Ты в безопасности

Бог отобрал последний шанс, Мой внутренний мир познакомив с толпой Детские коллективы и дворы, Садики и школьные коридоры, Какие-то пидоры из толпы Швыряют в лицо помидоры.

(Грязь x Anacondaz — Ты особенный)

      Всех обретённых на первом курсе знакомых, рискующих стать друзьями, Дима растерял. Сначала не было времени, потом сил, а после и возможности. Неприятное, но вполне закономерное последствие его выборов и решений. И сейчас он благодарит судьбу, богов и вообще всех, кого можно благодарить, за своих упорных и верных школьных друзей. Дубин поступал как настоящая скотина по отношению к ним, не всегда по зависящим от него причинам, но его все равно грызло бесконечное чувство вины и одновременно признательности. Юля с настойчивостью настоящего будущего журналиста стучалась в стену, возведенную по кирпичику между Димой и другими людьми. И постоянно прощала. Не давила, не ругалась, ничего не пыталась доказать, — просто была рядом и оставалась бесконечно терпеливой.       Игорь же был ее противоположностью. Он кричал, угрожал, обещал пойти и набить морду всем, кому нужно. Обижался, бесился, хлопал дверьми. Гром пытался разрушить ту самую стену до основания, но только сбивал в кровь костяшки. Пчёлкина и тут оказывалась рядом, обрабатывая и залечивая раны. Игорь обещал всё это бросить, но на деле оставался другом. Настоящим другом с собачьей преданностью. Впрочем, было странно уйти после всего, через что они прошли вместе.

***

      Дима не помнит какого-то конкретного момента осознания, это просто всегда было его частью. Когда мальчики в детском саду представляли себя рыцарем или героем, спасающим принцессу, Дубин хотел скорее быть самой принцессой. Однажды, когда мама и Вера уехали в поликлинику, он тихонько прокрался к шкафу и попытался надеть платье сестры. Ему не понравилось. Так он понял — он не хотел быть девочкой. Просто, когда все хотели быть Алладином или Филиппом из «Спящей красавицы», он хотел сидеть на ковре-самолете рядом с харизматичным воришкой или быть разбуженным поцелуем. И это казалось ему абсолютно естественным и правильным, а потому и не нуждающимся в обсуждении с кем-либо.       Первое столкновение с гомофобией было болезненным и неожиданным. Начальная школа, шумные коридоры на перемене. Худой и ещё не успевший догнать по росту сверстников Дима — лёгкая мишень. Тогда роковое слово было услышано впервые. «Педик». Дубин понятия не имел, что это значит, но судя по интонации и смеху хулиганов класса, это было чем-то оскорбительным. Мальчик пришёл домой, долго собирался с силами, а после наконец подошёл к маме с вопросом. Она объяснила ему, что это мальчик, который любит других мальчиков. И пока тревожная родительница пыталась выяснить, от кого ее сыночка набрался таких слов, Дима всё пытался понять, почему же это должно быть обидно.       Мысль о том, что любить парней неправильно, методично вбивали в сознание Димы на протяжение нескольких лет. Одноклассники, оскорбления которых с каждым годом становились всё грубее; дедушка, часто говоривший о пропаганде загнивающего запада и о том, что геи погубят страну и их нужно сжигать; глубоко религиозная бабушка таких же взглядов, просто менее жестокая. Сложно было объяснить матери, почему неблагодарный внук больше не хочет ехать к ним в Киров. Парни постарше, которые несколько раз подкарауливали его в подворотнях и били, нападая большой компанией. Это и стало причиной первого похода в секцию борьбы. Все эти люди, конечно, не знали правды, но их мысли и суждения все равно было легко переносить на самого себя. В подростковом возрасте заиграли гормоны, и, по ощущениям, жизнь стала в тысячу раз хуже. Дима старался, правда старался найти что-то привлекательное в девушках. Его одноклассники обсуждали, что у Катьки из параллельного уже выросла грудь, что они дрочили на голые фотки, которые разослал всем бывший парень Маши из 11 «Б». Дубин старался понять их, стать похожим. Стать нормальным. Но организм подводил его по всем фронтам, и впервые его накрыло возбуждением в мужской раздевалке перед физкультурой. Дима тогда убежал домой, сославшись на боль в животе, и проплакал в ванной больше часа. Он избегал любого контента, фотографий, видео, приходил заранее на борьбу, чтобы успеть зайти в зал до того, как пацаны из его секции придут в раздевалку.       