. Они старательно игнорируются всеми способами. — Так, осторожно... — высунув кончик языка, Абелия сосредоточенно, чтобы не повредить, поднимает третий шар снега и ставит его на первый. Из ее легких вырывается облегченный выдох вместе с паром, когда шар встает точно на нижний ярус. — Осталось его только украсить. Мужчина, поможешь поискать веточки для снеговика? — она устремляет свой взгляд на Кирштайна. — Зачем? — Ты не проснулся еще или что? — скептически оглядывая с ног голову Жана, Морен указывает на недоделанного снеговика. — Не оставлять же просто три яруса без ничего. Абелия попала в яблочко. Последние три часа Жан не может проснуться, постоянно зевая, и кутаясь в воротник куртки. Уснул он примерно в два ночи, вернувшись от матери, к которой уехал вчера днем, и проснулся утром от того, что Конни с глухим стуком упал на пол, после чего он так и не смог заснуть. Давя на уставшие глаза пальцами, Жан встает с лестницы, на которой до этого сидел, и уже по привычке поднимает локоть, чтобы Морен могла уцепиться за него. — Абелия, я пока погреюсь, хорошо? — Армин, стряхивая со штанов снег, поднимается на крыльцо. – И морковь для носа поищу. — Конечно, — кивает и тянет Жана к деревьям. Они удаляются от штаба, от Саши, выбравшейся из ловушки мягкого снега, и теперь топит в нем Конни, и все больше погружаются в тишину, которая сразу ударяет по ушам. Но не больно, а наоборот приятно, даруя покой. Лишь хруст под ногами разносится по пространству. Ветер унимается, а вечернее солнце оказывается позади, больше не давя на глаза, и Жан с облегчением снимает капюшон и немного опускает шарф так, чтобы он прикрывал губы. Оглядываясь вокруг в поисках подходящих ветвей, Абелия крепко держится за его руку, чтобы не провалиться полностью в снег, достающий им чуть выше щиколоток. Она постоянно сдувает прядь волос, которые выпали из высоко хвоста и падают ей на лицо. Это вызывает у Жана улыбку. Иногда, все же проваливаясь в снег, Морен сильнее цепляется за Жанов локоть двумя руками, как за якорь, а тот вытаскивает ее и скрывает смех за голубой тканью. — Обязательно, чтобы он каждый год так густо шел? — с нотками раздражения шипит сквозь зубы Абелия, когда снова попадает в ловушку сугроба. — Бесит. За годы дружбы с Абелией Жан понял, что девушка имеет нелюбовь до зимы. Не очень сильную, но когда землю покрывает большой снежный покров не получает особого удовольствия. Разве только радуется праздникам: Новому году и своему Дню рождения, после которых начинает ворчать еще больше, в ожидании весны. — Скорее бы весна наступила. — Жан говорит типичную для Абелии фразу в период постоянных холодов, когда она кутается в плед и часами сидит у камина, читая. Из года в год она не меняет тона, говоря эту фразу, всегда перед этим устало вздыхает и монотонно проговаривает ее. — И не говори, — Абелия продолжает гулять глазами по снегу, и только кивает, а Жан уже знает следующее, что она скажет. — Достал этот холод. Бинго. — О, смотри! — внезапно радостно вскрикивает девушка, и ее голос разносится по пространству, разбивая тишину. Посмотрев в сторону дерева, на которое указывает, Жан замечает тоненькие веточки, укрывающие снег у высокого дуба. Некоторые из них могут послужить руками снеговику. Парень чуть не падает в снег, когда Абелия резко тянет его к дубу. Под деревом белый слой еще больше, и теперь они тонут в нем почти до колен. Она отпустила его локоть, уделив все внимание разглядыванию и перебиранию ветвей. Со словами «не то» и «не подходит», Абелия выбрасывает ветку одну за другой в сторону. Недовольно поджимает губы при очередной сломанной палке, которая могла бы подойти для снеговика. Наблюдая за ней, Жан садится на снег, немного проваливаясь в него. Позади парня большая гора снега, и он откидывается на нее, устроившись поудобнее. Закрыв глаза и закинув руки за голову в перчатках, Кирштайн слушает ее тихое шипение, улыбается. — Сраный снег, — голос, низкий и злой, раздается над его головой, — все ветви от него мокрые и ломаются. — А ты поищи именно на деревьях, — предлагает Жан, — там сухие должны быть. — Точно, спасибо. Хруст снега под ногами Морен