Время бесов. Мороз по коже

      Николай Васильевич Гоголь       На улице тоскливо выл промозглый ветер. Ветви сирени судорожно бились в окно. Звук до боли напоминал скрежетание острых когтей. Дрова в камине давно прогорели, и только пара головешек всё ещё упрямо вспыхивала красными искрами. В полумраке они казались глазами нечисти. Кабинет насквозь пропах мерзким запахом дешёвого вина, но открывать окно было чревато простудой, а денег на врача не было. Из соседней комнаты не доносилось ни звука — Яким, по моему настоянию, остался у себя дома присматривать за болеющей матушкой. В маленьком родовом поместье не было никого, кроме меня.       Я сидел на диване, вытянув ноги и устало откинувшись на жёсткую спинку. В затылок неприятно упиралось резное изголовье, но сменить позу не было ни сил, ни желания. Воспалённый взгляд бесцельно блуждал по потолку, а пальцы непроизвольно обводили горлышко бутылки, повторяя его движения. Вот только изящные пальцы в перстнях оглаживали вовсе не стекло…       На глаза вновь навернулись слёзы. Не думать! Забыть! Руки задрожали, и горлышко бутылки больно ударилось о зубы. Алкоголь мерзким, кислым привкусом осел во рту и привычно обжёг горло. Каждый глоток давался тяжело, но я судорожно сглатывал противное пойло, лишь бы не думать ни о чём. Вино стекало из краешка губ, холодными дорожками расчерчивало шею и тонуло в чёрной ткани домашней рубашки, но мне было откровенно плевать на это.       Очередная бутылка опустела. Дыхание перехватило от приступа тошноты. Я резко выпрямился, поспешно зажал рот свободной рукой и тяжело сглотнул вязкую слюну. Зажмурившись до цветных пятен перед глазами, втянул носом воздух и медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Кажется, отпустило.       Тихий всхлип против воли сорвался с плотно сжатых губ. Слёзы градом покатились по щекам. Ненавижу, ненавижу, ненавижу!!! Пустая бутылка с грохотом врезалась в стену и разбилась, осыпавшись на пол мелкими осколками. Совсем как моё сердце… Тоскливый вой разрезал ночную тишину. Больно… как же больно. За что он так со мной?!       Сердце остро кольнуло. Каждый вдох причинял боль ещё острее и нестерпимее. Я захлебнулся криком и замер, стараясь дышать через раз. Паника ледяными пальцами сжала горло. Голова закружилась, пульс набатом отдался в висках, а в ушах зашумела кровь.       Закончилось всё так же внезапно, как и началось. Я с хрипом вдохнул душный воздух и обессиленно рухнул на бок, пытаясь отдышаться. На лбу выступила испарина, а по телу волнами прокатывалась лихорадочна дрожь. Что это, чёрт возьми, было?!       — Последствия чрезмерного употребления алкоголя и душевных терзаний, — едко процедил до боли знакомый голос. — Приятно осознавать, что я был прав на ваш счёт.       Сердце пропустило удар и оборвалось. Кладбищенский холод опалил затылок и рассыпал по телу гроздья колючих мурашек. Я замер, вперив взгляд в одну точку и боясь шелохнуться.       — Ваша жизнь явно не стоила моей, — зло выплюнул другой голос.       Кажется, у меня прибавилось седых волос. Грудь словно придавило могильной плитой, мешая дышать.       — Ты жалок, Тёмный. Зря я решила стать вновь живой ради тебя, — надменно фыркнул женский голос.       Мысли отказывались связываться воедино, лихорадочно кружась в голове подобно нестройному хороводу. Гуро, Бинх, Оксана: их просто не могло быть здесь. Я приподнялся на дрожащих руках и закрутил головой. В комнате не было никого, кроме меня. Я… схожу с ума?       — Не льстите себе, Гоголь. Вы всегда были безумцем, и дело вовсе не в вашем даре, — насмешливо фыркнул Яков Петрович.       Тьма, будто услышавшая призыв, взметнулась в душе и мглой растеклась по венам. В настенном зеркале блеснули чёрные провалы глазниц. Лицо застыло фарфоровой маской, изломанной трещинами. За головой, подобно нимбу, взвилась тьма.       — Пр-р-рочь отсюда, — рявкнул я, вскочив с дивана.       Босые ступни обжёг холод пола. Мгла дымкой разлетелась по кабинету, заползая в каждый тёмный уголок.       Надменный хохот обухом ударил по голове. Тьма отступила, вернув мне человеческий облик. Я пошатнулся и обессиленно рухнул обратно на диван. В ушах противно звенело, а во рту был металлический привкус крови. Дыхание сбилось и с хрипом вырывалось из груди. Сердце лихорадочно колотилось в тесной костяной клетке, словно пыталось вырваться на волю и сбежать от непутёвого хозяина.       — Мы — часть тебя, Коленька. От нас можно избавиться только вместе с тобой, — тихо прошелестел низкий, бархатный голос, и всё стихло.       Я глухо застонал и устало прикрыл глаза, проваливаясь в очередной кошмар.       …       На улице снова бушевала непогода. Холодные капли барабанил по окну и быстрыми ручейками стекали по стеклу. Ветер безжалостно трепал голые ветви сирени. В кабинете был растоплен камин, но теплее от этого не становилось — сквозняк так и норовил холодом укусить голую кожу.       — Барин, помилуйте, сколько ж можно пить?! Уже неделю не просыхаете! — в голосе Якима слышалось отчаяние. — Николай Васильевич, ну хоть поешьте нормально! Ведь в могилу себя загоните…       Горло как наяву засаднило от комьев ледяной кладбищенской земли, а по телу гроздьями рассыпались колючие мурашки. Я нервно дёрнулся от дурных воспоминаний, поднял голову с изголовья дивана и зло посмотрел на Якима. Он что-то неразборчиво пробормотал себе под нос и поспешно вышел из комнаты.       — Довольны, Гоголь? Ещё немного и ваш верный слуга сам уйдёт к крымским татарам, — в голосе Гуро за напускным ехидством отчётливо слышалось беспокойство.       Я подтянул колени к груди и плотнее запахнул тонкое одеяло, немигающим взглядом уставившись в стену. Волосы растрепались и лезли в глаза, но мне было плевать. Всю чёртову неделю после возвращения из Диканьки меня изводили голоса в голове. Они зло и насмешливо комментировали каждое моё действие, обсуждали прошлые поступки и издевались, издевались, издевались надо мной. Вот только с каждой новой фразой за злорадством и издёвкой стало слышаться лёгкое волнение, позже переросшее в откровенную тревогу.       — Святая наивность… Николай Васильевич, под одеялом вы не спрячетесь от проблем, — отстранённо, но слишком нервно сказал Бинх.       Высунув одну руку из тканевого кокона, дрожащими пальцами подцепил полупустую бутылку и сделал несколько судорожных глотков. Вино осело во рту мерзким, кислым привкусом.       — Николай, хватит страдать как дивчина, иди да утопись, коли жизнь не мила стала, — голос Оксаны звучал раздражённо.       — Как ты, да? — тихо процедил я, метнув взгляд на дверь — не хватало ещё, чтобы Яким услышал и сдал в жёлтый дом.       — Вы превзошли сами себя, Гоголь. Обидеть мёртвую мавку ещё надо суметь, а она ведь добра вам желала, — зло и укоризненно сказал Бинх.       — Глупостей не говорите, Александр Христофорович. Она хотела затащить меня в постель, только и всего, — глухо огрызнулся я.       Раздался тяжёлый вздох и всё стихло. Когда это кончится? Тихо всхлипнув, в несколько глотков допил гадкое пойло и отбросил бутылку в угол дивана. Висок снова прострелило болью, словно в него воткнули раскалённую иглу. Я глухо застонал и уткнулся лбом в колени.       Сегодня мне было намного хуже, чем во все предыдущие дни. Голова болела с самого утра, а непогода лишь усиливала мигрень. В глазах всё плыло и двоилось, к горлу подкатывала тошнота, а дрожь немилосердно сотрясала тело. Очень хотелось спать, но было страшно. Я знал, что стоит мне уснуть, как кошмары ядовитыми змеями выползут из самых глубоких ниш сознания и совьются вокруг меня губительным клубком.       — Николай Васильевич, — мягко позвал меня Гуро, и я обречённо застонал. — Коленька, я никогда не желал вам зла. Настоящий Яков, может, и не сожалеет о том, что сделал, но мне искренне жаль. Не губите себя, у вас действительно есть талант к прозе. Прекратите страдать, садитесь и пишите!       Грудь сдавило от щемящей нежности. Дыхание перехватило, а из глаз брызнули слёзы. Как же мне хотелось услышать всё это от настоящего Якова Петровича, а не от голоса в голове.       — Коля, пожалуйста, пообещайте себе, что поговорите со мной настоящим. Не с видением, не с голосом в голове, а с живым Яковом. Вам нужно узнать правду, — в голосе Гуро звучали мольба и отчаяние.       — Когда-нибудь я обязательно поговорю с ним, — тихо отозвался я, улыбаясь дрожащими губами и нервно стирая ладонями слёзы.       Нужно хотя бы попробовать. Босые ступни вмиг замёрзли на холодном полу, а по телу гроздьями рассыпались мурашки. Я удобнее завернулся в одеяло и пошёл к столу. Спичечный коробок дрожал в руках, но мне удалось зажечь свечи. Жёлтое пламя высветило на деревянной поверхности затёртые чернильные кляксы и несколько тонких порезов от ножичка для писем. Приютившись на стуле, вынул из ящика стопку бумаги вместе с пером и откупорил чернильницу.       Призрачный силуэт в алом пальто замер за спиной. На плечи легли изящные пальцы, унизанные перстнями.       — Пишите, Коленька, а я буду рядом, — мягкий шёпот добавил уверенности.       Я подцепил перо дрожащими пальцами, обмакнул острый кончик в чернила и неровно вывел на чистом листе: «Вечера на хуторе близ Диканьки». С настоящим Яковом Петровичем я обязательно поговорю.

21.11.2024 — 25.11.2024