Джейн... Дуглас?

Чонгук не ошибся. Все симптомы были верны, и гон действительно начался раньше. Обычно предгонное состояние длится больше недели, сейчас же он прошел за два дня. Два чертовых дня, которые он потратил на отжимания и беспокойный сон, а так же попытки все контролировать через личные средства связи. Жаль только, что следить за командой и домом намного легче, чем за собственным волком. Он бесновался, метался, постоянно поднимал его член и жаждал омегу. Одного определенного омегу, при появлении которого на мониторе, Чонгук тут же захлопывал крышку. Боялся не сдержаться. Сейчас же… Скрюченное от боли тело, натертый член и промокшие от семени простыни. Чонгук больше не боится за себя. Он боится за любого, кто может оказаться рядом с ним. Поэтому от греха подальше проворачивает ключ на максимальные три раза и выкидывает его в кусты под окном. Когда желанный омега всего в паре метров, это единственное, что может помочь защитить его от себя же. Чонгук горит. Сгорает заживо под гнетом собственных феромонов, толкаясь в кулак, пока в голове стоит сочное молодое тело омеги. Его омеги. Уже вдоволь оприходованного, но со все еще хранящей невинность киской. Не познавшей член полностью, ни разу не получившей узла. Волка мажет от мысли, что волчица так близко, но добраться до нее он не может. Когда голые ступни касаются пола, а темные глаза блестят в темной спальне, залитой светом луны, Чонгука в теле уже нет. Есть только дикий зверь, идущий на запах своей самки, но ожидаемо сталкивающийся с главным препятствием в виде двери. Чонгук позаботился о Чимине, но значит ли это, что волк не сможет добраться до волчицы? Все еще человеческие ногти скребутся о толстое дерево, когда из самых недр широкой грудины вырывается вой. Совершенно нечеловеческий, в идеальном звуковом диапазоне. Зверь мудр и знает, как добраться до ушей волчицы, но остаться неуслышанным для всей остальной стаи. Зверь зовет.

***

Чимину кажется, что он сходит с ума. Когда киска растерта до припухлости и красна, когда она уже кончила несколько раз, а ноги еле держат от количества оргазмов, омеге кажется, что он слышит альфу. Будто тот сидит у него в голове и побуждает подняться, встать и пойти к мужчине, наплевав на все нормы и морали, на все предрассудки и мысли о том, насколько это неправильно. Чимин слишком слаб перед этим зовом. В нем совершенно нет сил противиться волку и желанию собственного зверя подчиниться. Потому что сейчас Чонгук в нем нуждается. Так же сильно, как Чимин в его сильных руках и члене. Омега поднимается с кровати и набрасывает на плечи тоненький халат, под которым совершенно бесполезное цветочное белье, насквозь промокшее от пота и смазки. Он мучился так долго, что даже волосы у корней стали влажными. Руки и ноги подрагивают, но Чимин знает, что должен сделать. Он осторожно прикрывает дверь своей комнаты и прижимается к чонгуковой, тихо постукивая по древесине. — Альфа… Чонгук, ты слышишь меня? — Омега, — волк довольно скалится, сильнее скребясь по двери, и на ощупь дергает ручку, рыча от ее бесполезности. — Омега, — он давит на волчицу феромонами, втягивая ее собственный и вновь опуская кулак на член. — Самка, иди сюда. Иди ко мне. — Ты хочешь, чтобы я пришел? — глупо переспрашивает Чимин, с силой стискивая ручку двери и вжимаясь лбом в древесину. Он прикрывает глаза и скулит, когда втягивает сильные феромоны, которые подавляют и зовут его. Он должен попасть внутрь. — Хочу, — Чонгук рокочет, довольно вслушиваясь в нежный голос по ту сторону древесины. Дерево должно быть в лесу, тут ему не место! — Иди ко мне, самка, пора делать щенков. Чимин хнычет и насилу отрывает себя от двери, чтобы сбежать обратно в комнату. Он роняет что-то по пути, зацепив краем халата, хватает свою дорожную сумку с огромной связкой ключей, которую ему перед поездкой вручил дядюшка Пак. Дрожащими пальчиками омега перебирает бренчащий металл, чтобы обнаружить тот ключ, которого не хватает. Им пользуется он сам для собственной комнаты, а это значит, что следующий по счету — от комнаты Чонгука. Он судорожно снимает ключ с общего кольца и бежит к двери обратно так быстро, как только может. Тело потряхивает от