Джейн... Дуглас?

Чимин замирает, весь подбирается и вытягивается, когда чувствует чужое тепло и яркий аромат костра. Сердце ноет, омега в груди скулит, но Чимин не двигается, наконец шумно выдохнув. — Маленький дразнилка, — Чонгук безошибочно находит пылающее ушко в кромешной темноте и шепчет прямо в него. — Захотел, чтобы большой волк догнал тебя, м? — он несдержанно ведет руками ниже, оглаживая мягкие бедра, нажимая на косточки и жарко дыша. Сердце гулко долбится о ребра, грозясь выскочить, и Чимин сглатывает, прижимаясь бедрами к мужчине крепче. Омега поворачивает голову в сторону, откуда доносится шепот, коснувшись носом чужого. Потираясь, Чимин прикрывает глаза и раскрывает губы, едва не жмурясь от того, как сильно хочется поцеловать альфу. Но он не делает этого. Лишь прижимается виском к его лицу, дыша горячо, тяжело и трудно. Грудь вздымается и врезается в края откровенного платья, как и животик натягивает крепкую ткань. Чужие прикосновения огненными змеями лижут тело. — Чтобы большой волк не подбирал всякую падаль. — Как же тогда большому волку справляться со своими большими волчьими потребностями? — Чонгука откровенно заводит эта игра. Здесь, в полной темноте, вдали от всех и вся, он снова держит в руках желанного омегу. Член ощутимо дергается и начинает быстро твердеть, тычась в гибкую поясницу, пока сам он несдержанно оттягивает светлые волосы, чтобы омега задрал голову и Чонгук смог шептать прямо в его губы. Чимин выгибается в спине и пояснице под напором, густо нахмурившись. — Они не дадут тебе того же, что я, — шепчет в самые губы, иногда прикасаясь к ним. — Так и ты мне не даешь, — Чонгук ведет ладонью вдоль всего тела, взвешивает тяжелые груди, мягко гладит соски через ткань и поднимается выше, обхватывая изящную шею и фиксируя голову в одном положении. — Играешь со мной, но не доводишь до конца… — Не умеешь просить… — мурашки бегут по коже, когда крупные ладони касаются груди. Чимин весь гнется, как податливая лоза в руках мастера, ерзает бедрами по твердой длине, что уже хорошо ощущается в чужих брюках. Обнаженной спиной Чимин чувствует голую кожу Чонгука на груди, и от этого становится только хуже, потому что в трусиках становится влажно. — Волки не просят, — Чонгук оглаживает чужие предплечья, добираясь до тонких лямок и спуская их вниз. — Они берут, — он резко дергает лиф вниз, позволяя двум сочным дыням выпрыгнуть наружу и тут же обхватывает их ладонями, довольно рыча в чужой распахнутый рот. Чимин охает и прижимается ближе, чтобы скрыть наготу, а затем обхватывает мужчину за шею и склоняет ниже, чтобы впиться кусачим поцелуем в губы. Из груди рвется омежий рык, и Чимин напирает сильнее, когда чувствует, как крупные ладони тискают его грудь. Он опускает одну руку ниже, чтобы расстегнуть чужой пиджак и рубашку, а затем стискивает крепкий член сквозь ткань брюк, потирая крупную выпуклость. — Собираешься снова раззадорить и кинуть меня ни с чем? — Чонгук рычит в жадный поцелуй, сильнее сжимая пышные сиськи и выкручивая вставшие соски. — Не пущу. Омега рычит глубже, кусая мужчину за губу, и сжимает его член крепче, начиная расстегивать его брюки. — Это в последний раз, — тяжело дышит Чимин, снова впиваясь в чужой рот неистовым поцелуем. Он не может насытиться, ему мало, даже когда Чонгук здесь, в его руках. Чонгук не может ответить, когда его так глубоко целуют, но может низко рычать в чужой рот, закатывая глаза от удовольствия, пока маленькая ладошка вытаскивает его полностью налитый член наружу. Чонгук рывком разворачивает Чимина лицом к себе, пытаясь стянуть платье еще ниже и добраться до желанной киски. Омега помогает мужчине, вздрагивая, когда ткань падает к ногам, а прохладный комнатный воздух захватывает разгоряченное тело. Чимин жмется к мужчине ближе, тихо постанывая, дрочит толстый член и не прекращает целовать, переходя лаской на шею, впившись в железу, которую интенсивно сосет, оставляя красную метку. Чонгук наконец дорывается до полностью обнаженного тела, несдержанно тиская и гладя. Он жадно рычит в омежье лицо, ответно лижет шею и прижимает Чимина к стеллажу, пока сам медленно опускается на колени, проходясь языком сначала по груди, а потом опуская вдоль чуть выпирающего животика, который так сильно любит. Чимин различает силуэт в темноте комнаты, замечает, как поблескивает на плечах мужчины рассыпаный рубин, и гладит его по голове, как кота, притягивая ближе к обнаженной коже. Животик и грудь подрагивают из-за сбитого дыхания, Чимин изнемогает от желания, запрокинув голову к потолку, когда наводит беспорядок в чужой шевелюре. — Ниже… — шепчет омега, когда чувствует легкие покусывания на животике. — Как скажешь, сладкий, — Чонгук разводит мягкие бедра, оттягивая одну ножку