Джейн... Дуглас?

Пока Чимин весело проводил время, Чонгук успел съездить на квартиру, принял душ, собрал вещи и с тяжелым сердцем вернулся обратно. С порога его встретила мать семейства и радостно проводила в гостевую спальню. Чонгук думал, что он будет спать в крыле для прислуги с другим обслуживающим персоналом, но отчего-то женщина выделила ему отличную гостевую комнату, что не может не насторожить. Чонгук решил, что она тоже в курсе. Милая улыбочка и слишком деликатное обращение с ним не могут не наталкивать на определенные мысли, но тогда почему его до сих пор не уничтожили? Не вышвырнули на улицу, разорив за секунду? Разве не так должна была поступить семья, чьего младшего птенчика он лишил драгоценной невинности? От всех этих мыслей у Чонгука начинается мигрень, примешивающаяся к плохому сну ночью, долгой поездке утром и не самому приятному разговору с тетушкой Пак. К счастью, госпожа Пак перед тем, как покинуть его спальню, говорит, что весь день он предоставлен сам себе, и стоит ей уйти, Чонгук тут же решает отоспаться. Плевать. Он обдумает это все позже. Потом. А пока ему нужно как следует отдохнуть и набраться сил. Грядущие дни обещают быть веселыми.

***

Туон придерживает Чимина за талию, пока омега снимает с ног сапожки, стараясь не уронить бумажный сверток на пол. Чимин вздрагивает, когда в полумраке коридора видит заспанную фигуру на лестнице. Это Чонгук. Чонгук в чертовом спортивном костюме, который он обычно носит только в доме. Чимин хмурится, не понимая, что альфа здесь делает. — Добрый вечер, мистер Чон, — здоровается формально Чимин при постороннем. — Решили передумать и остаться у нас? Чонгук неверяще хлопает глазами, когда прямо перед его носом вырисовывается картина маслом — хихикающий Чимин с цветами и дышащий ему в спину альфа. Чужой альфа. Альфа, явно положивший глаз на его омегу. КАКОГО ХУЯ?! Чонгук зло стискивает челюсть и тут же сбегает вниз по лестнице, вплотную подходя к ним и сверля незнакомца злым взглядом. — Твоя мама попросила меня чувствовать себя как дома, — Чонгук не отрывает взгляда от чужого альфы, неконтролируемо выпуская подавляющие феромоны и в эту же секунду решая, что раз тетка Пак все знает и не просит их остановиться, значит и терять ему нечего, ведь одна мысль о том, что Чимин может достаться кому-то другому отдает во вновь запульсировавшем мозгу тяжелым молотком. — Тебя долго не было, Чимин, — он специально говорит неформально, давая понять альфе, насколько близок с этим омегой. Чимин хмурится, всматриваясь в заспанное лицо. Это отдает болью в сердце, потому что таким Чимин видел альфу в своей постели. С утра, когда нужно было на работу, поздно вечером, когда сильно хотелось спать. Чонгук в этих до смешного уютных тапочках выглядит так, будто он живет в этом доме всю жизнь. Понимая, что с альфой можно не притворяться формально знакомыми, он вздыхает. — Надеюсь, тебе понравится у нас. Чимин вышагивает с обувного коврика, и Туон следует за ним. Ноздри на его лице дергаются, но он не отступает. Чимин ничего не говорил о других альфах. И пахнет он только собой. Омега прижимает букет цветов покрепче к груди. — О, ему точно понравится, у вас такая добрая семья! — вставляет свои пять копеек водитель. — Думаю, Вам пора, — Чонгук властно останавливает альфу на выходе из коридора, кладя руку на его тощее плечо. — Чимин дома и более в Ваших услугах не нуждается, — он с силой давит на туловище другого альфы, выпуская еще одну порцию подавляющих феромонов, но смотрит при этом на Чимина. На Чимина и гребаный букет в его руках. Какого хуя? Чимин считывает настрой Чонгука за две секунды, и это приводит его к ярко вспыхнувшей злости, заставив показательно закатить глаза. Он понимает, что делает, когдя тянется обнять Туона за плечи на прощание. Неизвестно, когда они увидятся снова. Когда альфа выходит, Чимин позволяет себе расслабиться. — Какого черта ты тут забыл? — шипит тихо он, чтобы не привлекать внимания домашних. — Не тебе ли хотелось вернуться домой? И, черт возьми, убери эти тяжелые феромоны! С какой стати ты прогнал его?! — Ты совсем стыд потерял? — Чонгук тянет его в ближайший закуток, где их никто не