Балласт

Попытки научиться жить дальше начинаются с заботы о себе. Эти слова назойливо всплывают в чиминовой голове в те дни, когда даже моргание кажется ему непосильной задачей. Доктор Кан повторяет их в конце каждого совместного сеанса, напоминая и ему, и Юнги о важности обеспечения устойчивой и крепкой базы. Достаточное количество сна, чистое питание, прогулки на свежем воздухе от получаса в день и маленькие ритуалы для себя, способные подарить ощущение стабильности. Юнги выбирает чтение, устраиваясь с книгой на уютных качелях во дворе каждый вечер ровно в девять, и прячется от реальности за ширмой из чужих эмоций и историй, пока его взгляд утопает в чернилах. Иногда Чимин подолгу наблюдает за ним с балкона по завершении медитации, задумчиво кусая сухие губы. После — проводит примерно полчаса в расслабляющей ванне с любимой бомбочкой и делает запись в дневнике, подводя итоги очередного дня. Доктор Кан одобряет эту практику борьбы с руминацией и отмечает положительную динамику, чем мотивирует омегу продолжать. Спустя примерно месяц терапии Чимин в самом деле осознаёт, что чувствует себя лучше. Конечно, потеря ребёнка — не то, что можно отгоревать за девять с небольшим недель, но прогресс определённо есть. Плевать, что омега продолжает упрямо измерять время неделями, намереваясь довести их счёт до положенных сорока вместо трагических двадцати пяти. Облегчение приходит. Пока не слишком уверенно, лишь аккуратно прощупывает почву пальцами ног, пытаясь осознать, насколько она устойчива и тверда, дабы не увязнуть по щиколотку при попытке сделать уверенный шаг. Чимин разрешает себе чувствовать всё, от злости на весь мир до ненависти к случайным беременным омегам. Гневно пишет об этом страницу за страницей, царапая ручкой плотные бумажные листы, пока в один день на смену ненависти и злости не приходит тихая и спокойная тоска. Лето в полной мере вступает в права, принося за собой комфортное тепло перед затяжным сезоном дождей, что превращает улицы в адскую сауну. К вечеру воздух остывает, окутывая комнату приятной прохладой через приоткрытую балконную дверь. Чимин с облегчением цепляет ручку к твёрдой обложке и закрывает дневник, откладывая его на туалетный столик, и спускает поджатые до этого ноги на пол, нащупывая стопами мягкие тапочки и уверенно ныряя в них пальцами. Пару минут прислушивается к царящей в доме уютной тишине, нарушаемой лишь сопением Холли и стрекотанием цикад, доносящимся со двора, и легко поднимается с любимого кресла, выскальзывая из спальни в коридор второго этажа. Омега заглядывает в комнату Джихёка, оставляет на лбу спящего сына нежный поцелуй и тихонько спускается вниз, устремляясь на кухню. Щёлкает клавишей чайника, ставит на столешницу две чашки, наполняет заварник смесью любимых трав и переводит взгляд на неплотно закрытую раздвижную дверь, что отделяет кухню от террасы, наблюдая за Юнги через узкую полоску стекла на стыке двух гардин. Альфа неизменно читает, удобно откинувшись на спинку мягких качелей. Чимин улыбается робко собственным мыслям, заливает заварку кипятком и с тихим шуршанием отодвигает дверь, выбираясь на улицу и втягивая в полные лёгкие чуть сладковатый запах вечернего воздуха. Юнги реагирует на звук и поворачивает голову в сторону мужа, приподнимая уголки губ. — Я завариваю чай, — оповещает Чимин, и даром, что альфа и так в курсе. Это их очередной небольшой ритуал. Маленькая традиция, поделённая на двоих после нескольких часов наедине с собой. — Мне осталась пара страниц до конца главы, — произносит Юнги извинительно и вновь утыкается взглядом в чернильные строки, разворачивая книгу к свету от настенного фонаря. Вопреки обыкновению, Чимин не уходит. Лишь молча подбирается ближе и опускается на качели рядом с мужем, доверчиво прижимаясь к боку альфы и крепко обнимая его за талию. Юнги усмехается, чувствуя, как сердце от неожиданности забилось быстрее, и удобнее перехватывает книгу одной рукой, дабы второй обнять омегу за плечи. Чимин расслабленно вздыхает, чувствуя трепетный поцелуй на макушке, и прикрывает глаза, окутанный ощущением тотальной безопасности. — Всё, я готов, — произносит, наконец, Юнги спустя пять минут и три перевернутые с тихим шелестом