в сторону и закидывая себе на плечо. Раскрытая киса отдает его характерным запахом возбужденного омеги и он на пробу ведет языком вдоль всей промежности, наслаждаясь нежным стоном сверху. — Чонгук… — омега жмет ногой на спину мужчины сильнее, пытаясь притянуть его ближе, и теряет остатки себя, когда язык и влажные губы целуют его снизу. Альфа больше не отвечает, целиком сосредотачиваясь на влажной, вкусной киске, по которой он так сильно соскучился. Кажется, он не касался ее языком целую вечность и теперь не может насытиться, жадно втягивая в себя каждую из аккуратных губок и посасывая твердый, налитый клитор. Чимин еле держится на ногах, голова идет кругом от смешавшихся в воздухе феромонов. Он стоит здесь, в библиотеке, полностью голый перед мужчиной, которому обещал себе больше никогда не доверять, но вот он снова здесь. Снова жаждет получить его член, его губы, руки и поцелуи, тысячи прикосновений, лишь бы почувствовать себя нужным ему. Омежьи ручки притягивают голову альфы за волосы ближе, он ерзает своей маленькой скользкой киской по лицу мужчины, вжимаясь ей в нос, подбородок и губы, чтобы доставить себе максимум удовольствия и забыться от реальности, которая ему неугодна. Чонгук позволяет использовать себя как личный массажер для киски. Он целиком отдает себя во власть ненасытного омеги, разрешая кататься на своем лице, пока сам довольно раздвигает упругие булки в стороны, мнет их пальцами, обмазанными в соках подушечками касается краев стянувшейся заездочки анус и думает о том, получится ли трахнуть обе дырочки, или Чимин даст только одну? Омега трепещет, сносит пару книжек со стеллажа, позволяя трогать себя во всех местах, где альфа захочет. — Чонгук… Чонгук… — стонет сорванно омега, чувствуя, как киска неистово пульсирует вокруг пустоты, которую хочется скорее заткнуть. Чонгук активно работает языком, чувствуя, что Чимину нужно не так много времени и планирует довести его до финала прямо так, чтобы после взять в расслабленную, хорошо подготовленную и крайне чувствительную дырочку. Он крепко фиксирует ягодицы ладонями, самостоятельно протаскивая влажную промежность по своему лицу и сосет-сосет-сосет твердый клитор, доводя его до точки невозврата, пока Чимин надсадно стонет и дрожит в его руках, готовясь хорошенько кончить. Разряд тока прошивает все тело, когда Чимин содрогается в оргазменных конвульсиях, хватаясь пальцами за чужие плечи и голову. Омега стонет во весь голос, изнемогая, пока его киска сокращается и выдавливает наружу все больше соков. Ножки тоже трясутся, и Чимин точно упал бы, если бы не крепкие руки, придержавшие за талию. Распахнув помутившийся взор, Чимин тут же набрасывается на альфу с поцелуями, собирая с губ собственный вкус. Чонгук обхватывает голую попку, подсаживает Чимина на себя и заполошно выдыхает в опухшие губы: — В киску или попку? — Киску, — с жаром выдыхает омега, крепко обхватив шею мужчины. Он несдержанно целует Чонгука в лицо, где может дотянуться, переходя лаской на шею. Чонгук сам с трудом сдерживается, когда подтягивает мокрую промежность поближе и на ощупь находит дырочку. Собственный член давит от боли, головка пульсирует от напряжения, и вся истекает, когда он приставляет ее к тугому входу и мягко надавливает, аккуратно проникая внутрь. Чимин громко стонет и хватается за плечи мужчины, камни на рубиновом пиджаке впиваются в нежную кожу, пока он с содроганием чувствует каждый сантиметр наполненности внутри. Чувство, которое несравнимо ни с чем. Киска туго расходится под напором скользкой головки, обволакивает упругими стеночками толщину, засасывая глубже и глубже. Чимин буквально чувствует, как маленькая натруженная писечка растягивается вокруг члена, и несдержанно ерзает, громко хныча и совершенно не сдерживаясь. — Чонгук… — слезливо зовет омега, тычась поцелуями во влажную щеку, — Чонгук… — он кусает мужчину за губы, лижет и утягивает в поцелуй, захлебываясь горячим воздухом и заполошными стонами. — Что-что? — Чонгук со всем доступным ему желанием отвечает, вылизывая чужой рок, посасывая юркий язычок и втягивая в себя пухлые губы, пока медленно покачивает бедрами, влажно и туго толкаясь в узкую дырочку. Чимин стонет ему в рот, пытается подпрыгивать в ответ, но у омеги явно не хватает сил, поэтому в итоге он просто крепко оплетает его конечностями, позволяя Чонгуку все делать самостоятельно. И он делает, трахая медленно, но так глубоко, что оба они теряются в сковывающем тела возбуждении, жарко дыша в рты друг друга и наполняя библиотеку пошлыми мокрыми звуками. Чимину много чего хочется сказать. Хочется закричать о том, как ему хорошо, как он хочет, чтобы это никогда не заканчивалось, как он сильно любит… Чонгука и это ощущение, которое он испытывает у