сможет увидеть и понижает голос достаточно, чтобы еще никто и не услышал. — Не успел слезть с моего члена и тут же решил пересесть на новый? — он гневно возвышается над омегой, почти вдавливая его в стену. — Ты с ума сошел?! — тут же ерепенится Чимин, ударяя альфу по плечу кулачком. Сердце забивается в глотку, а запах костра окутывает лавиной. Он стискивает букетик цветов крепче, сглатывая. — Это Туон, мой водитель! Я знаком с ним очень давно! — Это он подарил тебе этот веник? — Чонгук гневно смотрит на цветы, мечтая затоптать их этим чертовыми гостевыми тапочками, а затем закинуть омегу на плечо, унести в спальню и напомнить, под кем он так хорошо стонет. Чимин щурится, глядя на альфу. — Нет, — врет он и обнимает сверток обеими руками в попытках защитить. Какое, к черту, ему дело, если еще днем он требовал заставить родителей передумать? — А кто, а, Чимин? — Чонгук снова отпускает контроль, приподнимая чужой точеный подбородок двумя пальцами и заглядывая прямо в красивые глаза. — Откуда цветы? — Какая тебе разница? — поджимает губы омега, вжавшись всем телом в стену. — О, может мне тогда тоже пойти проветриться в город, м? — Чонгук тянет вторую руку вниз, касаясь кромки короткого осеннего пальто. — Подарить кому-нибудь цветы? Феромоны омеги тут же сгущаются и начинают горчить против его воли, как бы он ни старался привести себя в норму. — Иди, подари. Наверное, кто-то другой больше достоин получить от тебя цветы, чем я. — Как же бесишь, — Чонгуку хочется ударить кулаком по столу, окончательно сбив костяшки в кровь, но вместо этого он ударяет губами. Чужие губы. Сразу с силой проталкивая язык в горячую влагу и обхватывая пышные ляжки под пальто, чтобы посадить несносного омегу себе на талию. Чимин тут же пищит, схватившись за покатые плечи альфы, чтобы не упасть. Так и неразвернутый кулек с букетиком остаётся лежать брошенным на полу, пока Чимин, застигнутый врасплох, тут же со стоном отвечает на горячий поцелуй, чувствуя, как в груди все горит огнем. Он помнит, что Чонгук не целуется с омегами. Но что тогда происходит сейчас? Чонгук яростно вылизывает чужой распахнутый рот, трахает его своим языком и с силой сминает пышные ляжки, обтянутые в тугие джинсы. Хочется стянуть их к херам, чтобы вновь почувствовать сладкую нежную кожу собственной. Он глухо рычит в глубину омежьего рта, двигая руками выше, вытягивая водолазку в рубчик из-под кожаного ремня и запуская ладони под жесткую ткань, чтобы нежно огладить бока, мягко ущипнуть и скользнуть выше. К своим любимым спелым дыням, так приятно ощущающихся под пальцами. Чимин выгибается в сильных руках и прижимается мягким животом к груди альфы, крепко удерживая его за шею. Ответные поцелуи не менее голодные: омега утробно урчит, когда целует мужчину, и крепко охватывает его ногами, не собираясь выпускать из капкана ближайшую ночь. В голове все растворяется с запахом костра, окутывающим со всех сторон. Вездесущие ладони Чонгука ощущаются такими горячими, что Чимин всхлипывает, когда начинает ерзать в попытке притереться киской поближе. Он так скучал по этому… По прикосновениям, несдержанным ласкам… Но больше всего по губам, которые снова дарили тепло, а не боль. Чимин чувствует, как промокает лишь от того, как его по-собственнически целуют, снова и снова заявляя права, будто этого недостаточно, чтобы все поняли, кому он принадлежит. Чонгук с напором целует развязный рот, глотает глухие стоны, не давая им вырваться наружу и привлечь ненужное внимание, и с наслаждением мнет мягкие сиськи, раскатывая торчащие соски пальцами и проминая нежную кожу ладонями. Он скользит губами ниже, оставляет мокрую дорожку вдоль острой линии челюсти, скатываясь к шее и впиваясь в железу горячими губами. С силой втягивая тонкую кожу, Чонгук прикрывает Чимину рот, не переставая второй рукой мацать сиськи. Им нужно как можно скорее отсюда убраться, но все, что он может — собственнически помечать пахучую железу и оставлять на омежьей груди все новые и новые синяки, пока Чимин рассыпается под ним. Рассудок покидает омегу сразу же, как теплые губы касаются пульсирующей артерии. Он отклоняет голову в сторону и скулит из-за интенсивности