И слива мэй цветёт на снегу...

— Вот, полюбуйся! — Линь Чэнь вошел в холодную комнату без стука и предупреждения, безошибочно выхватив взглядом Мэй Чансу, выписывающего что-то из очередного свитка. — Главнокомандующий Мэн изрядно поумнел с нашей последней встречи, ответил по делу на моё полное изящных загадок письмо про тебя, правда лишь спустя неделю. — Глава архива даже не стал сдерживать смешок. Взяв из рук Линь Чэня записку, Мэй Чансу резко выдохнул, прочтя её, и тут же отложил в сторону, будто она жгла руки. — Ты не мог поставить меня в ещё более неловкое положение? Надеюсь, ответа не требуется? — Ну, если ты готов оставить решение за Мэн Чжи — не отвечай. Мэй Чансу вздохнул и ещё раз перечитал послание: На реке обезумели волн валы, Словно к небу их вознесли, А у крепости груды тяжелых туч Опускаются до земли. И вторично цветут хризантем кусты - Буду слезы я лить о них. Если ласточки низко парят над водой, Есть надежда, что друг возвратится домой. Он и не знал, что Мэн Чжи талантлив в стихосложении, а учитывая завуалированное послание Линь Чэня, ответ приятно удивил дважды. — Он хочет, чтобы мы рассказали правду. И я полностью его поддерживаю. — Знаю. Мои доводы давно утратили свой вес. — Твои доводы слишком хрупки, как и мотивы. Кстати, мне привезли кое-что интересное, скоро приготовлю новую настойку. — Подсласти её, умоляю, — вполне серьёзно попросил Мэй Чансу. — Я хоть и потерял чувствительность ко многим вещам, но горечь твоего лекарства невыносима. — Это моя маленькая месть. К тому же не я один делаю настойки, лекарь Янь не допустит отклонения от рецепта. — Можно подумать, что в моем случае есть действительно верные и точные рецепты. — Ты ловко перевёл тему, а теперь вернись к письму и прими решение. — Нет. — Мэй Чансу для верности мотнул головой, видя в глазах друга бурю. — Нет, я не собираюсь сообщать Цзинъяню, что жив. И никто из вас тоже не скажет. Для чего ему заново переживать горе, которое уже отпустило сердце? — Отпустило? — голос Линь Чэня сочился мёдом, но Мэй Чансу ощущал в этой сладкой патоке яд. — Ты в самом деле полагаешь, что сердце Императора стало подобно камню? Принц может четырнадцать лет оплакивать лучшего друга, Император же за пять лет и думать о нём забыл… Верно говорят — мудрость господина Мэя не знает границ. — Хватит издеваться, Линь Чэнь. — Мэй Чансу устало подпер голову рукой, будто она стала невыносимо тяжелой. — Я жив только твоими стараниями, о которых не просил, я не могу быть полезен государю и приятен его взору. Я и как Мэй Чансу изрядно оскорбил память отца, неужели так нужно заставлять меня пасть ещё ниже в глазах Императора? — То есть ты намерен, даже когда я найду лекарство от твоей холодной немощи, скрываться в тенях и кривить душой, надеясь лишь на милость посвященных в тайну? И, конечно же, ты как всегда не подумал о совести тех, кому придётся лгать Императору. — Именно по этой причине я сомневался, что брату Мэну нужно знать, но тогда ты меня не спросил. Сейчас же обманывать его, заставляя искать способ вернуть меня в сознание, было бы слишком жестоко. — О, наш гений вспомнил, что такое жестокость! Надеюсь, небеса не разверзлись и не превратят архив в пепелище. И что же, по-твоему, нежелание запятнать светлую память Императора о друге менее жестоко, чем быть с ним честным? Ведь у тебя нет повода скрывать от него правду, кроме страха, что он не примет тебя таким. Мэй Чансу обжёг собеседника пронзительным взглядом, но у того словно была толстая гусиная кожа и он даже не смутился, зная, что попал точно в цель. Линь Шу терзался все эти годы. Но сначала цель подпитывала в нём жизнь, и он решительно запретил себе даже мечтать о большем, изначально выбрав тот путь, по которому в итоге прошёл. А потом смерть встала так близко, что уже оказалось не больно видеть Императора с супругой. Он даже убедил себя, что всё к лучшему. Будет кому позаботиться о бывшем друге. Друге… Он вкладывал в это слово гораздо больший смысл, даже произнося его у себя в голове. Сяо Цзинъянь был