раздается теперь немного дальше — она отходит от парня к другим деревьям рядом. Вверху над головой парня поют синицы на ветвях дуба. Их звонкое пение разносится по округе, Жан даже не замечает, как пение начинает казаться, будто он находится под водой. Снег под его руками тает, смачивает ткань перчаток — но Кирштайн не замечает. Медленно вдыхает и выдыхает холодный воздух и не слышит шагов, звучащих все ближе. — О, мужчина, сорви... Жан? Когда на кончике носа ощущается легкий удар, Кирштайн удивленно открывает глаза. — Спать на морозе – плохая идея, тебе не кажется? — Абелия мягко улыбается и проводит указательным пальцем по носу Жана, на который пришелся удар; от такого простого движения у него на губах появляется улыбка. — Хочешь, вернемся? — от ее голоса, мягкого и теплого, перехватывает дыхание. — Что сорвать? — Жан, еще в полусонном состоянии, перехватывает ее руку, большим пальцем гладит тыльную сторону ладони. — Нет, не хочу, — как только до него доносится смысл ее второго вопроса, спешит ответить он. — Что сорвать? — Ветвь, — свободной от его хватки рукой с одной ветвью, девушка указывает наверх, — сорви пожалуйста. Она подходит. — А сама? Взгляд Абелия с мягкого меняется на скептическое, мол «серьезно?». Жан молчит. Улыбается. Ждет. — Хочешь, что бы я это сказала, да? Жан весело кивает. Морен поджимает губы. — Хорошо, — вырывает руку. — Я не достаю, помоги мне ее сорвать. — А волшебное слово? — он едва сдерживает смех, наблюдая, как девушка начинает хмуриться. — Это приказ. Не выдерживает. Закидывает голову назад и смеется, пока по его бедру проезжает удар носком Абелиного ботинка. — Ну помоги, ради Стен. Там Армин меня ждет. — Только если ради Стен, — отсмеявшись говорит он. Кирштайн встает на ноги, но вместо того, чтобы спокойно сорвать нужную ей ветку, он наклоняется к Морен. С ее губ слетает удивленное ойканье, как только Жан, обхватив ее за ноги и поднимает. От неожиданности Абелих сжимает его плечи, несколько секунд изумленно глядя на него. Впрочем, понимает его действия быстро, почувствовав на щеке прикосновение ветки. Девушка пытается сломать ветку у ее основания, пока Кирштайн прячет улыбку в складках ее пальто на уровне живота. Одной рукой сделать это не получается и Абелия забирает вторую руку с плеча Жан, чтобы взяться двумя руками за нее. Выходит лучше, и Жан слышит первый трекс, за ним второй и, последний, самый громкий. — Опускай, — говорит она, указывая на ветку в правой руке. Жан коварно хмыкает: — Уверена? Девушка сразу понимает его намерения. — Даже не думай, падла! А! — Абелия испугано вскрикивает, когда парень кидает ее в сугроб, на который до этого опирался. — Падла! — смеясь, восклицает она. Снег разлетелся в разные стороны, попал на куртку и штаны Кирштайна. От громкого смеха Абелии синицы слетают с деревьев и сбрасывают снег, который был на ветвях под их лапами, и он сыпится на его макушку. — Карма, — сквозь смех говорит девушка, которая это увидела; Жан фыркает, стряхивая с волос снег. У Абелии не лучше — ее пряди полностью покрыты белым пухом, нос, щеки вообще все лицо усеяно им, но только с глаз ею убран. Едва она отсмеялась, заметила снег и на своей шее, от чего скривилась и протянула ему свою руку. — Холодно, помогай! — она изо всех сил пытается стряхнуть снег с кожи, но не перестает улыбаться. — Падла. Жан прекрасно знает ее следующий шаг, но с удовольствием сам наступает на эту ловушку. Подает ей руку, которую она мгновенно сжимает и валит его за собой. Со всей силой он впечатываеться лицом в снег возле Абелии, а та заливается хохотом, похоже, не ожидая такого сильного эффекта. Кожа начинает печь от кусающего холода, он вгрызается в щеки, пробирается сквозь шарф к крепкой шее и неприятно колит, а перчатки полностью пропитываются водой от таявшего под его руками снега. Поднявшись на локтях, он переводит свой взгляд на Абелию, которая кривит губы в самодовольной улыбке и подпирает голову кулаком, лежа на боку. — Сучка, — своей широкой ладонью Жан проводит по лицу, убирая снег, и переворачивается на спину, пытаясь отдышаться. В то же время Морен зло хихикает, делая попытку встать. Она встряхивает