страницы, и размещает закладку меж книжных листов, откладывая недочитанный томик «Миндаля» в сторону. Вопреки сказанному, альфа уходить не спешит. Лишь крепче обнимает мужа обеими руками, наслаждаясь его нежностью и близостью, и прижимается губами к тёплому виску. — Нравится? — уточняет Чимин негромко, кивая на книгу, и оставляет на плече альфы короткий поцелуй. — Очень. Я сомневался, стоит ли мне начинать его, из-за, ну, знаешь… тематики. Боялся, что некоторые моменты могут сработать как триггер. И всё же мне стало любопытно, каково это — жить в состоянии полной эмоциональной слепоты. Сначала я думал, что даже немного завидую ему. А теперь… возможно, я начинаю находить плюсы в том, чтобы быть просто… как все. Радоваться, горевать, злиться, сожалеть. Любить. Чимин поднимает на мужа задумчивый взгляд и льнёт неосознанно к прохладной ладони, что мягко накрывает щёку. — Звучит интересно. Думаю, я тоже прочитаю её после того, как ты закончишь. — Здорово. А после мы обсудим. — Да. Обсудим, — Чимин кивает и прикрывает глаза, охотно отвечая на неторопливый поцелуй, когда Юнги накрывает его губы своими. Они возвращаются в дом в половине одиннадцатого. Юнги задвигает дверь до щелчка и опускает ручку вниз, поправляя шторы, пока Чимин разливает заварку по кружкам и относит их к столу, усаживаясь на любимый стул напротив окна. Альфа присаживается рядом и делает первый глоток чая, довольно жмурясь. — Как прошёл твой день? — интересуется Юнги заботливо, сжимая свободную руку мужа в своей. Чимин тяжело вздыхает и жмёт плечами. — Неплохо. Разве что… сегодня мне доставили несколько заказов из тех, что я забыл отменить. Там… детские вещи. И милый конверт для выписки. Я порывался было их выкинуть, но в последний момент просто… не смог. Сложил их на полку к другим её вещам. Юнги поджимает губы и крепче сжимает руку Чимина в своей, разделяя с ним очередную боль от настойчивых попыток внешнего мира ковырнуть лишь едва-едва начавшие затягиваться тонкой плёночкой раны. – Ты умница, милый, — подбадривает Юнги, пытаясь не корить себя за то, что не может помочь иначе. Иногда слова поддержки — единственное, что действительно нужно. Так, по крайней мере, говорит им доктор Кан. — Брось, — Чимин невесело усмехается и делает глоток чая. — Я проревел полчаса над этими ползунками. Но… да. Наверное. Наверное, я реагирую на это уже не так остро, как когда это случилось впервые. — Время идёт, и мы учимся жить с этим, — изрекает Юнги глубокомысленно и кивает сам себе. — У нас не всегда получается идеально, но мы и не должны требовать этого от себя так скоро. Ты правда справляешься отлично, родной. Я очень горжусь тобой. Чимин улыбается благодарно, улыбка эта слабая, но искренняя, и на сердце у Юнги моментально теплеет. — Сегодня я словил себя на мысли, что хочу в Пусан, — произносит омега задумчиво, косясь на удивлённо приподнявшего брови мужа. — Хочу обнять папу и отца, не думать о делах, просто побыть немного… маленьким. Ребёнком, которого любят и о котором заботятся. К тому же Джихёк скучает по дедушкам. И я так давно не видел Джина. Он и раньше был редким гостем в Сеуле, а тут и вовсе перестал приезжать после рождения Ханыля. — Намджун говорил мне как-то, что вам было бы полезно провести время вместе, — вспоминает Юнги, задумчиво поглаживая подбородок. — Ты ведь знаешь, Сокджин тоже… — Да, — омега кивает и болезненно морщится, пытаясь не позволять себе проникаться чужим горем сейчас, когда ему едва хватает сил на проживание своего. И всё же Чимин знает. Точнее сказать, он узнал об этом совсем недавно. Сокджин и Намджун в своё время прошли через то же, что выпало сейчас на их с Юнги долю. Дважды. Прежде чем Ханыль успешно появился на свет. — Я знаю. — Что ж, я вовсе не против, чтобы вы с Джихёком съездили в Пусан на неделю или две. — Ты точно будешь в порядке? — Чимин смотрит на супруга с искренним беспокойством, но ощущает внезапный прилив сил от одной лишь мысли о родных глазу и сердцу пейзажах и влажном солёном воздухе, гонимом ветром с моря. — Буду, родной. Не переживай об этом. Чимин смотрит на мужа цепко, желая быть уверенным в том, что Юнги не храбрится, и всё же кивает согласно, переплетая пальцы их рук. — Тогда я