нарастающего возбуждения, тугим узлом стянувшимся внизу живота. Киска пульсирует. Так часто сокращается, что Чимину кажется, что он умрет, если не заполнит ее. Познавший член по-настоящему, он жаждет заполучить его снова. — Чонгук… — пищит тонко омега, когда рука исчезает с его рта, а глаза закатываются к потолку. Чонгук грызет его шею, точно животное, и они действительно превращаются в них, отдав бразды правления своим зверям, которые, в отличие от их глупых хозяев, знают, что нужно делать. — Да… — Чонгук все понимает без лишних слов, но напоследок оставляет еще одно размашистое движение языком. — Смой с себя мой запах и веди себя как обычно, продолжим ночью, — он мягко отстраняется от омеги, опуская его на пол, и поправляет сбившуюся одежду. — Твои родители что-то говорили о совместном ужине, полагаю, не явиться на него мы не можем. Чимин заламывает бровки и дует губы, заметно расстроившись из-за того, что им действительно придется прерваться. Грудь тяжело вздымается из-за сбившегося дыхания, волосы чуть растрепались, губы налились кровью и припухли из-за жарких поцелуев. Влажный взгляд омеги подернут желанием, и он приходит в себя медленно, осознавая только сейчас, что они натворили. Он чуть отступает и кивает. — Я… пойду к себе. И, не найдя больше слов, просто сбегает, пальцами касаясь истерзанных губ. Ворвавшись пулей в комнату, Чимин прижимается спиной к двери и тяжело дышит, будто бежал от маньяка. Он жмурится, чтобы привести себя в порядок, и поверх одежды зажимает киску рукой, сделав пару резких движений, чтобы избавиться от напряжения. Ему срочно нужно в душ. Запах Чонгука, кажется, намертво въелся в его кожу. После горячей воды становится легче. Чимин наскоро приводит себя в порядок, чтобы не заставлять себя ждать, но приходит все равно самым последним. На нем тонкое платье, облегающее каждую складку тела, а поверх легкая кофточка, чтобы прикрыть плечи.

***

Чонгук с сожалением смотрит на удаляющуюся спину желанного омеги и тут же оглядывается. К счастью, холл все это время оставался пустым, поэтому ничто не мешает ему тихо прошмыгнуть в уборную, которую Чимин показал ему с утра. Плотно закрыв за собой дверь и щелкнув замком, Чонгук закатывает рукава спортивного костюма, чтобы тщательно смыть с себя лишние запахи. К счастью, Чимин не успел его облапать, поэтому ему достаточно ополоснуть рот и пару раз пройтись через облако освежителя, который он распылил в воздухе для надежности. Когда он возвращается, в холле его встречает молодая омега, видимо, одна из горничных, и просит пройти в столовую, где его уже ждет чета Пак. К счастью, без старой карги. К тому моменту, как Чимин появляется на пороге столовой, Чонгук уже вовсю болтает с господином Пак, распивая дорогой виски и закусывая его свежим стейком. Хозяйка дома по большей части молчит, то и дело кидая выжидающие взгляды на вход. И стоит Чимину появиться, ее лицо озаряется довольной улыбкой, пока оба мужчины синхронно поворачивают головы. Одного вида на омегу Чонгуку достаточно, чтобы член в штанах дернулся, а пальцы чуть резче, чем необходимо, сжали столовые приборы. Он натягивает на лицо вежливую улыбку, пока сам пожирает глазами обтянутое в белый рубчик тело. Мягкое и упругое, оно фантомно ощущается пальцами и явно ждет своего часа, когда он сможет сбросить пар. Чонгук уверен, что Чимин тоже этого ждет. Больших усилий стоит Чимину сохранять спокойствие, когда он спускается в столовую. Повсюду витают разные ароматы, но один, самый полюбившийся Чимину, дурманит голову сразу же, как он делает глубокий вдох. На Чонгука он старается лишний раз не смотреть, потому что не уверен, что сможет сохранить самообладание. Однако он садится рядом с ним, туда, где мать предусмотрительно подготовила ему место. Он улыбается членам семьи, изучая стол, чтобы отвлечься от витающих в воздухе феромонов на мясо. Пока они с Туоном шатались по городу, он успел знатно проголодаться. Им везет, что из-за небольшого количества присутствующих, между каждым оказывается достаточно места, иначе ладонь Чонгука точно поползла бы не туда, куда следует. А так он может поддерживать разговор с отцом Чимина и избегать