снег с верхней одежды и аккуратно, но сугроб не дает ей нормально двигаться. В конце концов она только садится спиной к Жану, ища способы встать. — От сучонка слышу, — Морен немного охрипла от криков и смеха. Жан на провокацию не ведется. Лежит и не двигается, ждет подходящего момента для финального, гарантируещего его победу боя, который он сам же и начал. И он наступает. Активные махи девушки ног в снегу расчистили путь, и теперь у нее есть возможность вылезти из небольшой горы. Однако как только Абелия ступает одной ногой на свободу, парень резко поднимается и врезаеться грудью в ее спину и быстрым движением охватывает ее талию. Не давая возможности ей понять, что он делает, Кирштайн так же резко, как и встал, ложится назад, перекатывается еще раз в бок и они вместе падают с горы пуха. Короткий писк с ее стороны, и они оказываются в немного меньшем слое снега. Их одежда опять вся осыпана белыми хлопьями, волосы уже мокрые от постоянного пребывания в снегу, а друзья заливаются смехом, разпугивая последних птиц с деревьев. Схватившись за живот Морен начинает кашлять из-за непрерывного смеха. Ее руки ложатся четко на руки Жана и несильно сжимают их от нахлынувших на нее эмоций. Немного успокоившись, прижатый к ней всем телом, а лицом к ее плечу, Кирштайн тихо слушает смех девушки. Наслаждение от момента растекается по телу, его скулы уже болят от того, как углы губ тянутся почти до самых ушей — улыбается, как влюбленный придурок. Каким он, в принципе, и есть, но его это сейчас точно не волнует. Абелия ловит его взгляд через плечо, как только приступ смеха отступает. — Придурок, — тихо говорит она и осторожно тянется свободной от веточек рукой к его волосам, гладит мокрые пряди его челки. Мягкий, похожий на сладкий мед, тон ее голоса, который Жан готов есть ложками, щекочет его слух. Кирштайн закрывает глаза, намереваясь утонуть в этом моменте. Их моменте.

***

Новый год разведка решила провести без громкого празднования. Просто спокойно посидеть вместе на кухне с алкоголем и едой. Они вспоминали жизнь в Стенах, когда правда их мира еще не была раскрыта, вступление в разведку, просто веселые моменты и погибших товарищей, отдавая им честь. Радовались, что встречают Новый год живыми, а не в гробу. После двенадцати часов, под хмельком вышли во двор (который они все же почистили от снега за два дня до нового года, под строгим командованием Леви), бросая в друг друга снег. В воздухе гуляла атмосфера наступившего праздника, громкий смех компании раздавался по двору, пока на них падала новая порция снега. В груди Жана разливалось тепло, оно грело лучше зимней куртки, брало за сердце, даря покой и счастье. Они бросались в друг друга снежками, а также капитан с командующей приняли участие. Впрочем, Ханджи весело бегала за ними и от них, полностью погрузившись в игру, Леви же только передвигался по территории штаба, наблюдая за ними, и бросал в них менее недовольные взгляды, чем обычно, когда кто-то попадал в него. Утром похмелье не било в голову, и почти не болела голова. Только Абелия, выпившая больше всех жаловалась на головную боль и грызлась с Аккерманом с этого поваода. Он был тем, кто даже бокал вина за весь вечер не выпил, и упрекал е втом, что та так сильно напилась. Морен же как можно спокойнее просила от нее отстать, прислонившись лбом к столу. А через две недели, шестнадцатого января, пришло первое письмо из Марлии от Микасы. Утром, когда Жан зашел к Абелии, чтобы как всегда вытащить ту на завтрак, ее там не оказалось. В камине спокойно догорали заброшеные еще с вечера дрова, дверь в спальную и ванную комнаты была настежь открыты, вещи разбросаны по кровати. На кухне только Браус с Конни и Армин. — Где Абелия, не знаете? — спрашивает Жан, как только заходит на кухню. — Она у командующей, — мрачно отвечает Армин. — Письмо от Микасы пришло. Молча кивая, скорее самому себе, Жан проходит дальше на кухню. Проходя мимо Армина он зарываеться пятерней в его волос и треплет в знак поддержки. Его порция овсянки, как и порция Абелии, уже стоит на столе. На кашу Морен постоянно бросает взгляд Саша, попутно доедая свою. Кирштайн садится