Восьмой этаж

      Приехав по указанному адресу, Арсений видит самую обычную пятиэтажку, на самом деле находящуюся через дорогу от источника всех его проблем. Похоже, Антон действительно может наблюдать заброшенную больницу каждый день из своих окон.       Попов поднимается на нужный этаж и останавливается у двери, замирая на несколько секунд. Что, если он пожалеет, что сюда пришел? Как только у него появляется эта мысль, он осекается и напоминает себе, что в его довольно прискорбной ситуации уже нельзя сомневаться и тянуть время, прежде чем принять какое-либо решение. Когда Антон открывает перед ним дверь, Арсений уже успевает убедить себя, что хуже точно не будет.       — Проходи, — Шастун звучит довольно приветливо для человека, принимающего гостя в семь утра в субботу.       Арсений осторожно переступает порог квартиры и осматривается. Вопреки его представлениям, здесь относительно свежий ремонт и вполне себе чисто. Когда он снимает ботинки, Антон заботливо предлагает ему тапочки и кивает в сторону длинного коридора, ведущего вглубь квартиры.       На вешалку с верхней одеждой и обувную полку Попов обращает внимание как-то автоматически и замечает там пару женских сапог и слегка потертое пальто, явно принадлежащее кому-то за сорок. Сделав вывод, что Шастун не соврал и про то, что живет с мамой, Арсений почему-то ощущает себя здесь немного комфортнее.       За дверью в конце коридора оказывается небольшая комната, где почти все горизонтальные поверхности завалены какими-то компьютерными комплектующими, проводами и инструментами. Антон падает в дешевенькое офисное кресло за рабочим столом у окна, и только тогда Арс замечает, что заброшенная больница, оказывается, ближе к этому дому, чем он думал.       — Извини, не успел прибраться, — смущенно произносит Антон, замечая перекошенное лицо своего гостя.       — Что? — Арсений отрывает взгляд от больницы и словно возвращается в реальность. — А, все нормально. Я просто в окно посмотрел. Жуть.       Антон оборачивается, как будто ожидает увидеть за своей спиной что-то новое, и равнодушно пожимает плечами.       — Ко всему рано или поздно привыкаешь.       Эту фразу Арсений решает пропустить мимо ушей, потому что терпеть ее не может. Вместо того, чтобы начать спорить, он осматривает комнату в поисках чего-нибудь, на что можно сесть.       — Да садись прям на кровать, — решает проблему Антон.       Попов опять решает не возникать на тему того, что ему чуть ли не физически больно садиться на постельное белье в уличной одежде, и приземляется на самый край кровати.       — Итак, — снова подает голос Шастун, подтягивая к себе свои длинные ноги, — о чем ты хотел поговорить?       И в этот момент Арсений понимает, что слова, которые он репетировал перед тем, как зайти в нужный подъезд, сказать настолько тяжело, что почти невозможно. Однако под смягчившимся взглядом Антона, дающего ему время, чтобы сформулироваться, Арсений немного расслабляется и спустя примерно минуту все же говорит:       — Пообещай, что не будешь считать меня сумасшедшим.       — Обещаю, — сразу отзывается Антон без тени сомнения в голосе.       — Тот друг, который пропал в больнице год назад… Он теперь мне снится. Зовет туда. И сны эти с каждым днем… все более реалистичные. Знаю, странно делать из этого что-то важное, но меня это пиздец как пугает. Мне кажется, это связано с нашими визитами туда.       Договорив, Попов чувствует, что с его плеч будто падает огромный груз. Ему ведь действительно было не с кем этим поделиться, и даже если бы он рассказал все кому-то другому, то точно бы пожалел. А вывалив свои переживания на Антона, Арсений чувствует, что его понимают, потому что взгляд Шастуна становится более серьезным, и выглядит он так, будто обдумывает что-то важное. И Арс почему-то уверен, что думает он не о вариантах, как побыстрее прогнать его из своей квартиры.       — Это… тяжело, наверное, — наконец, произносит Антон. — Но мне кажется, что он тебя туда зовет не просто так.       