сосредоточением его силы, отваги, доблести. Именно ему хотелось доказать, на что способен Линь Шу. Ему хотелось улыбаться. Но что может он теперь? Бледная тень полумёртвого Цилиня. Ничто по сравнению с каждым, кто имеет теплую кровь. Он не винил Линь Чэня за его попытку спасти, хотя порой имел желание ударить посильнее, а ещё лучше напоить всеми настойками, которые теперь заменяли ему кровь. В посмертии он бы чувствовал себя лучше. А так… Зачем такое «утешение» Императору? Поставить в покоях как статую? Ходить втайне от супруги и придворных за советами, которые «гений» уже не сможет дать? За пять лет забвения ситуация в стране изменилась, всё встало с ног на голову и Мэй Чансу стал полезен не более, чем хромой на обе ноги старый конь. Линь Чэнь первое время пытался обрисовать ему ситуацию в мире, но быстро оставил эту идею, поняв, что воли к жизни, которая вела Линь Шу по пути мести в прошлом, не осталось. А встряхнуть его, видимо, не позволяла совесть, которая, как надеялся Мэй Чансу, у его лекаря и друга всё же была. А была ли совесть у него самого? И как милосерднее поступить по отношению к Императору, Мэй Чансу не знал. Остро хотелось посоветоваться с кем-то, кто не станет стыдить его и давить на больное, а значит, ни Линь Чэнь, ни Мэн Чжи не подходили. Нихуан, к его облегчению, ни о чем и вовсе не догадывалась, и получив известие, что она сняла траур и вышла замуж за брата генерала Не, Линь Шу испытал облегчение — груз вины перед близкими, ожиданий которых он не оправдал, давил слишком сильно. Обдумав ситуацию, Мэй Чансу поднялся на ноги и вышел во двор, тихо позвав: — Фэй Лю! Юноша откликнулся тут же, спрыгнув то ли с крыши, то ли с ближайшего дерева. — Брат Су! — Фэй Лю, ты помнишь Водяного буйвола? Юноша энергично кивнул. — Как думаешь, ему лучше не знать обо мне? На лице Фэй Лю отразилась задумчивость, а после он помотал головой. — Твой ответ противоречив, выражайся яснее. — Фэй Лю скучал! Дядюшка Мэн скучал! Буйвол тоже скучает… Мэй Чансу понимающе кивнул и посмотрел на небо, что хмуро грозило обрушиться снегом в ближайшее время. Раньше он спасался от холода как мог, жался к жаровням и кутался в меха. Сейчас же ему было комфортно, он даже полюбил гулять под снегом, оставляя на радость Фэй Лю следы, по которым тот забавно прыгал. — И о чём ты теперь думаешь? — Рядом возник Линь Чэнь, по глазам которого было видно, что после ответа он снова начнёт хулиганить с Фэй Лю. В прошлый снегопад он налепил целую кучу снежков и обстрелял ими юношу, попадая время от времени и радуясь этому как дитя. — Что я трус, — честно ответил Мэй Чансу и вскинул руку, чтобы пресечь попытку Фэй Лю возразить. — Не спорь. Я боюсь увидеть страх и отвращение, после того как покажусь на глаза Императору. Но ты прав, я скучаю и больше не в силах заставить хоть кого-то из вас лгать или скрывать правду. Да и Мэн Чжи всё равно бы догадался, что я очнулся. — Не льсти ему, — оборвал эту хвалебную оду Линь Чэнь. — Он научился читать между строк, но поверил бы в мою ложь. — Ты слишком противоречив, друг мой. Однако не стоит устраивать тут сцены. Я сам выйду к Императору, когда представится удобный случай. — Не забудь сказать, что очнулся ото сна буквально вчера, не знаю, простит ли Его Императорское Величество архиву полгода, кото… — Снежок, прилетевший Линь Чэню точно в лоб, прервал его излияния, а Фэй Лю, отличившийся особой меткостью, уже перепрыгивал на соседнюю крышу, справедливо опасаясь жестокой расплаты. — Ах ты неблагодарный! Ну всё, в этот раз я тебя напою рвотным и слабительным одновременно! Фэй Лю, а ну стой! За свои поступки нужно отвечать, разве не этому тебя учил брат Су? Глядя на двух резвящихся на крышах мальчишек, один из которых практически разменял четвертый десяток, Мэй Чансу испытывал смешанное чувство тревоги и радости. Его друзья здоровы и полны сил, а он сам… Ему нужно просто пережить боль и разочарование в глазах Цзинъяня и решить, чем занять себя в новой совершенно неожиданной для него и во многом даже ненужной жизни.