за стол, приступая к завтраку. — Знаете, что внутри него? — Нет. Абелия минут десять назад получила конверт и пошла к командирам. Даже не читала. — Со скучным выражением лица Конни водит ложкой кругами по тарелке и даже глаз не поднимает, когда отвечает. — Поесть даже не успела. Жан снова кивнул. Ложка за ложкой овсянки постепенно в тарелке становится меньше, пока парень думает, что бы еще спросить или сказать. Напряжение, которое, кажется, уже стало частью их жизни, привычно чувствуется в воздухе, даже не нужно пытаться, чтобы его заметить. И Жан хочет его немного развеять, но в голову ничего не лезет. Армин хмурит брови и поджимает губы, старается нормально поесть, но, похоже, в горло ему сейчас ничего не лезет. От резко рывка ручкой двери все в столовой вздрагивают. Внутрь заходит, хотя, уместнее сказать, влетает Абелия, быстро шагая к входной двери. — Абелия, что в письме? — Арлерт подскакивает на месте, внимательно следя, как девушка обувается и одевает свое белое приталенное пальто. — Йегер в который раз оправдывает звание мудака — вот что. — И, не дождавшись ответов или лишних вопросов, Абелия выходит во двор, хлопая входной дверью. Армин с немой просьбой смотрит на него, и Жан, тяжело вздохнув, отодвигает от себя тарелку, встает из-за стола и направляется к выходу во двор. Абелия быстрым вихрем шагает в конюшню, Кирштайн за ней. Он едва не получает удар деревянной двери по носу и успевает перехватить ее быстрее, чем она закроется от сильного толчка Морен с таким же громким хлопком, как в столовой. Чувство, будто девушка Жана вообще не замечает. Она несется к своей кобыле, и только его рука останавливает ее. Догнав в три шага Абелию, он хватает ее за локоть и рывком поворачивает к себе лицом. В ее глазах искрится настоящая злоба и Жан едва сдерживается, чтобы не сделать шаг назад. Давно он не видел ее такой злой. Абелия же, как только увидела Жана, перестала хмурить брови, злости в глазах не стает меньше, но при его, Жановом, присутствии Морен ее как будто приглушает. — Куда, красотка, так летим? — это "Красотка" слетает с уст неожиданно, и даже Абелию сбивает с толку. Несколько раз она моргает и от нее звучит изумленное "хах". — Да вот, красавчик, — поднимает свободную руку, в которую все время держала белый конверт, — вызвалась письмо от нашего придурка лично в руки королевы отдать. — Умолкает, но через несколько секунд добавляет: — Чтобы ее не успели накрутить. Абелия дразнится, даже немного злобы из нее уходит. А Жан врать не будет — ему понравилось, как ее "красавчик" прозвучало в его сторону. — Злая чего такая? — парень отпускает ее локоть, направляясь за ней к последнему стойлу. — А ты почитай, что этот пишет, — не заметить невозможно с каким ядом в голосе Абелия говорит "этот". Забрав конверт, который Абелия ему протянула, Кирштайн разворачивает и достает первый лист бумаги, и сразу же попадает на прикрепленное Микасой одно из писем от Йегера. И пока Морен готовится к оседланию кобылы, Жан пробегается глазами по строчкам, где аккуратным почерком выведен каждый иероглиф: Я уже писал, что не вернусь, пока не буду считать нужным, Микаса. Майору не о чем волноваться, Парадиз пока в безопасности. — Все. Два сухих предложения — это все, что написано в этом письме. Пока Жан то и дело перечитывает строки, он не замечает, как злоба Абелии разгорается заново. — Этот сукин сын так уверен, что мы пока в безопасности. В каждом письме умудряеться про это сказать, — шипит Абелия, проверяя копыта кобылы на обнаружение камней. — Даже интересно, откуда у него такая уверенность. Так, Адель, не бесись. Лошадь топчется на месте, крутит головой, чтобы хозяйка погладала ее, мешая этим надеванию попоны на нее. Жан прячет письмо в конверте, кладет его в карман штанов и подходит к Абелии, помогая подержать животное. Поблагодарив, Абелия продолжает бросать в сторону Эрена не самые ласковые слова. — Ты надолго? — наконец, когда Адель полностью находится в амуниции, спрашивает Жан. — Черт его знает. — Абелия выводит животное на улицу. — Я еще с родителями хочу встретиться. — На время она задумывается и рассматривает свои сапоги. — В четыре