возьму билеты на пятницу. Договорюсь о переносе занятий в студии и отменю все кружки Джихёка на это время. — Я могу попросить Тэяна отвезти вас, если хочешь. — Разве что до вокзала. На поезде всё равно быстрее. А уж от станции я просто возьму такси. Юнги согласно кивает, не настаивая, но вспоминает один момент, что не даёт ему покоя с тех пор, как он обратил внимание. — Ты перестал ездить на Порше. Она тебе больше не нравится? Чимин тушуется и отводит взгляд, жуя внутреннюю сторону щеки, но всё же обречённо вздыхает, решая быть честным. — Нравится. Просто я… не думаю, что заслуживаю ездить на ней теперь. Ты ведь купил мне её потому, что я исполнял твою мечту о ребёнке, а я… так и не исполнил. И мне просто стыдно. Стыдно даже притрагиваться к ней после всего, что случилось. — Родной… — Юнги качает головой и перетягивает мужа на колени, крепко прижимая его к груди. — Я купил её потому, что хотел сделать тебе приятное. Хотел, чтобы ты мог водить безопасно и с комфортом. И чтобы детское кресло Джихёка больше не смотрелось нелепо в салоне твоей Хёндэ. Не позволяй ей скучать в гараже, ладно? Я буду счастлив, если ты продолжишь ездить на ней. Чимин вздыхает повержено, но согласно кивает, утыкаясь носом в изгиб шеи мужа. — Я всё ещё временами чувствую себя таким виноватым перед тобой, — признаётся Чимин негромко, прикрывая глаза. Нежные поглаживания по спине расслабляют и придают сил, призывая продолжать. — Я уже смог убедить себя в том, что в её гибели нет моей вины. Но как быть с тем, что я… наговорил тебе столько отвратительных вещей? Сделал тебе больно словами, поступками, всем. Знаю, сейчас это кажется таким неважным, но… мне так жаль, Юнги. Так жаль, что я поступил с тобой так. Повёл себя, как полный придурок. Наивный идиот. — Это не кажется мне неважным, — произносит Юнги полушёпотом, заставляя Чимина замереть. — Честно говоря… я всё ещё хотел бы получить от тебя объяснения. Но я не давлю, понимая, что есть вещи важнее, чем моё задетое эго. — Нет. Это было не эго, — Чимин отрицательно качает головой и через силу отрывается от плеча альфы, уверенно заглядывая в его глаза. — Я ранил твоё сердце, Юнги, я ведь знаю это. И мне правда очень жаль. В тот же вечер я дал себе слово сделать всё, чтобы помочь этим шрамам на нём затянуться. Но вместо этого… мы с тобой получили по парочке новых. Юнги невесело усмехается и вздыхает обречённо, но льнёт так податливо к чужой ладони, что нежно гладит щёку. — Я думаю, мне правда стоит объясниться. Возможно, я и сам смогу объяснить далеко не всё, но я хотя бы попытаюсь, — омега ненадолго замолкает, дабы сделать глубокий вдох, и, не встретив сопротивления, продолжает. — Я до сих пор не вполне понимаю, зачем я затеял весь этот спектакль с отправкой фото. Всё вышло как-то само собой, началось с банального детского рисунка, которым я почему-то решил поделиться. Хэвон ведь архитектор, ему это близко. Он оценит. Так я решил. И… этим я просто запустил механизм. Всякий раз, когда я делал фото Джихёка, контакт Хэвона всплывал у меня в голове. Не знаю, почему я вообще решил, что это хорошая идея. Но… думаю, та недосказанность, что висела между нами, питала мою иллюзию того, что это ещё не конец. Наверное, мне просто хотелось получить это от него. Исполнить мечту того глупого и наивного Чимина, который ещё грезил о счастливой семье с этим куском говна. А он, в свою очередь, выражал огромную заинтересованность. И это… подкупило меня. Клянусь, у меня и в мыслях не было оставить тебя ради него. Я выбрал тебя. Выбрал осознанно, Юнги. И не позволил бы себе предать тебя ради того, кто в своё время предал меня. Но какая-то часть меня всё ещё защищала его. Тянулась к нему. И это меня пугало. Я не хотел провоцировать себя на глупости, а потому долгое время отказывался от встречи, убеждая себя, что это уже не важно. И вот… в тот день, когда я отправил вам то видео, я окончательно осознал, что не прощу себя, если упущу этот шанс. Понял, что хочу знать. Это видео… было предлогом начать разговор о встрече. И мы с ним действительно встретились в тот вечер. Думаю, ты и так догадался об этом. И… что ж. Он рассказал мне правду. Чимин на мгновение жмурится, дабы перевести дух, и вновь