***

— Докладываю его Императорскому Величеству — к полудню мы прибудем к тропе на гору Ланъя! Конному отряду наверх не проехать, им придётся спешиться, чтобы подняться. — Хорошо, разбейте у подножия лагерь и пойдём наверх налегке, — согласился Сяо Цзинъянь и обвёл взглядом местность. Когда-то здесь нашёл своё спасение и приют его лучший друг. Сюда Цзинъяня тянуло с тех пор, как он получил известие о кончине сяо Шу пять лет назад. И вот он здесь. Смотрит на горы, что таят в себе множество тайн. Вдыхает холодный воздух, который был губителен для Линь Шу после его преображения в Мэй Чансу. И скорбит. Разум давно смирился с потерей, ведь Цзинъяню некогда было упиваться своей болью, он занял трон и стал правителем Великой Лян, от которой каждый хотел урвать кусок. Пять лет показались ему длиннее прошлых двенадцати и горче после чуда. Судьба отвела им короткий миг, чтобы свидеться, и вновь забрала того, кто единолично занимал сердце. Никто и никогда не смел претендовать на это место, даже родной сын не потеснил того, кто отдал жизнь за свою веру в справедливость. После ночи на привале Мэн Чжи распределил воинов, и они двинулись в путь, оставив часть солдат дожидаться их в лагере и охранять подступы к тропе. Никто не забывал, что у Императора много врагов. В первую очередь, он помнил об этом сам, оставаясь всегда настороже. Воины, которые шли подле него, были преданы ему и восхищались, что Император вёл себя как и прежде, без излишеств разделив с ними поход. Он даже не стал брать никого из дворцовой прислуги, решив, что те будут только мешать и задерживать их в пути. Дорога действительно не была приспособлена для лошадей и мулов, подарки пришлось нести на больших скрещенных шестах, но никто не роптал. Наоборот, все предвкушали скорый отдых и сытный ужин. Внезапно острый слух уловил шелест листьев, и все, включая Императора и Мэн Чжи, остановились, кладя руку на рукояти мечей. Шелест усилился, и вскинув головы, они увидели силуэт в кроне дерева. — А! — радостно воскликнул Мэн Чжи. — Нас встречают. И он помахал рукой. Сяо Цзинъянь и сам уже понял, что так близко к ним мог подкрасться никто иной как Фэй Лю. Уловив звук натягиваемой тетивы, Цзинъянь резко бросил: — Не стрелять! Если мальчик захочет порезвиться и вступит в бой с главнокомандующим Мэном — не вмешиваться. Мэн Чжи тем временем отстегнул пояс с мечом, не глядя протянув его себе за спину. Первым меч успел подхватить генерал Ле, с трудом получивший дозволение сопровождать Императора с доброй третью городского гарнизона. Зная о манерах Фэй Лю, он всё же дал знак своим людям обезопасить Императора и быть настороже. Первый удар Фэй Лю попытался нанести сверху, спланировав с дерева на намеренно ушедшего вперед Мэн Чжи. Перехватить руку юноши тот не сумел, чем остался доволен, но оттолкнул кулаком ладонь так, что Фэй Лю отбросило на несколько шагов назад. Атаки юноши стали ещё стремительнее, острее и изобретательнее, но Мэн Чжи пока не мог сказать, что ученик превзошел учителя. — Не подумайте, что в архиве Ланъя так встречают гостей! — голос Линь Чэня раздался так близко, что Цзинъянь вздрогнул, а его охрана снова схватилась за мечи. — Мои наставления Фэй Лю прошли даром, следует приложить больше усилий, подданный приносит свои извинения его Императорскому Величеству и приветствует его. Сам Линь Чэнь вышел из-за дерева, помахивая веером, оглядел разношерстную толпу и, следуя обычаю, поклонился не преклоняя колен — к счастью, вне стен дворца подобная вольность допускалась. А во дворец его и на аркане не затащить. — Рад снова видеть вас, глава Линь, — милостиво кивнул ему Сяо Цзинъянь. — Не думаю, что ваши наставления смогут переломить характер этого юноши. — Что есть то есть, характер отвратительный, — не стал отрицать очевидное Линь Чэнь и ловко увернулся от брошенного то ли специально, то ли в пылу драки камня. Генерал Ле напряжённо следил за боем, считая его неравным. Мэн Чжи был старше, они