вечера, примерно. Может, немного позднее. Побуду у родителей. Отдав конверт Абелии, Жан вернулся внутрь, с приказом майора перебрать несколько документов, которые она оставила в своем кабинете на столе, не успев их проверить. Он рассказал Армину содержание письма от Эрена и Микасы, отдал Абелину порцию Саши, которая откровенно уже слюну пускала на ее тарелку и отправился в кабинет, прихватив с собой свою порцию. Только начало десяти утра, до возвращения Абелии минимум шесть часов, другие по приказу капитана пошли на утреннюю тренировку, и Жан, с освобождением на проверку документов, не спешит с ними. Внимательно читает написанное, пытается разобрать непонятно написанные Абелией иероглифы, исправляя незначительные ошибки. На каждый из листов Кирштайн выделяет по десять минут, на перерыв между ними двадцать минут. Подбрасывает дрова в камин, рассматривает немногочисленные книги на полочке и переставляет их в другом порядке от того, как их расставляла Абелия. Парень прекрасно знает, что после он будет слушать уже в свою сторону "ласковые" комментарии, пока Морен будет переставлять книги в своем порядке, и, возможно, даже получит несколько ударов подушкой. Но именно для этого он это и сделал — бесить Абелию для него невероятное наслаждение. На часах только двенадцать часов дня. Документы, внимательно проверенные, осторожно оставлены на столе, какие-то из них в ящике стола или отдельной папке. Делать нечего — желание читать отсутствует, игра в карты надоела, для тренеровки Кирштайну слишком лень. И в голове всплывает только один вариант, который поможет скоротать время и избавить от скуки — лечь и поспать. К себе идти парень не хочет, Конни обязательно будет громко топать или смеяться над чем-то, и на одноместную кровать ложиться соблазна нет. Кровать в комнате Абелии двуспальная, на ней она любит раскинуться в позе звезды, занимая все пространство. И иногда она давала Жану поспать на кровати, когда у нее сбивался режим сна. Жану думается, что и в этот раз она против не будет. Две двери, ведущие на выход из кабинета и в ванную, он закрыл, оставив открытой только дверь между кабинетом и спальной комнатой, чтобы проходило тепло. Осторожно сложив разбросанные Абелией майки со штанами с кровати на стул у окна, Кирштайн залезает под теплое одеяло и подминает под себя его так, чтобы вокруг образовался кокон, согревающий его со всех сторон. Двумя руками он обнимает подушку и, не удержавшись, зарывается носом в нее, вдыхая оставшийся после Абелии запах. Покой разливается по венам, как только его нос улавливает слабые нотки сладкого запаха, и Жан засыпает через несколько минут. Спать в комнате Абелии удавалось не часто — девушке не нравилось, когда кто-то занимал все ее пространство в постели. Разрешалось Жану (и только ему, кстати, что не могло не радовать) занимать постель только когда у Абелии была бессонница и она могла всю ночь просидеть за книгой. Только появлялась такая возможность и Жан просился поспать у нее. С недовольным закатыванием глаз, со вздохами и словами, что он иногда похож ей на диванного клеща, от которого никак не избавиться, но она разрешала, никогда не отказывала и оставляла дверь открытой по просьбе парня. Тот ссылался на тепло, идущее от камина, или же, летом, на желание, чтобы сквозняк гулял по комнате в особо жаркие ночи. И это было правдой, но только ее половинкой. Вторая половина была в том, что Жан то и дело поглядывал на читающую Абелию сквозь открытую дверь. На то, как она медленно листала страницы и смешно реагировала на написанное. Несколько раз Кирштайна почти ловили с поличным, но он вовремя успевал закрыть глаза и притвориться спящим. Засыпать в присутствии Абелии, пусть она и сидела в нескольких метрах от него, окруженным ее запахом парню было гораздо приятнее, чем в своей комнате. А мысли, что он хотел бы обнимать Абелию во сне, Жан усердно игнорировал. Свет дня уже растворился в сумерках вечера когда Жан проснулся. В комнату больше не попадает солнечный свет, только слабыйй как и свет от камина. Тепло огня полностью согрело комнаты, и во сне парень сбросил с себя одеяло, из-за чего теперь оно большим