устанавливает зрительный контакт с Юнги, поглаживая его по щеке. Альфа смотрит внимательно и почти не моргает, лицо его непроницаемо, но в глазах нет холода или боли, и омегу это радует. — Не знаю, чего я ждал. Наверное, даже смирившись с тем, что он бросил меня, я всё ещё в тайне надеялся, что этому есть разумное объяснение. Не то чтобы я собирался простить его, но, по крайней мере, ждал, что должно же быть что-то веское, значимое, существенное, ставшее причиной такого его поступка. Но всё оказалось до банального просто. Он… — Вышел замуж, — Юнги внезапно подаёт голос, заставляя Чимина замереть. — За сына проектировщика Олимпийского стадиона в Токио. Брови омеги бесконтрольно ползут вверх, лицо обдаёт жаром, а пульс ощутимо подскакивает. Юнги виновато морщится и закрывает глаза, будто готовится к удару. — Я знал. С самого начала знал об их помолвке. Прости. Чимин чувствует, как тяжелеет дыхание и потеют ладони, ошарашено глядя на супруга. — К… какого чёрта? Осознание накрывает постепенно, разгоняет сердцебиение, сковывает грудь, путает мысли. Юнги взволнованно облизывает губы и ждёт приговора, надеясь, что только что не разрушил к чертям годы невероятных усилий, проведённые в попытке стать Чимину ближе. — Почему ты не сказал мне, Юнги?! Я тешил себя тупыми надеждами столько лет! Буквально сходил с ума от неведения! А ты все это время знал?! Альфа открывает глаза, позволяя мужу выпутаться из объятий и подскочить на ноги, и смотрит на него снизу вверх, тяжело сглотнув. — Ты был в положении. Я переживал за тебя. За ребёнка. Я просто… не хотел разбивать тебе сердце. Не хотел отнимать надежду. Даже несмотря на то, что какая-то часть меня хотела сказать тебе правду. Хотела… повысить мои шансы на место рядом с тобой. — Это подло, — Чимин ощущает яркую вспышку злости, что обжигает его изнутри и давит на рёбра, и прячет лицо в ладонях, пытаясь немного прийти в себя. — Ты поступил отвратительно. Ты просто… врал мне все это время. — Недоговаривал, — зачем-то исправляет Юнги, пускай и понимает, что это, в сущности, не имеет значения. — Но ты прав. Ты прав, Чимин. Я… сейчас я понимаю, что должен был сказать тебе. Ты имел право знать. Имел право побыть какое-то время с разбитым сердцем, чтобы после склеить его обратно и жить себе дальше без розовых очков и иллюзий. Сперва я беспокоился о тебе и ребёнке. После — просто не нашёл в себе силы признаться в том, что утаил изначально. Сейчас я хочу быть честным с тобой. До конца. Прости, что я скрыл от тебя это. Чимин неверяще качает головой и впускает пальцы в волосы, буквально чувствуя, как тяжелеет голова от количества мыслей. — Ты просто… вся наша совместная жизнь могла бы сложиться иначе, если бы ты просто сказал мне сразу. — Я знаю. И не пытаюсь оправдать себя. Чимин выдыхает рвано и принимается мерить шагами комнату, дабы немного сконцентрироваться и структурировать мыслительный процесс. Успокоиться удаётся не сразу, однако по мере того, как осознание догоняет его и приживается в голове, дышать становится несколько легче. Юнги ему врал. Недоговаривал, утаивал, скрывал, назови как угодно, но сути это не меняет. И всё же глобально Чимин не чувствует себя преданным. Потому что Юнги — всё ещё лучший мужчина в его жизни. Тот факт, что он сохранил это в тайне, ничуть не отменяет всего того, что он сделал для них с Джихёком. И продолжает делать день за днём. Омега немного остывает и вновь подходит к Юнги, опускаясь на стул рядом с ним и глядя на мужа строго. — Я зол, что ты скрывал это. Зол, обижен, расстроен из-за потраченного впустую времени. Пять лет… насколько проще была бы моя жизнь, если бы я знал изначально? Ты не имел права скрывать это от меня, Юнги. И впредь я попрошу тебя не утаивать от меня ничего, что имеет ко мне прямое отношение. И обещаю быть с тобой предельно честным тоже. Юнги удивлённо приподнимает бровь, не ожидая, что возмущения Чимина закончатся так скоро. В его глазах мелькает заметное облегчение, когда омега протягивает вперёд ладонь, дабы скрепить соглашение рукопожатием. — Начнём с чистого листа? — произносит Юнги с миролюбивой улыбкой, мягко сжимая ладонь Чимина своей. — Да. С чистого листа, — подтверждает омега, коротко тряхнув их руки.