уже несколько дней находились в пути, и вообще непонятно почему главнокомандующий смеётся! Меж тем двое наконец-то наигрались и Мэн Чжи со смехом обнял подросшего и возмужавшего за пять лет ученика. — Фэй Лю, ты достойная смена этому главнокомандующему, буду рекомендовать тебя Его Императорскому Величеству, после того как уйду на покой. — Куда это ты там собрался? — уточнил Линь Чэнь. — Рано ему ещё на службу идти, никакого почтения. Мэн Чжи рассмеялся и подвёл Фэй Лю к Императору. Сяо Цзинъянь был рад видеть мальчика, который в прошлом всегда был подле Мэй Чансу и много раз спасал ему жизнь. Его признательность за это не ослабевала все годы, что прошли в глухом одиночестве сердца. — Ты стал совсем взрослым, — похвалил он Фэй Лю. — Сильный, достойный воин. — М! — Фэй Лю сложил руки, как учил брат Су, и поклонился. Недостаточно почтительно, для него подобные церемонии уже были верхом приличий. — Смотрите-ка, наш Фэй Лю, похоже, мечтает и правда сменить главнокомандующего Мэна в гвардии, на поклон не поскупился. Мне такой милости от него в жизни не перепадало, а я его наставник! Дёрнув плечом, Фэй Лю резко подался в сторону Линь Чэня и в мгновение ока взлетел на дерево, стоило тому сделать движение навстречу. — Ладно, идём наверх, иначе тех немногих придворных, которых я был вынужден взять с собой для соблюдения правил, хватит удар, — Цзинъянь сказал это очень тихо, не меняя выражения лица и никак не выдавая себя, но генерал Ле на всякий случай строго огляделся, чтобы припугнуть тех, кто мог услышать Императора и неверно понять. Впрочем, похоже никто и в самом деле не услышал сказанного, или же дело было в шоке, произведенном от поведения хозяина архива и Фэй Лю, которое не укладывалось ни в какие рамки приличий. — Мы не во дворце, — радостно согласился Мэн Чжи, но тут же сделал строгое лицо. — Однако нам стоит поберечь людей. Что он очень волнуется за Ле Чжаньина, чей полный недоумения взгляд выдавал с головой истинные чувства, Мэн Чжи пытался скрыть даже от самого себя. Генерал за годы при дворе так и не научился прятать эмоции и лгать, за что прошлый Император непременно подверг бы наказанию. Всё-таки хорошо, что они помогли самому достойному из оставшихся в живых его сыновей взойти на престол. И как же хочется, чтобы главный вершитель судьбы Великой Лян разделил наконец-то заслуженный почёт и признание. Мэн Чжи в прошлом раздражала смиренность сяо Шу, примерившего личину Мэй Чансу, но сейчас, когда он очнулся, всё изменится. Обязательно. Отряд двинулся выше, возглавляемый Линь Чэнем, который на правах хозяина этих мест показывал и рассказывал Императору всё, что считал интересным. Конечно, он бы с большей радостью поведал ему о вредном друге, что готовится предстать перед взором монарха, но не хотел портить этим двоим радость и горечь встречи. Между тем Фэй Лю вернулся к холодной комнате намного быстрее неторопливо идущего отряда и вежливо постучал в дверь, заставив Мэй Чансу вздрогнуть. Раньше за реакции отвечало горячее сердце, сейчас же казалось, что всё сосредоточилось в желудке, который исправно потреблял горькие настойки и холодную, странную для обычного человека пищу. — Входи, Фэй Лю, — пригласил его Мэй Чансу, и юноша сразу же ворвался, возмущённый и растрёпанный. — Что, смог победить Мэн Чжи? — Учитель сражался в полную силу, — похвастался Фэй Лю, сразу же сбрасывая раздражение и выхватывая взглядом горку мандаринов на столе. Не спрашивая, он уселся рядом и принялся чистить один, тут же закидывая по одной-две дольки в рот. — Не спеши, никто не отнимает у тебя угощение. Император был рад встрече? — Да, — кивнул Фэй Лю. — Хорошо, надеюсь, Линь Чэнь даст ему хотя бы отдохнуть и пообедать, прежде чем шокировать и устраивать представление. — Нет! — Фэй Лю для верности помотал головой, показывая насколько «нет». — Не даст! Мэй Чансу вздохнул. Желание бросить всё и удрать, словно нашкодивший мальчишка, боролось со здравым смыслом, который