взглядов на омегу. Достаточно, что тот драконит его член своим ароматом. Мужчины возвращаются к разговорам о бизнесе, то и дело соскальзывая на шаткий пласт политики, пока омеги тихо переговариваются о предстоящем празднике. Чонгуку не нужно спрашивать, чтобы понять, что ему тоже придется там находиться. И только сейчас он понимает, что ему снова придется вернуться в свою квартиру, чтобы взять костюм. Торжество послезавтра, так что завтра у него будет на это время. И раз уж они с Чимином, кажется, снова в хрупком положении мира, Чонгук мог бы взять его с собой? Конечно, он оправдает себя тем, что омега должен будет одобрить наряд и именно поэтому поедет с ним. Не для того, чтобы Чонгук смог его трахнуть без лишних рисков. Конечно же, нет. Омега увлечен разговором с матерью, но вскоре русло меняется в сторону особенно нелюбимой для него темы — семей. Мама рассказывает о братьях Чимина, о том, как они парами съездили отдохнуть в горы, и, конечно, не забывает упомянуть о возможных скорых свадьбах. Чимин игнорирует всевозможные намеки, лишь кивая головой. Ему добавить нечего. Если так мама пытается узнать, не изменилось ли его положение в личной жизни, то она все равно ничего не узнает — у нее точно остановится сердце, если она узнает, какие отношения связывают его с Чонгуком. Пока Чимин вяло отнекивается, Чонгук внимательно слушает рассказы женщины, делая пометки в голове. Сейчас, когда Пак Мунбёль взяла его за горло, ему нужно найти собственные рычаги давления. Получить пару козырей из колоды и как следует припрятать их в рукаве. Никто не знает, какая информация может стать решающей и в нужный момент сыграть ему на руку. Когда Чимин чувствует, что сыт по горло и болтовней, и едой, он начинает поглядывать на выход, ожидая, когда отцу надоест мучить Чонгука вопросами. Ужин оканчивается позже обычного, и омега идет помочь маме убрать все со стола. Пока Чимин помогает матери, Чонгук перебирается с отцом семейства в гостиную. Тот было заикнулся о бильярде, но Чонгук сослался на усталость, а вот отвертеться от продолжения разговора не смог. Не то чтобы ему так уж тяжело было сидеть у камина и попивать виски, но в мысли то и дело проникают вечерние образы и обещание продолжить, которое он дал омеге. И ради этого «продолжить» Чонгук не только старается не перебрать с алкоголем, но и старательно подливает господину Пак, чтобы он как можно скорее вырубился и не мешал им с Чимином развлекаться. Вскоре градус алкоголя в крови господина Пак превышает норму, когда его еще не клонит в сон, и поэтому он начинает зевать. Распрощавшись с Чонгуком, он вместе с женой уходит в сторону их комнаты, в то время как Чимин заканчивает мыть посуду и выглядывает из кухни в гостиную, чтобы посмотреть, ушли родители или нет. И видит его. Демона в человеческом облике, который сидит расслабленно в кресле с тяжелым стаканом виски, а на коже его пляшут отражения языков пламени из камина. Чонгук до дрожи в коленках бесподобен. Его расслабленная поза, его тело, так идеально обернутое подходящей одеждой, его слегка растрепанные волосы… Чимин сглатывает, когда полностью выходит в проем, зависнув. Он не может даже пошевелиться, потому что продолжает жадно смотреть-смотреть-смотреть на мужчину. Чимин не может поверить в то, что совсем недавно этот самый мужчина нагло зажимал его в холле, трахал так много раз, что не счесть. — Долго будешь там стоять? — Чонгук безошибочно считывает чужой сгующающийся феромон, пока сам вертит в длинных пальцах тяжелый стакан. К собственному стыду при всей его нелюбви к богатеям, ему это нравится. Нравится сидеть в старинном кресле перед теплым камином и пить виски, стоящий больше, чем его месячный доход. А ведь Чонгук далеко не беден. Приятная истома, вызванная разливающимся по венам алкоголем дает ощущение сюрреалистичной реальности. На миг позволяет поверить, будто это и правда его жизнь. Полная роскоши в огромном доме с красивым молодым омегой. Впервые в жизни Чонгук ловит себя на мысли, что действительно мог бы захотеть такого. Чимин вдыхает глубже, но не торопится сдать свое нетерпение импульсивностью. Он движется медленно, мягко, как белая кошка