мятым шаром лежит у него в ногах. Посторонних звуков не слышно, вокруг ничего не изменилось, все вещи лежат так, как их складывал Кирштайн. Значит, Абелия еще не вернулась. Перевернувшись с живота на спину, Жан пальцами растирает глаза при попытке проснуться. Спина вспотела, воротник серой кофты с рукавами давит на горло, нуждающееся в увлажнении — во рту даже слюна не производится. Вставить с нагретой кровати сложно и нет желания, но терпеть сухое горло, стенки которого больно трутся друг о друга сложнее. Несмотря на неприятное покалывание в затекшей ноге, парень делает попытки встать с кровати, и удается это почти без нарушения координации и заваливания вперед. В мыслях уже не первый раз возникает вопрос, почему после дневного сна Жан чувствует себя как с бодуна. Блогословенный стакан с водой мгновенно осушается и заполняется снова почти до краев. Он выдыхает с облегчением, как только в горле исчезает шершавое чувство и переводит взгляд на часы над дверью в комнату — без десяти восемь. Внимательнее проходя взглядом по кабинету, Кирштайн снова никакого намека на возвращение Морен не находит. На вешалке белое пальто отсутствует, бумаги на столе не тронуты, в камине догорает единственное оставшееся дубовое полено. Сев в кресло парень старается окочантельно проснуться, растирая лицо ладонями. Пока он всматриваеться в окно, в его голове звучит белый шум, вызваный многочисленными мыслями. Смысл ни одной из них выловить не получаеться, ведь мозг продолжает отказываться нормально работать. Снова проведя лодонями по лицу, Жан встает с кресла и направляется к окну, открывая его, чтобы проветрить помещение. Холодный воздух пускает по коже неприятные мурашки, но помогает немного протрезветь от сна. В раздумьях Жан даже поначалу и не заметил шум, идущий из кухни. Думать долго не надо, ради понимания кто это. Однако на кухне, вместо очередного буйства Браус со Спрингером, в свете кристаллов и нескольких факелов он видит пепельно-русую макушку. На улице снова метель, и одежда Морен покрыта снегом, постепенно тающим в теплых стенах штаба, оставаясь на ткани маленькими каплями воды. Абелия опирается на входную дверь левой рукой, а правой пытается снять обувь, повернутая к парню спиной она часто шмыгает носом и шипит что-то себе под нос. Плечем Жан опирается на косяк и внимательно наблюдает за девушкой. И только сейчас замечает кое-что необычное. Абелия странно пошатывается, будто ей тяжело устоять на месте. Странновато. Брови Кирштайна сводятся на переносице, но он не выдает своего присутствия и продолжает наблюдать за ней. Наконец-то она смогла снять левый ботинок, и он, с глухим звуком, падает на деревянный пол. — Та бляха... — молния на втором сапоге не поддается; Абелия оставляет попытки ее расстегнуть и поворачиваеться корпусом к Жану. — Ого-о-о... — Кирштайн присвистывает и в шоке его брови поднимаются вверх, улыбка на лице расползается скорее от шока, чем от веселья. — И где нас таких красивых носило? Морен улыбается ему пьяно и тянется вперед — к нему. Рукой она хватает воздух, и, если бы Жан вовремя не среагировал, Абелия упала бы лицом на пол, споткнувшись о свои ноги. Схватив за предплечье, парень сажает ее на лавку и оглядывает девушку. Она смотрит расфокусированным взглядом на свои ноги. Хмурит брови и вяло вытягивает руку, указывая на свою правую ногу. — Помоги пожалуйста... Я... — на несколько секунд она замолкает, точно пробуя сформулировать свою мысль. — Не получается... — и смотрит на него, Жана, так грустно, словно этот сапог ее очень сильно обидел. Видно, как ей трудно говорить. Абелия прикладывает все усилия, что бы звучать хоть немного четче. Парень, в полном недоумении какого Абелия вообще напилась и зачем настолько сильно, помогает ей со вторым сапогом и осторожно складывает серую обувь на полочку с другим, пока она держится за его плечи. Не сразу поняв, как, но, поставив ботинки на место, Жан поворачивается назад к ней лицом, а Абелия уже оказывается повиснутой на его шее. От нее пахнет виски, и не дешевым. Жан глубоко вдыхает этот запах вместе с запахом холода, который Абелия принесла с собой. — Я устала, — бормочет