Может, попытки уйти в учёбу с головой тоже были связаны с этим — не стать нормальным мужчиной, так хоть стать отличником и профессионалом. Выслужиться, чтобы компенсировать своё уродство. Но это не могло сработать. И вот Дима впервые кончает в душе с тихим стоном, а перед глазами образ полуголого парня из старших классов, который двумя часами ранее победил Дубина в спарринге. После пришлось провести в душе ещё сорок минут, оттирая с себя невидимую грязь жёсткой мочалкой.       Жизнь, к счастью или к сожалению, продолжала идти независимо от душевных терзаний людей. Школа оставалась школой, мечты об университете становились всё ближе, избегание проблем через учёбу работало с перебоями. Ощущение собственного уродства, неправильности, неполноценности никуда не делось, просто спряталось подальше в тёмные углы сознания. Да, иногда накрывало. Время от времени хотелось раствориться, не существовать. В такие дни, Дима не мог рисовать, и это казалось хуже, чем мысли о смерти. Но он научился жить с этим, храня несколько своих самых сокровенных и смелых рисунков под обложкой учебника по математике за шестой класс, а уже его под кроватью. Чисто на всякий случай.       Казалось бы, хуже не будет. Было. В девятом классе к ним перевелся парень из соседней школы. Поначалу создавалось впечатление, что он один из типичных «крутых» парней без мозгов. Но быстро стало понятно — это не так. Игорь Гром действительно был крутым. Он занимался спортом, но в это же время мог обыграть любого умника их параллели в шахматы. Вёл себя развязно и немного небрежно, но оставался способным учеником и хорошим собеседником. У него, как и у Димы, была мечта, к которой он стремился. Гром сам подошёл познакомиться, и Дубин ещё долго считал, что это худшее событие в его жизни.       Весь девятый класс Димы можно было смело внести в книгу по психологии в раздел «Пять стадий принятия Кюблер-Росс». Не было отрицания как такового, но старательность, с которой мысли об Игоре отодвигались на задний план и игнорировались, заслуживала восхищения. Осознание пришло с третьим портретом Игоря в скетчбуке. С ним же пришёл гнев. Дима сминал, уничтожал листы с карандашными набросками, рвал их на мелкие кусочки. Сначала хотелось ударить Грома. Избить так, чтобы он плевался кровью и не мог открыть заплывших глаз. Но это желание быстро прошло, сменившись желанием быть избитым, чувствовать боль. Дубин несколько раз пытался взяться за нож, но кроме пары царапин так ничего с собой и не сделал. Осознавал глубоко внутри, что любовь — это не аппендицит, её не получится вырезать, удалить, избавиться от неё. И от этого осознания становилось только хуже.       Тем временем подкрался Новый год. Весь декабрь Дима провел в мыслях о том, что бы подарить Игорю. В итоге большая часть отложенных на подарки денег ушла на покупку, а после пересылку из Москвы пластинки любимой группы Грома с автографом солиста на обложке. Подарок был красиво упакован в темно-зеленую однотонную бумагу, на которой в самом углу притаился маленький портрет самого получателя. В ответ ему достался неупакованный, но тщательно выбранный набор профессиональных карандашей. Игорь провел в магазине около сорока минут, слушая лекцию от уставшего продавца, а в итоге просто доверился его профессиональному выбору, не посмотрев на цену. Тут началась стадия торга.       