скорейшего желания увидеть Чонгука, прикоснуться к нему и обнять за сильные плечи, поцеловать его в шею и облегчить страдания. Копошение в замке нервирует его. Чимин попадает в скважину не сразу, но когда слышится характерный щелчок, вздрагивает и отпускает ручку. Преграды больше нет. Слыша легкий скрежет, Чонгук отходит от двери, чтобы уже спустя секунду рвануть ее на себя. Налившиеся кровью глаза молниеносно выхватывают дрожащего омегу, а уже через мгновение Чонгук рывком утягивает его к себе, чтобы пинком закрыть дверь и, с силой вжав добычу в себя, понести ее к кровати. Волк, наконец-то, счастлив. Чимин пищит, когда его хватают на руки, но совершенно не имеет ничего против, когда он оказывается верхом на сильном крепком теле. Полностью обнаженном теле. Жар влажной кожи обжигает, и Чимин с волнением прижимается к горячему лбу мужчины губами, зачесывая мокрые волосы назад, невесомо поглаживая по вискам. Волнение охватывает тело омеги, пока он старается упиться мощнейшим ароматом гонного альфы. Чонгук пахнет так хорошо и пленительно, что омега притирается ближе, хотя уже некуда, он и так у него на руках. — Альфа, тебе больно? Чонгук отвечает громким рычанием, кидая омегу на кровать и наваливаясь сверху. Он тут же впивается губами в нежную шею, с восторгом втягивая концентрированный феромон и толкаясь членом в плотное бедро. Руки исследуют давно выученное наизусть тело, но сейчас все иначе. Все кажется новым, неисследованным, будто он трогает Чимина в первый раз. Пальцы с силой проминают омежий жир, пока рот покрывает нежную шейку отметками. Он то и дело порыкивает, жадничая и выпуская в воздух все больше и больше собственнических феромонов. Омегу не терпится поскорее покрыть, но как хороший волк, вожак, он должен сначала ублажить самку. Поэтому плотные нетерпеливые губы скользят вниз, вдоволь обласкивая ключицы, оставляя на них россыпь темных пятнышек и скользя ниже, к полной спелой груди. Чонгук тянет сиську, обхватывая сосок губами и втягивает так, будто там есть молоко. Его, ожидаемо нет, но это не мешает ему терзать спелые вишни, крутя их татуированными пальцами и наслаждаясь томными стонами над головой. Этот омега ощущается правильно. Этот омега ощущается своим. Стоны невозможно сдержать, когда Чимин чувствует жар мокрого рта альфы собственной кожей. Его выгибает дугой над кроватью, чтобы подставить изнывающее по ласкам тело мужчине, чтобы предоставить любой доступ, чего бы он только ни захотел. Чимин раздвигает ножки и стягивает лифчик ниже, под грудь, чтобы не мешал его мужчине исследовать. Все ощущается по-другому. Касания Чонгука хаотичны и не выверены, как это было в моменты их близости, и каждое из них заставляет омегу сгорать от первобытного желания, которое делает его киску невыносимо мокрой. Чимин хнычет, когда Чонгук сосет его мягкий животик, царапая удлинившиммся клыками. Чувств так много, что глаза слезятся, когда он привстает на локти и смотрит вниз, туда, куда альфу тянет сильнее всего. Голубые трусики с малиновыми цветами явно здесь лишние. — Альфа… — Тихо стонет Чимин, подрагивающей ладошкой погладив мужчину по влажной щеке. Чонгук разрывает нежное кружево одним резким движением и тут же присасывается к мокрой киске, с рыком втягивая сладкую жидкость внутрь. Он лижет так, как никогда прежде, обхватывая губами пульсирующую дырочку и заталкивая язык внутрь, чтобы облизать стеночки и довольно впитать в себя ароматную смазку. Чимин уже полностью готов, но правило есть правило. Сначала волчица должна кончить. И он делает все, чтобы его исполнить. Губы работают как пылесос, пока сильные пальцы тянутся выше, стискивая сиськи и массируя их так, как его мать мяла тесто, когда он был маленький. Чимин высоко стонет, срываясь на обрывистые всхлипы, и они ложатся на чувствительный слух лучше любой музыки. Чонгуку нравится. Нравится-нравится-нравится. Он еще усерднее вгрызается в нежную плоть, стараясь вылизать себе право повязать эту нежную дырочку и набить ее щенками. И судя по дрожащим бедрам, получается у него вполне неплохо. — Чонгук! — омега ерзает и исходится на сорванные стоны и полукрики, когда яростная ласка обрушивается на изголодавшуюся киску. Чимин