подкрадывается к мужчине, остановившись подле него. Чимин знает, что никто больше не выйдет из комнат до утра. Отец уснет крепким сном, а мама будет читать, пока и ее не поглотит царство Морфея. Чимин стоит перед мужчиной безоружным, глядя на него сверху вниз. Отчего-то теперь все кажется ему таким… Одновременно простым и сложным? Несомненно, он хочет Чонгука, но еще больше он хочет его внимания, его чувств, его заинтересованности. Он изучает красивое мужское лицо и чуть касается обнаженными коленями чужих согнутых ног, ощущая расползающиеся по коже мурашки. Невозможно сопротивляться тяге, которая всегда заставляет его идти навстречу альфе даже тогда, когда тот ведет себя просто отвратительно. — Здесь небезопасно, — Чонгук гипнотизирует омегу своим взглядом, но мягко толкает чужое бедро, заставляя отстраниться. — Твоя мать поселила меня на третьем этаже. Вторая дверь справа. Проследи, чтобы тебя никто не увидел, я подойду чуть позже. — Боишься? — тихо спрашивает Чимин, не торопясь уходить. На его лице нет эмоций, только отражение огня в темных глазах. А может быть, желания альфы. — Обычные меры предосторожности, — Чонгук криво ухмыляется, делая еще один неспешный глоток и плавно покачивая стакан, опаляя внутренние граненые стенки огненной жидкостью. — Прислуга бывает болтливее, чем тебе кажется. Чимин выгибает бровь, явно не догадываясь, о чем идет речь. Впрочем, он в принципе не понимает всех этих бессмысленных укрываний, будто они малолетние школьники, и родители обязательно запретят им быть вместе. Впрочем, спорить с Чонгуком у него нет никакого желания — до него не дойдет, даже если потратить на разговор целую вечность. — Здесь никого нет, — кончики пальцев касаются чужой ладони, невесомо касаются теплой кожи, а затем ползут выше по руке, проходясь по мягкой ткани водолазки. — Ты можешь гарантировать, что никто не появится? — Чонгук улыбается, отставляя стакан и беря обе маленькие ладошки в свои руки. — Хотя бы закрой дверь. Чимин цокает и закатывает глаза, но все же прикрывает дверь в комнату до щелчка. Обратно к креслу он идет так же томно и медленно, чуть покачивая бедрами. Животная страсть сменилась на что-то тягучее, и когда он достигает цели, присаживается на колени мужчины боком, обнимая его за плечи. Пышные бедра тут же растекаются по каменным мышцам, и Чимин чувствует, как омега в груди начинает утробно урчать от удовольствия. Он запускает ладонь на бритый затылок, ласкает неспешно кожу и пробирается дальше в волосы, массируя кожу головы. Чонгук тут же кладет ладонь на мясистое бедро, одним резким движением прижимая Чимина к себе. Он тихо рычит, наслаждаясь мягкостью омежьего тела, и наконец зарывается в свои любимые сиськи лицом, пусть пока они и обтянуты белым рубчиком. — Соскучился по моему члену, сладкий? — он тихо урчит в огромную грудь, прикусывая соски через ткань, и запускает ладонью между бедер, стараясь поскорее коснуться своего любимого местечка. — У альфы замерзли пальцы, малыш, согрей. Чимин чуть разводит ноги в стороны, но это мало помогает. Жир на ножках закрывает большую часть писечки, но Чимин не против. Ему нравится просто трогать Чонгука, смотреть на него, изучать. Он пропускает грязные фразочки мимо ушей, позволяя жамкать свое тело. Из-за того, что он сидит, на животике появляется несколько складочек. Омега об этом не беспокоится, когда переходит неспешными ласками на шею мужчины, лопатки и плечи, усиливая давление на крепкие мышцы. Вопреки неспешным омежьим движениям Чонгук порывист в своих желаниях. Он терзает мягкую грудь прямо через ткань, совершенно бесстыдно ее слюнявя, и пропихивает пальцы к горячей влажной киске. Чимин так плотно стискивает его своими ляжками, что Чонгуку остается лишь погрузить пальцы внутрь и греть их там, пока омега прерывисто дышит в его макушку и разминает уставшие за все эти долгие дни мышцы. Чимин дышит глубоко, и он чувствует, как от движений грудной клетки его тяжелая грудь без белья сама непроизвольно касается лица мужчины. Чимин расслабляется максимально и тихо урчит, просто греясь в объятиях. Ему… Нравится иллюзия того, будто у них все хорошо, хотя на самом деле это не так. — Ты