Восьмой этаж

      Пока Антон ставит чайник и в несколько шагов поднимается наверх, чтобы переодеться, Попов проходит в комнату, где вчера был накрыт стол. Плюхнувшись на все тот же диван, он подтягивает ноги к себе и принимается рассматривать комнату уже более трезвым взглядом, задерживаясь на картине, вышитой крестиком, на которой изображен красивый деревенский пейзаж.       Напоминание о больнице действует на него как ведро холодной воды, вылитое на голову. Остатки настроения улетучиваются вместе с появлением Антона, на чьем лице уже нет теплой улыбки. В руках он держит две чашки с растворимым кофе, которые ставит на стол перед Арсом. Притащив остатки вчерашнего торта из холодильника, он наконец садится напротив и делает небольшой глоток напитка.       Арсений уже успевает почувствовать голод, поэтому приступает к своему нехитрому завтраку сразу же, опасаясь, что тема предстоящего разговора отнимет у него аппетит. Шаст тоже не торопится начинать, хотя по нему видно, что он уже начинает слегка нервничать.       — Олеся узнала, что значат эти символы, — наконец подает голос Антон, когда Арс доедает небольшой кусок торта. — Они используются для концентрации мыслительной энергии, которая в большом количестве может стать материальной, как и произошло в нашем случае. Люди приходят в эту больницу, думают про местную страшилку, боятся каждого шороха и в итоге подпитывают тварь. Ее называют тульпой.       В целом, примерно этого Арсений и ожидал, даже слово «тульпа» кажется ему смутно знакомым, но сути это не меняет. Теперь, когда у них на руках появились хотя бы какие-то факты, тварь из заброшенной больницы, которая к нему прицепилась, кажется еще более реальной, и от этого липкий страх, ранее маячивший где-то на фоне, усиливается. Он уже точно не сможет просто так списать свои кошмары и ощущение чьего-то присутствия на проделки собственной психики.       — Нам надо попытаться уничтожить символы, — продолжает Антон, — и каким-то образом избавиться от легенды, чтобы люди не подпитывали тульпу своими страхами. Но и это может не помочь.       Арсению ничего не остается, кроме как глубоко вздохнуть. Даже несмотря на то, что им наконец стало известно что-то конкретное, ситуация совершенно не оборачивается в их пользу, и от этого хочется просто сдаться судьбе, ранним утром отправиться в больницу и пропасть там навсегда.       — Поэтому нам надо выяснить, кем тульпа являлась до своей смерти. Олеся сказала, что, скорее всего, это человек, который совершил суицид или погиб насильственной смертью. У таких людей, как правило, есть незаконченное дело, и нам надо будет довести его до конца.       — Проще простого, — фыркает Арс, откидываясь на спинку дивана и складывая руки на груди.       — Других вариантов у нас нет, — тихо и даже в какой-то степени виновато отзывается Антон. — Стоит хотя бы попробовать.       Видя сожаление на лице Шастуна, Арсений поджимает губы и отводит взгляд, пытаясь сообразить какой-то план действий. На данный момент ему кажется, что он делает это только ради того, чтобы проявить какое-то участие и дать понять Антону, что наедине с этим кошмаром его никто не оставит.       — Хорошо, с символами все более-менее понятно. Их мы можем закрасить хоть сегодня, если ты не занят, — наконец подытоживает Арс, на что Антон энергично кивает. — Но что делать с легендой? Как заставить людей поверить, что никакой тульпы нет?       — Я уже думал об этом, — с готовностью отвечает Шаст. — Все, кто интересуется больницей, так или иначе периодически заходят на тот форум, читают все новые страшилки про очередные несчастные случаи и тем самым только дают ей пищу. Мы можем написать туда что-то вроде опровержения легенды, собрать какие-то доказательства в отдельной ветке для большей убедительности…       — Только какие у нас могут быть доказательства? — Арсений вздыхает, потирая переносицу, чтобы облегчить вновь появившуюся головную боль.       — Мы можем попробовать подогнать реальные факты под наше объяснение, чтобы звучать более убедительно. Например, ни для кого не секрет, что наш город построен едва ли не на болоте, и из-за этого некоторые постройки могут со временем оседать и уходить под землю. Этим можно объяснить, например, звуки внутри больницы.       — Да, но как объяснить то, что люди пропадают без вести, и их не находят целые толпы спасателей? — жуткий скрежет в больнице Арсений и сам объяснил именно так, когда поначалу еще пытался что-то рационализировать, но именно пропажи и смерти людей, а вскоре и личная встреча заставили его поверить в то, что в больнице действительно живет что-то сверхъестественное.       На этот вопрос Антон не отвечает, весьма красноречиво уставившись в свою кружку, будто там можно найти какую-то информацию. Некоторое время они сидят молча, прислушиваясь к осточертевшему тиканью советских часов, сейчас работающих как пытка каплями воды, которые каждую секунду падают на голову. Это ужасно мешает Арсу сосредоточиться, поэтому он решает начать рассуждать вслух, чтобы звуком собственного голоса заглушить стук секундной стрелки.       — По сути, я сам уже ответил на этот вопрос, когда мы спустились в подвал, — неуверенно произносит он. — Человек падает туда, повсюду мечется в поисках выхода, пока не находит скрытый проход в лабиринты, из которых практически невозможно выбраться.       — Во-первых, вряд ли нам поверят, если мы напишем об этом, потому что в таком случае спасатели нашли бы хотя бы одного из пропавших, — Антон тоже подключается к обсуждению, переставая походить на предмет мебели, что не может не радовать. — Во-вторых, кто-то точно полезет это проверять и не вернется, и это только лишний раз подтвердит, что тульпа существует.       — Они не найдут вход в тоннели, — вдруг понимает Арсений. — Во всяком случае, спасатели его не нашли, когда искали Сашу, а искали они хорошо.       — Но почему тогда нам удалось туда попасть?       — А почему дыра, которую мы проделали в стене, исчезла? — задает встречный вопрос Попов. — Мы ведь точно не заблудились в самом начале и вернулись именно туда, откуда пришли, потому что никуда не сворачивали.       — Ладно, — Антон задумчиво кивает и какое-то время переваривает услышанное. Арс его прекрасно понимает, потому что и сам не ожидал от себя такой догадки. — Это очень смелое предположение, но пока лучших вариантов у нас нет. Допустим, тульпа пускает в свое логово только тех, кто испытывает сильный страх, как пропавшие люди, или… тех, с кем у нее давние счеты. Даже если это действительно так, проблема остается прежней: нам не поверят, если никто не найдет вход в тоннели. А если найдет, то хорошего тоже будет мало.       — Согласен, — отзывается Арсений, все-таки находя в себе силы сделать глоток кофе. — Но без тоннелей нам никак не объяснить пропажи людей.       Антон вновь погружается в себя, задумчиво отламывая кусочек своего торта и отправляя в рот. Арс невольно засматривается на его сосредоточенное лицо, особенно сильно фокусируя внимание на образовавшейся морщинке между нахмуренными бровями, которую так и хочется разгладить. Он ненадолго выпадает из своего прежнего хода мыслей, поэтому когда Шаст вновь заговаривает, словно просыпается.       — Без очередной порции мистики это не объяснить, — Антон заметно мрачнеет, всем своим видом показывая нежелание плодить городские легенды. — Но то, что люди поверили в одну страшилку, значит, что они поверят и в другую. И чем ближе она будет к реальности, тем лучше. Мы можем написать, например, что вход открывается… только слабым и раненым людям, которые не могут за себя постоять. Поэтому те, кто падает в провал, не могут там просто расщепиться на атомы и исчезнуть без следа, они обязательно куда-то деваются.       — Тогда нам в любом случае надо доказать, что тоннели существуют, и что они ведут к больнице.       — Здесь вся надежда на тебя, — впервые за последние несколько минут Антон встречается взглядом с Арсением, из-за чего в нем поселяется странная уверенность, что он сделает все возможное, чтобы оправдать доверие Шаста.       — Я… постараюсь что-нибудь найти, — тихо отзывается Попов, делая еще один глоток кофе, лишь бы больше не смотреть в чужие глаза.

***

      Заспанный, но весьма довольный Сережа развозит их по домам, и Арс благодарит друга за устроенный праздник, на что тот лишь отмахивается и отчаливает к себе, чтобы отоспаться. Оказавшись дома, Арсений понимает, что после услышанного ему слишком сложно усидеть на месте, особенно учитывая, что закрашивать символы они с Антоном решили завтра рано утром, чтобы не привлекать лишнего внимания.       К тому же, Шастун рассказал ему еще одну довольно печальную новость, услышанную от Димы Позова про еще три смерти за эту неделю. Словно чертова тульпа с каждым днем набирает все больше силы и уже в полной мере ощущает собственную безнаказанность. Если поначалу это вызвало бы у Попова тревогу и даже ужас, то сейчас он чувствует лишь злость, которой тоже не испытывал уже давно.       Она сильна настолько, что внутри, кажется, все закипает и тем самым дает какой-то волшебный пинок, в котором он так нуждался. Ему даже начинает казаться, что в его серую жизнь начинают возвращаться краски, но пока только красные.       Затея с новой легендой, которую они придумали за пять минут, уже не кажется хорошим решением. Немного подумав об этом и задав самому себе пару вполне логичных вопросов, Арсений разрушает всю эту историю в пух и прах. Только за неимением лучшей альтернативы приходится придерживаться этого плана, как и всегда.       Он садится за пустой кухонный стол и кладет перед собой телефон, чтобы собраться с силами и позвонить единственному человеку, который может ему помочь — отцу. Попов терпеть не может звонить ему без крайней необходимости и сейчас, к сожалению, именно такой случай. Как правило, любой их разговор что по телефону, что с глазу на глаз заканчивается нескончаемым потоком осуждений и нравоучений со стороны отца. А Арсений раз за разом отмалчивается, даже если ему есть, что сказать в ответ.       То, что отца лучше не злить, он понял еще в детстве, когда пятнадцатиминутное опоздание домой спровоцировало цепочку событий, итогом которой стал его перевод в другую школу. Сейчас обстоятельства тоже не на его стороне, поскольку от этих отношений зависит его финансовое благополучие и в целом самостоятельная жизнь. Работать в компании отца сразу после выпуска из института, чтобы в итоге стать главой отдела продаж без должного опыта, поначалу казалось заманчивой перспективой, но сейчас Арсений уверен, что это было, наверное, самым сомнительным решением в его жизни.       В очередной раз думая об этом и гипнотизируя телефон перед собой, он ловит себя на мысли о том, что всерьез рассматривает вариант уволиться. Правда, для их с Антоном общего дела работа Арса сейчас лишь на руку — к счастью или сожалению.       Поэтому он все-таки берет в руки телефон и набирает номер отца. Будучи трудоголиком до мозга костей, Сергей Александрович остается на связи даже в выходные, поэтому ответ не заставляет себя долго ждать.       — Да? — довольно громко раздается из динамика, из-за чего Арсений, довольно давно не разговаривавший с отцом, пропускает вдох.       — Привет, пап, — маскируя волнение под какое-то подобие бодрости и энергичности, отзывается он. — У меня к тебе небольшая просьба. По работе.       — Что, опять клиентам договор не понравился? — снисходительно усмехается отец. — Скажи, пусть подписывают как есть, а если откажутся, пожелай удачи найти дураков, которые им все сделают за такие же копейки.       — Мы ведь готовим проект по больнице, чтобы выиграть тендер, — говорит Арс, не имея желания отвлекаться на посторонние темы, чтобы сделать этот разговор максимально коротким. — У меня есть идея, как привлечь внимание комиссии именно к нашим услугам.       — Неожиданно, — удивленно, но с нотками энтузиазма отзывается мужчина. — Наконец-то я вижу от тебя инициативу. Рассказывай.       Конечно, Попов подозревает, что заказчики в лице областных чиновников, решающие, кому отдать право на завершение строительства больницы, точно будут кем-то подкуплены, как, впрочем, было и всегда. И отцу это тоже известно как никому другому, но успех этой затеи до сих пор кажется Арсению закономерным, потому что необходимую реакцию на свои слова он уже вызвал.       Одним из больных мест его отца по сей день является нежелание единственного сына продолжать его дело, поэтому каждый раз, видя хоть какую-то отдачу от Арсения, он всегда ее поддерживает, даже если это по большому счету бессмысленно.       — Я хочу, чтобы мы сделали упор на сохранение исторического облика города и представили здание в историческом стиле. Нарисуем красивую картинку и покажем на этом конкурсе. Я уверен, что это как минимум создаст о нас впечатление людей, которые основательно подходят к вопросу. Мне нужны любые исторические справки о том, что было на этом месте до больницы, кому принадлежала земля… И связана ли она с заброшенным литейным заводом тоннелями. Все это можно включить в нашу презентацию и в конце показать проект, который опирается на эти данные. Может, ты можешь организовать мне доступ в городские архивы?       Какое-то время у отца уходит на то, чтобы обдумать услышанное, и Арс уже успевает представить кучу вариантов, как его сейчас пошлют на все четыре стороны, несмотря на лояльное отношение Попова-старшего к идеям сына.       — Неплохо, — заключает отец. Автоматически переведя эту оценку на человеческий язык, Арсений понимает, что только что получил высшую похвалу. — Я позвоню одному человечку из нашего краеведческого музея, предупрежу, что ты зайдешь в понедельник. Там тебе покажут все, что у них есть по этой теме. Это единственное, что я могу тебе предложить, потому что боюсь, что в архиве нашей администрации тебе делать нечего. Литейный завод, во всяком случае, был построен века два-три назад и никак не эксплуатируется.       Арсений, конечно, ожидал, что ему будет дан полный карт-бланш на изучение официальных документов, а не предложение посмотреть на данные, которые, скорее всего, и так находятся в открытом доступе, но даже это подогревает его интерес, как и любая возможность получить хотя бы крупицу информации о больнице. Решив закончить разговор на позитивной ноте, он не раздумывая заявляет:       — Постараюсь подготовить проект через две недели.       В свою очередь, поняв, что Арсений вот-вот бросит трубку, отец говорит:       — Как день рождения отметил? Приглашал кого?       — Да, с ребятами посидели, — коротко отвечает Попов.       — С ребятами… — задумчиво повторяет отец, а Арс морально готовится к очередной претензии в свой адрес на ровном месте. — Детей тебе тоже ребята рожать будут? Невесту-то когда найдешь?       — Не знаю, — стараясь скрыть раздражение в голосе, произносит он.       — Не знает он, — снова зеркалит его фразу Попов-старший. — Уверен, мать бы тоже не в восторге была от твоего образа жизни. Только и знаешь, что по блядушникам всяким ходить.       Упоминание покойной матери заставляет Арсения сжать зубы до скрипа, чтобы не ответить на это что-нибудь язвительное. Отец часто использует такие приемы, чтобы вызвать у него чувство вины или заставить поступить так, как нужно ему. У Попова сейчас нет настроения, чтобы спорить или даже хоть как-то завершить диалог, поэтому он просто молча бросает трубку, зная, что добился всего, что хотел от этого звонка. Только внутри все равно как-то мерзко, как бы он ни пытался заставить себя не принимать свои отношения с отцом близко к сердцу.       Вновь спать в одиночестве хочется меньше всего, но когда ночь неминуемо наступает, выбора у Арсения не остается, потому что для очередного похода в заброшенную больницу нужны хоть какие-то силы.       В три часа он просыпается словно по будильнику, какое-то время смотря перед собой пустым взглядом в попытке понять, где он находится, и что, собственно, его разбудило. Приняв более безопасное сидячее положение, Арсений медленно оглядывает комнату, слушая собственное неровное сердцебиение. Он с детства не является фанатом темноты, к более взрослому возрасту лишь убедив себя в том, что бояться надо живых, а не мертвых.       Теперь, как выяснилось, бояться следует и тех, и других.       Почему-то он уверен, что проснулся не сам, а его именно разбудили. Стараясь немного успокоиться и прислушаться к окружающим звукам, Арсений замечает слабое движение тюля, которое сопровождается дуновением ночного холода из приоткрытого окна.       Обычно он не забывает его закрывать перед сном, и сейчас тоже сомневается, что это его рук дело.       Скрип полов в коридоре заставляет подскочить на месте и подавиться воздухом, из-за которого тут же начинает жутко першить в горле. Прокашляться он не может себе позволить, поэтому продолжает прислушиваться, содрогаясь всем телом и надеясь, что все это ему просто показалось.       Если к кошмарам и даже к внезапному появлению Саши в своей постели он уже, как ни странно, привык — для последнего хватило и одного раза — то эта неопределенность просто сводит его с ума. В данный момент Арсений уверен, что это самое страшное, что может с ним произойти на фоне общего недосыпа, кучи стресса и прочих внешних факторов.       