старается придерживать альфу за голову, но все, что он делает на самом деле: держит его за щеки и трется о лицо киской сильнее, чтобы получить больше стимуляции и воздействия на клитор и щелку. Скользящий внутри него язык сводит с ума. Чимин готов кончить только от этого, от того, как горячо ощущается внутри него плоть альфы. Он падает обратно на спину и разводит ноги шире, приподнимая таз, чтобы последний раз вжаться в теплый рот киской и бурно кончить, даже не коснувшись себя. Бедная киска сильно пульсирует, ножки подрагивают и зажимают голову Чонгука плотными ляжками, пока он сам хнычет и утирает выступившие слезы ладонями. Это только начало. И от этого живот заходится новой волной обжигающего возбуждения, заставляя вагину вытолкнуть новую порцию горячей липкой смазки. Чонгук довольно рычит, слизывая соки своей волчицы, и смачно целует хорошо постаравшуюся щелку, прежде чем отстраниться и оглядеть свою самку мутным взглядом. Такая красивая волчица. Разлеглась на постели как самый желанный трофей, смотрит призывно, широко раздвигая колени и закусывая свои маленькие пухленькие пальчики в обрамлении светлых густых волос. Мечта для ебли. Сбывшаяся. Чувственно облизываясь он опускает взгляд на влажную киску, раздвигает пухлые губки и звонко шлепает, наслаждаясь звонким вскриком. Чонгук повторяет хлесткий удар снова. И еще раз. И еще. Пока омега перед ним не превращается в перевозбужденную лужу смазки. Скоро она станет озером. Рывок и Чимин оказывается на животе, под который заботливо засовывается крупная подушка. Чонгук давит на поясницу, поднимая пухлую попку выше и с восторгом смотрит на красную текущую киску. Пора вязать свою сучку. Киска не прекращает пульсировать и выталкивать смазку, и когда омега оказывается на животе, маленькая покрасневшая писечка приходит в действие с двойной силой, потому что знает, что ее ждет впереди. Она чувствует, омега чувствует. — Чонгук, — Чимин оборачивается назад, отбрасывая длинные светлые волосы за спину, — Возьми меня спереди… Пожалуйста… — Молчи, — Чонгук оставляет звонкий шлепок на сладкой попке и тянется вперед, чтобы накрыть светловолосую головку ладонью, вжав омегу лицом в подушку. — Не тебе указывать, как мне вязать. Он готов. Член стоит, налитый кровью, больше, чем обычно. Он раздался в размерах так же, как клыки и готов наполнить свою волчицу так, как им повелела сама природа. Толчок мог бы быть плавным, но Чимин, ожидаемо, так сразу принять не может. Внутрь протискивается лишь разбухшая головка, а следом за громким вскриком самки из его горла вырывается недовольный рык. Чонгук хмурится, пробуя снова. И снова. И еще раз, пока, тяжело дыша, не протискивает член в орущего омегу на треть. Блять. Он думал, будет легче. Чимин не дергается и даже не думает что-то изменить. Он весь замирает в предвкушении, и когда промежности касается горячий мокрый орган, вздрагивает, даже не успев приготовиться. Киска поджимается от волнения и страха, хоть он и мечтал об этом весь последний месяц. Он станет совсем-совсем взрослым. Сильная боль прошивает тело, когда альфий орган протискивается внутрь. Чимин паникует и хочет соскочить, но у него не выходит, потому что альфа жмет его к постели всем телом, из-под него невозможно вырваться. Чимин кричит от боли и тычется носом в подушку, которая впитывает вовсе не слезы удовольствия. Неужели так и должно быть? Неужели это то, о чем он так мечтал? О чем так мечтают все омеги? Чимин плачет и трясется под альфой, чувствуя, будто его разорвали надвое. Внизу все натянуто и горит вокруг толстой плоти, и это заставляет омегу захлебнуться очередным приступом рыдания, жадно хватая спертый горячий воздух ртом. — Альфа, мне больно… Пожалуйста… — мяучит омега, пытаясь воззвать к здравому рассудку мужчины, если он там остался. — Разве не этого ты хотел, м? — волк смеется, упиваясь узостью чужой дырки. Девственник. Чистый нетронутый омега, которого он покроет первым. Мечта, ставшая явью. — Терпи, самка, и молись богиням, чтобы понести, — он не перестает протискиваться внутрь мелкими толчками, тараня тугую плоть и рыча от удовольствия. Пусть оно смешано с болью, но ничто не сравнится с тем, чтобы быть