ревнуешь меня? — спрашивает расслабленно омега, пощипывая мышцы у плеч. — Тебе не нужны другие члены, когда есть мой, — спокойно отвечает Чонгук, отрываясь от мацанья сисек. — Зачем ты надел такое неудобное платье? — Оно красивое, — как само собой разумеющееся отвечает Чимин. — Я красивый в нем. Тебе нравится, как оно облегает тело? Я видел, как ты смотрел. Потрогай, — Чимин тянет руку Чонгука к своему животу, а затем и груди. — Без одежды ты красивее, — фыркает Чонгук, но послушно сминает полные сиськи ладонью, а потом снова опускает ее, чтобы сжать складочки на животе. — У меня, кстати, тоже есть, что потрогать, — на манер омеги он ведет маленькую ладошку вниз, накрывая ей собственный упирающийся в спортивные штаны член. Чонгук тихо выдыхает, играясь с нежным животиком, и, не выдерживая, тянет омегу на себя, чтобы вновь накрыть губами пульсирующую жилку на тонкой шейке. Губы Чимина тут же размыкаются, а из них вылетает еле слышный полустон-полувсхлип, когда альфа начинает сосать его железу. Густой аромат костра тут же покрывает его с головой, и омега растекается на крепкой груди мужчины, хныча только от того, что его метят. Он барахтается своей маленькой ручкой в ткани, обхватив толстый, ставший крепким член, и двигает ею, не забыв взвесить яйца. Позже ладошка заползает под кофту Чонгука, и омега исследует его крепкий пресс с жесткой дорожкой волос, ведущих туда, где спрятано самое желанное. Чимин запускает пальцы под резинку и дразнит щетинистый лобок пальцами, почесывая почти у основания члена. Они выгибаются в руках друг друга, следуя за обоюдным удовольствием. Страсть разгорается медленно, как костер возле их кресла, но неминуемо, будто может быть иначе. Чонгук вылизывает пахучую железу короткими мазками, целиком пропитывая ее своей слюной и феромоном, пока член стремительно твердеет в маленькой настойчивой ладошке. Чимин в его руках такой мягкий и податливый, что хочется касаться одновременно везде, но у Чонгука всего две ладони и пока одна мнет то животик, то мягкие груди, вторая продолжает греться между плотных ляжек, целиком покрываясь тягучей смазкой омежьего желания. Оно пульсирует внутри него так остро, что боль переходит на клитор. Чимин находит в себе силы приподняться, чтобы прошептать мужчине на ушко: — Ты трахнешь меня в киску, да? — Куда захочешь, сладкий, — так же тихо шепчет Чонгук, порывисто толкаясь в тугую дырочку двумя пальцами. — В киску, попку, горлышко… Могу трахнуть твои сиськи… Чимин тут же сжимает пальцы альфы мышцами и разводит ноги еще шире, из-за чего платьице задирается. На груди остались мокрые пятна от чужого рта, но все это неважно, когда Чимин предвкушает что-то поистине волшебное. — Нужно подняться наверх… — шепчет омега, а сам обхватывает крепкий орган ладошкой, которая даже не может обхватить полностью толщину. — О чем я и говорил с самого начала, — Чонгук закатывает глаза от удовольствия, откидываясь на дорогую кожу головой, и подставляет себя пусть все еще неумелым, но крайне напористым ласкам своего омеги. Он мягко толкается в нежную киску, подбираясь большим пальцем к набухшему клитору. — Там я смогу трахнуть тебя как следует. Чимин вздрагивает от прикосновения и опускается ниже, тычась носом Чонгуку в лицо. Он лижет его острым кончиком языка, а затем целует горячими губами, переходит влажными чмоками ниже, пока не останавливается у железы, которую так же собирается пометить. Он сосет пульсирующую артерию и двигает ручкой, иногда соскальзывая ниже, чтобы подробно изучить тяжелые яички. — Чимин, ты меня слышишь? — Чонгук хрипит, закатывая глаза от удовольствия и несдержанно толкается в заботливо подставленную ладошку. — Мы должны подняться, пока я тебя не трахнул прямо на этом чертовом ковре! — Папа бы оценил твое рвение, — и омега нисколько не преувеличивает. Иногда ему кажется, что родителям плевать, кого Чимин выберет, лишь бы этот хоть кто-то появился. И вот он, сидит перед ним. — О, поверь, не удивлюсь, если он тоже в курсе, — Чонгук криво усмехается. — Что? — до Чимина не сразу доходит смысл, но он все же отрывается от вылизывания чужой железы, густо хмурясь. Масляный взгляд с мгновение фокусируется