него в руках… Но он не хочет портить момент, чувствует, что это совсем не то, что хочет слышать мужчина, поэтому он вновь заходится стонами, не переставая целовать альфу в сорванных поцелуях. — Еще… Еще, альфа, — пищит омега, когда член входит в него особенно глубоко, раздвигая маленькую дырочку на максимум. — Как скажешь, прелесть, — Чонгук любит это. Податливые разнеженные тела в своих руках, такие доверчивые, нежные, со звонкими срывающими голосочками и тугими дырочками. Он обожает дарить омегам удовольствие, трахать так, как тем хочется, доводить до сладких оргазмов и полуотключки. Но такие, как Чимин, ему не попадались никогда. Все его клиентки были зрелыми, почти его ровесницами, опытные и знающие себе цену омеги, трахаться с которыми были пусть и весело, но не так чувственно, как с Чимином. Чимин берет своей неопытностью, доверием, которые вкупе с молодостью и отданной ему, Чонгуку, девственностью, дарят абсолютно новые, ни на что не похожие ощущения. Кажется, он не испытывал такого никогда. Кажется, он не хочет переставать это чувствовать, не хочет выпускать Чимина из своих рук и своей постели. Такой Чимин, жаждущий разрядки и гонящийся за удовольствием, не может не нравиться. Его невозможно не хотеть и невозможно самостоятельно отказаться. Чонгук несдержанно вгрызается в нежную шейку, сосет чужую железу, напитывая собственным феромоном, помечая и присваивая пусть не навсегда, но хотя бы на пару дней. Он крепче обхватывает полные ягодицы, начиная вбиваться по-серьезному. Так, что омега в его руках рассыпается звонкими птьичьими вскриками и хныкающими стонами, пока Чонгук долбит его до собственного бессилия. Удовольствие и наслаждение пронизывает каждую клеточку тела. Здесь, в темноте библиотеке, где за ними подглядывает только луна, Чимин обнажается снова и снова, доверяя мужчине не только свое трепещущее тело, но и душу, из которой сочатся стоны, всхлипы, непонятное лепетание, сил на которое у Чимина не хватает, чтобы превратить их в полноценные слова. Он тычется лицом в мощную шею Чонгука, лижет и сосет соленую кожу, запрокидывает голову и стонет глубоко, громко и гортанно, срываясь на утробное омежье рычание, пока сердце разваливается на куски от эмоций и чувств, которые омега не позволяет себе выпустить. Сейчас, когда между ними нет никакого расстояния, когда они соединены телами, Чимин хочет впиться в рот Чонгука и высосать из него всю душу, вырвать из его груди сердце и забрать себе, спрятать и охранять, как зеницу ока, чтобы никто больше не смел даже думать о том, чтобы отнять у него этого альфу. Пот стекает по молочной коже вниз, сверкая кристалликами влаги, омега выгибается и наполняется каждым толчком, освобождаясь от напряжения через грудной вой, что рвется наружу. — Я хочу тебя, — хнычет Чимин, задыхаясь, — Хочу тебя, Чонгук… Так сильно хочу… — Я же уже тут, — Чонгук хрипит от натуги, переходя на бешеный, совершенно хаотичный темп. Он трахает Чимина звонко и так быстро, что их тела звучат абсолютно неприлично, а вокруг разбрызгивается смешанная с потом природная смазка. — Блять, как охуенно, — он запрокидывает голову, закатывая от удовольствия глаза и позволяя Чимину помечать свою шею вдоль и поперек. Омега не упускает возможности украсить шею и грудь мужчины красными бутонами роз, которые отлично дополняют его кроваво-рубиновый образ. Пусть все видят, кому этот альфа принадлежит, кому позволяет касаться себя. — Мне мало… — хрипит омега, жмурясь из-за подступивших к глазам слез. — Так давай не останавливаться, — Чонгук рычит, на максимально возможной скорости толкаясь в тугую, но так хорошо принимающую его киску. — В пизду твой дом, поехали ко мне, проведем ночь вместе, а завтра свалим в лес, м? — он снова припадает к чужой шее, жадно вылизывая и помечая-помечая-помечая. — Буду трахать тебя столько, сколько захочешь. Так, как хочешь! — он с силой стискивает челюсти, оттягивая тонкую кожицу от железы и прокусывая ее насквозь. Зубы не касаются метки, но этого хватит, чтобы его запах продержался на Чимине пару недель, пока укус не заживет. Омега скулит от боли, но Чонгук тут же зализывает, зная, что через пару секунд Чимина накроет невиданной ранее эйфорией и пытается догнать, чтобы кончить пусть не одновременно, но хотя бы почти. Пронзительный крик оглушает его самого, когда очередной оргазм взрывается под кожей тысячей фейерверков. Чимин кричит, что есть сил, прекрасно зная, что никто их здесь не услышит, кроме соседки-луны, наблюдающей за тем, как сливаются воедино альфа и омега. Чимин трясется, пульсирует, чувствуя, будто вылакал целую бутылку водки. Перед глазами плывет, а запах костра, сжигающий изнутри, окутывает его в плотное кольцо. Чимин напитывается им, он смоется не скоро, и он