первым. Достойная волчица, заслуживающая всего самого лучшего. Человек позаботится о ней, когда придет его время, но эти дни принадлежат зверю. Чимин не может сформулировать мысли, собрать их в кучу и просто ответить что-то внятное, кроме мяучащих стонов и всхлипов. Он инстинктивно зажимается сильнее, как бы ни пытался расслабиться, и о былом возбуждении напоминает лишь их с альфой смешавшийся аромат. Он хочет уйти, жалеет, что не послушался Джина и пришел, но его омега рычит на него за такие мысли, потому что он нужен здесь. Под альфой с раздвинутыми ногами. И она встает ему на загривок второй лапой, вдавливая в постель сильнее, пока простыни пропитываются потом и горькими слезами. Когда бедра альфы вжимаются в его, Чимин чувствует насаженным себя на острый кинжал, словно разрезавший его изнутри. Он даже представить не мог, насколько больно может оказаться первое проникновение. Даже его попка так не страдала, когда Чонгук трахал ее по-звериному дико. Чонгук облегченно выдыхает, когда целиком погружается в девственное лоно. Точнее, девственным он было до. Теперь же… мысль о том, как славно он растрахает сладкую дырку за эти дни разливается теплым огнем в груди. Волк собой гордится. — Молодец, омега, ты будешь хорошей матерью нашим щенятам, — он убирает ладонь с чужой головы, погладив ее напоследок и перемещает пальцы обеих рук на тазовые косточки. Крепко обхватывая омегу по бокам, он делает несколько жадных глотков давно заполонивших воздух феромонов и с резким чпоком полностью вытаскивает член наружу, чтобы тут же под громкий визг засадить его обратно. Что ж, самке придется долго терпеть, прежде чем ее дырка освоится. А после… Он лишь надеется, что волчица не потеряет сознание от боли, когда ее киска будет принимать свой первый узел. Далеко не каждая омега на это способна. Он надеется, что Чимину хватит сил справиться. Чимин громко визжит и хватается за подушку, чтобы подтянуть тело выше, но она лишь скользит под дрожащее от боли туловище, которому точно не выбраться из захвата. Альфа крепко держит его за бедра и дергает сильнее настречу члену, когда омега громко скулит и роняет голову на скрещенные над головой руки. Он лишь молится, чтобы эта боль поскорее ушла. Чтобы его не драло изнутри, чтобы он мог насладиться долгожданной близостью с альфой, а не шугаться ее после, как прокаженный. Чимин сжимает в кулачках мокрую ткань и тянет натужно, когда член снова раздвигает его нутро и протискивается глубоко так легко, но туго, благодаря количеству смазки, облегчающей процесс. Омега внутри него сгорает от нетерпения, когда альфа ускорится и забьет ее под завязку щенками, когда прикусит за затылок и вытрахает из Чимина всю душу, но Чимин лишь мажет горячие слезы по лицу, не понимая, почему все идет не так, как он представлял. Почему у него не получается расслабиться? Почему ему все еще больно? Так будет всегда? У Тэхена и Джина так же? Но ведь ему нравилось, когда Чонгук трахал его пальцами… Он специально делает ему больно? Он сможет привыкнуть? Все эти вопросы раздирают маленькую головку, пока он снова кричит, в очередной раз безуспешно пытаясь соскочить с толстого члена. Чонгук довольно рычит, когда член начинает двигаться нормально. Все еще туго, но хотя бы слитно. Яйца шлепаются о толстые бедра, пока он качает тазом, медленно наращивая темп и высоко запрокидывая голову, чтобы завыть от удовольствия. Душу переполняет довольство от правильности гона, волк радуется хорошей самке и готовится к тому, чтобы заполнить ее щенками. А уши давно не вслушиваются в вопли скулящего под ним омеги. Ему больно, но эта боль не просто правильная. Она священная. И самка должна ее принять, чтобы все прошло правильно. К моменту, когда ебля приобретает темп и ритм, Чимин практически перестает чувствовать нижнюю часть тела. Онемевшая от растяжения и боли киска принимает альфу легко, но из-за натуги, из-за того, как резко ее растянули и использовали, он не чувствует ничего из того, что сводит омег с ума во всех фильмах, книгах и жизни. Он тихонько поскуливает, уткнувшись носом в подушку, все еще изредка всхлипывая. Чимин, в отличие от Чонгука, все еще в сознании, и оно никуда от него не уходило. Он