Услышав эту фразу, Арс моментально выстраивает у себя в голове цепочку из мыслей, которые не посещали его до текущего момента:       — Еще та девушка, которую мы нашли, оказалась моей бывшей одноклассницей. И ее родственники говорят, что в последнее время она зачем-то ходила в эту больницу, — он ненадолго останавливается, снова отводя взгляд к окну, а затем возвращая его на сосредоточенного Антона. — Может, ее тоже кто-то… звал? Моего друга она знать не могла, так что этот вариант можно, наверное, даже не рассматривать.       — Что-то людей туда тянет, это точно, — задумчиво отзывается Шастун, поправляя кудрявую челку резким движением головы. — Кто-то просто нервы пощекотать хочет, кто-то побухать там любит, а кто-то… как мы с тобой. Ответы ищет.       — Да, но кто знает, куда нас все это приведет? Может, нам вообще лучше туда больше не соваться? — связав смерть одноклассницы и загадочные сны, Арс уже почти готов поклясться, что его ждет то же самое.       — У нас есть преимущество, — уверенно заявляет Антон. — Нам уже известно намного больше, чем остальным. Осталось только выяснить, что именно там обитает, и как от него избавиться. К тому же, если ты просто на все забьешь, то сны наверняка продолжатся. И со временем все станет только хуже. А я один с этой херней вряд ли справлюсь.       Арсений вдруг ощущает, что у него пересохло в горле. Он быстро поднимает глаза на Антона и так же быстро опускает их в пол, когда встречается с внимательным взглядом зеленых глаз. Ему все еще кажется ужасно странным то, что они оба возлагают друг на друга какие-то ожидания и даже ответственность. Правда, сейчас уже становится очевидным, что и он, и Шастун находятся практически в аналогичных ситуациях, где на их стороне больше никого нет.       Осознав это, доверять Антону становится немного проще. Да и вообще, им, наверное, надо поблагодарить судьбу за то, что они встретились, и именно при таких обстоятельствах, которые помогли друг другу поверить.       Слова Антона теперь не звучат отталкивающе. Арсений уже готов согласиться с каждым из них без оглядки на свои недавние выводы о том, что его новый знакомый — тот еще манипулятор.       — Расскажи мне все, что тебе известно об этом месте, — заговаривает Арс, при этом ощущая себя так, будто этой фразой он подписывает какой-то договор. — С самого начала.       — Сделать чаю? — учтиво интересуется Шастун. — Просто это надолго.       Попов благодарно кивает и перемещается вслед за Антоном на кухню, где стоит запах свежей выпечки, совершенно не вяжущийся с пейзажем мертвого остова больницы за окном.

***

      Чай оказывается как нельзя кстати, потому что Антон говорит без остановки уже довольно долго, иногда отвлекаясь на совершенно не имеющие отношения к делу детали.       Так, например, Арсений узнает, что у мамы Шастуна очень необычное имя, и пирожки с повидлом на большой тарелке — именно ее творение. С аппетитом уплетая один из них, Арс слушает о том, как Антону бывает одиноко, когда мать уезжает в рейс — она работает проводницей — а позвать к себе единственного друга Диму, проходящего практику в медицинском, целая проблема.       Именно в такие вечера Антон и посещает заброшенную больницу, если у него нет завала по учебе или заказов на ремонт техники. Арсений удивляется тому, насколько легко Шастун выкладывает ему половину своей жизни, но совсем не осуждает его. На самом деле, если бы Сережа не сидел с Поповым в одном офисе круглые сутки, тот бы тоже испытывал острую нехватку живого общения.       Поскольку Антон вырос в этой квартире, история его знакомства с заброшенной больницей тянется еще с детства, когда он тайком от родителей начал сбегать из своего двора, чтобы поиграть в этом пугающем месте и привести туда друзей.       После того, как там по совершенно идиотскому стечению обстоятельств сломал руку Дима, все их родители строго-настрого запретили им туда бегать. Только в итоге Антон оказался единственным, кто не послушался. Так он и остался наедине с больницей.       