В очередной раз глотая вязкую слюну, чтобы хоть как-то расслабить напряженную гортань, он уже чуть ли не молится о том, чтобы что-то уже произошло. Попов даже успевает смириться с тем, что ему, возможно, остались считанные минуты. Он бы даже не стал торговаться со смертью ради лишних мгновений в этом нескончаемом кошмаре.       Скрип повторяется, еще раз и еще. Создается впечатление, что к нему сегодня пожаловал не один посетитель.       Когда в комнату наконец входит Саша, с трудом волоча деревянные ноги, Арсений не удивляется. Конечно, «мертвая» версия друга пугает его намного сильнее, но за прошедшие дни он наблюдал эту картину не один раз и поэтому уверен, что друг не причинит ему никакого вреда.       — Прости… что так поздно, — едва слышно шелестит голос Саши, но обостренный слух Арсения легко улавливает его слова.       В искусственном свете уличного фонаря, падающем через окно, ему удается получше разглядеть внешний вид ночного гостя. Некогда невероятной глубины карие глаза словно заволокло белесой пленкой, кожа лица утратила естественный блеск, покрылась темными пятнами и выглядит как какая-то дешевая маска, а одежда теперь висит на теле, как на вешалке. Комнату наполняет густой запах сырости, от которого начинает подташнивать, и Арсений все-таки заходится долгим приступом кашля.       — Я пришел не просто так, — кажется, Саша лишь шевелит бледными потрескавшимися губами, не издавая ни единого звука, а его голос на самом деле звучит где-то у Попова в голове.       Обернувшись куда-то в коридор, Саша неловким движением кому-то кивает в сторону комнаты, и только тогда до Арса доходит, что он действительно пришел не один. В дверном проеме появляется женщина, и когда ее лицо тоже попадает под слабый свет, Арсений забывает как дышать.       — Мама? — только и может произнести он.       По ее бледным щекам начинают катиться блестящие дорожки слез, из-за чего глаза Арсения тоже наполняются влагой. В отличие от Саши, мать выглядит вполне себе как живой человек, разительно отличаясь от того вида, в котором Попов ее запомнил.       Тринадцать лет назад у нее обнаружили лейкемию, и после пары лет интенсивного лечения, которое сделало ее похожей на собственную тень, она умерла в больнице. Арсению на тот момент было пятнадцать, и эту потерю он переживал несколько лет. С того момента он не помнит ни единого дня без мыслей о матери, пусть даже мимолетных, затерянных в бытовой суете.       Со смертью Саши старые раны открылись вновь и по ощущениям стали еще глубже. Эта череда событий заставила его поверить в то, что каждый человек, с которым он так или иначе сближается, обречен.       — Сынок! — обеспокоенно вскрикивает она и бросается к кровати Арсения, падая перед ней на колени и оказываясь лицом к лицу с ним. — Что они с тобой сделали… Ты весь дрожишь!       Он замечает, что его тело и вправду подрагивает с каждым рваным вдохом, который сопровождается тихим хрипом. Мать смотрит на него огромными от ужаса глазами, полными сострадания. Как в детстве, когда отец в очередной раз доводил Арсения до истерики, а она приходила его успокаивать и убеждать, что папа лишь хочет как лучше, просто не умеет подбирать правильные слова.       — Уйди, — сдавленно говорит Арсений в жалкой попытке напомнить себе, что мать покинула этот мир уже очень давно. — Пожалуйста, уйди.       Он отводит взгляд к окну, где до сих пор колышется чертова занавеска, лишь бы не видеть родное лицо, искаженное болью. В этот момент он словно заново переживает то время, когда умерла мать и когда пропал Саша. Сердце колотится как бешеное, а застывшие в глазах слезы мешают видеть, что происходит вокруг. Напряжение внутри стремительно нарастает, готовое в любой момент вырваться наружу воплями и такой сумасшедшей истерикой, которой у него не было еще никогда.       — Сынок, не прогоняй меня, — слышится жалобный голос из-за спины. — Дай мне тебя обнять…       — Нет, — шепчет Арсений, закрывая глаза и так и не решаясь обернуться.       Несмотря на то, что он на сто процентов уверен, что мать и Саша — лишь плоды его воображения и усилий тульпы, он испытывает жгучее чувство вины за то, что не дает своего согласия и даже не смотрит в сторону своих посетителей.       Даже если бы он захотел обернуться, вряд ли бы смог, потому что все тело словно сковали тяжелыми цепями. Это ощущение Арсению ужасно знакомо, но он не может припомнить ни единого случая, когда выбирался из этого состояния сам.       