думает, что он действительно глупый омега. Но даже если не сейчас, даже если позже… Разве его не ждало бы то же самое? Разве ему не пришлось бы все равно через это пройти? Чимин всхлипывает от обиды и тянет ручку вниз, под бедра, стобы постараться получить хотя бы что-то от этого соития. Он осторожно касается напряженного клитора и сильно вздрагивает, сжимая внутри толстый член. Он скользит легко, как по маслу, и чующее тело гонного альфы лоно омеги источает все больше смазки, чтобы проникновение было легким, и зачатие наступило неминуемо. Чимин теребит пальчиками клитор и чувствует, как половые губки растянуты в сторону под напором ствола, как они шевелятся из-за того, как мощно Чонгук вбивается внутрь. Чимин выдыхает и представляет, как они могут выглядеть со стороны. Чонгук очень красив. Его мощное тело, литые мышцы под бронзовой кожей… Омега трет клитор усерднее, чувствуя всполохи удовольствия, которые посылают импульсы в нервные окончания. Киска пульсирует вокруг толщины сильнее, когда омега возвращает ее к жизни. По изменившемуся феромону волк чувствует первые нотки удовольствия волчицы. И раззадоривается еще сильнее. Он тянет попку на себя, вбиваясь в киску до громких звучных шлепков и наслаждаясь симфонией их тел. Вязкая, пошлая, невероятно мокрая. Каждый звук, который издают их тела, имеет свою собственную текстуру. А их смешение — самая красивая композиция в мире. Единение двух тел, двух волков, двух животных начал, стремящихся привести в этот мир третье. Чонгук вколачивается в тугую киску, вспенивая смазку между их тел и громко рычит, когда чувствует формирование узла. Он молится древним богам, чтобы киска осталась цела и крепко держит пытающегося соскочить омегу. Чимин не просто кричит, из его рта вырывается настоящий вой боли, но такова участь девственного омеги, познавшего первого альфу в гон. Именно поэтому они стараются избегать подобного и брать невинных волчиц в течку, эта же… Эта самка сама выбрала свою участь. Чимин хнычет и кричит, визжит и задыхается от боли, но не шевелится, задавленный желанием альфы и своей сошедшей с ума из-за гона омеги. Он терпит, изо всех сил старается дышать глубже, расслабить нижнюю часть тела, и у него получается, когда член оказывается вжатым глубоко в нутро, а матку заливает горячей спермой. Узел, еще шире члена, заставляет его кричать, но Чимин кричит и терпит, потому что у него нет иного выбора, кроме как смириться и принять то, что с ним вытворяет животное. Его омега урчит от удовольствия, но Чимин сгорает от боли и лишь старается успокоиться и не потерять сознание из-за того, как тяжело выдержать первую настоящую в жизни вязку. Волк довольно скалится, накачивая еще час назад невинную матку своим семенем, пока омега под ним покорно скулит. Больше не вырывается, лишь орет, что есть мочи, чем только подтверждает правильность происходящего. Все верно. Так и должно быть. — Ты молодец, самка, хорошо постаралась, — он треплет белокурые волосы ладонью и тянется вперед, чтобы лизнуть покорную волчицу в шейку. — Понесешь здоровых щенят и тогда получишь мою метку. Мурашки бегут по коже от слов, которые касаются слуха. Где-то на задворках сознания Чимин знает, что это лишь животная часть говорит в Чонгуке, но он, не будучи под действием течки, дрожит и вжимается сильнее в бедра альфы, чтобы зачатие точно случилось, чтобы сперма попала туда, куда надо, лишь бы получить альфью метку, лишь бы стать полностью его. Он успокаивается позже, когда они оба лежат на боку, плотно прижатые друг к другу. Чимин привыкает к сильному растяжению, но не шевелится, пытаясь справиться с бурей чувств одновременно. Волк не может перестать обнюхивать и общупывать свою самку. Пока узел медленно спадает, он вдавливает пальцы в мягкий жир, оставляет засосы везде, куда может дотянуться ртом и нюхает-нюхает-нюхает. Омега пахнет правильно. Чем-то древним, старинным, чем-то, что завещали им предки. Они идеально сочетаются, наполняя темную комнату запахом пыльных свитков, зачитываемых перед жаркими кострами, пока вдалеке завывали патрульные. Люди не помнят прошлое, но волки хранят в себе память рода. Ему жаль, что перед ним лежит человек, а не текущая