цепляется еще отчаяннее за мужчину, желая никогда не выпускать из объятий. — Поехали… Давай уедем от них всех… Только ты и я… — С-сейчас, — Чонгук сгорает от того, как сильно сжимает его кончающий омега и безудержно опорожняет набухшие яйца, тугими струями кончая прямо в матку. Он хочет повязать, сгорает от волчьей потребности, но сдерживает себя, вытаскивая член сразу же, как полностью извергается, а хнычуший Чимин перестает так сильно его сжимать. — Блять… — Чонгук заваливается вперед, с силой впечатывая Чимина в высокий стеллаж и пытается отдышаться, чувствуя, как трясутся собственные ноги. Омега висит на Чонгуке обезьянкой, сперма течет из него прямо на пол, но он не думает об этом. Как и о том, что его туфли остались где-то из залов, что его дорогущее платье валяется где-то здесь на полу. Ничего не имеет значения, когда рядом Чонгук, жмется к нему и целует, окутывает своим ароматом и трогает везде, где может достать. — Ладно… — отдышавшись, Чонгук отталкивается от пыльных полок, продолжая держать Чимина на себе. — Ничерта не видно, где здесь хотя бы свет? — Там… — Чимин указывает на дверь. — У входа. — Не мог до дома потерпеть, — низко смеясь, Чонгук покрепче перехватывает ношу, двигаясь в указанном направлении. — Если включим, нас никто не увидит через окна? Тут вообще есть окна? — Не включай! — тут же вздрагивает Чимин, дернув мужчину за пиджак, чтобы остановился. — Нас увидят, библиотека мансардная, тут много окон. — Ладно, — Чонгук наклоняется, плавно ссаживая с себя становящегося все тяжелее Чимина и незадачливо чешет голову. — Найди мои брюки, в них телефон, посветим хоть, чтобы собрать шмотки. Омега спускается на холодный пол, но не отходит от Чонгука ни на сантиметр. — Здесь холодно, — дует губы он, приклеившись к боку альфы и тычась ему в голую грудь носом. — Найди сам, — он гладит ладошкой рельефный пресс, спускаясь на крепкий щетинистый лобок. — Чимин, — Чонгук неожиданно для самого себя хихикает и тут же осекается, мягко отводя ладошку от своего паха. — Потерпи до квартиры, там можем трахаться сколько угодно, — он на ощупь возвращается назад, пытаясь найти место, где они ебались. — Блять, почему ты выбрал именно библиотеку… — Не знаю, это романтично, — хихикает подвыпивший омега, помогая альфе найти его брюки. Когда он голой ступней нашупывает одежду, хихикает снова, останавливая мужчину. — Твои штаны внизу. Подними их, альфа. Чонгук наклоняется, поднимая штаны и тут же нащупывает в них телефон. Когда экран зажигается, он морщится от яркого света, но быстро привыкает и включает фонарик, передавая его Чимину так, чтобы самого омегу осветить не успело. — Давай по-быстрому, малыш, и будем сваливать отсюда. Чимин хихикает, направив луч света чуть в сторону в пол, приметив свое платье. — Я не помню, где оставил туфли. И… Здесь твоя сперма. Тетушка узнает, куда мы подевались. Не боишься так меня красть? Когда Чонгук заканчивает со своей одеждой, омега отдает ему телефон и одевается сам, не застегивая платье. — Просто скажем, что это была твоя инициатива, — хмыкая, Чонгук подходит вплотную, аккуратно застегивая замочек, и наклоняется к нежному ушку. — И даже не соврем. — Ты же мужчина, вот и возьмешь ответственность на себя. Насупленный Чимин чуть толкает Чонгука в плечо, но все равно обнимает за шею, чтобы его подняли на руки. Бегать от альфы без туфель было забавно, но он не может так идти до самой машины. — Туфли искать не будем? — Чонгук сразу же понимает, что от него хотят и согласно поднимает омегу на себя, топая в сторону выхода. — Говори, куда идти. Чимин указывает Чонгуку дорогу, в промежутках тычась носом ему в шею, и когда они выходят на улицу, омега жмется ближе. Оказавшись в салоне, он с ногами забирается на сиденье, прикрыв ступни платьем. Он пишет короткое сообщение родителям, что домой они с Чонгуком не вернутся, а лишь заедут завтра за вещами. И то же сообщает тете, не скрывая, что едет этой ночью к Чонгуку. — Может, заберем твои вещи сразу? — Чонгук надеется, что ему удастся избежать родителей Чимина после того, как он несдержанно пометил омежью шею. — Зачем? Я хочу попрощаться с мамой. В следующий раз мы нескоро увидимся. — Ну… — Чонгук чешет собственную шею, морщась от того, как ощущаются собственные волосы. — Если ты не заметил, то от тебя нехило так пахнет мной. И будет пахнуть еще пару недель. — Да, ты меня пометил, — кивает омега. — И что? Тетя уже знает об этом, а отец только и мечтает о том, когда меня кто-то нибудь приберет к рукам. В чем проблема? Ты, если не заметил, ему понравился. — Скорее, не хочу неловкостей… — Чонгук сильнее цепляется пальцами за руль, сворачивая в сторону собственного района. Не такого помпезного, но достаточно безопасного. — Знаешь, разговоры с