Вообще, из всего рассказа Шастуна Арс делает вывод, что он — человек невероятной удачи, потому что за столько лет постоянного времяпрепровождения в подобном месте Антон не заработал ни единой царапины и всегда умудрялся сваливать прежде, чем его заметит кучка пьяных маргиналов, бьющих неподалеку стеклянные бутылки и пишущих на стенах всякую похабщину из баллончика.       — Вся эта мистическая хуйня постепенно начиналась, — понизив голос, рассказывает Шастун. — Как интернет расползлась по каждому уголку. Ну, во всяком случае, я так думаю. Сначала я стал ощущать какое-то присутствие, но думал, что это все беспричинно. Люди уже пропадали, да и трупы, бывало, находили, но мне кажется, все это было… без вмешательства.       — Хочешь сказать, это можно было объяснить? — уточняет Арсений, ненадолго отвлекаясь от истории и поражаясь тому, как слова Антона его затягивают, заставляют все представлять так, будто он сам был свидетелем всех описанных событий.       — Так или иначе, да. У кого-то долгов куча была, у кого-то неразделенная любовь, а пропавших без вести чаще всего находили по весне, когда снег таял. И даже не всегда на территории больницы. Я это все на форуме вычитал.       — Кажется, я знаю, о чем ты, — кивает Арс. — Я на днях искал любую информацию про пропавших и про несчастные случаи. Нашел форум, где люди уже несколько лет пытаются добиться сноса больницы. Печальное зрелище, на самом деле.       Антон энергично кивает, выражая свое согласие, и отпивает глоток уже новой порции чая, чтобы смочить горло.       — Да, если там покопаться хотя бы пару часов, можно много всего узнать. Правда, мне кажется, что те, кто пишут там про всяких призраков, в самой больничке вообще никогда не были. Просто внимание к себе привлечь хотят. По моим же наблюдениям, все началось после суицида одного пацана, про которого я уже говорил. Не думаю, что там разгуливает его призрак, но принимаю это за точку отсчета.       — Два года назад? — спрашивает Арсений, на что Антон вновь кивает. — Помню, из этого огромный инфоповод сделали. Весь город в курсе был про тот случай.       Он так же помнит, как к этим событиям отнесся отец, осудивший бедного подростка и все нынешнее поколение молодежи в придачу — насмотрелись фильмов сопливых и творят ерунду. Примерно тогда Арсений и понял, что дальнейшее близкое общение с этим человеком ничего хорошего ему не принесет.       — Недели через две — когда все немного успокоилось — я вернулся туда и почти сразу ушел, — продолжает Шастун. — Знаешь, я никогда там находиться не боялся. Какой-то азарт чувствовал даже. А тогда прям натурально испугался, причем без причин.       — И после этого ты все равно продолжил туда ходить, — констатирует Попов, не до конца понимая, почему Антон просто не перестал проводить время в заброшенной больнице.       — Ну… да, — с заметным смятением в голосе отвечает тот. — Мне тогда эта больница уже как родная была. И я захотел понять, почему стал себя так чувствовать. Сначала в себе копался, думал, что суицид того пацана как-то на себя примеряю, но потом понял, что это все не то. И стал там еще больше тусить, прислушивался ко всему, что происходит. И к себе прислушивался. Никак не мог выяснить, в чем дело, потому что страх этот никуда не девался. Да и сейчас мне страшно, если честно. А потом примерно раз в пару месяцев там что-то происходить стало. Суициды, пропажи, несчастные случаи. В основном, менты тут сильно не суетились. Только по поводу пацана того и год назад как раз. Когда твой друг пропал. Мне вообще казалось, они не успокоятся, пока эту больницу по кирпичикам не разберут. Он что, чьим-то сынком был?       — Я — чей-то сынок, — довольно мрачно отзывается Арс. — Это отец мой все. У него связи какие-то в полиции, вот и попросил лично, чтобы искали хорошо. Приплатил еще, скорее всего. А так они бы палец о палец не ударили, я уверен.       Антон с досадой поджимает губы и ненадолго отводит взгляд, видимо, испытывая какую-то вину за свои неосторожные слова.       — Все нормально, — заверяет его Арсений. Ему самому становится неловко из-за того, что он заставил Шастуна почувствовать себя виноватым. — Просто я сам не свой, когда эта тема начинается.       — Больное место. Понимаю, — Антон тихо вздыхает и встречается взглядом с Поповым. И смотрит так пронзительно, словно через глаза читает, что у него на уме. — Извини, если лезу не в свое дело, но мне кажется, ты не хочешь верить, что его больше нет. Что уже ничего нельзя сделать.       От этих слов сердце Арсения пропускает удар, и он сам как-то дергается, неосознанно отодвигаясь назад. А Антон этого как будто не замечает, как будто насквозь его не видит.       — Может, тебе надо лично убедиться, что в больнице его нет?       — Его огромная группа спасателей искала. Они все там осмотрели, — бесцветно отзывается Арс, внезапно чувствуя себя так, словно из него вытянули все силы.       — А вдруг они пропустили что-то? — Антон говорит это с интонацией какого-то змея-искусителя, при этом внимательно наблюдая за реакцией. — Ты ведь иногда думаешь об этом, да?       — Да, — одними губами произносит Попов, даже не собираясь лгать.       — Можем хоть сейчас все там обойти, — с готовностью предлагает Антон. — Сегодня выходной, все спят еще. Вряд ли нас заметят.       Еще не отошедший от предыдущих слов Арсений смотрит на него огромными от удивления глазами, пытаясь понять, с кем он связался, и что вообще у этого Шастуна происходит в голове.

***

      Как-то раз, еще в детстве, Антон услышал фразу «от добра добра не ищут», и теперь вспоминает о ней каждый раз, когда собирается кому-то помочь. Подтверждение этим словам он нашел еще в школьные годы, когда дал списать домашнее задание двум одноклассникам-раздолбаям, и в итоге получил не только двойку вместе с ними, но еще и несколько синяков после занятий.       Как так вышло с Арсением, загадка для него и по сей день. Если в момент, когда этот дурачок чуть не сиганул в дыру с торчащей арматурой на дне, Антон просто не мог поступить иначе, то все свои последующие действия он объяснить не может. Почему он сорвался посреди ночи и до смерти напугал мать, когда Арсений позвонил, и почему сейчас рассказал ему чуть ли не всю историю своей жизни?       Антон бы сильно пожалел о том, что слишком много разболтал почти незнакомцу, но сейчас ничего подобного он не испытывает. Да уже и не кажется этот Арсений ему незнакомцем. Он понимает, что относится к сложившейся ситуации слишком легкомысленно, но вместе с этим глушит все возгласы паранойи, потому что ему впервые попался человек, заинтересованный в поиске правды о том, что происходит в заброшенной больнице за окнами его квартиры. И терять этого человека из вида ему крайне не хочется.       Он жалеет только о том, что слишком сильно надавил на и без того нестабильного Арсения, начав давать ему свои советы о том, как пережить тяжелую потерю, с которой сам Шастун никогда не сталкивался. Однако ему просто по-человечески жаль Попова, оказавшегося в таком положении, и он попытался поддержать, как мог.       После их разговора Арсений, в несвойственной для себя манере сидящий, сгорбив спину, выглядит как безвольная кукла. Его тихое «хорошо» на предложение Антона наведаться в больницу не звучит, как явное согласие, но Шастун все равно идет искать инструменты, которые теоретически могут им понадобиться, и дополнительный фонарик, потому что на улице посветлеет только примерно через час.       Наблюдая за тем, как Попов мучительно медленно завязывает шнурки на ботинках, Антон уже хочет завязать их ему сам, потому что стоит в прихожей в теплой куртке уже несколько минут. Он развлекает себя размышлениями о том, где Арсений купил эти чертовы Тимберленды, о которых сам Шаст мечтает весь последний год.       Наконец, оказавшись на улице, Антон окончательно убеждается, что тащить Арсения в больницу именно сейчас было не лучшей идеей. Тот не говорит ни слова и смотрит себе под ноги, что, впрочем, не мешает ему то и дело спотыкаться на ровном месте.       