Он чуть ли не физически чувствует спиной чужие взгляды, внимательно наблюдающие за его реакцией, и от этого становится еще хуже.       Осознав, что проблема не исчезнет сама по себе, Арсений начинает лихорадочно подбирать в голове возможные варианты выхода из сложившейся ситуации. Покачивающаяся на ветру занавеска становится для него подобием маятника, на котором он концентрирует свое внимание, чтобы хоть как-то абстрагироваться от происходящего за спиной.       Если бы не ощущение, что на него все это время смотрят две пары глаз, Арсений бы решил, что все закончилось, настолько идеальная тишина повисла в комнате. В определенный момент он ловит себя на том, что тоже перестает дышать, и теперь вместо тюля он следит за тем, чтобы вовремя вдыхать и выдыхать.       Наконец, в его голову приходит более-менее здравая мысль, которую он бы точно отмел, если бы не был уверен, что очередной кошмар пошел не по сценарию. С каждой секундой этого оглушающего молчания он чувствует, как растет серьезность намерений его ночных гостей, превращаясь в угрозу для жизни, и поэтому он принимает волевое решение дотянуться до прикроватной тумбочки, где заряжается телефон, и позвонить Антону.       Арсений уверен, что голос настоящего человека выдернет его из этого оцепенения и подскажет, как ему поступить.       Взяв себя в руки, он поворачивается, ожидая увидеть мать и Сашу в том же положении, где видел их пару минут назад, но они оба успели как-то незаметно скучковаться на корточках прямо у заветной тумбочки. И на их лицах теперь нет ни сострадания, ни даже равнодушия.       Теперь они улыбаются. Хищно и широко, словно ждут первого неверного движения своей жертвы, чтобы напасть. Арсений не дает себе времени на то, чтобы еще раз подумать, насколько сильно ему нужно позвонить Антону, и просто придерживается изначального плана.       Смотря на отвратительные лица в упор, он резко вскидывает руку и крепко хватает телефон, потому что от этого устройства сейчас может зависеть его жизнь. Первой на его руку накидывается мать, широко раскрывая все еще улыбающийся рот.       Однако Арсений даже не успевает вскрикнуть, как существо, прикинувшееся самым родным для него человеком, вдруг начинает утробно шипеть и выпускает его руку из своей хватки, падая на пол и издавая при этом звуки, похожие на кряхтение от только что полученного ожога.

***

      Посреди ночи Антона будит звонок мобильника, из-за которого он мигом просыпается, сразу же соображая, что что-то не так. К счастью, звонок разбудил только его, потому что мать буквально несколько часов назад уехала на рейс и по старому обычаю попросила вести себя хорошо.       Увидев на экране номер Арсения, он начинает волноваться еще сильнее, тут же берет трубку и сразу начинает тараторить:       — Арс, что случилось? Почему ты не спишь? Где ты сейчас?       — Значит, я действительно не сплю, — эту фразу, сказанную полушепотом, Антон с трудом разбирает сквозь жуткие помехи. — Не знаю, хорошо это или плохо.       — Что происходит? — Антону кажется, что еще немного, и его бешено колотящееся сердце остановится.       — Ко мне снова пришли, но теперь я не сплю, — тщетно пытаясь унять панику, отвечает Попов. — Здесь Саша… и на этот раз он привел мою мать. Я смотрю на них прямо сейчас, они сидят у моей кровати.       Услышав это, Антон вскакивает на ноги и включает в комнате свет, чтобы найти уличную одежду. То, что тульпе удалось материализовать сны, в любом случае является крайне нехорошим знаком, и оставлять Арсения с этим наедине он не намерен.       — Мама попыталась напасть на меня, когда я потянулся за телефоном, — продолжает тот, — но когда она до меня дотронулась, ее как будто что-то обожгло, и больше они не пытались причинить мне вреда. Только я не хочу проверять, сработает ли это снова.       — А ты не пробовал включить свет? — этот совет кажется Антону чем-то из разряда «выключить и включить компьютер, который достали со дна океана», но если немного об этом подумать, то свет вполне может сработать.       Если тульпа действительно питается страхом, которого сейчас у Попова хоть отбавляй, то с включением света его может стать меньше, что как минимум ослабит этих существ, а в идеале — заставит исчезнуть, поскольку Антон не может представить себе ни одной страшилки в освещенном помещении.       — Я… могу попробовать, — неуверенно отвечает Попов и на какое-то время замолкает.       Антон напряженно вслушивается в треск помех из динамика телефона, который он прижимает к уху, попутно натягивая джинсы. Он и представить не может, через что сейчас Арсению приходится проходить, потому что сам видел тульпу всего пару раз, и то не у себя дома. Что случилось бы с ним, если бы его ночью навестили призраки погибших близких? Шастун не хочет об этом думать, к тому же, молчание в трубке начинает порядком его напрягать.       — Арс? — тоже понизив голос, спрашивает он. — Все нормально?       — Угу, — сосредоточенно отзывается тот. — У меня на тумбе настольная лампа, но мне надо как-то дотянуться до провода, чтобы достать выключатель. Просто я побаиваюсь высовываться за пределы кровати.       — Если они обжигаются, когда дотрагиваются до тебя, бояться нечего, — пытается успокоить его Антон. — К тому же, ты уже смог достать телефон, значит, сможешь и включить свет.       — Наверное, — Арсений делает глубокий вдох и, судя по звукам, все-таки переходит к действию.       Щелчок выключателя слышится довольно отчетливо, поэтому Шастун сразу спрашивает:       — Что-то изменилось?       — Да, — с легким удивлением произносит Арс. — Они просто пропали.       — Отлично, — Антон тоже выдыхает с облегчением.       — Не представляешь, каким долбоебом я себя сейчас чувствую, — Попов издает истерический смешок. — Не знаю, как теперь буду спать здесь.       — Вообще, я как раз уже оделся и собрался ехать к тебе на случай, если включение света бы не помогло, — признается Шаст, стоя в прихожей и не зная, что ему теперь делать.       — Ты ведь не знаешь мой адрес, — парирует Арсений. — А если бы я не успел тебе его сказать?       — Ну, у меня есть номер Сережи Матвиенко, и я бы узнал у него, — примерно такой план и был у него изначально, но озвучивать его Арсению сейчас кажется чем-то странным. — Я бы не оставил тебя наедине со всем этим.       — Спасибо, — тихая благодарность собеседника действует на него как хорошее успокоительное, прогоняя неизвестно откуда взявшиеся предрассудки из головы.       — Я могу вызвать такси и приехать, если хочешь.       После случившегося Антону безумно хочется увидеть Арсения вживую и убедиться, что с ним действительно все хорошо, так что сейчас он молится всем богам, чтобы тот согласился.       — Хочу, — спустя несколько секунд отвечает Попов. — Только… можешь не отключаться?       — Хорошо, — Шаст прекрасно понимает это желание, представляя себя на месте Арсения. — Вызову с домашнего телефона.

***

      Оказывается, живет Попов не так уж и далеко, и если бы сейчас не была середина ночи, Антон с удовольствием бы дошел до его дома пешком. Сидя в такси, он начинает рассказывать Арсу первое, что приходит в голову, чтобы хоть как-то его отвлечь и не смущать таксиста разговорами о тульпах и призраках.       Поскольку второй по значимости проблемой в жизни Шаста сейчас является защита диплома, он в деталях начинает рассказывать про свою работу, и Арсений, кажется, даже что-то понимает. На эту тему Антон может разговаривать хоть всю ночь, и время в дороге проходит незаметно.       Выйдя из такси, он морщится от резкого порыва холодного ветра и сообщает в трубку:       — Я приехал. Сейчас позвоню в домофон.       — Подожди, мне сначала надо дойти до двери, — в голосе Арса опять начинает слышаться тревога. — Надо включить свет во всей квартире.       — Если что, я рядом, — отвечает Шастун, уже представляя, как будет выносить дверь подъезда.       — Знаю, — кажется, слова Антона придают немного уверенности Попову. — В целом, мне уже намного спокойнее.       В окне третьего этажа над головой Шаста загорается свет, после чего он с довольной улыбкой подходит к домофону и звонит в квартиру.       Быстро преодолев ступеньки и оказавшись у нужной двери, Антон вешает трубку и заходит внутрь. В ярко освещенной прихожей к нему тут же подлетает взъерошенный Арсений, на несколько секунд замирая напротив и внимательно глядя ему в глаза. Слова приветствия замирают на языке удивленного Антона и так и не оказываются озвученными, потому что Попов резко сгребает его в крепкие объятия.       Шаст прижимает его к себе в ответ, уже ни в чем не сомневаясь. Он немного пошатывается, поскольку чересчур радостный Арсений буквально повисает на его плечах, но все же удерживает равновесие.       — Мне надо было убедиться, что ты настоящий, — отстраняясь и теперь уже пряча взгляд, объясняет тот.