родителями… не мое. — Ты можешь не разговаривать с ними. Просто подождешь меня в машине. Ну, или зайдешь ко мне в комнату поможешь собрать вещи. — Машина нормально, — Чонгук сразу же бодреет, довольно размещая ладонь на чужом бедре. — Выспимся только. Чимин вздыхает и кивает, оперевшись виском о стекло окна. Когда они приезжают, омега так же оказывается на руках у альфы, пока он несет свою ношу в квартиру. — Вэлком, — Чонгук вносит Чимина в квартиру, усаживая на высокий пуф. — Чувствуй себя как дома. — Прям как дома? — выгибает бровь омега, качая ножками в воздухе. Он наблюдает за тем, как Чонгук снимает с себя обувь и украшения, а сам соскакивает на пол, оглядываясь. — Ванная здесь? — он касается ручки двери, которая чуть приоткрыта. — Это гардеробная, следующая дверь, — Чонгук кивком головы показывает куда нужно идти, прямо здесь начиная стягивать с себя ненавистный пиджак. Чимин кивает и находит ванную, где тут же снимает платье и избавляется от сережек и небольшого браслета, а так же дорогих заколок с рубиновыми камнями. Он моется неспешно, пытаясь обдумать то, что происходит. Чонгук позвал его уехать вместе. Омега старается не думать о том, что, не согласись он, на его месте был бы кто-то другой, но это все равно всплывает в сознании, когда он трет кожу мочалкой. Пока Чимин моется Чонгук бросает шмотки прямо в коридоре и аккуратно заглядывает в ванную, чтобы увидеть омегу за тонкой перегородкой душа. Похабно ухмыльнувшись, он крадучись подходит к Чимину со спины, и, тихо зайдя внутрь, сгребает в охапку: — Попался! Омега крупно вздрагивает и тихо пищит, но как только сквозь аромат геля для душа до него доходит парной запах бани и огня, он расслабляется в сильных руках и жмется к мужчине ближе, прижавшись спиной к его груди. Эта ночь… Отличается от других. Она… Таинственная, покрытая долгим ожиданием и скукой, которая откусывает от Чимина понемножку. — Охотишься, альфа? — урчит омега, медленно, под мелодию, которая играла на торжестве, извиваясь телом. Он хмурится, когда вспоминает об этом, и поворачивается в объятиях. — Ты не позвал меня танцевать. Бровки нахмурены, а тон из кокетливого превращается в серьезный. — А должен был? — Чонгук ведет пальцами вдоль ладного тельца, пока не обхватывает ими точеный подбородок, задирая изящную головку вверх. — Не знал, что ты этого ждал. — Ты пришел со мной на торжество, конечно, я должен был танцевать с тобой, — дует губы омега, дернув подбородочком. — Я думал, что я сопровождал тебя в качестве охраны, — Чонгук подступает совсем близко, подтягивая омегу за попку и целуя в уголок пухлых губ. — Ручной песик. — Но ты не был ручным песиком, — тычет пальчиком в крепкую грудь Чимин, — ты был похотливым кобелем. — Я просто искал новых клиентов, — Чонгук оставляет россыпь поцелуев на нахмуренном личике, избегая самого главного места. — Или они меня… — Неправда, — омега отворачивает лицо, но не отталкивает мужчину и не отходит. Тело охотно отзывается на ласки альфы. — Правда, — Чонгук не теряется, выцеловывая нежное ушко и прикусывая мочку. — Тебе так идет мой запах… Омега прикрывает глаза, чуть отклонив голову в сторону, чтобы открыть больше доступа шее. По коже бегут мурашки, собираясь воедино внизу живота тугим возбуждением. Он снова хочет его, хочет Чонгука, и хочет знать, что он единственный, кто по-настоящему желанен им. Тело податливо прижимается ближе, сиськи расплющиваются о крепкую грудь, когда омега практически ложится на мужчину. — Там все равно не было никого красивее меня, — томно выдыхает, когда чувствует мягкие губы на шее, — и не будет. — Тебя сложно затмить, — Чонгук понятливо кивает, присасываясь губам к свежему полуукусу. Он зализывает тонкую кожицу, сминая широкими ладонями упругую попку и наслаждается сладкими томными выдохами. Чимин определенно не против повторить. Он гнется навстречу, все тело прошивают электрические импульсы. Его кожа напитана ароматом Чонгука, он проникает в самые глубины тела, будоражит и тянет навстречу. Чимин обхватывает ногой Чонгука, чтобы быть к нему ближе, и склоняет к себе за шею, обхватив покатые плечи. — Ты мой, альфа, — полустоном выдыхает омега. — Только мой… — Сейчас я и правда твой, — Чонгук шепчет прямо в пухлые губы, увлекая Чимина в медленный, до дрожи в уставших ногах тягучий поцелуй. Он целует глубоко, проникая языком в тугой жар и вылизывая нёбо, после сплетаясь с юрким язычком в свой собственный танец. Омега стонет в его рот, выгибается и податливо льнет ближе. Чонгуку приходится обхватить его за попку, прижав к себе еще ближе. Хочется грубости. Хочется развернуть, вжать сиськами в стекло перегородки и отыметь, отомстив за строптивую сучесть, но он чувствует, что Чимину сейчас нужно иное. Может быть, позже он