волчица. Она бы поняла его куда лучше. Поэтому вместо древних воспоминаний он сосредотачивается на том, чтобы сделать покорной самке приятно. Крупные пальцы накрывают набухший клитор и медленно растирают, пока волк готовится к новому заходу. Он — сильный зверь, которому не нужны ни сон, ни еда. Ни одна минута, которую можно использовать для зачатия, не будет потеряна зря. Сон, который собирался захватить омегу между заходами, даже не успевает протянуть к нему руки, пока Чонгук держит его в объятиях. Чимин чувствует облегчение внизу, и когда приятные импульсы снова отдают в каждое нервное окончание пульсацией, приподнимает ножку, откидывая голову альфе на плечо. Боль прошла, а на ее место пришло такое нужное чувство заполненности. Это то, чего омеге долгое время не хватало… — Чонгук… — Чимин тихо постанывает и тянется понюхать альфу в ответ, лизнуть нижнюю челюсть, куда может дотянуться. Чувствовать себя нужным в руках мужчины так хорошо, что каждое его касание заставляет покладисто прижиматься ближе, лишь бы снова стать покрытым сильным самцом. — Подожди, — Чонгук видит попытки омеги дотянуться своим славным ротиком и мягко перекатывается, кладя его на грудь и подталкивая в спину, чтобы омега сел. — Разворачивайся. Оказавшись лицом к альфе, Чимин будто впервые смотрит на мужчину. Мокрая блестящая кожа, в свете ламп кажущаяся еще более загорелой, чем есть на самом деле, взмокшие разметавшиеся волосы, тяжело вздымающаяся рельефная грудь, которую хочется прикусить и вылизать… Чимин всхлипывает от того, как ярко и сильно он чувствует член в таком положении, и наклоняется вперед, чтобы прижаться большими сиськами к Чонгуку, пока он сам тычется ему в шею и целует, вылизывает ароматную железу, заставляя смазку снова сочиться прямо альфе на член. Волк довольно рычит, позволяя своей самке прильнуть к железе, пока сам тянется руками вперед, чтобы сжать пышную задницу и как следует ее помять. Он знает, что вне течки она не сможет принять гонный узел, но не отказывает себе в удовольствии протолкнуть внутрь палец и нащупать желанный бугорок, который может принести омеги не меньше удовольствия, чем тугой клитор. Чимин вздрагивает и тихонько стонет, когда чувствует ласку, и это заставляет его шире раздвинуть бедра. Он, сам того не замечая, начинает покачиваться на альфе, пока самозабвенно вылизывает и обсасывает его шею. Он постоянно переходит на лицо, покрывая поцелуями нижнюю челюсть и щеки, и только чудом сдерживает себя от того, чтобы не впиться в горячий рот альфы настоящим поцелуем. Чимин млеет от стимуляции простаты, начиная скользить растянутой киской по члену альфы. Волк довольно рокочет, массируя комочек нервов и оставляя на пышной попке короткие пошлепывания. Ерзающая на члене волчица рискует получить еще одну дозу плодотворного семени, но ему это только на руку. Он прикрывает глаза, довольный лаской, но не понимает, почему она не касается его губ. Самочки ведь любят целоваться? Чем интенсивнее становится стимуляция простаты, тем более несдержанным становится омега. Ему сложно начать полноценно двигаться — ножки затекают быстро, и ему все еще страшно сделать себе больно членом, но осторожно потираться клитором о щетинистый лобок Чонгука очень приятно. Особенно, когда внутри все еще находится член, и он шевелится внутри, когда омега прокатывается вперед и назад. Подрагивая и постанывая от наслаждения, Чимин обхватывает Чонгука за шею и тычется в нее лбом, всасываясь горячим ртом в железу, лаская кожу распластанным языком, будто он целуется. Чонгук реагирует на покатушки омеги довольным подбадриванием. По дрожащим ножкам он понимает, что Чимину тяжело, и, укладывая ладони на бочка, начинает сам прокатывать его по члену. Попка из-за этого остается без присмотра, как и клитор, а волчица так ни разу и не кончила на его члене. Не порядок. Самка должна кончить. Одним мощным движением Чонгук перекатывает их и, возвыщаясь над Чимином, полностью покрывает его собой. Так он может медленно толкаться в глубину горячего лона и массировать твердую бусинку, чтобы омеге стало по-настоящему приятно. Чимин пищит и хватается за мощные плечи, оказываясь заключенным в ловушку под его