кое-как побеждал. Уверенности в том, что правда принесёт Цзинъяню хоть одну положительную эмоцию, не было. Точнее была уверенность в ровно противоположном эффекте. В том плачевном состоянии — телесном и духовном, в котором находился Мэй Чансу — он мог разве что расстроить и разочаровать друга. Если бы на гору Ланъя прибыла Нихуан, он ни за что не позволил бы уговорить себя ей открыться. Но та счастливо вышла замуж за достойного человека и, как надеялся Мэй Чансу, хотя бы ради Не До отпустила прошлое. Цзинъянь, впрочем, тоже был счастливо женат, но их хотя бы не связывала давняя помолвка. Что до прежних весенних чувств — всё было в далеком прошлом, в нынешнем состоянии восхититься Мэй Чансу мог разве что слепец. — Фэй Лю, проследи, чтобы Император поел и отдохнул, я сам приду к нему. И постарайся устроить так, чтобы Мэн Чжи пришел ко мне незаметно для других и как можно скорее. — Да! — Юноша вскочил и убежал только после того, как схватил со стола ещё два мандарина. Его любовь к фруктам была удивительной и, как думалось Мэй Чансу, сильнее любви к людям. Чтобы отвлечься, он вновь погрузился в чтение, но мысли нет-нет да возвращали его к текущей ситуации. Холодные пальцы перелистывали страницы книги, глаза скользили по иероглифам, а сердце… Сердце тоскливо ныло, словно ещё умело чувствовать. Мэн Чжи постучался в дверь спустя два часа и возник на пороге, стараясь держаться как подобает воину, главнокомандующему и доверенному лицу Императора. Но в итоге просто ввалился в холодную комнату, разглядывая Мэй Чансу и словно не веря своим глазам. — Ты действительно жив! — воскликнул он наконец, отчего от дверей донеслось довольное фырканье. — Не знаю, кому Линь Чэнь продал душу, но он явно поделился с тобой частью бессмертия. — Он просто наглец, который ставит эксперименты на почти мёртвых людях, — отозвался Мэй Чансу и выдавил из себя жалкое подобие улыбки. — Он велел не трогать тебя, — доверительно произнёс Мэн Чжи сдерживая себя от резких порывов. — В моих жилах теперь течёт лёд, — кивнул Мэй Чансу. — Не смотри так, мы здорово экономим на углях. — Сяо Шу, я рад, что чувство юмора тебя не оставило. — Мэн Чжи подошёл ближе и сел на подушку, покрытую тонким слоем инея. — И просто рад. — Хотел бы я ответить тем же, брат Мэн. Но у меня в душе больше досады и страха, чем радости. Скажи, Цзинъянь, он счастлив? Всё ли у него благополучно? — Он будет счастлив, когда увидит тебя! — Мэн Чжи подался вперёд, готовый доказывать другу свою правоту, но замолчал, увидев протянутую вперёд руку. — Постой, меня не нужно уговаривать, я лишь хочу знать, не совершу ли ошибку, показавшись ему на глаза в таком виде. Посмотри на меня, брат Мэн, я уже даже не болезненный советник, плетущий интриги и губящий жизни, а гуй пойми кто, не живой, но и не мертвец. Мне даже выйти на солнце нельзя, не то что коснуться чужой руки. — Но ты жив! — Мэн Чжи вскочил на ноги. — Пока ты жив, можно найти лекарство, улучшить твое состояние! Надежда умирает лишь вместе с человеком, а ты жив! Он был бы счастлив, даже лежи ты без движения, он был бы рад чувствовать твоё дыхание! — Весьма эгоистично. — Мэй Чансу поморщился. — Нам так мало отпущено в этой жизни, — мудро начал Мэн Чжи и стушевался под пронзительным взглядом. — Прости, но я не понимаю твоего желания скрывать от него своё существование. Ни тогда не понимал, ни сейчас… — Сейчас я нахожусь под давлением и мне придётся предстать перед Императором. — Вот именно, что придётся. Сам ты этого не хочешь. — Не хочу, — признался Мэй Чансу. — Линь Шу давно умер, ещё восемнадцать лет назад. Я даже не тень его друга, а скорее призрак. — И невыносимый дурак, — раздался возглас от двери и Линь Чэнь явился собственной персоной. — Не смотри так, пришёл проверить, не сбежал ли ты. Мэн Чжи, глаз с него не спускай. Я ему не доверяю. — Я тебе тоже, — колко ответил Мэй Чансу. — Почему оставил Императора? — А что? Нужно было спинку ему потереть? М? Его