на альфьем лице, стараясь вновь вернуть осознанность. — О чем ты говоришь? — О твоей любимой тетушке, — Чонгук хмыкает, мягко вынимая пальцы из горячей киски и натягивая подол обратно. Он аккуратно ссаживает Чимина со своих коленей, поднимаясь следом и наливая себе новую порцию виски. — Тэхен с Джином все ей докладывают, ты не в курсе? Широко распахнутые глаза омеги растерянно бегают по лицу Чонгука, пытаясь найти ответ, зацепиться хоть за что-то, что подтвердит эту ложь. Но он не видит там ничего. И это… Пугает его. Нет, совсем не то, что тетушка в курсе. Ему все равно, даже если узнает семья. Плевать. Он взрослая омега, а Чонгук взрослый альфа. Никто не может им помешать. Дело… В людях, которых он называл друзьями. Чимин машинально делает несколько шагов назад, как если бы он хотел защититься. Осознание ситуации остро прорезает вспухший от всего этого мозг. Пока он страдал и убивался от своих чувств, Тэхен и Джин за его спиной бессовестно следили за ним и сообщали обо всем тете. Отец нанял это чертово агентство, а Чонгук, воспользовавшись им в удобный момент, все еще продолжает вытирать об него ноги. Чимин качает головой в стороны, шаг за шагом отдаляясь от мужчины. — Откуда ты… С чего ты взял?.. — Сама мне сказала, — Чонгук одним махом опрокидывает в себя стакан и тут же наливает второй. — Все, как я и предполагал. Обвинила в том, что я лишил тебя девственности и теперь угрожает моей фирме, если я не буду твоим послушным песиком. Неужели ты реально все это время верил, что принадлежишь себе и что мне ничего не будет за секс с тобой? Чимин не может поверить своим ушам. В висках пульсирует, и он трет их, крепко жмурясь. Это никогда не закончится. Единственный способ избавиться от опеки — это бросить все к чертям и взять билет в один конец, чтобы потеряться. Чтобы все забыли о его существовании: родители, «друзья», тетушка и Чонгук. — Тебе ничего не будет за секс со мной, — уверенно произносит Чимин, — никто не посмеет указывать взрослым людям, что им можно делать, а что нет. Он подходит к Чонгуку и отбирает у него стакан, опрокинув в себя виски и тут же сморщившись. — И вообще… Раз моя тетя все знает, ты решил, что можно продолжить наши отношения? Поэтому ты хочешь меня этой ночью? — Мы не в отношениях, Чимин, но да, я хочу тебя, — Чонгук отбирает стакан обратно, с громким стуком ставя его на столик и притягивает к себе омегу за тонкую талию. — Помнишь, о чем мы договаривались? — он поднимает двумя пальцами точеный подбородок, заставляя чуть захмелевшего омегу посмотреть себе прямо в глаза. — Секс ради удовольствия, — Чонгук мягко поворачивает красивую головку в сторону, спускаясь губами по нежной шее и приподнимая Чимина за бедра в попытке втиснуть в себя как можно сильнее. Чимин кладет слабые руки на грудь мужчины, а затем давит на нее сильнее, не слишком явно пытаясь от себя оттолкнуть. Он хочет защититься от этого ноющего чувства в груди, которое не дает ему спокойно отпустить себя и делать то, что хочется. Ему больно. От безжалостных слов Чонгука, от предательства Тэхена и Джина… Что еще должно случиться, чтобы добить его? — Я не хочу… — тихо, еле слышно выдыхает Чимин, все еще упираясь руками в чужие плечи. — Не хочу так. — Ты не хочешь меня? — Чонгук не дает омеге отстраниться, нежно целую давно опухшую от его нападений железу. — Хочешь другого альфу? — Нет… — тут же отрицает Чимин, хныча из-за того, как ему сильно хочется остаться с Чонгуком и одновременно с этим отклеиться от него, уйти в комнату и расплакаться. — Я хочу, я просто… — во второй раз Чимин не осмеливается признаться в своих чувствах. — Поднимайся наверх, Чимин… — Чонгук целует мягкие пухлые губы, нежно оглаживая оттопыренную попку. — Я пойду сразу за тобой. Чимин тяжело вздыхает, когда мужчина отрывается от него. Дезориентированный, он облизывает губы и со вздохом идет в сторону лестницы на ватных ногах, и когда поднимается, огромным усилием вспоминает, куда нужно идти. Ноги сами ведут в нужную комнату, но сквозь пелену еще не до конца растаявшего возбуждения он не понимает, зачем сюда пришел. Уже перед дверью, когда широкая грудь мужчины теплом отдает со спины, он