телом. Жар окутывает со всех сторон, аромат костра забивается в кожу и глубже, смешиваясь с его собственным, и когда Чимин осмеливается поднять на альфу глаза, заламывает бровки и долго протяжно стонет, чувствуя меж разведенных ног движение. Он чувствует неспешные толчки члена, что растягивает его киску и наполняет так правильно, чувствует пальцы, и этого всего становится так много, что Чимин тянет Чонгука за шею ближе, чтобы лизнуть его в шею, пососать ушко и начать тихонько стонать, словно птичка напевая о своем удовольствии. Чонгук злится. Не потому что омега под ним так хорошо и развязно стонет, а сладкий феромон наполняется нотками получаемого удовольствия. Нет. Его бесит, что тот снова метит его губами везде, где может, но будто намеренно избегает губ. Что за хрень? Он ненавидит, когда его игнорируют. Но очень любит брать дело в свои руки. Так что волк поступает, как привык, давя пальцами на острую челюсть и разворачивая красивое личико прямо к своему. Одного взгляда в глубину омежьих глаз достаточно, чтобы понять, что Чимин вовсе не против, поэтому он не останавливается. Большой палец ложится на нежную нижнюю губу, оттягивая ее и следом он накрывает пухлый ротик собственным, сразу проталкивая язык глубоко внутрь и метя собой последний нетронутый участок омежьего тела, которое тут же охватывает горячий огонь, будто Чимина бросили в раскаленное жерло вулкана сгорать заживо. Он вздрагивает и максимально расслабляется снизу, чтобы таранящий член мог войти как можно глубже, пока он, обхватывая широкие покатые плечи мужчины, тянется к нему за новыми поцелуями, задыхаясь от долгожданных ласк. Это то, о чем омега мечтал так же сильно, и теперь, когда Чонгук сам целует его, не может оторваться. Сосет язык альфы, прикусывает его и сплетает со своим, как успел научить Тэхен, посасывает сладкие губы и стонет прямо в рот, рассыпаясь на атомы. — Чонгук… Мой альфа… — всхлипывает омежка между поцелуями, отрываясь от кровати, лишь бы поцеловать еще раз. Чонгук чувствует как узел постепенно спадает, и когда член снова может скользить в горячем лоне без препятствия, удовлетворенно рокочет прямо в горячий ротик, податливо раскрывающийся навстречу. Омега явно рад всему происходящему, а значит, он тоже всем доволен. Он углубляет поцелуй, когда приподнимается на локтях и начинает медленно ускоряться, вновь переходя к активной фазе гона. Звериный рассудок начинает туманиться, покрываться красными всполохами, пока Чонгук трахает молодое тело под собой и стремится только к одному — оставить потомство. Стоны становятся громче, мелодичнее и несдержаннее. Чимин весь обхватывает мужчину, как коала: ножки скрещивает на пояснице, в то время как руки обручем заключаются вокруг шеи. Он жмется ближе, отдавая всего себя волку, и прислушивается к ощущениям, которые теперь отличаются от первого раза. Ему не больно даже тогда, когда Чонгук срывается на активную долбежку, но удовольствия столько, что доходит до криков. Чимину хорошо. Так правильно быть сейчас здесь со своим альфой, что все остальное меркнет на фоне. Дырочка идеально подстроилась под размер, после узла она мягкая, но все такая же тугая, жадно всасывает в себя член, чтобы ее снова залили горячим кремом. Чонгук доволен. Чимин принимает его идеально, а из вязкого феромона наконец исчезает вся горечь. Теперь все правильно. Он целует омегу сквозь его крики и вопли наслаждения, работая тазом на полную мощность. В какой-то момент ему кажется, что недостаточно и тогда Чонгук закидывает красивые ножки себе на плечи, раскрывая омегу по максимуму. Он упирается ладонями по обеим сторонам белокурой головки и долбит-долбит-долбит, совершенно не жалея ни растраханную киску, ни стертую от его яиц кожу бедер. Волчица на своем месте и должна исполнять долг, пока он исполняет свой. К моменту, когда его красная писечка снова оказывается заткнутой узлом, Чимин успевает мокро кончить два раза, облив и себя, и альфу горячей спермой. Омега чувствует, что его животик припух и надулся от того, как много внутри маточки спермы, и это ощущение заполненности делает его разнеженным и довольным, полностью удовлетворенным. Лежа лицом к лицу с Чонгуком, Чимин устало