возьмет свое. Когда воздуха становится меньше, Чимин тихо рычит в чужой рот и напирает сам, все хватая и хватая альфу руками. «Сейчас твой…» Эти слова злят омегу, и он впечатывает мужчину спиной в кафель, переходя кусачими поцелуями на шею. Он вылизывает ее и принюхивается, а когда находит подходящее место, точно так же, как альфа ранее, оттягивает тонкую кожу зубами, надкусывая. Он тут же зализывает временную метку, чувствуя, как воздух густеет их сплетающимися ароматами. Чонгук рычит, чувствуя колючий укус, но сделать ничего не успевает. Поздно. Пока Чимин с довольным урчанием зализывает аналогичную метку, ему остается только смириться с тем, как быстро смешиваются их феромоны, а сознание плывет от желания угодить ставшему временно его омеге. Он откидывает шею в сторону, добровольно сдаваясь чужой воле и позволяя Чимину делать с собой все, что вздумается. Омега весь прилипает к альфе, порыкивает и целует-целует-целует бархатную кожу, не может остановиться, когда оставляет за собой цветыщие засосы. — Я хочу тебя… — стонет омега, прикусывая альфу за ушко. — Я знаю, — Чонгук правда знает. Он чувствует это каждой клеточкой своего тела, дурея и теряя связь с реальностью от их воссоединившихся запахов. Чувство неведомое, доселе ему незнакомое, целиком утаскивает за собой, заставляя вновь найти полные губы, вновь жадно поцеловать и вновь сгребсти в охапку, только на этот раз мягче. Нежнее. Так, будто Чимин самая большая в мире драгоценность. Так, будто дело не в метке, а в чем-то неведомом, давно забытом, а может никогда и не ощущаемом. Чонгук не знает, что с ним, и разбираться не хочет, целиком отдаваясь ведущим его за собой ощущениям. Чимин чувствует себя пьяным, голову туманят дерущие грудь чувства, и он насилу отлепляется от желанного тела, чтобы закончить с процедурами. Наскоро омывшись и помогая Чонгуку, он выводит его из ванной, кутаясь в полотенце. — Неси в спальню, альфа, — хихикает омега, приподнявшись на цыпочках на холодном полу. — Как скажешь, сладкий, — Чонгук тянется руками ниже, подхватывает ладное тело на руки и несет. Шлепаясь мокрыми стопами о паркет, он тащит хихикающего омегу в покрытую тьмой спальню, проходя мимо выключателя и аккуратно укладывая на кровать. — Чего изволите, Ваше высочество? Омега хихикает громче, растянувшись в сексуальной позе на кровати, а затем распахивает полотенце, открывая нагое тело, освещенное луной из окна, и оглаживает животик и грудь. — А чего бы ты хотел, альфа? — Всего и побольше, — хмыкает Чонгук, наваливаясь сверху и тычась носом в сладенький животик. Он не может поверить, что в его руках находится кто-то настолько очаровательно податливый, кого не только приятно трахать, но и хочется защупать с ног до головы. Омега не может прекратить смеяться и кокетничать, иногда взвизгивая, когда альфа прикусывает мягкий животик и целует его, мнет мягкие бочка, которые подрагивают от смеха. Чимин мягкий везде: щеках, ладошках, сиськах, животике и бочках, в попке, бедрышках… И даже его розовая блестящая девочка тоже пухленькая. Очаровательно скользкая, а течет только больше, когда рядом с ним находится Чонгук. Омега раздвигает ножки, позволяя смотреть и трогать себя со всех сторон. — Какой же ты сладкий, — Чонгук не может насытиться, вминая пальцы в мягкий нежный жирок, трогая везде и всюду. Он выцеловывает, вылизывает, высасывает каждый миллиметр омежьего тельца, игнорируя потребность колом стоящего члена, но не забывая об омеге. Чимин дышит сбивчиво, течет сладко и пачкает его простыни своими соками, пока Чонгук гладит его киску пальцами, засасывая крупные вишневые соски губами и от восторга рыча прямо в них. Омежка дрочит сильнее от утробного рыка альфы, ерзая бедрами навстречу. Он трется о пальцы альфы писькой, хныча от того, как пусто сейчас внутри него. Взгляд расплывается, когда он смотрит по сторонам. Здесь всюду пахнет Чонгуком, от постели исходит сильнейший аромат несмотря на то, что самого альфы тут не было довольно долгое время. Это заставляет омежку пусьлировать сильнее, вспухшая киска истекает и розовеет сильнее. — Чонгук… Пожалуйста… Чонгук бы проигнорировал чужие просьбы, но не сейчас. Не когда омега так призывно выгибается навстречу, шире разводя бедрышки и буквально умоляя его взять. Снова. Снова пометить. Снова накачать спермой. Снова выебать до потери пульса и продолжать ебать, пока яйца не начнут звенеть от пустоты. — Хочешь, да? — Чонгук тянется выше, шепчет в самое ушко, придерживая член рукой и макая головку в вязкие соки. — Боже… — голос трепещет, когда он чувствует обмакнувшуюся внутрь головку, но разочарованно хнычет, когда член не скользит далее. Омега тут же льнет к мужчине, обнимая за шею, трется об него сиськами и прикусывает между поцелуями, готовь