останавливается и несмело оборачивается, так и не коснувшись ручки. — Что такое? — Чонгук притормаживает следом, с трудом отрывая взгляд от пышной задницы. — Наверное… Я, наверное, пойду лучше к себе… Разбудим родителей, — с сомнением произносит омега, желая сбежать по пока еще неосознаваемой им причине. — Ты чего? — Чонгук хмурится, потянув носом, и пытаясь считать чужое настроение. Древняя книжная пыль горчит, забивает легкие и оставляет после себя неприятный осадок. Чимин явно… не хочет продолжения. — В чем дело, Чимин? — Я хочу вернуться к себе, — Чимин качает головой, пытаясь протиснуться в мизерное расстояние между стеной и телом Чонгука. Былое вожделение тлеет так же быстро, как подпаленные страницы. — Я могу хотя бы узнать причину? — Чонгук каменеет, чувствуя, как его накрывает раздражением. Минуту назад Чимин рассыпался в его объятиях, а сейчас очевидно хочет свалить. Это ощущается… неприятно. — Мы разбудим родителей, — приводит самую примитивную и неоригинальную причину Чимин, потому что это первое, что генерирует мозг. На самом же деле он должен сказать, что не хочет спать с Чонгком ради удовольствия. Ему этого… Недостаточно. Потому что все, чего желает его душа, это любовь мужчины. Которую, очевидно, он не может ему дать. — Не ты ли пытался взять меня на слабо не так давно? — Чонгук хмыкает, припоминая события в кабинете. — Что изменилось? Знание твоей тетки о нас? — И это тоже, — фыркает Чимин. Ему непонятно, как Чонгук может оставаться таким равнодушным. Он дергает плечом и срывается с места, чтобы поскорее закрыться у себя. — Окей, — Чонгук уверен, что до Чимина его слова долететь не успевают, но от греха подальше решает не повторять. Рывком открывая дверь он скрывается в комнате, сдерживая собственную, закипающую внутри ярость. В комнате Чимин срывает с себя одежду, быстро переодевается в пижаму и прячется под одеялом, будто это может спасти его от всех проблем. Будто так он спрячется в домике и то, что тревожило, растворится. Мысли, атакующие хаотично и беспощадно, выклевывают мозг не хуже воронов, слетевшихся на разложение того, что осталось в голове после войны с Чонгуком. Он думает о том, как впервые увидел Чонгука. Такого красивого, такого нежеланного в своем доме, а теперь он хочет выгнать всех напрочь из особняка, чтобы остался лишь один он. Но все чувства перекрывает то, как Чонгук из раза в раз опрокидывает его лицом в грязь. Снова и снова, напоминая, какой он ненужный. Чимин переживал, что не нравится мужчинам, но по итогу все выходит так, что он нравится лишь оболочкой. Никому неинтересно то, что у него в голове и в сердце. И убивает то, что все это не нужно Чонгуку. В отличие от него, Чонгук зло падает на пол, начиная отжиматься до потери пульса и гула в ушах. Эрекция больно натягивает штаны, но он быстро от нее избавляется, жаль, что с мыслями о Чимине так сделать не получится. Пока Чимин страдает в своей спальне, Чонгук тренируется до полуобморочного состояния. Он изводит тело до предела и только потом, когда на город опускается глубокая ночь, чуть не ползет в душ, чтобы смыть пот с перенапряженного тела. Но это не помогает. К моменту, когда он падает на кровать, в мыслях снова один Чимин. Чонгука бесит, что он лежит здесь в одиночестве, когда под пальцами так пусто, а тело сгорает от тренировки, а не от возбуждения. Он со злостью переворачивается на живот, бьет кулаком по шелковым простыням и чуть не орет в подушки, что ему совсем несвойственно. Чонгук ужасно сильно хочет Чимина себе. Под себя. Как угодно. Он было подрывается, чтобы, как обычно, просто потопать в чужую спальню, но понимает, что не знает, где она находится. Летит к телефону, но точно так же замирает над светящимся экраном. Чонгук не знает номер Чимина. У него нет омежьих соцсетей и вообще никакой связи с Ним. — Черт! — он швыряет телефон на кровать и падает следом. Все тело колотит от злости, мозги расшибает несвойственными ему мыслями, а сам Чонгук заживо варится в слишком чужих и непонятных для себя чувствах, которые не может разобрать, и которые так сильно на него давят. Он знает, что заткнуть их сможет только Чимин, но доступа к омеге сейчас нет. Бесит.