Величество изволил принять ванну перед торжеством. Я подобные услуги не оказываю. Они боролись взглядами, но в итоге сдались под вежливое покашливание Мэн Чжи. — Сяо Шу! — как только Линь Чэнь плюхнулся на вторую подушку, поморщившись от холода, главнокомандующий заговорил снова. — Всё не так плохо, как тебе кажется. Да, может быть, твои возможности пока ограничены, но ты выглядишь неплохо, хоть и похудел, кажется, ещё сильнее! — Я даже есть нормально не могу. — Мэй Чансу вытянул руку, глядя на собственные пальцы, слишком тонкие запястья и проступающие под кожей вены. — Не могу разделить тяготы Императора, не могу выйти на тренировочное поле или сесть на коня, мой ум уже не так остер, как прежде, а ситуацию в мире я пока не изучил достаточно тщательно, безнадежно отстав на пять долгих лет. К чему всё это? — Круглый дурак! Ум, кажется, вовсе оставил тебя, Чансу! — Линь Чэнь подался вперёд, ткнув несносного упрямца веером в плечо. — Какая ему разница, чем ты займешь себя в этом мире? Хоть заметки пиши, хоть бездельничай! Ему главное, что ты жив. — И жалок. — Сяо Шу! — Брат Мэн, разве это не так? Чем может быть привлекателен тот, кто не в силах найти место в мире и лишь угнетает своим увядшим видом взор Императора? — А тебе, я смотрю, хочется достичь высочайшей карьеры наложницы, раз так волнует цветущий у тебя или увядший вид? — Линь Чэнь под ответным взглядом Мэй Чансу поёжился и резко поднялся на ноги. — Оставлю вас, а то будет неловко, если Император станет искать меня и найдет здесь! Мэн Чжи неловко крякнул от подобных сравнений и несколько рассеянно посмотрел ему вслед. — С чего он о наложницах заговорил? У Императора, к слову, ни одной новой наложницы нет. Решительно всем отказал. Наверное, не желает повторять ошибок отца. Хотя все советники негодуют и говорят, что два сына — это опасно. Тем более что… Ну да ты знаешь. — Цзинъянь усыновил Тиншэна, а затем у них с Императрицей появился законный наследник. Пока этого более чем достаточно, — Мэй Чансу говорил медленно и отрешенно, словно ни один из этих фактов не тронул его. Однако разум хоть и утратил былую остроту, всё равно анализировал услышанное весьма чётко. Все императоры вводили во дворец наложниц, чтобы в будущем выбрать из рождённых ими сыновей достойного. Предыдущий Император хоть и ставил на других сыновей, в итоге действительно выбрал достойнейшего из оставшихся в живых. Нежелание Сяо Цзинъяня брать наложниц могло быть следствием его опалы в прошлом, но слишком опрометчиво иметь всего двух наследников, тем более что у Тиншэна нет прав на престол. Мэй Чансу понимал всё с точки зрения практичности, но внутренне испытал внезапный прилив радости. Его Сяо Цзинъянь предпочитал ратное дело праздным утехам в трактирах и не жаловал тех, кто стремился бывать в Веселых домах при каждом удобном случае. Мэй Чансу, будучи подростком, как-то хотел по-дружески узнать, как это бывает с девушками, думая, что у друга есть в этом опыт. Но тот вместо ответа полдня изматывал его на тренировочном поле, а вторую половину дня — в реке. Нет, Сяо Цзинъянь был истинным примером для своих подданных. Да вот только легче от этого не становилось. — Проводи меня, — попросил он наконец Мэн Чжи, и тот согласно кивнул. — Думаю, мне хватит нескольких минут перед трапезой. — Сяо Шу, ты правда считаешь, что Императору хватит пары минут рядом с тобой, а после он ещё и есть спокойно сможет? — перехватив взгляд друга, Мэн Чжи тотчас же осекся. — Я не то имел в виду, конечно. Чем раньше ты перед ним предстанешь, тем лучше. Просто он не наговорится с тобой так быстро. — Я понял. Но вряд ли Цзинъянь, поняв истинное положение вещей, станет настаивать на долгих беседах. Чем раньше он поймёт, что ему нечего делать рядом с таким как я, тем спокойнее будет у меня на сердце. Не став спорить и указывать другу на его очевидную слепоту, Мэн Чжи вышел вместе с ним из холодной комнаты и двинулся в сторону покоев, выделенных Императору.