Непонятно, в чем пытался убедить себя Дубин, но все его новогодние каникулы прошли в постоянных размышлениях о Громе. Сначала о том, что это просто хорошая дружба. Ведь дарить классные подарки, проводить много времени вместе, поддерживать в любых ситуациях — это то, что делают настоящие друзья? И вообще, Дубин просто считал Игоря крутым человеком, как и многих других. Вот только ни с кем больше он не представлял сцен поцелуев и не видел эротических снов. И чего уж таить, обычно Дима не мастурбировал на «крутых людей». На Грома тоже всего пару раз, когда не хватало силы воли подавить в себе «это». После таких случаев Дубин врал, что плохо себя чувствует, чтобы не приходить в школу пару дней. Было стыдно.       Потом были наивные надежды на взаимность. Игорь же не со всеми проводит так много времени? Не всем старается угодить с подарком? Ну и что, что он рассказывал о какой-то девушке в прошлой школе. Может, он просто бисексуал или искал себя? Уголек тлел где-то под рёбрами и заставлял Дубина практически летать. Он ещё усерднее учился, ещё больше общался с Игорем. И бесконечно рисовал. Подаренными карандашами, акварелью, маслом и даже гуашью, слушая на фоне самую банальную песню Земфиры из всех возможных. А потом что-то пошло не так. — Дим, слушай, у тебя же сестра есть, можешь с ней посоветоваться? Только вопрос такой… Деликатный, скажем, — начал Гром по дороге в очередной двор.       Вообще-то у Дубина сегодня дополнительные по математике. Но стоило поманить его пальцем, и он бежал на зов, как жадная до внимания хозяина собака. Он убеждал себя, что просто устал, и выходной — то, что ему нужно. На самом деле, ему был нужен Игорь, но признаваться в этом не хотелось. — Да, без проблем. Что случилось? — чуйка настойчиво подсказывала: сейчас будет больно. — Помнишь Катьку из параллельного?       Помнит ли Дима Катьку? Естественно. Два года назад он старательно пытался понять, что же его одноклассникам нравится в ней. Однажды он так перестарался, что она подошла к нему и при всех сказала ему прекратить пялиться на неё. Ладно, если быть честным, Катька ещё назвала его стрёмным ботаником, и весь класс смеялся над ним до конца дня. Это расстроило Дубина куда меньше, чем осознание, что его так и не привлекли её формы. — Да, помню, — просто ответил он. — Тут такое дело… Короче, я подкатить к ней хочу. Но не знаю, че делать. Ну, цветы там или конфеты подарить, что девушкам вообще нравится? — Гром неловко поправил волосы и усмехнулся. — Игорь, её парню двадцать один и он два месяца назад избил Пантелеева за то, что он ей записку с признанием передал. Оно тебе надо? — несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и Дима неуверенно продолжает, — Я, наверное, домой пойду… Голова разболелась. — Димон, ты может к врачу? Че-то тебе часто плохо последнее время. — Да я… Да, надо, наверное. Ладно, пока, — Дима смазанно попрощался и быстрым шагом пошел в противоположную от Игоря сторону.       Скетчбук был новым всего два месяца назад. Сейчас в нём осталось четыре чистые страницы, на остальных — Игорь. В профиль, в анфас, с улыбкой, серьезный, в полный рост и просто лицо или даже руки. Дима думал, что смотрел на предмет в своих руках с ненавистью, но его глаза светились тоской, а губы дрожали от подступающих слёз. С тихим стуком символ одержимости Игорем Громом упал на дно мусорного ведра. Дубин заперся в комнате и проплакал до возвращения сестры от репетитора. А после ещё час в её плечо. Вера была уверена, что дело в девушке из очередного кружка по обществознанию. От её слов истерика только усиливалась. Когда все в доме уснули, Дима тихо прокрался на кухню и начал копаться в мусорном ведре. Скетчбук перекочевал под кровать к учебнику математики за шестой класс.       Утром тревожная мать, услышав от сына о плохом самочувствии, потащила Диму к врачу. Там она двадцать минут доказывала участковому педиатру, что с её чадом точно что-то случилось. Решив, что проще уже согласиться, Ольга Геннадьевна сказала, что выпишет ему справку на неделю и отправила на постельный режим. Грех было не воспользоваться шансом. Всю неделю Дубин очень драматично страдал, иногда даже слишком. Часами не вставал с кровати и продумывал, как бы ему перевестись в другую школу. А ночью тихонько плакал. К сожалению, от школы никуда не деться, и спустя неделю пришлось столкнуться лицом к лицу с Громом, переживающем за здоровье друга. Друга.       