к проникновению. Соблазняет. Умасливает. Ведет себя, как самая покорная омега на свете. — Хочу, альфа, очень хочу… — Мхм, — Чонгук плотно сжимает зубы, дурея от того, как ему одновременно хорошо и плохо. Член болит от натуги, Чимин хнычет прямо в ухо, а сам он дуреет от столь сладкого ожидания. Чонгук обожает это чувство. Смаковать, дразнить, мучить и себя и омегу, зная, что это окупится еще более яркими ощущениями. Еще более громкими стонами и надсадными всхлипами. Настоящим огнем, в который так приятно погружаться и вместе сгорать. Он бы точно сгорел в Чимине. Омега буквально замирает, каменеет, когда чувствует долгожданное проникновение. Толстый член плавно входит внутрь, скользит по смазке и идеально растягивает маленькую писечку, из-за чего проникновение становится еще более приятным. Стеночки плотно обхватывают каменный член, полируют его соками и засасывают глубже, пока Чимин закатывает глаза от удовольствия и прекрашает дышать, чувствуя каждый сантиметр наполнения. Он чувствует член так глубоко… Наконец-то он находится там, где должен быть всегда. На жирном члене альфы. Должен сидеть на нем и доить сперму, пока его пузо не превратится в шар. — Какая же у тебя славная дырочка, малыш, — Чонгук держится на руках, заполняя Чимина до самой шейки матки, а затем резко выходит, чтобы так же точно выверенным движением толкнуться внутрь. Сладкая нежная киска под его членом опухла и вся покраснела, заставляя своего хозяина громко охать на каждый толчок. Чонгук выбирает идеальный темп. Входит медленно, но такими глубокими рывками, что омега чувствует каждый сантиметр, безжалостно проезжающийся по передней стеночке. Своей неторопливостью он мучает их обоих, но ускоряться пока не хочет. Трахать перевозбужденного гиперчуствительного Чимина вот так — слишком приятно. Чимин тяжело дышит и не может сфокусировать взгляд на чем-то одном: растрепанная укладка альфы стала еще более небрежной, бисеринки пота выглядят слишком соблазнительно и манят лизнуть соленую кожу, а черный взор топит в своем желании так настойчиво, что Чимин тонет и теряется в пропасти отчаянного возбуждения, всхлипывая, когда маленькая ладошка ложится на лобок, чтобы пробраться дальше. Омега чувствует чужие движения внутри рукой, ползет ниже и касается их соединения, укладывая соедний и указательный пальцы так, чтобы раздвинуть скользкую киску еще больше, оголить ее, а затем погладить клитор и с судорогой вскрикнуть от прошившего тела наслаждения. На члене Чонгука он чувствует себя идеально. Так хорошо, что сердце не прекращает биться о ребра от счастья. Чимин обнимает Чонгука за шею и склоняет к себе, целуя глубоко, тягуче и медленно, никуда не торопясь. Этот альфа насквозь пропитан его ароматом. Он принадлежит ему. Чонгук отвечает на поцелуй с ленивой медлительностью, продолжая вколачиваться в Чимина медленными глубокими движениями. Все вокруг пропитано смешавшимся феромоном, сам он полностью растворен в Чимине, пока темную комнату заполняют звуки сталкивающейся друг с другом плоти. Они целуются в неспешном ритме их секса, крадя дыхание друг друга и тихо вздыхая в опухшие губы. Чонгук мычит, улыбаясь в поцелуй, гладит омегу по волосам, щипает нежные бедрышки и макает ладонь в мокрую киску, чтобы размазать соки по мягкому животику. — Мой. Чимин блаженно млеет от ласк, весь жмется к мужчине и обнимает его руками и ногами, горячо дыша в шею и на ухо, выпуская протяжные мелодичные стоны. Сейчас не существует ничего, кроме природной тяги друг к другу и слепых чувств омеги, которые снова и снова заставляют довериться альфе, отдаться ему так, будто завтра никогда не настанет. Глубокие проникновения ощущаются каждой клеточкой тела, и Чимин расслабляется еще сильнее, однако тугая дырочка плотно сжимает член так идеально, массируя толстый ствол по всей его длине. — Да, альфа… — хрипло отвечает Чимин, ноготками прокатываясь по крепкой спине альфы сверху до самых ягодиц. Раскрыв ладошки, омега сжимает крепкую мужскую задницу и жамкает ее, помогая входить в себя еще теснее и глубже. — Мхм… — Чонгук выгибается навстречу мягким ладошкам, наслаждаясь тем, как омега помогает ему трахать себя. — Мой строптивый… Будешь послушным для меня, крошка? — Да… — кивает омега, прикусывая ушко альфы и облизывая его горячим языком. Он продолжает мять упругие мышцы, так приятно ощущающиеся в ладонях. И это кроткое «да» выбивает из Чонгука остатки дыхания. Тихо рыча, он поднимается на коленях, скалой возвышаясь над омегой так, чтобы окинуть его темным взглядом, а после резко подтягивает на себя, подкладывая подушку под гибкую поясницу и одним резким движением вновь натягивая на член, сразу же переходя на быстрый, резкий темп. Стоны и крики сыпятся градом из искусанных губ Чимина, тело сотрясается от выверенного темпа, когда Чонгук переходит на автоматную очередь быстрых толчков, а глаза закатываются вверх, делая вид омеги еще более разрушенным и уничтоженным. Киска гостеприимно принимает все, что дает ей альфий член, облюбовывает его и соблазнительно причмокивает густой смазкой, нескончаемо льющейся из припухших губок. Чимин хочет остаться в этом мгновении вечность. Растворить в Чонгуке и любви к нему и быть уверенным, что это взаимно. — Тебе нравится, омега? — Чонгук тяжело дышит, жмурясь от стекающего на глаза пота и довольно скалится, натягивая ладное тельце на твердый член. — Разве я разрешал тебе метить меня, м? — он рефлекторно втягивает спертый воздух носом, трахая Чимина резкими толчками. — Что скажут твои родители, когда ты заявишься к ним на порог, целиком пропитанный мной и нашим сексом? — Но я уже помечен тобой, они и так узнают, что ты делал со мной этой ночью, — омега лижет искусанные губы и выгибается навстречу толчкам, наблюдая за тем, как его животик трясется, а мокрые ляжки идут волнами из-за быстрой долбежки. — Бесстыжая шлюшка! — Чонгук рычит, оставляя влажный звонкий шлепок на мокром бедре и рывком тянет омегу на себя, чтобы засадить до звезд перед зажмуренными глазами. — Господь, Чимин, в прошлой жизни ты точно был Афродитой, — он пошло ухмыляется, облизывая пересохшие губы и скалится от того, как чувственно узкая дырочка пульсирует вокруг его члена. — Хочешь кончить, прелесть? — Да… — чувственно тянет омега, запрокинув голову так сильно, что волосы касаются влажных ягодиц, сотрясающихся от толчков. Он выгибает грудь колесом, и сиськи трясутся в такт движениям, эхом разносящимся по полупустой комнате альфы. — Может ты еще и узел хочешь? — Чонгук рывком подтягивает Чимина к себе, заставляя зацепиться пухлыми пальчиками за покатые плечи. Он довольно жмурится, чувствуя мягкие сиськи стальной грудью и рычит прямо в распахнутые от наслаждения губки. — Запечатать твою писечку, сладкий? — Дай мне узел… — задушенно шепчет Чимин в горячие губы, тут же накрывая их жадным поцелуем. Он вспоминает гон Чонгука, когда он днями напролет сидел на узле и был забит под завязку спермой, и мурашки бегут по коже от желания снова оказаться в этом коматозном состоянии. — Да, сейчас, — Чонгук полностью опускается на пятки, крепче фиксируя Чимина за бока и протаскивая его по члену. — Помогай мне, сладкий, попрыгай на альфе. Чимин тут же берется за плечи альфы крепче и принимается извиваться на мощных бедрах, шлепаясь толстенькой попкой о мокрую кожу до пошлых шлепков. Он не может воссоздать темп, который использовал Чонгук, но это и не нужно, потому что ему хватает нескольких глубоких приседов для того, чтобы плотно заключить в себе член и судорожно кончить, потираясь сиськами о грудь Чонгука. Самому Чонгуку требуется еще несколько долгих секунд, чтобы кончить от давления на член и вытолкать из себя как можно больше спермы, позволив узлу начать формироваться. Он загнанно дышит, выстреливая короткими струями в податливую киску, пока Чимин массирует ему голову, довольно мурча на ушко. Омега плотно сидит на члене, с удовольствием ощущая, как его киска растягивается еще шире под напором узла, а горячая сперма стреляет прямо в маточку, где у него могли бы появиться щенки. Чимин думает о том, что будет с ним в течку. Придется ли ему провести ее в одиночестве, или Чонгук бросит его страдать одного, или вообще не стоит его звать… Сейчас все это отодвигается на задний план, потому что в это мгновение он переполнен альфой изнутри и снаружи, его аромат въелся под кожу и глубже, пустив глубокие корни прямо в сердце. Чимин целиком и полностью в Чонгука. Как и Чонгук целиком и полностью в Чимине. Он с довольным рыком валит их на постель, стоит узлу плотно запечатать растянутую вокруг члена дырку и ласково раскладывает Чимина прямо на себе. — Нормально? — Чонгук нежно гладит любимую попку ладонями, наслаждаясь узостью уже не девственной, но все еще невинной киски. — Не больно? — Нет, все хорошо, — Чимин удобно устраивается на крепком теле альфы, слившись с ним в единый организм. Сердце, бьющееся прямо под ухом, бьется в унисон с его собственным, и сейчас Чимину кажется, что наконец-то все будет хорошо. Чонгуку на удивление кажется то же самое. Он дышит их общим феромоном, возится, чтобы лечь поудобнее и думает о том, как они дошли до такого. Омежий укус горит, на время превращая их в полноценную пару и он не может удержаться, чтобы не потянуться в своему собственному и лизнуть покрытую испариной шею. Чимин покрывается мурашками и довольно мурчит, прикрывая глаза. Он чувствует внутри редкие остаточные семяизвержения и невольно проваливается в сон, оставшись лежать запечатанным прямо на Чонгуке.