Ненадолго остановиться и перевести дух Шастун позволяет себе только в больнице, когда убеждается, что вокруг них никого нет. На самом деле, понять, есть ли здесь кто-то, кроме тебя, достаточно легко: от любого движения здесь создается такое эхо, что можно услышать, как кто-то шаркнул ботинком несколькими этажами выше. Антон этот факт держит в голове уже довольно долгое время, и за него научился передвигаться более-менее бесшумно. Возможно, именно поэтому ему удалось избежать кучу неприятностей.       — План такой: поднимаемся на восьмой этаж и пляшем оттуда, — вполголоса сообщает он Арсению. — И заодно проверим одну мою теорию.       — Какую? — Антону даже приятно, что Попов немного оживляется, услышав последнюю фразу.       — Что существо проявляет себя только после наступления темноты. Если я прав — супер, значит, днем здесь безопасно. А если нет, то, наверное, тоже неплохо, потому что мы лишний раз убедимся, что проявляется оно именно в зоне пятого этажа.       — А вдруг это тоже неправда? — тихо интересуется Арсений, пока они неторопливо поднимаются по ступенькам.       Вообще, Антон еще в прошлый раз заметил, что с местными лестницами у Попова сложные отношения. Каждый раз, оказываясь там, тот старается держаться поближе к Антону и как-то поддерживать диалог. Шастун понятия не имеет, с чем это связано, но относится с пониманием.       — Тоже результат, — Антон пожимает плечами и ненадолго оборачивается на собеседника, идущего немного позади. — Честно, я и не жду, что мы разгадаем это с первого раза.       — А вдруг это будет стоить нам жизни? — продолжает нагнетать Арсений. — Как моей однокласснице. Мне кажется, она здесь тоже что-то искала. И ходила сюда явно не пиво попить, это на нее не похоже.       — Хочешь услышать мое мнение?       — Ты все равно его скажешь, да? — достаточно невозмутимо отзывается Попов.       — Да, — таким же тоном соглашается Антон, преодолевая еще одну ступеньку и на секунду засматриваясь на открывающийся вид из проема окна. Очень даже живописное поле, от которого эта больница огромным барьером отделяет жителей ближайших домов. — Это за нас с тобой расплата. За то, что мы уже два раза живыми ушли. Если оно хочет кого-то к себе забрать, оно заберет. Я думаю, одноклассница твоя все-таки случайно тут оказалась — может, по той же причине, что и ты, и оно уже к ней прицепилось. И не отпустило.       Это совершенно не те слова, которые надо было услышать Арсению, но Антон искренне не хочет скрывать от него свои опасения, потому что понимает, что это может оказаться чем-то важным. Чем-то, что в теории может спасти им жизнь.       Попов никак не комментирует услышанное, и его присутствие выдают только звуки шагов. На самом деле, другого Антон и не ожидал.       Когда позади оказывается пятый этаж, Арсений снова заговаривает, что становится неожиданностью:       — Допустим, мы выясним наверняка, как вызвать эту херню. А дальше что? Святой водой ее польем? «Отче наш» зачитаем?       — Сомневаюсь, что это поможет, — Антон ненадолго останавливается, чтобы восстановить сбитое дыхание. — Учитывая, что оно довольно редко принимает какую-то видимую форму. И у меня есть подозрения, что ты ее не увидишь. Звучит, как будто я просто ебанутый чувак, который иногда видит галлюцинации, знаю. Но ничего не могу с этим сделать.       — Не очень-то и хотелось это видеть, если честно, — фыркает Попов.       Антон не уверен, что означает эта легкая ирония: некий защитный механизм или то, что Попову по какой-то невероятной причине вдруг стало комфортнее здесь находиться. В последнем он очень сильно сомневается, поэтому остаток пути до последнего этажа проделывает, настороженно прислушиваясь к каждому движению и вдоху за своей спиной.       — Мы будем подниматься на крышу? — спрашивает Арсений, когда выходит вместе с Антоном в коридор последнего этажа.       — Там сейчас снега куча, так что смысла нет, — говорит Шастун, освещая фонариком пространство вокруг себя.       Здесь он не был уже довольно давно. Настолько, что это место теперь кажется незнакомым. Арсений тоже с интересом рассматривает разрисованные баллончиком стены и кучи мусора. В коридор едва проникают первые признаки рассвета, окрашивая все вокруг в глубокий синий цвет, из-за чего у Антона появляется ощущение, что они сейчас находятся не на высоте более двадцати метров над землей, а на самом дне океана.       