Удивительно, но со временем действительно стало легче. Чувства никуда не исчезли, но Дима учился жить с ними и наслаждаться временем с Игорем. А ещё он учился не бежать по первому зову Грома. Так прошла весна, унося за собой страдания о невзаимной любви и заменяя их тревожностью перед экзаменами. Хотя они оба в итоге сдали все экзамены на отлично и ушли на летние каникулы гордые и спокойные.       Куча времени, свободного от учёбы, естественно была потрачена на совместные прогулки и посиделки то в их домах по очереди, то во дворах на лавочках и качелях. И в самом конце августа что-то пошло не так. Снова. — Игорь, — раздался неуверенный голос Димы откуда-то со стороны окна. Гром отвлёкся от приготовления кофе для себя и зелёного чая для друга и поднял вопросительный взгляд. — Я это… В общем, поговорить хотел. — Так говори, Димон, че ты мнешься как девственник на первом свидании? Дубин усмехнулся от ироничного сравнения, сделал глубокий вдох и скороговоркой проговорил: — Ты мне нравишься. Не как друг.       Обычно в таких случаях говорят, что несколько секунд ощущались вечностью, но сейчас это было не так. Кажется, хотелось даже побольше растянуть ожидание, чтобы хоть немного времени провести наедине с собственной надеждой. Когда раздался растерянный голос Грома, Дима вздрогнул и отвернулся. — Бля, Димон… Так, дай с мыслями собраться, — а вот эта пауза действительно ощущалась очень долгой. А может, она такой и была. — Ты, конечно, очень классный человек и, ну, красивый, наверное… Я не разбираюсь. Но я типа натурал, меня парни не интересуют.       Диму трясло. Было страшно. Казалось, Игорь сейчас выгонит его из дома и больше никогда не заговорит. Или ударит его. Изобьет, как те старшеклассники в подворотне. Расскажет всей школе, чтобы его возненавидели. — Димк, ты че? Ты аж побледнел, — неудивительно, эмоциональный диапазон как у табуретки, нужно много времени на понимание, — Хэй, ты не трясись так.       Гром подошёл ближе и протянул руку, чтобы потрепать друга по плечу, но от него отшатнулись, зажмурив глаза. — Димон, ты не бойся, я это, как его… А, толерантный, вот. Так что нормально всё. И вообще, любил бы парней, ты был бы первым в очереди, — Игорь неловко усмехнулся и все-таки положил свою кисть на плечо Дубина. — Ну, мы же можем продолжить дружить, да?       И хотя Гром уверенно ответил, что Дима всё ещё его лучший друг и отношение к нему совсем не изменилось, поверить в это оказалось сложно. Поэтому Дубин в новом учебном году старательно избегал любых контактов. Он пересел на другую парту, убегал на перемене в библиотеку, специально опаздывал, чтобы не встретиться в вестибюле. Так продолжалось бы и дальше, если бы Игорь не прижал его к стенке в прямом и переносном, устав от такого поведения. — Дим, ты заебал от меня бегать. Не, если тебе так проще, то без проблем, но ты хоть поговори со мной перед этим. — Мне не проще. Просто, ну… Ты разве не должен меня ненавидеть? Я же педик и всё такое. Неправильный, короче. — Димон, ну ты ж умный парень, что ты несешь? Пофиг мне, кого ты там любишь и с кем хочешь трахаться. С чего мне тебя ненавидеть? Ты же мой лучший друг, всё ещё крутой человек, ничего не изменилось, — Гром говорил так, будто объяснял очевидные вещи. — И вообще мужика мы тебе ещё найдём, а такого друга, как я, ты где отыщешь? Короче, прекращай свои забеги на короткую дистанцию, приходи сегодня ко мне, кинцо какое-нибудь посмотрим.       В тот день Дима впервые задумался о том, что его необязательно возненавидят за ориентацию. И может, когда-нибудь он тоже сможет перестать ненавидеть себя.       