она куда-то в его плечо и сцепляет пальцы в замок за его шеей. — Ну да, – хмыкает, — глушить в одно лицо виски — очень тяжелое занятие. — Жан делает попытку встать на ноги, думая, что Абелия расцепит руки и отпустит его, но где там. Когда Абелия сильно напивается, она становится слишком тактильной, даже для нее; ей обязательно нужно кого-то обнимать или держаться за него. Вот и сейчас эта женщина и не думает его, Жана, отпускать — виснет на его шее, оказываясь без опоры под ногами. Она просто повисла на нем, а ее ноги над полом, и с коварной ухмылкой она смотрит на него снизу вверх. Так и не скажешь от чего ее щеки красные — то ли от холода, то ли от алкоголя. На ее немного потрескавшихся губах он задерживает свой взгляд на немного дольше, чем нужно. — Женщина, — все же Жан отводит взгляд от уст и заглядывает в глаза Морен, — даже для тебя, которую с детства на руках носили, ты слишком обнаглела, — в словах, которые должны были звучать с упреком, прискользывает нежность, которую он не в силах сдержать. — О-о-о, — Абелия весело тянет гласную, удобнее хватаясь за шею Кирштайна, — поверь, это еще не пик моей наглости, — и с этими словами она ногами цепляется за его талию, скрещивает щиколотки за спиной, кладя подбородок на его плечо. — Неси меня, красавчик. — Так ты еще сдерживаешься, значит?... — голос Жана теперь хрипит, он точно такого не ожидал. Ее смех милозвучно затекает ему в ухо. — Можешь считать это местью за боль в моем плече, когда ты виснул на мне, — зевает. Николо мог бы пожарить раков благодаря лицу Жана, так сильно оно пылает от прикосновений Абелии. Она ластится к нему, как кошка, осторожно обнимает его и чуть ли не мурлычет на его ухо. Иногда внутри Кирштайна появляется невероятное желание кричать вслух, когда Морен проявляла слишком много тактильности. Иногда, тактильность девушки бывает просто невыносимой. Такой, что Жану одновременно хочется убежать от ее прикосновений, так и выхватить их как можно больше. Иногда казалось, что прикосновения Абелии для него одновременно были благословением и проклятием. — Прилипала, — сквозь зубы шипит Жан, пытаясь спрятать свое смущение, и осторожно кладет ладони на бедра Морена, чтобы та лучше держалась, пока он несет ее в комнату. — Ты злишся? — как-то слишком грустно спрашивает она на выдохе, оказываясь на кресле. — Извини, — Абелия редко отводит взгляд, но сейчас, схватив ладонь Жана, она на него не смотрит. Опустив глаза на пол, девушка действительно выглядит виноватой, — я просто действительно очень устала. — Верхушка? Она кивает, а он вздыхает. — Я не сержусь, красотка, — на этот раз «красотка» он говорит добровольно, мягко улыбается и помогает снять ей пальто. Он ничего не может с собой поделать, не может остановить ту нежность, которую испытывает к этой девушке. — Точно? — Точно. Ответ Кирштайна полон серьезности, ведь, как ему кажется, Морен в этой серьезности сейчас нуждается. Вопрос задавался с какой-то надеждой в ее голосе, которую Жан даже не понял. Как будто Абелии действительно не хотелось бы, чтобы он злился на нее. Когда Жан ведет девушку в ее спальню, она молча поддается и идет за ним. Без возражений и лишних слов ложится в постель, а на замечание о верхней одежде машет рукой и говорит, что все равно собирается заменить белье завтра. Пьяными глазами наблюдает за ним в процессе его ходьбы по комнате. Наблюдает, молчит, улыбается. Жан взгляды игнорирует и ставит на тумбочку у кровати графин с водой, рядом с ним — стакан. Льняной мешочек с обезболивающим он находит в ее небольшой аптечке и засыпает немного в стакан с водой, размешивает. От разжигания камина Морен отказывается. Укрывшись одеялом по самый нос и что-то непонятно бормочет. Пьяный бред девушки слушать однако весело, но они быстро затихают, указывая на то, что она заснула. Все же Жан подкидывает немного дров, чтобы тепло в комнатах поддерживалось, и еще минуты три проводит у Абелии, наблюдая за ее мирным сном. Прежде чем покинуть комнату, Жан наклоняется над кроватью и бережно проводит пальцами по ее еще не согретой щеке. Мягкими движениями гладит ее скулу и тихо покидает команту, а за ней и кабинет.