Ему приходится даже несколько раз моргнуть, чтобы сбросить с себя эту ассоциацию и повести Арсения за собой. Здание больницы имеет Н-образную форму, а лестница, по которой они поднялись, находится на стыке длинного коридора, соединяющего два левых крыла. Поэтому они идут сразу налево, чтобы обойти все максимально быстро и оптимально. Задерживаться здесь дольше, чем нужно, Шастуну уже давно не хочется, а Арсению и подавно.       Проходя по своему маршруту, они не переговариваются. Идут медленно, раскидывая ногами мусор и пытаясь найти там неизвестно, что, и при этом не напороться на какой-нибудь шприц. Обшаривая очередной уголок очередной палаты, Антон невольно задумывается о том, насколько он не дорожит своим временем, раз таким способом решил помочь Арсению обрести душевный покой.       Правда, восстанавливая в голове куда-то поплывшие из-за бессонной ночи причинно-следственные связи, он понимает, что это на первый взгляд спонтанное и необдуманное решение было очень даже кстати, потому что в качестве напарника в борьбе с местным злом ему нужен человек, имеющий хотя бы некое подобие психического равновесия.       Есть вероятность, что этот шаг все-таки не был обязательным, но Антону хочется думать, что хотя бы этот вклад в чужую жизнь он сделал не напрасно. Конечно, в конце их поисков, которые почти на сто процентов закончатся провалом, Арсению вполне может стать хуже, но Шасту кажется, что с этим состоянием проще будет работать, потому что в таком случае Попов наверняка хотя бы услышит его вполне логичные аргументы. А сейчас он сомневается и все еще находится в смятении, что крайне нежелательно для их общего дела.       Видимо, Арсений думает примерно о том же, потому что спустя еще какое-то количество времени, когда они уже почти заканчивают осмотр восьмого этажа, он едва слышно произносит:       — Спасибо, что возишься тут со мной, — окончание его фразы пропадает в скрежете маленьких кусочков бетона, выпадающих на пол из очередного скопления мусора. — Давай хотя бы обедом тебя угощу, как закончим.       — Или ужином, учитывая, с какой скоростью мы продвигаемся, — усмехается Антон, бросая быстрый взгляд на довольно ухоженный мемориал под окном, из которого два года назад выбросился подросток.       — Это уже звучит как свидание, — развивает мысль Арсений.       Впервые слыша нотки смеха в его голосе, Антон сам неожиданно для себя широко улыбается. До этого ему вообще казалось, что Попов за целый год, наполненный трауром, разучился шутить и вообще чему-либо радоваться.       — Если меня бесплатно покормят, я только за, — стараясь вложить максимум невозмутимости в свой голос, говорит Шастун.       На самом деле, он понимает, что сейчас ходит по тонкому льду, но и границы дозволенного прощупать тоже очень хочется. У Антона все внутри сжимается, пока он ждет ответ с противоположной стороны коридора. И он выдыхает с облегчением, когда слышит притворно-возмущенное:       — Только ради еды? А как же я? Я что, не в твоем вкусе?       Антон отрывается от своего занятия, чтобы посмотреть на Попова, почувствовавшего на себе чужой взгляд. Когда Арсений оборачивается, Шаст окидывает его оценивающим взглядом и выносит заключение:       — Ты… выглядишь нормально. Пойдет.       На это Арсений фыркает, едва сдерживаясь от того, чтобы засмеяться вслух, что кажется довольно странным в текущих обстоятельствах.       — А ты умеешь делать комплименты, — немного успокоившись, отвечает он.       Антон бы и рад ответить что-то, чтобы поддержать такое настроение Арсения, но не может произнести и слова, потому что начинает чувствовать, как по щекам расползается жар. Он лишь смущенно улыбается и вновь отворачивается к своей стене. Оказывается, говорить подобное в лицо намного сложнее.       — Так ты не против поесть где-нибудь? — на всякий случай уточняет Попов, которому едва удается скрыть в своем голосе легкое беспокойство.       — Угу, — мычит Шаст. — Было бы круто. Спасибо.       А сам думает о том, насколько же у него все плохо.