В десятом классе их перемешали, чтобы разделить на профили. Дубин, конечно, пошёл в гуманитарный, ему историю и обществознание ещё учить и учить, если он на бюджет хочет. Игорь — туда же, ему общагу тоже сдавать. И именно тогда появилась она. Бойкая девчонка с последней парты, продолжающая красить волосы в красный, несмотря на осуждающие взгляды учителей и угрозы выгнать из школы от директора.       Юля как-то легко, быстро и незаметно влилась к ним в компанию. Она изначально казалась своей во всех смыслах, так что неудивительно, что она второй узнала большую и страшную тайну. — Спасибо за доверие, Дим, я это ценю, — Пчелкина осторожно обняла его за плечи, а после усмехнулась, — я, кстати, би. К сожалению. Могла бы выбирать, ни за что не любила бы мужчин. Так что соболезную тебе.       Они ещё долго смеялись и болтали в тот вечер, пока Гром не пришёл с тренировки. Физическую подготовку ему тоже придётся сдавать. Весь десятый класс прошёл примерно в таком же настроении. Дубина отпустило, он наконец перестал врать Игорю, что всё в порядке. Потому что теперь это действительно было так. Юля подтолкнула его к мысли, что он не такой уж и неправильный. Иногда он даже мечтал о том, что когда-нибудь будет счастлив с мужчиной своей мечты.       Весь одиннадцатый класс прошёл в нескончаемых попытках уже наконец свести этих идиотов. Лариса Гузеева занимается таким уже около десяти лет, и Дима искренне захотел поставить ей памятник. Игорь и Юля по очереди приходили к нему жаловаться на жизнь. Гром ныл, что его воспринимают только как друга, и абсолютно игнорировал предложения сделать уже первый шаг. Удивительно, но этот смелый парень, мечтающий о судьбе настоящего супергероя, превращался в того самого девственника на первом свидании, когда дело касалось Пчёлкиной. Девушка же приходила к нему домой, чтобы бесконечно злиться на нерешительность друга. Природное упрямство не давало ей действовать первой. Когда их первый поцелуй случился, Дима был рад за них, но не от всего сердца. К счастью, к концу лета Игорь решился предложить Юле встречаться. Через два месяца у них годовщина.

***

      Когда Юля предложила посидеть в какой-нибудь уютной кофейне, Райдо само пришло в голову. И вот они сидят за столиком, а Пчелкина всё мнется, думая, как задать вопрос. Дубин устало просит: — Скажи уже, хватит слова подбирать. Не сахарный же, Юль, не растаю. — Я спросить хотела. Дим, он опять объявился? Ты выглядишь, будто не спал несколько дней. — Он цветы прислал неделю назад. Извиняется. Снова. А потом я машину у подъезда из окна видел, даже в магазин не сходил, пришлось кофе без молока пить. Обидно. — Действительно обидно, — невесело усмехнулась Пчелкина, — Ты говори, если что, ладно? Можешь у нас с Игорем пожить. Или можем новую квартиру подыскать недорого… — Не надо, Юль, не лезьте. Нормально всё будет.       Девушка только грустно вздохнула, молча допивая кофе. Несколько часов до этой беседы прошли довольно уютно, но сейчас темы для разговора не находились, а Дубин выглядел очень хмурым и в глаза не смотрел. — Мне пора, наверное. Игорь ждёт. — Да, иди, конечно. Я расплачусь, не волнуйся.       Юля спорить не стала и, обняв друга на прощание, вышла из кафе, скрываясь за поворотом. Дима подошёл к стойке, чтобы проявить хоть минимальную вежливость — когда они заходили, он не поздоровался даже. — Привет, Дима, — опередила его все такая же бодрая Уля, — Ты как? Выглядишь не очень. — Спасибо за комплимент, привет. Нормально, устал просто, — он опустил на стойку несколько купюр, — Пойду домой, наверное.       Бариста задумалась на несколько секунд, а после внезапно предложила: — Давай я тебе свой фирменный кофе бесплатно, а ты со мной ещё минут десять посидишь, а? Скучно мне тут одной.       Дубин растерянно оглядел зал, который был забит людьми под завязку, но всё-таки согласился. В итоге Уля была занята приготовлением напитков и общением с другими посетителями, а Дима молча пил свой кофе. Пока не звякнул колокольчик на двери и не раздался знакомый низкий голос: — Воробушек?