целует его в лицо, в шею и железу, губ касаясь лишь мимолетным прикосновением, все еще побаиваясь сделать что-то не так. Кончивший Чонгук тесно притирается к омежьему телу, довольно принимая заслуженную им ласку. Он хорошо постарался, накачав молодую матку очередной порцией семени, и теперь должен дождаться, когда узел спадет, чтобы он смог все повторить. И снова. Снова. И еще раз. Животик омеги раздуется и станет похожим на беременный, потому что не нуждающийся во сне волк будет накачивать его снова и снова. День за днем, пока человек не вернется в сознание. Но это уже не его проблемы, что будет дальше. Сейчас все, что он должен сделать — заставить омегу понести. Остальное дело будущего. Люди разберутся сами. *** Чимин спит беспорядочно и урывками. Он теряется в пространстве и времени, потому что все, что имеет смысл — альфа, его горячие руки, прикосновения, поцелуи и член, снова и снова заполняющий его до краев. Чимин даже не пытается считать оргазмы — их так много, что живот действительно продолжает увеличиваться, что заставляет его омегу ошибочно думать, будто он уже беременный. На задворках сознания всплывают потребности, и Чимин открывает слипшиеся глазки, когда альфа самозабвенно вылизывает ему шею. Он сонный и ослабевший, но такой счастливый, что тянется поцеловать Чонгука в висок, прежде чем приподнять его лицо к своему. — Мне нужно сходить в туалет… — Мхм, — волк не сразу разбирает просьбу, и омеге приходится повторить ее несколько раз, прежде, чем до него доходит. Туалет? Да. Да. Хорошеньким омегам нужно писать. Но что мешает сделать это прямо здесь? Волк вполне себе обходится горячей маткой, куда сливает вместе со спермой, лишь бы не отрываться от своего занятия. Он озвучивает очевидное вслух: — Мочись прямо так. Щечки Чимина краснеют, подогреваются от смущения и стыда, и он куксит милое личико, надув пухлые губки. — Я не могу… Здесь… Мне нужно в туалет… — Ты писался на меня уже много раз, я не спущу тебя с члена, — волк недовольно рычит, тут же выпуская порцию подавляющих феромонов. И что за дерзкие омеги нынче пошли? Смеют диктовать условия в гон. Зарвавшиеся самки, забывшие свои места. Он напомнит. Чонгук резко вытаскивает член, ставя омегу раком и вновь врывается внутрь, тут же набирая стремительную скорость, чтобы тот испражнился как можно скорее и не ебал ему мозги своими глупыми неразумными просьбами. — Чонгук! — омега пищит, упершись ладонями в мокрую постель, потому что сдерживаться становится невозможным. Он чувствует, как киска расслабляется под натиском и удовольствием, что альфа дарит ей, и ссытся под себя, как маленькая девочка, подрагивая от стыда и смущения. Хорошо, что Чонгук поставил его спиной к лицу. — Вот так вот, вот так! — Чонгук улыбается, трахая омегу до громкого скрипа кровати и столкновения спинки со стеной. — Ты не слезешь с моего члена, пока не понесешь щенков! — он рычит, резко подаваясь вперед, и принюхивается к железе, но та все так же пахнет исключительно омегой. — Щенков, сучка! — он резко бьет по заднице, быстро долбя растраханную пизду и разбрызгивая злую слюну, пока рычит на всю комнату. — Почему ты до сих пор не понес?! — надсадный вой вырывается из горла одновременно с хлынувшей в матку кончой. — Ты должен зачать! Чимин, несмотря на грозный рык альфы, лишь сильнее насаживается на член, шлепаясь жирной задницей о его бедра. Он хнычет от удовольствия и пульсирует на члене, когда чувствует внутри сперму, и кончает сам, даже не притронувшись к своей маленькой измученной фасолинке. — У нас будет много щенков… — успокаивает он, сдаивая с члена всю сперму, лишь бы не упустить и капли. — Уж я надеюсь, — громко фырча, волк заталкивает узел как можно дальше, чтобы после завалиться прямо на стройную спинку. — Если не понесешь — не получишь метку и станешь опозоренным омегой. Чимин пыхтит под тяжелым телом, чтобы вытащить из-под него руки, поглаживая альфу по лицу, что вновь тычется ему в шею. Киска стала настолько разработанной и эластичной, что Чимин играет мышцами, сцеживая с узла как можно больше. Ему хочется есть и помыться, он голоден и устал, но послушно терпит и ждет, когда гон альфы сойдет на нет, чтобы тому стало легче.